Соло на саксофоне

Костя надел плотный дождевик лимонного цвета, включил налобный фонарик и вышел под ночной ливень. Спустился по решётчатым металлическим ступеням, забежал под навес (второй этаж станции метров на пять выступал над первым и поддерживался стальными опорами), достал из пачки сигарету, закурил.

Дождь лил здесь практически всё время. Луж при этом, что любопытно, почти не оставалось. Как и не было на материке наземных рек и озёр. Вода просто уходила сквозь трещины в камнях куда-то под землю. Трещин здесь хватало. Как и камней. Весь материк – одни сплошные голые камни и скалы.

А вокруг – огромный океан, распластавшийся на три четверти всей поверхности планеты. И ещё какие-то острова на другом полушарии, но они экспедицию не интересовали.

В наушниках у Кости звучал джаз. Он любил вот так стоять, курить и смотреть на дождь под эту музыку, чувствуя себя героем старинного кинофильма, частным детективом, в контору к которому вот-вот постучится роковая красотка и попросит о помощи.

Под соло на саксофоне, давя гусеницами мелкие камни и суетливо моргая разноцветными лампочками, мимо прокатил бим-ремонтник. Следом за ним ехал маленький бим-электрик. Возле Кости он остановился и принялся отчаянно жестикулировать манипуляторами, указывая то на Костю, то в сторону укатившего товарища.

Костя нехотя вытащил наушник.

– Обнаружена поломка! Обнаружена поломка! – информировал его бим.

– Ну так послали бы сигнал Эдику! Это он у нас по ремонту. Ладно, щас…

Костя вытащил рацию.

– Пшшш… Пшшш…

– Эдик, приём! Тут поломалось что-то… Бимы суетятся.

– Пшш… Да, я в курсе. Один из генераторов глючит. Занимаюсь.

– Окей! – Костя выключил рацию. – Видишь, Эдик в курсе.

Бим удовлетворённо моргнул и отправился чинить генератор.

Костя вставил наушник обратно. Затянулся, пустил дымное колечко.

Бимы собирали станцию почти неделю. Участники экспедиции в это время жили на корабле. С тех пор прошёл почти уже месяц, корабль улетел, люди переселились на станцию, но мелкие неполадки, такие, как этот генератор, до сих пор случались.

На лестнице мелькнуло ярко-жёлтое пятно.

А вот и моя роковая красотка, улыбнулся Костя. Он снова вытащил наушник и отбросил в сторону сигарету, которую тут же подобрал возникший из ниоткуда и будто специально карауливший этот момент бим-уборщик.

Выглядела Рэйчел весьма примечательно – высокая, стройная, смуглая, с шикарными чёрными волосами и экзотическим разрезом глаз – мама её была японкой, а отец – двухметровым чернокожим то ли американцем, то ли англичанином – Костя всё время забывал.

– Я тебя совсем заждалась, – спустившаяся и подошедшая к нему Рэйчел лучезарно улыбнулась. Её лицо подсвечивал налобный фонарик, и в тенях улыбка выглядела, пожалуй, даже пугающе, но Костя точно знал, что улыбалась она лучезарно.

– Что слушаешь? – Рэйчел выхватила у Кости наушник и вставила себе в ухо. – Максвелл?

– Угу.

– Обожаю! Давай танцевать.

– Прямо здесь?

– А почему нет?

Она прижалась к Косте и взяла его руку в свою. Костя приобнял её за талию, и они закружились в медленном танце. По дождевикам, по камням вокруг и по станции стучали капли инопланетного дождя, звучал джаз, а немного в стороне, под навесом, не понимая, чего ожидать от странных людей, тихонько жужжал, перекатываясь туда-сюда, бим-уборщик.

– Пойдём к тебе или ко мне? – шепнула Рэйчел, когда мелодия стихла.

– К тебе. У тебя уютнее.

