Сон в летнюю ночь

Глава 1

Неприкаянный

Она стояла посреди леса. Её рыжие волосы закрывали её тело вплоть до колен, но он почему-то точно знал, что одежды на ней нет. В голове будто был вакуум – никаких звуков не слышалось, никаких мыслей, кроме одной, не возникало. Он смотрел на неё и ждал, что произойдёт. Нимфа, а иначе он никак не мог её назвать, вдруг медленно подняла руку и поманила его к себе. Да, его, и никого другого. Вокруг них никого нет. Вот он, этот момент, который он так долго ждал! Вот оно – счастье, он и она, никого вокруг и её манящий взгляд, и жест. Но почему тогда он испытывает не счастье, не любовь или даже желание? Почему его шею сдавливает петля? Почему сердце его вот-вот остановится?

Он шагнул навстречу нимфе, но не ступил на землю, а провалился сквозь неё. И последней секунды ему хватило, чтоб увидеть на дне ямы заострённые колья...

Влад вырвался из паутины сна с глубоким вздохом. Образы и чувства засели в его голове и отчётливо отпечатывались в памяти. Давно он не испытывал таких ярких чувств и такого точного отображения того, о чём он думал последние месяцы. Наконец, когда пульс его пришел в норму и спазм отпустил душу, Влад Сухов провёл рукой по колючей голове, которую недавно подстриг по армейскому стандарту, под три миллиметра, посмотрел в окно, где ярко светило солнце и подумал, что день сегодня будет отвратным. На компьютерном столе (без компьютера) лежали тетрадки и книга про греческую мифологию. Оттуда-то наверняка и пришел образ лесной нимфы, чтоб её. Влад снова прогнал перед взором сцену сна, но уже заметил, что помнит её иначе и таких же противоречивых мерзких ощущений она не вызывает. Влад жалел, скорее, что всё закончилось волчьей ямой, а не чем-нибудь более приятным. Лучше бы сны вообще ему не снились...

В дверь постучались.

– Я надеюсь, ты уже не спишь? – донёсся мамин голос.

– Нет! Ща выйду!

– Завтрак стынет! Торопись, мы скоро уезжаем!

Влад не хотел никуда вставать, не хотел никуда ехать, но обстоятельства сложились как нельзя хуже. Пока он одевался, в голове проносились последние события месяца. Мама узнала, что у неё ранняя стадия онкологии и надо сделать операцию и как можно быстрее. Ей повезло, что в одной из больших клиник Москвы запросто удаляют подобного рода опухоли и, более того, первую операцию ей могут провести уже через месяц. И вот, подходил срок, мама уедет на пару недель в столицу, а сына отправит в детский лагерь. Господи милостивый, поехать на две недели в детский лагерь к соплякам, когда тебе вот-вот исполнится шестнадцать! Влад был в ужасе, когда узнал о своей участи – оставить его одного в доме мама не решилась, а никого из родственников давно не было в живых: отца Влад в помине не знал, старших родственников тем более, они умерли ещё до его рождения от той же онкологии (зато мама, зная об этой их семейной предрасположенности, вовремя выявила свою опухоль). Итак, последние две недели августа Влад проведёт в детском загородной лагере, среди малолетних школьников и бездарных ровесников.

Жизнь – боль...

– Что за дурацкая причёска? Будто в армию собрался.

Мама стояла над плитой и смотрела в жерло кипящей турки.

– Уж лучше в армию... – выдохнул Влад, садясь за яичницу, напичканную последними продуктами, что оставались в холодильнике.

– Ага, нефиг тебе там делать. – Мама повернулась к нему и смотрела пылающими глазами. – Знала я случаи, когда сыновья в армию идут, а обратно – на костылях возвращаются! Будет мне радость, с единственным сыном...

Вдруг она услышала шипение, вздрогнула, схватила и подняла турку, из которого убежала добрая половина кофе.

– Рассеянной у тебя мать стала. Стареет.

Влад слышал подобные слова уже не раз и уже только улыбался им, не пытаясь опровергать.

Через час они уже сидели в машине. Мамины вещи были собраны в багажнике, а пузатый рюкзак Влада лежал на заднем сидении. Первым делом мама привезет его в лагерь, а затем, той же дорогой, поедет в Москву. Часов двенадцать пути, и она уже будет в больнице, под наблюдением врачей. Влад поэтому и не переживал относительно диагноза матери и воспринимал её поездку легко. А вот своё путешествие ему казалось пыткой. Он думал, что достаточно взрослый, чтоб остаться дома одному. Но мама боялась, что Влад не справится с бытовыми делами (Влад, к своему стыду, признавал, что это опасение было небеспочвенным...) и вместо подготовки к новому учебному году будет водить друзей на вечеринки.

И самое обидное заключалось в том, что она была права.

Выехали за город, проехали по пустующему шоссе. Влад всматривался в каждую придорожную вывеску с названиями деревень или дачных посёлков, и, каждый раз видя, что следующий поворот не ведет в лагерь, он с радостью осознавал, что ещё чуть-чуть он будет «свободным». Но вот, впереди показалась вывеска с названием лагеря. «Эпитемей», висело над дорогой ненавистное имя. Именно его-то, брата Прометея, Влад и искал вчера в сборнике греческих мифов.

Въехали на лесную дорогу, по которой, казалось, проехали бульдозеры: настолько волнообразной она была. До лагеря оставалось совсем ничего: вывеска гласила, что до его ворот остается менее километра. Но ехала их маленькая машинка этот километр минут пятнадцать.

Наконец, впереди, параллельно дороге показался высокий зелёный забор и макушки зданий. Проехали ещё немного, и впереди Влад заметил КПП со шлагбаумом и круговой разворот. А подъехав ещё ближе, Влад увидел фигуру, которая заставила его оробеть и вообще забыть о том, куда и зачем он едет.

Рядом с КПП стояла девушка в зелёной футболке с эмблемой лагеря и в желтых шортах (по типу скаутовских). Но Влад забыл обо всём, потому что увидел её кудрявые красно-рыжие длинные волосы, точь-в-точь, как у девушки из его сна. Даже лицо её, покрытое веснушками, и маленький нос, и голубые глаза, всё будто было списано из мечтательного образа. Влад не сводил с девушки взгляда до тех пор, пока машина, наконец, не остановилась.

– Пойдём. Передам тебя компетентным людям. – Мама отстегнула ремень и вышла из машины. Влад сделал то же самое, но менее решительно. Будто ему предстоял выход в открытый космос. Ну, в какой-то степени, так оно и было.

Влад вышел к вожатой, с которой уже беседовала мама. На футболке висел бейдж с её именем. Лия – было написано идеальным каллиграфическим почерком.

– ...он уже взрослый, так что... Ну, вы понимаете, ему не нужны всякие детские игры и глупости.

– Мама... – стыдился Влад.

– Ну извини, извини, – бросила мать. – Просто держите его в поле зрения.

– Постараемся, – прозвучал звонкий голос вожатой, который как нельзя кстати гармонировал с её внешностью.

– А где рюкзак, а? – спросил мама, и Влад только сейчас понял, что не взял его.

– Ща.

– Давай быстрее!

Мама села в машину – та тронулась и сделала оборот по кругу. Мама махнула Владу рукой и направила авто по волнам дороги. Влад остался наедине с вожатой и боялся кинуть на неё взгляд.

– Ну, познакомимся? – Лия протянула ему руку, и Влад еле сдержался, чтобы не отстраниться от неё. Затем, чувствуя, как потеет ладонь, он пожал её руку (нежную и бархатистую) и отпустил.

– Идём? – последовал звонкий призыв и кроткая улыбка. Влад кивнул, и они пошли мимо открытых ворот к главному зданию лагеря.

– Пока идём в твою комнату, расскажи, как ты вообще согласился на это?

– Некуда было деваться. – Влад хотел добавить, что мама побоялась оставлять его одного, но передумал.

– Да, я б в твои годы и шагу бы из дома не сделала. Упёрлась бы и осталась.

Влад не знал как на это реагировать, и он не понял, что это было: насмешка или сочувствие.

– Ну да... – протянул он, смотря себе под ноги.

Лагерь пустовал, потому что смена начиналась только завтра. Мать договорилась с директором, её бывшим коллегой по работе, принять Влада пораньше. Так что первый день он пробудет в одиночестве в компании вожатых.

