Сон про не-сон

«Поистине, сон не есть не-сон, а не-сон не есть сон. Итак, не про сон сказать, что это сон, - всё равно, что про сон сказать, что это не сон. Говоря коротко, про не-сон - сон, или сон - про не-сон…»

(из фильма «Волшебная лампа Аладдина», СССР, 1966)

- Урусова… - при упоминании этой фамилии голос босса прозвучал утомлённо.

- Я за неё, - с неохотой поднялась со своего места красивая, высокая и крепкая женщина, возраст которой было определить непросто: с одинаковым успехом можно было дать ей и двадцать лет, и тридцать пять, а сколько ей было на самом деле, я не знал.

- Вы вчера опять ушли с работы раньше положенного времени, а сегодня опять опоздали. На целых десять минут. Вы представляете, сколько могли бы сделать полезного для нашей конторы за эти десять минут? – патетическим тоном произнёс он.

- Представляю: могла бы выпить лишнюю чашку чая с пирожным, - дерзким тоном ответила она.

- Как Вам не стыдно, Урусова! Вы считаете, что все, кто соблюдают трудовую дисциплину, не опаздывают и не уходят с работы раньше времени, даже если управились со всеми делами, не приносят никакой пользы? – босс, по всей видимости, был поражён её дерзостью не меньше, чем я.

- А что Вы подразумеваете под пользой? – голос Урусовой прозвучал удивлённо.

- Ну, это… - босс слегка растерялся, но достаточно быстро нашёлся, - соблюдение трудовой дисциплины – несомненная польза.

- Ах, ну да, конечно же, простите: я забыла о том, что у нас со смежниками заключен договор о соревнованиях по поеданию пирожных, - прозвучало со стороны закоренелой нарушительницы дисциплины ещё более дерзко, чем до этого.

- Ну, знаете ли, Урусова! – лицо босса покраснело, но одновременно с этим тон вдруг стал ехидным. – Вы читали Постановление о нарушениях трудовой дисциплины от 24 февраля сего, 2034 года, когда всем сотрудникам давали его под подпись?

- Читала, - Урусова тоже покраснела. – И знаете, что я тогда подумала? То, что оно неспроста было принято именно в этот день – в день, когда принимавшие его ещё не пришли в себя после Дня защитника Отечества.

- К столу! – рявкнул босс, лицо которого приняло цвет варёного рака.

Урусова неторопливо, но на удивление спокойно подошла к столу, подвернула униформенную юбку и легла животом на стол, выставив всем на обозрение почти неприкрытые крошечными трусиками ягодицы. Я не в первый, конечно, раз видел женский зад, но этот был действительно великолепен, а особую пикантность выставленному на всеобщее обозрение зрелищу придавало родимое пятнышко на левой ягодице Урусовой. Зад был настолько великолепен, что я почувствовал, как в моих брюках стало тесно. Настолько тесно, что я был вынужден прикрыться папкой, которую держал в руках, чтобы никто не заметил…

- Какой славный «дружок»: хозяин ещё не проснулся, а он уже готов… - услышал я сквозь сон и распахнул глаза: я лежал на спине, а Урусова говорила это, стоя надо мной на четвереньках. Я застонал в сладостном предвкушении продолжения того, что было перед тем, как я заснул…

- У меня ещё никогда не было такого великолепного любовника, - произнесла она после того, как мы отдышались.

- Это твоя заслуга – с другими женщинами у меня всё было гораздо хуже, - я был настолько счастлив, что не постыдился признаться в этом факте.

- Ты всё ещё не узнал меня? Твой «дружок» уже давно узнал, а ты всё ещё нет? – удивилась она.

Я посмотрел на неё удивлённым в ответ взглядом: я был готов поклясться чем угодно, что никогда раньше не занимался с ней сексом, несмотря на то, что женщин в моей жизни было не так уж и мало.

- И Причерноморск не помнишь? – она продолжила удивляться.

- Причерноморск? Я был там только раз, в детстве, с мамой… - пробормотал я и вдруг всё вспомнил.