***

В каждой экспедиции должен быть специалист по контакту. Даже если основная цель экспедиции – разведка месторождений полезных ископаемых, а на всей планете нет никого и ничего, что ходило бы, бегало, лазало, ползало, плавало или летало, не говоря уже о каких-то следах цивилизации.

Костя не выбирал профессию. Можно сказать, она сама выбрала его, поскольку и папа, и мама его были специалистами по контакту, и с самого детства Костя летал с ними по далёким мирам и повсеместно видел разумных существ, причудливых и совершенно не похожих на человека – одна поющая бездна с Орфея-1 чего стоит… И цветы-гиганты с Фрейи-4, общавшиеся запахами – они Косте до сих пор снились, после того, как пытались своими бутонами то ли обнюхать его, то ли сожрать. Потом, когда наладили контакт, выяснилось, что всё-таки обнюхать, но Костя до сих пор сомневался.

В этот раз ему не снилось ничего.

Утром вместе с Рэйчел они спустились в столовую, где Рэйчел подсела к Марте, агроному экспедиции, – та, как обычно, пролистывала в коммуникаторе сообщения от друзей и родных и отправляла им свои. На орбите висел ретранслятор межзвёздной связи, задержка туда-сюда – около недели.

Косте никто не писал. Последнее сообщение – две недели назад от мамы: «Сыночек, рады, что долетел, жив-здоров. Ждём твоего возвращения». Что ж, ждать придётся не меньше года – это когда прилетит корабль с новой сменой, а ещё пару месяцев – полёт. Но он им ещё напишет. А они ему. Собственно, они ведь всё понимают – нет нужды писать что-то, как Марта, каждый день.

Костя сел напротив Эдика (тот кивнул), встретился взглядом с Рэйчел, подмигнул ей и улыбнулся – она улыбнулась в ответ.

В этой экспедиции, хоть ему и платили хорошие деньги, Костя откровенно скучал от безделья, и совсем бы уже полез на стену, если бы не Рэйчел, джаз и книги – перед отлётом он скачал себе целую библиотеку. Читал он и классику, и любимые детективы, и модные кибер-пьесы.

Бим-повар поставил перед Костей рассчитанный рацион на сегодня – яичница-глазунья, бекон, хлеб с маслом, апельсиновый сок.

– Ну, как вчерашний генератор? – вырезая желток из яичницы, спросил Костя у Эдика.

– Всё хорошо, запустили. Слышал уже про аномалию?

– Нет, пока не довелось. А что там?

Эдик выковырял из рыжей бороды квашеную капусту, отправил в рот.

– Да вот, говорят, дроны наткнулись на гравитационную аномалию. После завтрака вроде как поедем смотреть.

– О, что-то интересненькое! – Костя потёр руки в предвкушении.

Как раз в этот момент в столовую вошёл Нильсен, начальник экспедиции, похожий одновременно на Альберта Эйнштейна и Санта Клауса – в очках, с белоснежной бородой, растрёпанными волосами, в неизменных джинсах и свитере с ёлочками. Нильсен официально объявил о находке и озвучил список тех, кто едет смотреть аномалию. Костя в список входил. Как и Рэйчел с Эдиком.

***

Вездеходы ехали к месту сквозь пелену молочно-белого тумана. Видимость была ужасная – спасали разнообразные приборы и датчики, которыми машины были нашпигованы до отказа. Но ехать тем не менее старались осторожно.

Зато дождь прекратился. Впервые за месяц экспедиции.

Якоб, физик, надеялся, что к ночи небо расчистится и можно будет, наконец, увидеть сияние. Из-за особо устроенной магнитосферы небо здесь изобиловало сияниями наподобие земных aurora, только, со слов Якоба, ярче и красочнее. Хорошо их видно с орбиты – куда лучше, чем с укрытой тяжёлыми чёрными тучами поверхности.

– Мне, если честно, плевать, – сказал Костя. – Если, конечно, они не разумные, твои сияния.

– Может, и разумные… – хмыкнул Якоб.