Высокое трёхэтажное здание кубической формы было построено в советские времена и выглядело депрессивно, даже несмотря на разукрашенные детьми и рабочими стены. Они казались макияжем, нанесённым на лицо мертвеца. Влад последовал внутрь вслед за вожатой.

В парадной было прохладно и темно. Лия включила свет, объяснив, что никто ещё в здание не входил, и провела его на второй этаж. Пока ходили, она рассказывала о распорядке дня, о лечебных процедурах на третьем этаже, спросила Влада о его прошлом и нынешнем. Влад неохотно рассказал некоторые подробности последнего года в школе, но не более. Лия восприняла это как нежелание общаться и потому оставила его в комнате, наедине с тремя кроватями, кинув на него насмешливый (как Владу показалось) взгляд.

Комната, на счастье Влада, не была детской. Стены её облепили серые обои, на кроватях лежали свернутые матрасы, на которых лежали свежие комплекты белья. Влад глубоко вздохнул свежего воздуха с примесью высохшей краски, и сел на пружинистую кровать.

Он решил, что выйдет из комнаты исключительно чтобы поесть. А так, будет сидеть или отжиматься до посинения в гордом одиночестве. Он снял с себя чёрный бомбер и, оставшись в белой футболке, принял упор лёжа и начал первый подход отжиманий. Это, надеялся Влад, поможет переключить мысли с рыжей вожатой из сна на что-нибудь более полезное...

Но в течение дня она то и дело попадалась ему на глаза: то в окне, гуляющей по территории, то в столовой, то случайно в коридорах. Когда Влад замечал её рыжие волосы среди других вожатых, он всё сильнее ощущал близость к чему-то необъяснимому, к чему-то относящемуся к тайной жизни природы, к секретным уголкам человеческого разума. Иначе свои противоречивые ощущения он объяснить не мог.

После ужина, однако, все его мысли о возвышенном закончились. Влад вернулся в свою комнату, расправил постель и уснул раньше обычного в ожидании следующего дня.

На сей раз никакого сна он не видел. Промежуток между вчерашним вечером и утром показался ему молниеносным, словно незаметный кадр в фильме. Влад открыл глаза, когда в комнату вошли его «сожители», братья-близнецы себе на уме, которые разбудили его смехом и грохотом рюкзаков. Влад не обратил на них внимания, быстро одел привычный бомбер, тёмные джинсы с белыми кроссовками и вышел на улицу.

Как более-менее свободный житель лагеря, он имел право выходить за его территорию к реке, протекающей за сосновым лесом. Влад уведомил о своём путешествии Лию (которая будто бы вновь смеялась над ним) и пошел вдоль высоких деревьев к берегу.

Когда солнце достигло макушки неба, Влад спустился между высоких серых скал к неглубокой реке, чья долина раскинулась на много километров вокруг. Он встал у самой кромки воды, сунул замёрзшие ладони в карманы бомебра и уставился на ледяную гладь. Река была неглубокой – до противоположного берега можно было пешком дойти и погрузить ноги максимум по колени. И, разумеется, эти скалы, водная гладь, каменистый берег и прохладный ветер обрадовали молодого человека куда больше никчёмных жителей лагеря. Ну, и уберегли от взгляда рыжей вожатой, вышедшей из снов.

Влад неохотно вернулся к обеду и вновь отправился на прогулку сразу же после него. Снова оказавшись на берегу, он смог дозвониться матери, узнал, что ей повезло с палатой и врачом, узнал, что она возможно пробудет в больнице меньше двух недель. В общем, Влад был полностью удовлетворён и с приподнятым настроением вернулся к ужину.

Приближалась первая ночь последней смены в детском лагере «Эпитемей».

А в первую и остальные ночи здесь, среди вожатых, практиковались посиделки у костра, в ходе которых обсуждались всяческие глупости: страшилки, случаи из жизни, шутки. Влад ни в коем случае не стал бы принимать участие в этих сентиментальных посиделках и удалился бы в комнату, но настроение тем вечером у него было приподнятым и, словно по велению вдохновения, он решил послушать о чём толкуют сверстники и вожатые.

Разжигали костёр недалеко от заброшенного здания, назначение которого уже никто не мог припомнить. Это была серая двухэтажка с пустыми окнами, которая не была огорожена и заходить в неё не запрещалось. Наверняка, думал Влад, там уж давно негде пораниться или убиться. Конечно, безумные дети могли полезть на второй этаж, сигануть с него и сломать себе что-нибудь, но, прогуливаясь по территории, он ни разу не видел желающих зайти в этот мрачный дом, скрываемый пушистыми ветками берёз.

Группа, человек пятнадцать, уселась у костра. Зелёные футболки вожатых были у двух человек – у рыжей Лии и у черноволосой Агаты, девушки со смуглой кожей. Влад узнал, что им обеим было по двадцать три года, и что они обе проходили практику от университета. Многие из слушателей были детьми младше Влада, но нашлось место и сверстникам – соседям Влада по комнате, белокурым близнецам, и девушке лет пятнадцати, которая выглядела старше своих лет. У неё были кудрявые неухоженные волосы золотистого отлива, бледная кожа, не лишенная подростковых угрей (в отличие от Влада, у которого они уже сошли на нет) и острый нос. Она была обычной, неказистой девушкой, которая понимала своё не самое выигрышное положение, а потому спрятавшаяся в тени, подальше от света. Влад попытался пару раз поймать её взгляд, но девушка упорно смотрела в землю и рвала по тихой грусти зелёную траву.

Тем временем Лия начала свой монолог. Влад положил на неё взгляд и уже не обращал внимания ни на что другое, внимательно слушая её длинный, не лишённый слабых мест рассказ.

– Это произошло неподалёку, рядом с нашим лагерем, – лепетала она. – Где-то совсем рядом с нами есть поле, на котором растут прекрасные лютики. Найти его специально невозможно, но если вы вдруг выйдете к нему, то ни в коем случае не срывайте их, а лучше уходите в прямо противоположном направлении! С этим полем лютиков связана одна история. Страшная и при этом романтическая...

– Здесь должны были пройти съёмки одного знакомого моего дальнего родственника, – продолжала она, оглядев присутствующих. Влад внимательно слушал. – Он собрал вокруг себя большую съемочную группу, написал сценарий, знал наизусть, что и как будет снимать. Они приехали в гостевые домики, которых уже нет и начали работать, но почему-то через несколько дней они пропали, всей группой. Было много версий произошедшего, их дело долго оставалось нераскрытым. Нераскрыто оно до сих пор, хотя полицейским удалось найти видеокамеру группы. Но её содержание до сей поры остаётся неизвестным. Тайна пропавшей камеры, лютиковой поляны и съёмочной группы до сих пор остаётся не раскрытой, и среди людей появилась версия, о которой я вам и расскажу...

В этот момент Влад краем глаза увидел обращённый к нему пристальный, волнительный взгляд кудрявой девушки, спрятавшейся в тени высоких спин.

Глава 2

(Не)реальная история

– Ну хорошо, мы рады, что ты пришел. Расскажи о себе.

На диване сидел Иван Ковров – местная молодая знаменитость с белыми, как снег, кудрявыми волосами. Он был в свободном худи, просторных штанах и кроссовках, в общем, был в своей повседневной одежде и зашел на кастинг скорее для смеха, чем для дела. Напротив него сидели двое тощих пацанов, у которых неизвестно откуда взялись деньги на кино и на аренду старой камеры, что стояла рядом на высоком штативе.

– Я думаю, вы и так обо мне многое знаете... – Иван усмехнулся, но продолжил речь, потому что ему нравилось говорить о себе.

Михаил Лишвиц слушал его бред, но улыбался – ведь им нужен был этот смазливый перекаченный дурак. Который всё-таки был профессиональным актёром. И Михаил уже видел, как хорошо Ковров будет смотреться в кадре: стереотипный красавчик, от которого сохнет полгорода, погибнет в кадре самой страшной смертью из возможных, уж Михаил об этом позаботиться. Пусть он был оператором фильма и никакого отношения к сценарию не имел, режиссёр и сценарист фильма, Дмитрий Акулов, был его лучшим другом и коллегой вот уже пять лет и о некоторых нюансах сценария Михаил имел право говорить.

Он посмотрел на него, на Дмитрия.