В памяти всплыл забор частного дома, в котором мы с мамой снимали комнатку, разделявший соседние дворы. Именно из-за него, из-за этого забора, я услышал стариковский голос:

- И зачем ты в это ввязалась? Неужели не понимаешь, что это опасно?

- Они говорили, что я буду не Урусовой, а ТрУсовой, если не сделаю этого! Или даже ТрусОвой! – оправдывался голос девчонки.

- Ах, не Урусовой, а ТрУсовой или даже ТрусОвой? – в голосе старика прозвучала ирония.

- Да! А моя фамилия, между прочим, очень древняя: Урусовы произошли от военоначальника Едигея Мангита, одержавшего много побед и владевшего ногайскими землями Золотой Орды, чьим потомком и был Урус, заключивший договор дружбы с Иваном Грозным! – выпалила девчонка.

Я непроизвольно нашёл в заборе щель, чтобы увидеть обладательницу древней фамилии, несмотря на то, что ни о ком, кроме Ивана Грозного, из перечисленных ею людей никогда не слышал: девчонка, одетая в яркую футболку, короткие джинсовые шортики и бейсболку козырьком назад, выглядела года на 2-3 старше меня.

«Откуда она так много знает? Неужели всему этому в школе и меня будут учить?» - успел растерянно подумать я за мгновенье до того, как услышал адресованный ей вопрос старика:

- И часто тебя, потомок Уруса, за твоё поведение твой отец розгами сечёт?

- Только ремнём, - голос девчонки сразу погрустнел, - мы же в большом городе живём.

- Тогда, если ты не ТрУсова и не ТрусОва, а Урусова, не трусь и сейчас, а снимай штаны и ложись на лавку, на которой ещё твоя мать в своё время, когда не была ещё Урусовой, лежала под моими розгами.

«Что? Он её сейчас будет пороть розгами? По голой попе?» - я не верил в то, что сейчас увижу. И увидел, как она неторопливо, но спокойно, спустила шорты и трусы и легла на скамейку. Именно тогда я в первый раз и заметил это родимое пятнышко на левой ягодице.

- Теперь вспомнил? – прервала мои воспоминания Урусова.

- Угу… - я кивнул.

- А я тебя сразу вспомнила: ещё тогда успела заметить, как у тебя за забором чуть шорты не лопнули при виде моей голой задницы! – она хихикнула.

- В первый раз тогда было, - смутился я.

- «Вскочил» в первый раз? – поинтересовалась Урусова.

- И «вскочил» в первый раз, и порку в первый раз увидел, и вообще девчачью попу… - признался я.

- И самого до того дня не пороли? – задумчиво спросила она.

- Ни до того, ни после, - сам не знаю почему, но врать ей я не мог. – Мама несколько раз грозилась, но так и не выпорола.

- Непорядок, - Урусова поднялась с кровати и начала одеваться.

- Что именно? – не понял я.

- Княжна Урусова не может быть трУсовой любовницей.

- Я не трус! – возмутился я.

- Тогда одевайся, а я побуду твоей мамой и восстановлю справедливость, - очень просто, по-домашнему, пояснила она.

- Зачем одеваться-то? – спросил я, оттягивая своё решение.

- Сначала я тебя хорошенько отругаю за то, что ты подсматриваешь за девчонками, а уж потом велю готовить попу. Заставить себя её оголить и есть самое трудное, а для того, чтобы потом орать от боли – много смелости не требуется. Розог у меня, правда, нет, но на первый раз и ремень неплох будет, - тем же тоном продолжила Урусова…

На этот раз проснулся я от хорошо знакомого звука. Это был храп жены, у которой не было пятнышка на левой ягодице. Она никогда не подстрекала меня на то, что называла излишествами и извращениями. Она считала секс необходимым злом для повышения демографии, но она была дочерью босса – того самого, что сегодня в моём сне собирался выпороть Урусову.

Я едва сдержался, чтобы не завыть от отчаянья: «Урууууууусова, ты гдееееее?»