Гравитационная аномалия выглядела странно. Её будто укрывал собой невидимый пяти-шестиметровый купол. Туман ползал, струился по этому куполу, пытался запустить внутрь белые щупальца, но тщетно.

Якоб подобрал и бросил в аномалию маленький камушек – тот моментально взлетел к вершине купола. Это оказалось заразно, и все тут же принялись раз за разом подбирать валявшиеся рядом камни, бросать их внутрь и смотреть, как они взлетают, бьются друг о друга, но при этом остаются висеть в воздухе. Со всех сторон слышались смешки и весёлые возгласы.

Нильсен, выбравшись из подъехавшего второго вездехода, велел прекратить «детский сад» и заняться делом. Вокруг аномалии тут же выросла гора различного оборудования – камер, регистраторов, анализаторов и прочего. Засновали туда-сюда под руководством Эдика бимы.

Рэйчел взяла Костю под локоть и уставилась на парящие в воздухе камни.

– Чудно́, – сказала тихо.

И тут Костя – то ли от накопившейся скуки, то ли решив покрасоваться перед девушкой – до конца он так и не понял, зачем это сделал – высвободил руку и прыгнул в аномалию сам.

Ему никогда ещё не было так легко и свободно. Несколько секунд полёта, затем тихий шмяк спиной о парящие камни.

– Вот это кайф! – Костя рассмеялся.

– Давай спускайся, – крикнули снизу.

– Сейчас! Надо ещё разобраться, как.

Он сделал несколько плавных движений брассом и, подплыв к стенке купола, медленно спустился по ней к товарищам.

Кто-то дружески похлопал его по плечу.

– Ну ты даёшь, – сказал Эдик.

Костя вновь рассмеялся.

За спиной загомонили, и он понял, что в аномалию прыгнул кто-то ещё.

Обернувшись, Костя увидел Рэйчел – она, блаженно улыбаясь, левитировала под куполом. Костя знал, что она чувствует то же, что и он минутой ранее – потрясающую, ни с чем не сравнимую лёгкость.

А потом Рэйчел посмотрела вниз, и Косте хватило лишь мгновения, чтобы понять – что-то не так. Она ещё продолжала улыбаться, но взгляд уже переменился.

– Спускайся! Немедленно! – крикнул ей Костя.

Рэйчел как-то неловко дёрнулась, а потом завизжала. Дико, не по-человечески. Что-то ломало и выкручивало ей руки и ноги под неестественными углами, да и всю её крутило и выжимало, будто постиранное бельё. Вниз сыпались кровавые брызги.

Костя бросился на подмогу, но аномалия в этот раз его не пустила – барьер стал перед ним непроницаемой стеной. Костя кричал и со всех сил колотил по этой стене, кто-то его оттаскивал, а потом…

Потом всё как-то стихло и схлопнулось. Аномалия исчезла. Совсем. Камни падали вниз, гулко стуча по скальной поверхности. Освободившееся пространство медленно заполнялось туманом.

А вместе с аномалией исчезла и Рэйчел.

***

Обратно ехали молча.

Уже на станции, в столовой, где собрались все участники экспедиции, Нильсен толкал какую-то речь, которую Костя не слушал. Он вообще ничего не мог и не хотел слушать и слышать. В случившемся Костя винил себя – ведь если бы не он… если бы он не прыгнул в эту чёртову аномалию, то не прыгнула бы и она, и была бы сейчас жива.

Весь оставшийся день Костя пил. Иногда включал джаз. И снова пил. Сознание его постепенно улетучивалось и разбивалось на фрагменты…

…Коридор. Марта жалуется ему на коммуникатор. Связь пропала. Кто-то говорит, неполадки с ретранслятором. Сообщение о происшествии на Землю отправить не получилось…

…Другой коридор. Костю тошнит. Потом он плачет и орёт на бима-уборщика:

– Это я виноват! Ты понимаешь? Я!