Акулов, как и всегда, был в очках с чёрной оправой, худ и бледен, но, ко всему прочему, прибавилась густая чёрная щетина, которой никогда прежде не было и дикое напряжение, видимое в раскрытых, бегающих, как у наркомана, глазах. Он будто бы не слушал, что говорит Ковров, и щипал волоски отросшей бороды. Под его глазами появились яркие мешки, очевидно, от недосыпа. В последнее время Дмитрий сильно изменился. Не так давно ни щетины, ни бегающих глаз, ни мешков под глазами у него не было. В начале месяца он вдруг пропал и появился неделю назад уже таким, но при этом с деньгами. Михаил подозревал, что, потерявший всякую надежду найти спонсоров, Дмитрий взял кредит и теперь не спал ночами, думая об ответственности, что легла на него. Однако, Михаила беспокоили не только внешние перемены. Иногда он замечал в друге странные повадки, будто бы появившиеся из ниоткуда. Подчас Михаил, смотря на друга, испытывал что-то похожее на зловещую долину или эффект Манделы. Но когда Дмитрий начинал говорить о кино всё сразу же вставало на свои места.

– Ну вот как-то так, – сказал Ковров.

Дмитрий тут же поднял взгляд и кивнул.

– Хорошо. Мы тебе напишем.

– Это чё, отказ? – развёл руками Иван.

– Нет. Это значит, что мы тебе напишем.

Ковров пожал плечами, встал и вышел из комнаты.

– Ты серьёзно? – спросил Михаил. – Он ведь лучший кандидат. Зачем ты его забраковал?

– Я не браковал его. Я сказал, что напишу ему. Мне нужно посмотреть на других претендентов.

Ещё одна странность: он говорил односложно, будто схемами. Раньше ему невозможно было рот заткнуть, а теперь бы одно лишнее слово выудить.

Михаил отпил кофе и глянул в экранчик камеры. Запись шла без перебоев, и он этому ужасно радовался. Изначально, идея Дмитрия снимать на старую камеру показалась ему глупой: слишком высокий риск поломки, слишком много проблем при монтаже, слишком хреновая картинка и звук. Но Акулов отрыл где-то весьма недурную камеру, которая исправно работала и, к тому же, создавала нужную атмосферу любимого фильма как Михаила, так и Дмитрия.

«Ведьма из Блэр».

Дмитрий давно заразился идеей снять за копейки то же самое, что сняли «америкосы» двадцать лет назад. Так и появилась эта камера, так и появился этот сценарий. «Сон в летнюю ночь» – не самое хорошее название для хоррора. Михаилу оно казалось странным. Это название подходило скорее романтической комедии или классической музыке по типу «Лунной сонаты», но Дмитрию, почему-то, оно нравилось.

Название было, но вот сценарий так и не был завершён. Дмитрий написал примерно половину, ровно до момента, когда главные герои оказываются в лесу, а вот дальше он собирался писать «что бог пошлёт». Казалось, Дмитрий исписался и в том числе по этой причине не спит по ночам – он выдумывает продолжение и концовку. Съёмки в лесу начнутся через месяц, в мае, когда ещё не будет клещей и уже не будет весенней прохлады. К тому моменту сценарий должен быть написан.

Но актеров они должны найти ещё раньше.

Михаил думал обо всём об этом и молчал, как вдруг в комнату вошла девушка. Она поздоровалась с Дмитрием, тот сухо ответил ей и пригласил сесть. Михаил не знал её, но взгляда с неё уже не мог свести. Он впервые видел такую странную, неестественную и в то же время притягательную красоту. Девушка начала диалог с Дмитрием и время от времени кидала взгляд на Михаила, отгадав в нём оператора. Но он не слышал их разговора, потому что во все глаза глядел на белый пучок её волос и на её локоны, струившиеся по шее; он опускал взгляд на её высокую шею и поднимал его, смотря на яркие голубые глаза и вытянутый нос с горбинкой. Казалось, он был не человеком, а роботом на производстве, сканирующим изделие в поиске недостатков. Но он этих недостатков не нашел. Таким людям, понял Михаил, место либо среди моделей, либо среди актрис. Третьего не дано.

– Хорошо... – Дмитрий выслушал ту часть монолога, которую Михаил пропустил мимо ушей и думал над следующим вопросом. – Ладно. Прежде всего мне интересно, зачем вы здесь. Для чего вам этот фильм? Портфолио? Хобби? Интерес?

Девушка не долго думала. Пожала плечами и честно ответила:

– Ради денег. Вы написали, что платите за каждую смену, вот я и подумала... Почему бы и нет.

Тут Михаил понял, что у этой девушки нет шансов.

Дмитрий кивнул и, так же не глядя в глаза, сказал, что они ей перезвонят.

– Ну что, смотрим следующих? – спросил Михаил.

– Нет. – Дмитрий взял ручку, блокнот и сделал заметку. – Больше мы ни в ком не нуждаемся.

И всё-таки Михаил понял, что его давний друг изменился сильнее, чем казалось.

Казалось бы, пять лет для крепкой дружбы – не так много. Тем не менее их объединяло очень многое. Прежде всего любовь к кино. Они нашли друг друга на курсах кинематографии от местной киностудии и успели сделать два фильма. Первый, небольшой фильм, сделанный без гроша, но с искренним энтузиазмом, оказался наиболее удачным. Следующий фильм, уже на тридцать минут хронометража, они делали год, но финальный результат расстроил их обоих. Они поняли, что энтузиазма и желания мало. Нужны были деньги.

Второй их совместной работой был «фильм ужасов» о призраках. Михаил всегда говорил, что это фильм ужасов в кавычках, потому что ничего пугающего сделать им не удалось. Это понимал и режиссёр фильма, Дмитрий. На вечеринке по случаю премьеры он, напившись до состояния, когда обсуждаются либо политика, либо секс, рассказывал Михаилу, что мечтает снять кино о духе леса, которым его пугала бабка. О духе, жившим среди сибирских морозных чащоб. О демоне, чьи руки-корни пронизывают каждый сантиметр земли и ощущают прикосновение добычи. На такой фильм нужны были деньги. И вот, пропав из соцсетей месяц назад, он возвращается с деньгами и половиной сценария, желая сделать фильм мечты. Но откуда деньги, куда он пропал, и почему он так сильно изменился, Михаил не спрашивал. Потому что спросил один раз и получил категоричный, не свойственный мягкому характеру Дмитрия ответ.

«Не твоё дело».

Поэтому он ничего не спросил и после кастинга. Что было в голове режиссёра Михаил не знал. Мало ли что.

Они вышли на улицу и холодно распрощались. Дмитрий, снова вопреки характеру, направился домой пешком, вместо того чтобы заказать такси. Михаил смотрел на удаляющуюся фигуру друга и думал, что будет дальше. Ответ на ум не приходил.

Он глянул в вечернее прохладное небо и поправил сумку с камерой. Вытащил сигарету и закурил. Михаил направился домой в ожидании новостей от друга.

Как и многие его сверстники-студенты, он жил на съёмной квартире. Жил один, тихо и спокойно. После долгого пути по мокрым улицам, парень стоял в коридоре и смотрел на двадцатиметровую студию с удовольствием. Смотрел и думал, как ему повезло с районом и что ему хватает денег на оплату жилья. Он положил камеру в шкаф, вышел на балкон, закурил, посмотрел на отражение в зеркале. Оно стояло здесь, на полу балкона, ещё с прошлых жильцов. Михаил посмотрел на своё гладко выбритое лицо, поискал прыщи, остатки подросткового акне. С удовольствием отметил, что всё в порядке, всмотрелся в зелёные глаза, где увидел сетку красных капилляров, столпившихся вокруг зрачка, и осознал, как сильно хочет спать.

Ночь пришла быстро. Март приближался к своему концу, но ночной холод был таким же, как и зимой. Михаил поплотнее укутался в одеяло и вдруг подумал, не сумеет ли он найти её – девушку с кастинга. Но тут же вспомнил, что, задумавшись, даже имя её не запомнил. Но Михаил всё равно взял телефон, открыл соцсеть, где вышел на страницу Дмитрия. Просмотрел список его друзей, но не нашел её. Однако, заметил другое. Он увидел, что Дмитрий в сети был ровно месяц назад. Хотя, телефон всё это время был при нём.

