День у Нацу как-то не задался. Началось всё, когда он пришёл в гильдию. Обычно шумные маги, сегодня вели себя на редкость тихо. Неуёмная энергия огненного мага требовала выхода, но ни одной драки за весь день так и не случилось. Даже Грей никак не реагировал на подначки друга. Нацу никак не мог понять, почему вдруг стало тихо, откуда в гильдии образовалось столько "сладких парочек", и куда делся боевой дух его товарищей? А самое обидное заключалось в том, что он сам остался не у дел. Даже предатель Хэппи больше времени стал проводить с Шарли и Лили, чем со своим лучшим другом. Конечно, Нацу дураком не был и всё прекрасно понимал, да и ребенок, коего в нём видели друзья давно уже вырос, но... Обидно же, блин!.
Доска с заданиями тоже ничем не порадовала. Самые хорошие предложения работы уже разобрали, а за мелкую невысоко оплачиваемую шушеру он браться был не намерен.
В добавок ко всему, Люси сегодня в гильдию не пришла. Она заранее попросила себе выходной, чтобы немного поработать над своим романом. Без заклинательницы духов ему было и так тоскливо, а притихшие товарищи вообще вызывали желание одолжить у Альзака пистолет и пустить себе пулю в лоб.
В общем, сейчас Саламандр шёл на свое дежурство у постели подруги. С недавних пор он приходил к ней каждую ночь и смотрел, как она спит. Просто сидел рядом с кроватью, прямо на полу, и смотрел на мирно спящую девушку. Такую красивую, такую желанную... Иногда он засыпал сидя, и утром напарница будила его воплями возмущения. Её полное негодования лицо было таким милым... Но чаще Нацу уходил ещё до рассвета, чтобы лишний раз не давать повода для обиды. Парень шёл по ярко освещенным улицам города и думал о ней... Люси. Только Боги знают, каких трудов ему стоило сохранять маску маленького ребенка перед ней. Он так её любил, он так её хотел. Он боялся разрушить дружбу, поэтому приходил ночами любоваться сонным умиротворением на её лице, слушать в темноте её размеренное дыхание, ловить каждое движение любимого тела, и молить всех Богов и демонов, чтобы он всегда мог быть рядом, пусть и всего лишь как друг.
Привычно запрыгнув в окно комнаты своей подруги, Нацу пожалел, что пришёл этой ночью. В нос ему ударил сладкий запах мёда. Аромат был настолько густым и насыщенным, что казалось, он стал осязаемым. Он обволакивал, манил, заставлял тонуть в себе, оставлял горьковатое послевкусие. Мёдом пахла Люси. Нацу любил её запах, но сегодня этот запах сбил его с толку. Было в нём что-то новое, что заставляло парня дышать чаще, вызывало в его теле отклик возбуждения. Волшебник мягко подошёл к кровати любимой девушки и опустился на колени. Она спала беспокойно. Покрывало сбилось на пол, светлая ткань простыни была смята, светлые волосы разметались по подушке, на лбу заклинательницы выступила испарина, а сама она стонала во сне. Нацу, решивший, что подруге снится кошмар, подался вперёд, чтобы разбудить её, но замер, не закончив движения. Блондинка, словно почувствовав его присутствие, повернулась, обняла его за талию и прижалась грудью к его животу.
— Ммм... Нацу... Пожалуйста, Нацу....
Сам парень стоял, как громом пораженный. Тоном, которым Люси произнесла это "пожалуйста", обычно просят не останавливаться. И... он снится ей? Его она просит: "Пожалуйста"?.
Нацу шумно сглотнул. Мысли в его голове, словно издеваясь, играли в чехарду. Он должен уйти. Прямо сейчас он должен отстраниться, встать и уйти. Иначе... иначе он потеряет контроль над собой. Запах мёда накатывал удушливыми волнами, оставляя после себя горечь. Грудь блондинки продолжала прижиматься к его животу, будоража всё тело. Нацу продолжал стоять и смотреть. Он видел лёгкий румянец на щеках подруги, он видел капельки пота, стекающие по её лбу и шее, он видел приоткрытые полные губы, манящие их поцеловать. Он старался сдержаться, он уговаривал себя отвернуться, не смотреть,уйти от этого сладкого наваждения, бежать, пока не поздно. Он склонялся все ниже, повинуясь приказу этих губ, пока не поймал ртом прерывистое дыхание волшебницы. Нацу слегка коснулся своими губами губ Люси, которая неосознанно повернула голову, подставляясь под поцелуй. Парень не мог заставить себя разорвать это нежное прикосновение. Да, и не хотел, если уж быть откровенным до конца. Он уже ненавидел себя за свою слабость, но с радостью поддавался ей. Язык волшебника прошелся по губам заклинательницы и встретился с её языком. Ощутив ответ, Нацу углубил поцелуй и задохнулся в очередной волне медового дурмана, исходящего от тела любимой. Повинуясь инстинкту, волшебник отстранился и перебрался с пола на кровать, легонько толкнул Люси в плечо, от чего она перекатилась на спину, и припал губами к торопливо бьющейся жилке на её шее. Он вдыхал медовый аромат своей партнерши, сцеловывал его с её кожи губами, слизывал языком. Руки Саламандра, не слушая слабеющий голос разума, исследовали чувственное тело девушки, мяли её пышную грудь сквозь ткань лёгкой шелковой пижамы, гладили плоский живот и округлые бедра. Губы Нацу прочертили дорожку из поцелуев от шеи к ключице, а затем к краю шелковой ткани, скрывающей грудь Люси. Парень нетерпеливо задрал сорочку, и его взгляд замер на нежных бутонах её сосков. В обманчивом лунном свете, льющемся из окна, они казались густо фиолетовыми. Волшебник опустил голову к груди девушки и коснулся одного из сосков сначала языком, а потом и губами....