Бим убирает за ним наблёванное и ретируется…

…Лаборатория Рэйчел. Повсюду банки с зелёной жижей – там бактерии, у них какое-то название на латыни. Оно есть на банке, но Костя не может прочитать – буквы расплываются. Должно быть, освещение слишком тусклое. На местных скалах растут редкие кусты и лишайники, но кислород в атмосферу дают преимущественно вот эти ребята, из банок с размытым названием…

…Он снаружи, по привычке под навесом, хотя дождя нет… Курит и слушает Максвелла… Выкуривает всю пачку…

…Он в комнате Рэйчел. Там её фото с родителями. Какие-то записи, отчёты… И ваза с цветами. Откуда она взяла здесь цветы? Костя снова пьёт…

…Рэйчел приходит к нему во сне. Улыбается. Они занимаются любовью. Рэйчел шепчет: «Ты и я – одно… ты и я – одно целое». Затем из вазы вылезают цветы-гиганты с Фрейи-4 и пытаются Костю сожрать…

Проснулся он среди ночи от ярких вспышек света и жуткой головной боли. Еле заставив себя подняться, пошатываясь (пол всё норовил уехать из-под ног), Костя подошёл к маленькому круглому окошку, за которым прояснившееся небо переливалось всеми цветами радуги, озаряя и раскрашивая обычно серую и невзрачную каменную пустошь.

– Чудно́… – тихо сказал Костя сам себе.

Внизу он увидел тёмные фигуры выходивших смотреть на сияние. Он вышел и сам. И смотрел вместе со всеми, пока небо привычно не заволокло тучами.

***

– Док…ктор, – во рту у Кости пересохло и язык еле ворочался. – У вас есть что-нибудь от… ну вы понимаете… от похмелья? Чтобы облегчить… страдания… или лучше – забыться… провалиться в небытие?..

– В небытие – оно всегда успеется.

Доктор Деврадж Карапутр, благообразный интеллигентный пожилой индус с седыми усами, космический врач с сорокалетним стажем, повидал в этой жизни всякого. Он ободряюще похлопал Костю по спине и замешал для него в стакане плюющуюся пузырьками серую бурду. Велел выпить залпом.

Бурда была кисло-солёная и вонючая, но после неё Косте почти сразу полегчало. Головная боль отступила. Тело расслабилось.

– Хочешь – ложись, – доктор указал на койку. – Полежи. Поставлю тебе ещё капельницу.

Костя не возражал. Спешить было некуда.

Под капельницей его вновь стало клонить в сон. Доктор уселся за рабочий стол неподалёку и тихонько стучал по клавишам. Делал какие-то заметки.

Освещение в медблоке задрожало и на мгновение даже погасло. Косте так показалось, но уверенности не было – он и сам мог закрыть глаза на секунду.

– Генератор… – пробормотал доктор.

Что-то он ещё говорил, но Костя уже не слышал – он падал… падал в глубокий тёмный колодец… И где-то в вышине, в проёме колодца, моргали лампы медицинского блока… А ещё было мягко и тепло…

– Рэйчел! – Костя резко дёрнулся и подскочил. – Она там! Вытащите, вытащите, доктор!

Не дождавшись, сам выдернул капельницу – по предплечью вниз поползла капля крови.

Он бежал по коридору, потом по следующему… Поворот – скорее, наружу, туда, где снова чёрное небо и снова льёт дождь, будто вся планета плачет...

Рэйчел без сознания лежала на камнях у входа на станцию – замёрзшая, вымокшая. Комбинезон и дождевик разорваны в ключья. Тело – в синяках и ссадинах. Босые ноги стёрты в кровь.

Костя аккуратно подхватил её на руки, поднялся по металлической лестнице и двинулся обратно в медицинский блок.

По дороге он встречал людей и слышал их удивлённые вздохи, возгласы и перешёптывания.

– Как? Откуда?

– Не знаю… – отвечал им Костя. – Не знаю.