Михаил не подумал о последней мысли, как следовало бы. Он откинул её вместе с телефоном и закрыл глаза, в ожидании сна.

И тот не заставил себя долго ждать.

Он стоял перед окном. Оно занимало практически весь его взор, а за стеклом простирался бесконечный зелёный лес. Панорама была неподвижной и бесшумной. Но Михаил чувствовал приближение чего-то необъяснимого. Чего-то зловещего.

Над горизонтом сгущались тучи. Через мгновение они заполонили небо, а за ними, из-под горизонта шел мороз. Он окутывал своими белыми объятиями деревья и приближался к окну. Михаил отпрянул от него и увидел, как холод проник сквозь стекло, облепил стены комнаты и через мгновение настигнет его.

Но тут Михаил проснулся.

Он увидел потолок и люстру и понял, что не может сдвинуться с места. Тело было сковано невидимыми цепями.

Сонный паралич.

Они бывали у него часто, и потому Михаил отлично запомнил мамин совет: ничего не делать, просто спокойно дышать. Что удивительно, он знал о кошмарах, что видели его знакомые во время параличей, но сам никогда кошмаров не видел. Ему везло.

Но когда Михаил опустил глаза к балкону, он тут же осознал, что его везение закончилось.

В углу комнаты, за шкафом, стояла высокая фигура. Михаил видел только контур массивной спины и плоской овальной головы. Но что он видел отчётливо, так это оленьи рога – они острыми углами вонзались в потолок и были разветвлёнными, как голые кроны погибшего дерева.

Нечто стояло неподвижно, но Михаил слышал, как скрипят ветки, слышал треск древесины. Прошли томительные страшные секунды, и вдруг рогатое нечто рванулось прямо на Михаила, протянув свою костлявую руку. Он закричал и вырвался из объятий сна.

Михаил вздрогнул, обнаружив, что по-прежнему лежит на спине. Он сел и посмотрел в пустоту комнаты. Ничего не было. В комнате стояла только тишина. Вдалеке слышались гудки автомобиля и шум дороги. Михаил снова лег, укрылся одеялом, словно коконом, выдохнул и закрыл глаза.

Однако, даже сквозь теплое одеяло он чувствовал пронизывающий кости холод.

Прошла неделя, но Дмитрий ему так и не написал. Михаил звонил ему сам, дважды, но каждый раз сталкивался с одной лишь фразой – «Абонент временно недоступен». Что оставалось? Заниматься своими делами.

Тем более для них у Михаила был целый месяц.

Той весной он работал в университете, сидя в приёмной комиссии. Работал примерно до трёх часов дня, а затем уезжал на фотосессии или домой. Четыре недели прошли обыденно. Апрель сменил март и уж сам подходил к концу. Последнее его воскресенье рискнуло стать очередным скучным днём без событий. Однако, когда Михаил стоял на балконе, всматриваясь в уходящее под горизонт небо, он вдруг услышал звонок, но не телефона, а двери. Не понимая, кто мог прийти к нему без предупреждения, и опасаясь, что это могли быть какие-нибудь странные соседи, Михаил подошел к двери и посмотрел в глазок.

За дверьми стоял Дмитрий, всё в той же одежде, всё с той же щетиной, всё с теми же мешками под глазами. Его взгляд упёрся в дверь, веки не моргали, никакого движения он не производил. Очевидно, подумал Михаил, друг над ним шутит.

– Ну привет! – крикнул он из-за двери. – Теперь не занят?

– Собирайся, – прозвучал хриплый голос. Дмитрий по-прежнему стоял неподвижно, но говорил как обычно. – Через два дня выезжаем.

– С тобой всё нормально? – Михаил всё-таки открыл дверь. И как только он это сделал, Дмитрий переменился в лице и даже вновь заулыбался. – У тебя взгляд был, как у ненормального.

– Со мной всё в порядке, – ответил Дмитрий. – Просто много чего навалилось. Собирайся, – повторил он просьбу.

– Куда и когда?

– Всё узнаешь на Главной площади. Через два дня, утром. Всё, дела не ждут. – Дмитрий похлопал друга по плечу и направился вон из подъезда.

Михаил был настолько удивлён поведением друга, что не успел даже сформулировать какую бы то ни было мысль. «Главная площадь...» Что ещё за главная площадь? Михаил захлопнул дверь, ломая над ответом голову.

В календаре, что висел над его диваном, была обведена чёрной ручкой дата: через два дня у него должна состояться новая фотосессия. Клиент платит хорошие деньги. Михаил прикусил губу, начав поиски оправдания. Заболел, дела на работе, реализация мечты. Что сказать лучше? Наверное, не так важно. Михаил открыл ноутбук и написал клиенту правду.

Он едет снимать кино.

В этот же миг на почту пришло уведомление. Михаил открыл её и увидел письмо от неизвестного адресанта. Письмо оказалось без текста, но с прикреплённым файлом: «Сон в летнюю ночь» – гласило название. Михаил открыл его и понял, что перед ним источник вдохновения Дмитрия – история о лесном демоне, пожирающем души, с которого и началась идея «Сна в летнюю ночь».

Через десять минут Михаил узнал много нового о мифологии забытого сибирского народа, проживавшего в глубине веков совсем неподалёку, в ста километрах от города. Он узнал о чудовище, которого изображали как великана, стоящего на каменных ногах, как оленя с горящими глазами, как ворона с тремя головами и как...

Тут Михал понял, что не может шевельнуться. Потому что перед собой он видел почти такое же создание, что видел во сне. На фотографии некоего антрополога, сделанной в далёкой пещере, было нарисовано пеплом нечто с переплетёнными острыми рогами, с длинным телом и руками с шестью пальцами на каждой.

Когда Михаил смог убедить себя, что увиденный им образ той ночью не похож на то, что он видит перед собой, он глянул ссылку на изображение. Нажал на неё. Но открывшаяся ссылка не прогрузилась, выдав ошибку «404».

Что ж, и на том спасибо.

Он вновь посмотрел на изображение, затем выключил ноутбук и закрыл его.

Глава 3

На берегу

«Главной площадью» Дмитрий обозвал, конечно, Старособорную площадь, являющейся центральной в городе. Михаил пришел утром и долго гулял по ней, в ожидании друга. Компактная сумка висела на его плече, и Михаил то и дело доставал из неё камеру и фотографировал птиц, деревья, лужайки, здания и в один прекрасный момент в объективе появилась та девушка, которая приглянулась ему на кастинге. Она, с рюкзаком на плече, шла вдоль скамеек и была одета в просторную, не первой свежести одежду – худи, старые кроссовки и широкие джинсы. Оказалось, она шла к большому автобусу, что стоял на противоположной стороне площади. Среди людей, что его окружали, Михаил узнал Ивана Коврова и своего друга Дмитрия, стоявшего в стороне ото всех. Михаил убрал камеру в сумку и подумал, что к организации их встречи можно было подойти более толково.

Дмитрий стоял рядом с дверью водителя и молчал. Лицо его ещё больше осунулось, круги под глазами стали ярче, а борода чернее. Он вяло поздоровался с Михаилом и вновь задумался. Главная звезда, Иван Ковров, который общался с какими-то девушками, тоже был при сумках и поздоровался с Михаилом куда теплее режиссёра. Третьим человеком, с которым поздоровался Михаил, оказалась та девушка с кастинга. Она стояла в стороне, потягивала электронную сигарету и смотрела в пустоту. Несмотря на то, что он курил сам, Михаил считал наличие этой привычку минусом, как для парней, так и для девушек. Но всё же, Михаил поздоровался, затем отошел, но взгляда отвести от девушки не мог. Не мог он и проигнорировать щемящее душу чувство, которое ещё никогда не испытывал.

Но которое оказалось приятнее всех других чувств.

Все были одеты в свободную одежду и даже камуфляж. Все были предупреждены, что три рабочие смены в лесу займут четыре дня. Михаил таких подробностей даже не знал: он предъявил Дмитрию за то, что он не предупредил его – тот откланялся, извинился и сказал, что для оператора фильма найдётся всё необходимо и даже сменная одежда. Михаил ещё более удивился, как Дмитрию удалось выдернуть столько людей посреди рабочей недели на загородные съёмки и догадывался, что он ответит. Деньги. У него очень много денег.