Люси никак не могла вынырнуть из удушливого сладострастия своего сна, в котором Нацу её любил. Ей было душно в этом сне, тело сводило судорогами удовольствия, когда его руки проводили по груди, а губы рисовали затейливые узоры поцелуев по её телу. Когда Саламандр коснулся пальцами её промежности сквозь ткань шорт, девушка окончательно проснулась и обнаружила, что реальность мало отличается от сна. Те же пальцы, ласкающие внутреннюю сторону бедра, те же губы, сводящие её с ума, тот же тугой узел желания, угнездившийся в низу живота. Первым порывом Люси, после осознания происходящего в яви, было закричать, оттолкнуть друга, ударить, но вместо крика из груди вырвался лишь сладостный стон, а возбужденное тело отказалось повиноваться разуму, лишь теснее прижимаясь к мускулистому торсу уже не друга... Любовника? Нет, для неё, в первую очередь, любимого. Разум лениво отмечал, как её непослушные руки мнут ткань его жилетки, тянут её с плеч, как они притягивают его голову, как не менее непослушные губы тянутся за поцелуем, обжигающим на столько, что блондинка практически теряет сознание. А потом где-то совсем рядом раздаётся его хриплый голос:.
— Боги! Люси, как же я тебя люблю!.
Нацу казалось, что если заклинательница проснется, он сможет остановиться. Он надеялся, что сможет удержать себя в руках. Надеялся до последнего, пока не поднял взгляд на лицо любимой и не увидел в её глазах цвета молочного шоколада желание. Она хотела его. Он не знал, понимает ли волшебница, что все происходит на яву. Он не знал, простит ли она ему эту ночь. Всё, что он сейчас понимал, это то, что он не сможет остановиться, пусть даже за окном произойдет глобальный армагеддец. Мозг Нацу уже не работал, он уже не осознавал, что стянул с ног волшебницы пижаму, что сама Люси сняла с него жилетку, что теперь они вдвоём борятся с застежкой его шаровар, при этом не разрывая поцелуя. Разум покинул его под натиском их общего вожделения, которое, казалось, пропитало все его существо, и вернулся неожиданно резко, почти болезненно, вместе с болезненным всхлипом его обожаемой, его желанной, его сладкой Люси. Саламандр замер, ощущая как окружающий медово-пряный мир пропитывается соленым запахом крови. Теперь дружбе точно конец. Огненный маг с ужасом смотрел как из любимых глаз текут соленые капли слез, как любимое лицо искажает гримасса боли... Он закрыл глаза, не в силах поверить, что сделал ей больно... Прошла, наверное, тысяча лет, прежде чем ласковая ладонь Люси коснулась щеки Нацу, а её губы коснулись его губ. От неожиданности волшебник дернулся, от чего девушка застонала. Этот стон вновь был полон удовольствия и страсти. Он осторожно толкнулся в неё, и она опять застонала. Потом ещё движение, и ещё, и ещё. С каждым новым толчком её стоны становились громче, а его желание сильнее. Быстрее и сильнее. Оно становилось все жарче, и Нацу горел. Горел как никогда. Горел до полной потери самого себя....
Реальность для Люси сжалась в её маленькой комнате. Слова "время" и "пространство" потеряли всякий смысл. Для неё остались существовать только его руки, его губы, его тело и желание. Она тонула в ласках Нацу, в его хриплом голосе, шепчущем нежные глупости, в его движении, приносящим новые ощущения. Она тонула в чувстве наполненности. Она тонула в собственном возбуждении. Заклинательница духов задыхалась в общей на двоих страсти. Тянущий узел в низу живота превратился в жаркий клубок, растекшийся электрическими разрядами к кончикам пальцев на ногах, выбивший последние крохи воздуха из легких и взорвавшийся мириадами звёзд в голове. Последнее, что запомнил тонущий в водовороте обморока разум, это довольный рык знакомого голоса и тяжёлое дыхание, обжигающее её шею....
Шаловливый солнечный луч бил в лицо. От его нетерпеливой пляски не было никакой возможности избавиться. Мир проступал сквозь сон запахами и звуками. Щебетанием птиц за окном, криками ребятни, топающей по камням мостовой, запахом свежей выпечки и зазываниями продавца кондитерской, расположенной неподалёку, мирным дыханием любимой женщины, чья голова покоилась на его груди....
— Нацу, мне ночью показалось...
— Не показалось. Спи.
Грубый ответ, продиктованный страхом.
— Нацу, дослушай, а! Мне приснилось, что ты признался мне в любви!.
— Не приснилось...
Вот сейчас оковы сна спадут с Люси, она все вспомнит и возненавидит его.
— Нацу, я... тоже тебя люблю.
Вздох облегчения слышно, кажется, даже на другой планете. На его лице расцветает счастливая улыбка, руки притягивают золотоволосую фею ближе, и он шепчет прямо в её приоткрытые для поцелуя губы:
— Я знаю...