Ему всё не давали покоя её посиневшие губы.

***

В кабинете Нильсена в первую очередь бросалась в глаза причудливая композиция в восточном стиле – фонтанчики, лесенки, башенки, карликовые деревья, и посреди всего этого сада – маленькая белолицая девочка с широкой улыбкой и, кажется, в кимоно – в какой-то корейской или японской национальной одежде.

– Подарок от дочери, – сказал Нильсен.

Японская девочка напомнила Косте о Рэйчел, которую он оставил в закрытом карантинном блоке под присмотром доктора Карапутра. Кажется, она согрелась – лицо обрело естественный цвет, но в сознание так пока и не пришла…

– Как ты узнал? – спросил Нильсен.

– Понятия не имею… Просто знал, вот и всё.

Шеф задумался.

– Скажи, это может быть контакт?

– Кхм… Да, – неохотно признал Костя. – Может.

Опыт говорил ему, что контакт может принимать абсолютно любую форму, хотя сам он и надеялся на редкое природное явление – гравитация, телепортация… Рэйчел, судя по всему, шла до станции много километров…

– Я поясню. Дела наши, откровенно говоря, плохи. Ретранслятор второй день не работает – на Землю отправить отчёт мы не можем. Пока они ещё заметят – лететь им два месяца… У нас проблемы с генераторами, а значит и со всеми системами станции…

– Так ведь бимы же чинят…

– Проблемы и с бимами. Они выходят из строя по неизвестной причине. Эдик пытается разобраться.

– Чёрт…

– Костя, я не давлю. Нам всем хочется надеяться, что это магнитная буря или ещё что-то – короче говоря, явление временное, но если это контакт, то действовать нужно быстро. И действовать нужно тебе в первую очередь. С моей стороны, со стороны персонала станции – можешь рассчитывать на всестороннюю поддержку.

– Понял, шеф. Нужно подумать.

– Думай быстрее.

Костя вздохнул. Ему сейчас жизненно был необходим совет родителей. А связи с ними не было.

***

– Дерьмо! Не понимаю! – Эдик ковырялся во внутренностях бима. – Всё исправно, всё должно работать, но какого-то хрена – не работает!

Костя подобрал валявшуюся рядом стальную табличку.

«Робот БМ-14. Электрик. Произведено: КБ Богданова-Марышева, Земля-РФ-Тула, 2276г.»

Дальше мелким шрифтом шли технические характеристики. Костя отбросил табличку в сторону.

Вокруг, по всему ремонтному отсеку лежали с десяток выпотрошенных бимов.

– И это ещё не все. Двое у меня в подсобке. И возле генераторов. Поначалу-то они сами друг друга таскали, теперь приходится мне. Ни черта не успеваю!

В подтверждение его слов погас свет. Сразу стало как будто тише.

– Сейчас должно перезапуститься, – понизив тон, сказал Эдик.

– Да уж…

Лампы стали одна за одной зажигаться, но светили теперь как-то тускло.

– О! – воскликнул Эдик. – Вроде что-то получилось. Возьми там фонарик, подсвети.

Костя подошёл к большому столу, заваленному инструментами, нашёл среди них фонарик, обернулся к Эдику. Бим наконец-то стал подавать признаки жизни – замигал лампочками, зашуршал динамиком. Эдик подкрутил что-то, и из динамика стало слышно: «…поломка! Обнаружена поломка!»

– Сам вижу! – Эдик рассмеялся. – Сейчас починим, сейчас пойдёт дело.

Бим медленно пошевелил манипуляторами вверх-вниз, а потом резко проткнул Эдику рёбра. И ещё раз. И ещё. А потом сломал ему шею.

– Обнаружена поломка! Обнаружена поломка!

– Твою мать! – заорал Костя.

Огляделся по сторонам. Схватил со стола с инструментами монтировку и принялся колотить ей спятившего бима, пока тот не заткнулся и не вырубился вновь.