– Ну что, выезжаем? – спросил Михаил, когда вопрос о сменных вещах и сроках пребывания за городом был выяснен.

Дмитрий поднял взгляд.

– Да, – протянул он. – Да, точно. Ждали только тебя.

– Хорошо. Но ты так и не сказал, куда едем.

– Увидишь. Тебе понравится.

Михаил пожал плечами и пропустил всех людей мимо себя. В автобусе он оказался последним.

Две девушки, с которыми общался Ковров, сидели рядом с ним и были, судя по всему, частью массовки. Ещё пятеро молодых парней были, похоже, из технической группы. Кто-то из них был гафером, фокус-пуллером и звукорежиссером. Они познакомятся на месте, до которого Михаил даже не знал сколько ехать. Он прошел вдоль сидений подальше назад, желая уединиться. Но оказавшись в середине салона, увидел, что актриса с кастинга сидит одна и смотрит в окно. Михаил остановился, осознав, что один сидеть уже не хочет. Он сел рядом с ней и положил камеру себе на колени. Девушка повернулась с вопрошающим взглядом.

– Я уйду, если захочешь, – сказал Михаил. – Я только имя хотел узнать.

– А что, на кастинге не расслышал? – несмотря на крепкие слова, их тон был спокойным.

Михаил поднял брови. На такой вопрос он не рассчитывал.

– Ну… Ну… – искал он слова. Щеки его разгорались алым цветом.

Девушка усмехнулась.

– Рита, – сказала она и протянула руку.

Михаил смущенно улыбнулся и пожал её.

– Михаил. Я оператор.

– Вот это я заметила.

Она смотрела на него изучающим взглядом, и Михаил пока не знал, что думать.

– Дмитрий всё-таки позвонил тебе? – наконец спросил он.

Автобус тем временем тронулся.

– Нет, пришел в общагу и сказал лично. Странный он.

– И ты согласилась ехать на четыре дня непонятно куда? Да ещё и со странным типом?

– Пар сейчас мало, а я люблю интересную работу, за которую платят.

– Учишься в колледже искусств?

– Конечно.

Автобус повернул к дороге, что вела за город.

– Ну так... Я могу остаться?

– Если хочешь, да.

Рита снова улыбнулась ему.

Сидя в автобусе, который вёз их мимо полей и лесов, Михаил рассказывал попутчице об опыте своего кинопроизводства. Вместе с Дмитрием он снял два фильма, но поработал и для двух других режиссёров. Он рассказывал, как они работали, как использовали подручные материалы для съёмок, как брали в аренду самые дешёвые приблуды и прочее. Он говорил, что дешёвым было всё. Всё, кроме людей. И сейчас гадал, каким окажется этот проект мечты, что в нём будет сейчас, при деньгах? Будет ли та человечность, которую он встретил, работая без рубля в кармане? Рита с интересом слушала его и даже иногда улыбалась его замечаниям и шуткам.

Тем временем автобус проехал отметку в тридцать километров, неумолимо приближаясь к месту, где будут искать свой звёздный час дюжина талантливых людей. Сам по себе путь оказался дольше, чем Михаил предполагал. Вместо того чтобы выехать в ближайший пригород, автобус мчался дальше, за пределы района и всё ехал и ехал под серым небом мимо густых елей и сосен. Но за разговорами с Ритой Михаил в какой-то момент потерял интерес ко всему вокруг. Только когда на улице заметно потемнело, а автобус не собирался тормозить, он решил открыть карты и посмотреть, где они. Но когда он зашел в приложение, то столкнулся с неприятным сюрпризом.

Связи не было.

Даже позвонить кому-либо было невозможно.

И, что обиднее всего, Дмитрий об этом не предупреждал.

Но Михаил не собирался идти и разбираться с другом. Он нашел новую тему для разговора с Ритой.

– Он и тебя не предупредил? – спросил Михаил.

– Ну, сказал, что поедем далеко. Я рассчитывала, что связи не будет.

Михаил кивнул ей. Конечно, она не могла заподозрить чего-то странного, потому что не знала Дмитрия другим, более осторожным и дотошным человеком, который всегда бы предупредил о таком важном нюансе как связь и сказал бы точное расположение локации. Хотя, вполне возможно, что Дмитрий просто решил пойти по стопам своего любимого режиссёра, Стенли Кубрика, и погрузить актёров в максимально возможный дискомфорт.

Михаил понадеялся, что так оно и было.

Автобус повернул круто налево и поехал по серпантину вниз к реке. Никаких признаков цивилизации Михаил не заметил, а дорога была еле пригодна для такого крупного автобуса. Через минут двадцать медленного спуска, они остановились. И ничего кроме леса и широкой реки Михаил так и не увидел.

– Выходим! – прокричал впереди знакомый голос.

Михаил вышел последним и увидел на берегу реки два деревянных домика. Серое небо темнело всё быстрее. С реки дул холодный ветер. Но, несмотря на тоскливую погоду, люди были веселы. С радостными криками они направились к домам. Все, кроме Дмитрия. Он что-то обсуждал с водителем. Михаил захотел подойти к нему, но, повернувшись к удаляющейся съёмочной группе, он столкнулся со взглядом Риты. Она стояла, чуть наклонив голову и улыбалась.

– Идёшь?

–Я хотел поговорить с Димасом.

– Это может подождать? Холодно ведь.

Михаил подумал, что разговор и правда подождёт.

Позднее, когда компания успела разложить оборудование в одном доме и успела раскрыть бутылки с алкоголем в другом, Дмитрий пришел к ним и распределил кто где будет жить. Сказал, что дом с кучей оборудования для парней, а второй, в котором они разливали напитки, – для девушек. Тут же он заявил, что для пьянок времени нет и завтра все должны быть бодрыми и свежими. Поэтому открытые бутылки придётся оставить в холодильнике и разойтись. И люди разошлись, пусть Ковров и агитировал в пользу вечеринки.

Спустилась ночь. Михаил решил спать в гостиной. Домик был одноэтажным и включал в себя три комнаты. Первой была гостиной вместе с небольшой кухонной зоной. Ещё две были менее крупными спальнями – справа и слева от гостиной. В них стояло несколько кроватей специально для больших компаний.

Михаил был последним, кто выключил свет и лёг на диван. Несмотря на газовое отопление, воздух не успел прогреться. Он снова, как делал дома, укутался в плед и закрыл глаза.

Позднее он осознал, насколько гнетущей была тишина. Привыкнувший к городскому шуму, Михаил ощутил, как нарастает тревога. Любой шорох казался ему пугающе громким. Ворочаясь из стороны в сторону, он постепенно понимал, что не может уснуть. Оператор открыл глаза и сел. Глаза привыкли к темноте и видели деревянные стены дома, плазменный телевизор (нерабочий), прозрачные шторы на окнах. Они были позади Михаила. Свет струился по его затылку и казалось, что этот свет был почти осязаемым взглядом неизвестного существа.

Михаил вздрогнул и закрыл глаза.

В новых условиях вечно лезут странные и пугающие мысли.

Но проникла в его голову другая, более полезная идея. Он встал, прошел к кухне, тихо-тихо открыл холодильник и взял открытую бутылку ледяного пива. С его помощью и с помощью ещё двух других бутылок, он наконец уснул.

Проснувшись посреди ночи, Михаил снова увидел потолок и снова не мог шевельнуться. Нагрянул паралич, который в последнее время неприятно зачастил. Михаил вдохнул, выдохнул, стараясь успокоить нарастающий страх. Но это ему не удалось. Потому что потолок выглядел странно. Не так, как должно быть. Свет, ровной лентой застилавший его, сейчас разделился надвое. Будто кто-то занавесил непроницаемой шторой окно строго посередине. Михаил не мог повернуться, но мог опустить взгляд. Его взор плавно сместился от потолка к двери и застыл.

Сердце бешено заколотилось, а неподвижное тело пробила судорога.

На стене вниз головой висела тень с разветвленными рогами. Та самая тень, что он видел в прошлый раз. Она стояла неподвижно. Михаил зажмурился, посчитал до пяти и открыл глаза. Тень никуда не делась. А через секунду фигура плавно поползла по линии света прямо на Михаила. Тени острых рогов пробежались по его телу, проползли дальше, за спину. Комната погрузилась в полную тьму.

А через секунду Михаил услышал звук, который точно не мог быть частью сна.

