Солнечный ветер

«Сова». Имперский фрегат 27-313 класса Angelus-Iustitia. Инспектор Викториам. Периферия двойной звездной системы Кеплер-47.

— Отказы от еды, общее угнетенное состояние, гормональный фон стабилен. Физиологические показатели в норме. Паразит прогрессирует. — Ойле произнес эту фразу тоном официального обвинителя. — Мак, она снова дурит. И, похоже, морочит нам голову. Я подготовил инъекцию...

— Нет! — Он даже не стал дослушивать. — Ойле, иногда, прежде чем вводить человеку разумному всякую пакость, можно просто поговорить.

— Ты снова ее покрываешь, Аверин! Я тебя не узнаю, капитан. Где твой трезвый взгляд на очевидные вещи? Или ты тоже повелся на ее кукольное личико и эти притворные слезы? — доктор внезапно взвился. — О чем мне с ней разговаривать? Предлагаешь беседовать по душам со всеми больными и тяжелоранеными? Бессознательные пациенты — особенно хорошие собеседники. А уж трупы...

— Не ерничай, — холодно осадил его Марк. — Ты сам только что докладывал: показатели в норме. Или мы теперь лечим несговорчивость? Тебя снова заносит. Приказываю предоставить мне полный отчет показателей Нэрис. Вместе с картой твоих назначений и выпиской о всех лечебных манипуляциях за последние пять дней. Всё, ты свободен.

— Ты ни разу не запрашивал подобного! — Ойле в ответ уже просто шипел. — С чего вдруг такая избирательность?

— Эта женщина — моя жена! Я несу за нее личную, персональную ответственность. — Терпение командира «Совы» стремительно истощалось. — В последний раз я объясняю тебе столь очевидные вещи. Исключительно по старой дружбе.

Их взгляды схлестнулись. Доктор опустил глаза.

Аверин молча развернулся и вышел. У входа в капитанские апартаменты он резко притормозил и выдохнул. Она все почувствует, нельзя заходить к ней таким взвинченным и злым. Воспоминания вдруг нахлынули бурным потоком. Юность, Земля, Академия. Когда Ойле начал отдаляться? Почему он так разительно изменился? Где та черта, что разделила друзей? Макар знал ответ на все эти вопросы. И малодушно отгонял от себя саму мысль и возможность признать очевидное...

Потом, все потом. Она ведь опять не поела, а в этом хрупком теле осталось не так уж много сил... Тонкая тропинка их отношений, пробитая в зарослях расовых и культурных различий, легко зарастала свежей порослью одиночества. Он кожей чувствовал, как они снова стремительно отдаляются. И ничего не мог с этим поделать.

Над ухом Аверина противно запиликал сигнал персональной связи. Вдох. Выдох. Нельзя срываться на нее из-за накопившейся усталости и злости. Макар избегал ее все эти дни. У него было слишком много проблем, и она не выдержит...

✦✧✦

— Нэрис, ну что у нас снова? — его голос был полон нервного раздражения.

— Зайди ко мне ровно на десять минут, — мне было очень сложно просить его об таком одолжении.

Тем более — я помнила, что эту нехитрую просьбу может услышать весь экипаж. Мне было противно и страшно.

Инспектор не ответил и отключил связь. Я заметалась по каюте. А если он все же придет? Как доказать ему свои страхи? Для него я — простая дикарка, ненужное приобретение, о котором он наверняка уже неоднократно жалел. Но... никто не заставлял его давать клятву заботиться обо мне перед лицом камня предков. И вступать в круг отбора.

— У меня мало времени! — усталый голос внезапно прозвучал прямо за спиной. Я вздрогнула, не удержала равновесия и чуть не упала. Макар тихо ругнулся, поймал мое неуклюжее тело, тронул рукой стенную панель и аккуратно усадил на тут же выдвинувшуюся кровать.

Со стороны это наверняка выглядело безобразно.

Будто я его соблазняю. У меня мучительно закружилась голова. Пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов.

Аверин молча наблюдал. Конечно, он мысленно меня проклинал.

— Хат инспектор... — я наконец заставила себя заговорить, но он раздраженно прервал меня:

— Макар. Мак, Кар, Макарий — зови как хочешь, я устал напоминать тебе свое имя.

— Рик, — выпалила первую же ассоциацию с ним.

Инспектор криво усмехнулся в ответ.

— Я надеюсь, ты звала меня не за этим? — прозвучало очень холодно.

— Нет, инспект... — он остановил меня взглядом. — Рик. Я прошу тебя больше не допускать ко мне вашего лекаря.

Инспектор удивился. Настолько, что на секунду задумался, вернулся ко входу в каюту и очень плотно закрыл дверь, включив всю защиту и все блокировки. Я молча наблюдала за ним. Он что, поверил мне?