Образовавшуюся на несколько мгновений тишину стали нарушать жужжание, скрежет, лязг металла. Бимы поднимались один за одним. «Пчччломччка!» – произнёс лежащий перед Костей бим-электрик.

«Бежать. В медблок. Рэйчел я им не дам».

Выбежав в коридор, он зажал дверь в ремонтный отсек монтировкой – вряд ли задержит надолго.

И тут опять погас свет. Лишь аварийный красный – из открытой двери в другом конце коридора. Оранжерея. И всхлипывания оттуда.

– Марта? – крикнул Костя, приближаясь. – Это ты?

Марта плакала над грядками. Растения были вывернуты с корнями. Многие лежали на полу.

– Он живой. Он пустит корни. Главное – хорошо поливать. И удобрять.

Она гладила какую-то тыкву.

– Он придёт в себя.

– Марта?

И тут Костя понял, что это не тыква, а голова физика Якоба. И что на грядках повсюду лежат головы работников станции.

Костю стошнило. Марта, услышав, подняла взгляд.

– Это не я… Я не хочу…

С этими словами она с хрустом оторвала себе голову, положила её на грядку, нежно погладила, полила из стоявшей рядом лейки и повернулась к Косте.

Он бросился наутёк. Прочь из этого ада.

Он слышал, как где-то позади безголовое тело, не пройдя и нескольких шагов, глухо повалилось на пол, но всё равно продолжал бежать.

Зажёгся тусклый свет.

Костя забежал за поворот и...

Рэйчел стояла перед ним, живая и здоровая, смотрела на него изучающе.

– Знаешь, у вас странные тела, – сказала она каким-то потусторонним голосом.

– Что?

– Раньше здесь было много жизни, но однажды мы решили стать одним. Хочешь увидеть, как я выгляжу на самом деле?

Костя на миг подумал, что ослеп. Не дожидаясь ответа, она превратилась в миниатюрное сияющее солнце. А потом – снова в Рэйчел.

– Наши тела легко сращиваются, а ваши – нет. Никак не получалось. Но теперь я понимаю.

Костя лихорадочно вспоминал. Контакт. Равноправие. Партнёры. Корабль! Через два месяца сюда прилетит корабль, а тут она.

– Очень много лет меня никто не тревожил. Много ваших миллионов лет. А потом ты решил полетать. Гравитационная аномалия. Смешной экземпляр. Хочу тебя в коллекцию. Мы станем одним целым. Ты и я… И потом все вы.

Её лицо исказила гримаса боли. Из глаз потекли слёзы. Зелёные слёзы.

– Костя, беги, пожалуйста.

– Рэйчел?

– Спасайся.

– Нет, нет. Я тебя не брошу. Рэйчел!

Смуглое лицо, странно кривляясь, вновь приобрело какое-то надменно-отстранённое выражение.

– Это был сюрприз, – вернулся потусторонний голос. – Вы же любите кислород?

Она ткнула себя пальцем в глаз, размазала зелёную массу по щеке.

– Теперь я могу производить его сама.

– Ты была в лаборатории Рэйчел?

– Лаборатория? Эти малыши тут повсюду. И теперь они – часть меня… Знаешь что? Твоя Рэйчел слишком много болтает. Что это за Максвелл? Хочу послушать.

Костя пытался соображать, придумать выход, но все мысли из головы куда-то улетучились. Тогда он вытащил из кармана плеер.

– Это не для тебя. Для неё.

Включил музыку. Вставил себе в ухо один наушник. Второй протянул ей.

Существо скривило губы Рэйчел в ухмылке.

– Потанцуем?

Оно… она прижалась к Косте и схватила его руку. Костя хотел отстраниться, но почувствовал, как её кожа прорастает сквозь его одежду, как они сливаются и становятся одним. На секунду он, кажется, увидел Рэйчел. Она плакала, и из глаз её текли зелёные слёзы.

Последним, что Костя услышал, было соло Максвелла на саксофоне.