Скрип веток. Михаил зажмурился и услышал новый скрип. Затем ещё и ещё, всё ближе. Когда скрип прозвучал прямо над ним, вдруг воцарилась тишина. Доносился только шум реки.

Он открыл глаза.

И увидел высокое горбатое создание с длинными рогами. Оно наклонилось над Михаилом, но он не видел глаз существа. Их не было. Вместо лица было чёрное пятно. Михаил не мог кричать. Оператор открыл рот, раскрыл глаза и не дышал. Нечто наклонилось ниже, будто разглядывая его и вдруг...

Открылась дверь.

Михаил с криком вскочил с дивана, осматриваясь, но ничего не наблюдая кроме испуганных взглядов молодых людей, новых коллег.

– Что с тобой? – спросил один из них.

– Сон, – ответил спустя минуту молчания Михаил. – Просто хреновый сон.

Парни посмотрели на него и вернулись в комнату.

Михаил приложил ладонь ко лбу и глянул на неё. Блестит от пота. Холодного липкого пота. Он вздохнул и лёг, повернувшись к спинке дивана.

Но уснуть так и не сумел.

Глава 4

Первая смена

Работать начали с утра. Все собрались на улице, где, в отличии предыдущего дня, было куда теплее. Михаил с красными влажными глазами стоял на краю дуги людей, которые смотрели на Дмитрия. Режиссёр стоял и вещал об их задачах на день. Михаил его не слышал и ни на кого не смотрел. Даже на Риту не глянул. В его глазах застыл образ деревянного нечто с рогами и отсутствующим лицом. Всю ночь Михаил думал об этом и пришел к пугающему выводу: оно было слишком реальным. Да, сны всегда кажутся частью реальности, но это чувство исчезает после пробуждения. У Михаила такого чувства не возникло. Границы между сном и явью он не ощутил.

– Миша? Миша! Толкните его кто-нибудь!

– Эй! – Михаил ощутил прикосновение и поднял взгляд.

Рита стояла рядом и держала его за плечо.

– Всё в порядке?

– Да, просто не выспался.

– Миша! – рявкнул Дмитрий.

– Че?

– Ты будешь работать или нет?

– Буду-буду.

Дмитрий хлопнул в ладоши, последовали команды, кто куда должен идти и кто и что должен делать. Началась типичная рабочая рутина.

Первой их локацией станет каменистый участок берега далеко от домов, ближе к высоким лесистым скалам, примыкающим к берегу. Михаил не помнил эту часть сценария. Да и вообще, пока что в сценарии никаких природы не было. Но наверняка, подумал Михаил, пока они шли к локации, Дмитрий уже что-то придумал и снимает по новым кускам сценария. Да и пусть снимает. Больше всего Михаила волновал уже не сценарий и не фильм, а ночной кошмар.

Группа остановилась у берега. Дмитрий, со сценарием в руках, говорил и раздавал команды. Люди собрались вокруг него, но Михаил сидел в стороне, на большом валуне. Он достал из сумки камеру, объектив, соединил их, затем включил камеру и сделал пару фотографий собравшихся вокруг Дмитрия людей. Повернулся. Сделал пару снимков длинного скалистого яра и тёмного леса, покрывавшего весь склон.

– Миша!

Он повернулся. Увидел, как вся съёмочная группа смотрит на него.

– Только тебя ждём! – крикнул Дмитрий.

Михаил встал и направился к коллегам.

– Камера? – крикнул Дмитрий.

– Есть! – сказал Михаил, нажав кнопку записи.

– Мотор?

– Есть! – ответил звукорежиссёр. Он уж пять минут стоял, вытянув микрофон, пока Михаил искал нужный ракурс.

– Начали!

Пролетели пять часов работы. Солнце ушло за горизонт. Наступил бесценный для кинематографиста «золотой час», когда солнце либо ещё не взошло, либо зашло совсем недавно и ещё сохранило свой приятный тёплый свет без тени и ярких лучей.

Михаил снимал «восьмёрку» на Иване Коврове. Он стоял за плечом Риты, направив камеру на Ивана и смотрел, как тот отыгрывал парня-красавчика с проблемами в отношениях, который решил спасти их, поехав вместе со своей девушкой в глушь. Сейчас он объяснял ей, почему сделал это, как он хочет спасти их отношения и всё в таком духе.

– …вот и всё. Что думаешь? – спросил Иван.

Оказалось, Дмитрий переложил большую часть написанных сцен, происходивших в городе, на натуру.

– Я думаю… Ты полный идиот! – крикнула Рита не по сценарию. Иван поднял брови. – Но я согласна!

– Стоп! – разразился голос позади.

Михаил понял, что кому-то достанется за импровизацию.

Он обернулся и увидел приближающегося Дмитрия. Перевёл взгляд на Риту. Она, раскрыв глаза, тоже смотрела на него.

– Прилетит?

– Всё может быть. – Михаил пожал плечами.

Дмитрий оказался перед ними и вдруг протянул Рите руку.

– Молодец!

Она раскрыла глаза.

– Хорошая импровизация.

Она скромно улыбнулась и пожала Дмитрию руку.

– Делай это чаще, и я точно не пожалею о выборе. – Тут он посмотрел на Михаила. – В следующий раз сделай кадр живее. А то я в плейбеке будто не фильм, а видеонекролог смотрю.

Михаил не понял его слов и кивнул.

Следующий кадр – «восьмёрка» на Маргарите. Михаил посмотрел в кадр и увидел кокетливый взгляд Риты. Старая VHS-камера неожиданно смогла обнажить те детали её лица, на которых прежде Михаил не заострял внимания. Например, веснушки, рассыпавшиеся от одной её щеки к другой, казались вне кадра блёклыми, а в нём чуть ли не светились. Или её голубые глаза – тоже притягивали взгляд. Рита смотрела прямо в объектив, словно сквозь него, прямо в глаза Михаила. Словно смотря прямо в душу оператора.

– Камера!

– Есть! – Михаил включил запись, и Рита тут же перекинула взгляд на Коврова.

– Мотор!

– Есть!

– Начали!

Отыгрывали то же самое, что и в первый раз. В этом и есть суть «восьмёрки». Снять с двух ракурсов диалог, чтобы монтажер помучился на пост-продакшене.

Михаил смотрел на Риту и понимал, что нового дубля не потребуется. Редко такое бывает, когда человек выглядит в кадре красиво и естественно. Вот что делают деньги – они упрощают процесс. Не будь у них Маргариты, им пришлось бы искать из тех, кто был свободен и готов работать за еду, брать под руку и ставить перед камерой. Такой случайный человек был бы в кадре как пепел в чашке чая. Рита приближалась к концу своей фразы и на словах «полный идиот» влепила Коврову пощечину. Михаил чуть не крикнул от восторга. Всё было идеально. Оператор уж положил палец на кнопку прекращения записи...

Как вдруг произошло нечто, заставившее Михаила повернуть камеру к лесу.

Раздался протяжный испуганный крик.

Съёмочная группа повернулась на звук. Камера Михаила лежала в его застывшей руке и не переставала записывать спокойный вид леса и продолжающийся крик.

Через секунду звук оборвался, эхом пролетев через реку.

Люди стояли, не в силах шевельнуться. Но вдруг раздался смех. Михаил опустил камеру и увидел Дмитрия, смеющегося во весь голос.

– Что смешного? – спросил Михаил, возмущению которого не было предела.

– Это смех восторга! – ответил Дмитрий. – Я специально поставил в лесу колонку, которую включил на расстоянии.

Он вытащил из кармана телефон и показал его.

– Я добивался настоящих эмоций и цели достиг, – ухмылялся он.

Но никто не разделял его восторгов. Гаферы, двое друзей, выдохнули и, бурча себе под нос, направились к домам. За ними последовали остальные, прихватив в собой оборудование.

– Всё понимаю! – говорил им вслед Дмитрий. – Вам надо прийти в себя. Всё хорошо. Смена закончена!

Все шли, даже не обращая на него внимания. Но Михаил всё-таки подошел к режиссёру.

– Меня хотя бы мог предупредить!

– Зачем? Ты передел свой испуг в кадр, на то и был расчёт, – пожал плечами Акулов.