— Ойле — наш врач, — он произнес таким тоном, каким обычно разговаривают с душевнобольными. — Твое состояние сейчас трудно назвать даже стабильным. Я не смогу тебе помочь.

Конечно, он не поверил. Что ему капризничающая дикарка? Эти люди считают себя чуть ли не богами. А я... так, глупое приключение.

Я сама не заметила, как заплакала. Мерзкие слезы! Только бы не увидеть на лице капитана брезгливое выражение. Или еще хуже — высокомерную жалость, как у отца.

Но Макар удивил.

Он подошел, вытер пальцами слезы и, взяв мою руку, сжал в своих ладонях холодные пальцы. Нежно потер их, согревая горячим дыханием.

— Рассказывай, все подробно и не опуская детали, — он присел рядом на корточки, оказался очень близко и серьезно вглядывался в мое лицо. — Даже если тебе это кажется глупым.

— Он трогал меня, — начала я тихо, но, увидев его поджатые губы, поспешно добавила: — не как лекарь, как... мужчина.

Аверин нахмурился. Потом прижал палец к виску, дождался тихого зуммера вызова личной связи (я уже научилась его отличать) и тихо проговорил:

— Игорешик, выдай-ка мне запись утреннего медицинского осмотра Нэрис. Я знаю, что у тебя его нет и быть не может, но я очень хочу. Только не эротическое. Пришли все прямо в ее каюту, на визор.

Уже через десять секунд я с нарастающим ужасом поняла, что за мной все это время наблюдали и эти кадры бесстыдно записывали.

Я мучительно покраснела, снова спрятала лицо в ладони и вырвала руку у капитана.

Какой стыд! Экраном каютного визора служила стена над кроватью, и на разворачивающихся кадрах я выходила из душа совершенно обнаженная, даже без полотенца!

Я застыла, дрожа от нахлынувшего смущения, краем уха слушая звуки видеозаписи. Капитан тоже напряженно молчал, некоторые кадры он пересмотрел два или три раза. Потом снова связался с таинственным Игорешиком.

— Изъять запись из хранилища, перекинуть ко мне на закрытые диски. Закрыть Ойле допуск в каюту Нэрис до моего особого распоряжения. Выполняй.

— Кэп... а желание? — пробормотал мужской голос.

— Пожелай, чтобы я прямо сейчас никого не убил. Постарайся быть убедительным! — Инспектор рявкнул так, что я подпрыгнула на кровати. — Выполняй.

Он замолчал. Прошла минута, другая. Напряжение нарастало, сгущалось, закручивалось в воздухе тугими спиралями. Что он теперь сделает? Вдруг сочтет меня падшей женщиной, совратившей его экипаж? От меня снова одни неприятности.

Он громко вздохнул, и его горячие мужские руки оторвали мои ладони от раскрасневшегося лица.

— Я не знаю, что говорить в таких случаях, — прозвучало неожиданно тихо. — И понятия не имею, что с тобой делать.

Я так и знала. Попыталась вырваться из его рук — не получилось. Рванулась с кровати — он поймал.

— Зато я понимаю этого гада, — лицо Макара стремительно приближалось, закрывая собой очертания комнаты. — И знаю, что с ним делать.

Его горячие губы накрыли мой рот, перекрывая возможность возразить. Темные глаза капитана стали похожи на бездну, в которой я безнадежно тонула. Его жадное прикосновение будто жалило, но к своему величайшему ужасу я не стала вырываться. Не захотела.

В такие моменты сознание только мешает. У меня был единственный шанс узнать его самую откровенную правду, ясно прочесть его чувства и мысли. Ощутить капитана Аверина. И я его не упустила.

Одно неуловимое движение моих губ в ответ, и он замер, будто не веря. Все вдруг изменилось. Его твердые мужские губы дарили мне мягкую нежность. Он надеялся, он боялся поверить. Опасался терять и любить. Мучительно боялся предательства, словно прося меня снова и снова: «Только не предавай меня!» Большое, светлое, глубоко раненное сердце мужественного и сильного человека. Очень красивое, сильное, яркое, как звезда.

Мы целовались неторопливо и чувственно, рассказывая друг другу свои грустные истории. Услышал ли он меня? Я очень надеялась. Но теперь уже поздно. Я никогда больше не смогу солгать ему, не сумею, скорее умру.

Сознание ускользало, тоненькой струйкой сливаясь в огромную реку грядущего чувства. Только бы не утонуть в нем, не захлебнуться.

— Нэрис! — сквозь пелену я услышала его встревоженный голос и улыбнулась. — Солнце! — он уже просто кричал.

— Не зови его, — прошептала из последних сил. — Я скоро вернусь, обними меня крепко.

И отключилась. Вот и мне дали новое имя.

✦✧✦

© Нани Кроноцкая 2023, специально для author.today