Михаил поднял брови и так, с удивлённой физиономией, побрёл за остальными. Дмитрий остался один. Он смотрел вслед испуганным людям. Смотрел долго, пока первые из них не скрылись под крышами домов. А затем он снова достал телефон и усмехнулся, глядя на пустой экран. Вдруг он с размаху швырнул телефон в воду.

И причина была проста.

Телефон не работал. И никакой колонки в лесу не было.

Вместо того чтобы вернуться в дом, Дмитрий Акулов, когда-то режиссёр-любитель, направился в чащу леса.

– Нет, ну вы видели, видели!? – кричал фокус-пуллер, молодой человек в очках, на голове которого всегда сидела чёрная шапка.

– Всё мы видели, всё мы знаем, – разводил руками гафер, парень невысокого роста в панаме. – Но он платит за это!

Михаил только что вошел в дом, где собрались все участники съёмок и положил сумку с камерой на пол. Заприметил Риту и кивнул ей. Она, улыбнувшись, махнула рукой.

– Но... – фокус-пуллер, имени которого Михаил так и не узнал, схватился за голову, походил взад-вперёд и вдруг остановился. Развёл руками. – Ладно. Ладно, раз уж он такой гениальный хрен, я согласен. Тем более за такие деньги.

Боже мой, подумал Михаил, за какие такие деньги?

– Сколько он вам предложил? – спросил он. – Каждому.

Люди повернулись к нему с вопросами на лицах, будто хотели уточнить не идиот ли он.

– По двадцатке за смену, – сказал Ковров. – Вроде как, эти деньги получают все. А ты чё, не знал?

– Все, кроме массовки, – добавила одна из девушек, с которыми заигрывал Иван.

Михаил прикинул, сколько в общей сложности должно быть у Дмитрия денег и понял, что таких средств у него просто не может быть, а следовательно, он их всех обманывает.

Но об этой гипотезе он никому не сказал.

– Ой, да ладно вам раскисать! – Иван схватил раскрытую бутылку шампанского и встал в середине импровизированного круга. – Первая смена окончена! Мы должны это отметить! Надеюсь душный реж нам не помешает! Маэстро! Музыку!

Иван ткнул пальцем в сторону девушки, что стояла у барной стойки. Она кивнула и включила колонку.

Закричала музыка, и Михаил, не любивший громкости, покинул домик.

Дул приятный бриз поздней весны. Облака тонкими перьями плыли вдоль горизонта, купаясь в розово-голубом свете. Михаил приглядел большой валун на берегу и направился к нему. Попутно достал сигарету и закурил. Подойдя к камню, на котором нашлось бы места на пятерых, Михаил затянулся, смотря на видневшиеся крыши далёкого города. Затем повернулся к лесу. Там, среди деревьев, уже царствовала тьма. Там стояла ночь. Михаил сел, прокусил фильтр и сделал новую затяжку. Выпустил дым, ощущая накатившее блаженство.

– Ммм. С яблоком.

Михаил повернулся. Рита, уже в летнем платье, струившимся по прохладному воздуху, смотрела на него. Михаил не удивился, что не услышал её поступь. Сейчас девушка казалась легче выпускаемого им дыма.

– Тебе не холодно? – спросил он и выкинул сигарету.

– Я люблю прохладу.

Она подошла и села рядом.

– Поделишься? – она кивнула в сторону пачки, выпиравшей из кармана.

– Извини, но… мне не нравится, когда девушки курят. Только не принимай за жадного.

– А-а-а, ммм, ясно. – Рита прищурилась. – А сам чего пыхтишь?

– Вредная привычка, которая помогает не думать. Не могу от неё избавиться, потому что думать приходится часто.

– А хотелось бы меньше?

Михаил усмехнулся.

– Да. Иногда хотелось бы.

Тут донеслись радостные крики подпевающих людей. Михаил повернулся и увидел мигающий в окнах неоновый свет.

– Тоже не любишь это? – спросила Рита.

Михаил посмотрел на неё. Посмотрел на её платье. Оно было усеяно вышитыми бутонами красных роз.

– Не люблю. А ты – почему нет?

– Я люблю. – Она глянула в сторону дома. – Но мне не нравится Ваня. Он такой… ветреный что ли.

– А как же его физиономия и тело? Он разве не красавчик?

Рита смутилась.

– Тебя волнует его тело?

– Нет! – Михаил прыснул смехом. – Мне просто казалось, что такой, как ты нравятся примерно настолько же красивые люди.

– Он мне не нравится. Это я уже сказала. И что мне его тело? Случись зомби-апокалипсис, он бы первым пошел на корм. Слишком уж в нём много мяса и мало мозгов.

Михаил рассмеялся.

– Это правда, – сказал он и не заметил, как Рита сама достала пачку сигарет и вытащила одну.

– Дай прикурить.

– Ладно, самая быстрая рука на Диком Западе… – Михаил достал зажигалку и чиркнул её. Бутон пламени осветил лицо Риты. Она поднесла сигарету к огню и, когда край зажегся, тут же прокусила фильтр. Над их головами заструился дым.

– Пока мы ехали, – заговорила Рита, – ты не разу не упомянул о своей девушке. Почему?

– У меня её нет. Всё просто.

– Почему?

– Всегда боялся отказа. – Михаил пожал плечами, сказав, как ему казалось, очевидную вещь.

– Есть травма?

– Не люблю это слово, но, если кратко – да.

– Что случилось?

Михаил усмехнулся, посмотрел в её голубые глаза и на веснушки.

– Тебе правда интересно?

– Да. Я когда-то в общении с парнями делала что-то не так, и они уходили. Может, ты расскажешь, и я пойму, что именно. – Она сделала затяжку, выпустила дым.

– Ну, – Михаил ощутил запах яблока, – я подарил ей свои любимые цветы. Хотел узнать, понравятся ли они ей. Подарил. И букет она отвергла. Ей не нравились лютики. Не нравились настолько, что наехала на меня, почему, типо не узнал заранее.

– Лютики? – вдруг спросила Рита, подняв брови.

– Да. А что?

– Они тебе нравились до или после одноимённых песен?

Михаил смущенно улыбался, припоминая песни, о которых она спросила. Вспомнив, он улыбнулся ещё шире.

– После.

Рита подала ему руку, и Михаил пожал её.

– За музыкальный вкус хвалю.

Они продолжили говорить о мелочах и более важных вещах. Говорить и не замечать, как темнело небо. Не замечать, как загорались звёзды.

Не замечать точки злобных глаз, взиравших на них из глубины леса.

Глава 5

Последний кадр

Михаил и Рита разошлись по домам, когда там воцарилась тишина. В гостиной, на диване Михаила, лежали актёры, а на креслах вокруг него – вся съёмочная группа. Лежали они в пьяном сне, будто завтра не будет никакой смены и можно будет спокойно лечить похмелье. Диско-шар ещё светился. Михаил не знал, как его выключить, а потому ушел в прилегающую пустую комнату, ничего не тронув.

Он упал на расстеленную кровать и моментально забылся сном.

Спокойным сном без кошмаров.

Следующий день наступил быстро и начался со стоном болеющих людей. Михаил вышел в гостиную, накинув своё любимое просторное худи. Вся съёмочная группа стонала, держась за головы. На лице Ивана Коврова и вовсе лежал пакет со льдом. Михаил прошелся по дому, чтобы найти Дмитрия, но режиссёра нигде не было.

Не оказалось Дмитрия и на улице. В доме девушек он тоже не появлялся – одна из актрис сказала об этом искренне. Михаил спросил и о Рите, но узнав, что она ещё спит, ушел.

Надо поговорить с Акуловым. Выяснить, что делать дальше. Михаил направился к берегу, к месту, где они снимали вчера, но следов Дмитрия не обнаружил. Глянул на автобус, где ночевал водитель. Неожиданно, в его кабине никого не было, а дверь была открыта.

Смутившись, Михаил направился к автобусу.

Автобус пустовал. Водителя нигде не оказалось. Михаил успокоил себя и не придал этому значения – мало ли где мог гулять взрослый мужик, которому заплатили просто за то, чтобы он был рядом. Михаил вернулся на берег.

На далёком противоположном берегу пышной стеной стояли берёзы, яркие стволы которых светились под ярким светом. Вода была тихой и гладкой. Михаил смотрел на неё и вдруг подумал: может режиссёр утопился? Сомнительно. Хотя, вот была бы засада! Главный спонсор самоубился, а команда не получила ничего, кроме психологических травм и потерянного времени.

Михаил, прищурившись, глядел на блестящую реку, как вдруг затылком ощутил тот холод, который в последнее время сковывал его по ночам. Тот холод, который был чьим-то взглядом. Пристальным и злым взглядом. Михаил обернулся и ничего не заметил. Такой же высокий берег, такой же густой лес. Но было что-то ещё. Нечто, что он принял за блики солнца. Он присмотрелся и понял, что это действительно отблеск. Отблеск от очков Дмитрия. Привыкнув к тени, глаза Михаила различили и его силуэт. Михаил поднял руку и увидел, что Дмитрий в точности повторил его движение.

– Да что это с тобой...

Увидев тропу, ведущую от берега по скале прямо к лесу, Михаил направился к ней.

Тропа оказалась протоптанной и удобной для подъёма. Некоторые камни образовывали «ступени» и подъёму не мешали. Почти не запыхавшись, Михаил переступил последнюю глыбу и оказался перед стеной елей. Выдохнув, он осмотрелся, но Дмитрия нигде не увидел. Парень подумал, не показалось ли ему, но нет – он точно видел очки и точно угадал его фигуру. Дмитрий был где-то здесь.

– Димас! – закричал оператор. – Ты где?!

– Здесь я! – понеслось по опушке эхо.

– Да где?! – Михаил переступил границу леса, отодвинув ветки ели.

– Просто иди! – снова эхо, будто кричали откуда-то издалека.

Михаил пошел на голос, спокойно переступая через корни и камни. Деревья стояли плотным строем и почти не пропускали свет. Под еловыми ветками солнечный день сразу превратился в сумрачный вечер.

– Чё ты тут забыл?! – кричал Михаил.

– Иди! – снова эхо.

Михаил фыркнул. Всё это слишком странно, надо бы повернуть к берегу, вернуться в дом и свалить отсюда...

И тут случайный поток его мыслей прекратился.

Впереди, под деревом, лежал чёрный рюкзак с белыми полосами. Старый рюкзак Дмитрия, отсутствию которого Михаил не придавал никакого значения. Оператор подошел к нему, рассмотрел и понял, что влажный, грязный, покрытый кусками мха рюкзак лежал здесь не меньше недели. Он медленно расстегнул молнию (опасаясь, что внутри могла поселиться какая-нибудь мерзость). Внутри лежала новенькая небольшая камера, остатки дурно пахнущей еды, всяческие упаковки и блокнот. Знакомый чёрный блокнот, которого Михаил не видел ни на кастинге, ни при Дмитрии в целом. Хотя раньше режиссёр ходил с ним везде. Михаил открыл блокнот на закладке.

И увидел нечто, навещавшее его во снах.

Высокая фигура с острыми рогами-ветками.

Рядом написано знакомым почерком – Пицен.

На следующей странице Михаил увидел пояснение.

«Лесной дух. Существо из мифов западносибирских народов. Мастер иллюзии и обмана. Питается через свои корни, что пронизывают почву»

И ниже корявая подпись, сделанная не ручкой, а карандашом.

«Он сущесвт…»

Дальше – пустые страницы. Что именно хотел написать Дмитрий, Михаил не понял. Единственное объяснение находке, не казавшееся безумным, было довольно простым. Дмитрий, как режиссёр, слишком заигрался с погружением своей группы в пучину страха и паранойи. Прямо как это делал Стенли Кубрик.

Трек веток. Позади.

Михаил обернулся.

Там, у дерева, спиной к Михаилу, стоял Дмитрий. Он стоял и глядел прямо перед собой. Руки его были опущены, а фигура неподвижна.

– У тебя похоже с головой проблемы, раз ты считаешь, что пугать нас – хорошая идея! – крикнул Михаил.

Голова Дмитрия начала поворот, но Михаил не успел увидеть, что оно выражало. Неожиданно, земля из-под ног оператора провалилась, и он с воплем полетел в пропасть. Он ударился об землю всем телом, ободрал кожу на руках и ощутил, как вибрируют кости в ногах. Оператор со стоном поднялся и посмотрел наверх.

И увидел Нечто.

То, что посещало его в ужасных снах. Рогатое создание без лица перекрывало своей широкой спиной солнце. Михаил попытался дёрнуться, хоть двинуться с места, но не смог. Его парализовало, как во сне.

И вдруг всё погрузилось во тьму.

И в темноте он слышал только собственное дыхание.

Глава 6

Лютики

Он проснулся и вздрогнул, словно выпутываясь из чьих-то объятий и понял, что больше не лежит в яме. Михаил сидел посреди бескрайнего плотного леса. Его окутывала морозная зябь и беспросветная тьма. Михаил несколько минут старался услышать в тишине хоть что-то. Но его слух ничего не потревожило. Ни скрип деревьев, ни шелест листвы, ни пение птиц. Было тихо как под землёй, в той яме.

Глаза привыкли к темноте. Михаил посмотрел в одну сторону – ничего, затем в другую и остановился. Далеко впереди горел синий огонёк, будто там лежало нечто искусственное. Лампочка или... экран камеры?

Михаил поднялся и шаг за шагом направился в сторону экрана. То, что там лежит камера, он уже почти не сомневался. Сухая листва хрустела под ногами, разнося мерзкое эхо по всей округе. Михаил остановился, огляделся и прислушался. Тишина. Он был один.

И он хотел бы, чтобы это было правдой.

Хрустя ветками, Михаил подошел к камере. Это была его старая VHS-ка. Синий экранчик светился, мигая красной надписью REC. Будто запись всё ещё шла. Михаил поднял камеру. Выключил запись. Экран потух. Затем он нажал кнопку галереи. Открылся длинный список видео. Последний фрагмент тоже светился синим. Видео шло больше часа. Таких больших дублей Михаил не снимал. Он посмотрел на дату записи. Но увидел только прочерки.

Дрожащим пальцем он включил фрагмент.

Вид реки. Неподвижная панорама. Двигалась только вода. Гудел ветер. Изображение чуть рябило, звук шуршал. Типичный кадр старой камеры. Вид реки не менялся пять минут. Когда началась десятая минута записи, оператор, кто бы он не был, повернул камеру к домам. Тем самым, где ночевала группа.

Кадр плавно поплыл к постройкам, словно оператор не шел, а парил в воздухе. Движение было медленным и потому Михаил перемотал запись вплоть до двери второго дома, где жили девушки. У двери камера будто зашевелилась, кадр стал более живым, дёрганным. Последовал стук. Минуту ничего не происходило, но затем дверь открыла она.

Рита.

Девушка улыбнулась оператору.

– У нас внеочередная смена? – спросила она.

– Типо того. – Михаил услышал собственный голос.

Он поставил видео на паузу и осмотрелся. Лес по-прежнему молчал, а Михаил хотел бы понять, сколько времени прошло с его падения в яму. Может быть, это его сон? Бред ушибленного мозга? Быть может, у него амнезия? Михаил посмотрел на застывшие веселые глаза Риты и решил продолжить просмотр. Только так он мог хоть что-нибудь понять.

– Ладно, – сказала Рита. – Подожди меня.

Она улыбнулась и закрыла дверь. Кадр вновь стоял неподвижно, и только бьющийся в конвульсиях под порывом ветра колокольчик над дверью кричал о том, что съёмка не остановилась.

Рита вышла через пару минут в белом летнем платье, покрытым россыпью роз. Она была в нём же, когда они говорили на берегу. Девушка улыбнулась Михаилу (кто это был, если не он?), и кадр вместе с ней направился к реке.

– Ты не нашел Диму? – обернулась Рита.

– Я и не искал.

– А куда ты уходил?

Они подошли к воде. Рита была в кадре крупным планом. Прищурив глаза, она смотрела на солнце.

– Никуда. Просто гулял.

Рита снова посмотрела на него и улыбнулась.

– Когда ты решил заняться этим? Кино.

– Ещё в детстве. Достал отцовскую камеру и принялся снимать всё подряд. С тех пор отвыкнуть не могу.

И это была правда.

Девушка кивнула.

– Понимаю. Я тоже ещё в детстве поняла, кем хочу стать.

– Актрисой?

– Скорее артисткой. Выступала перед родителями. Держала в руке колотушку и пела в неё, словно в микрофон.

Пару секунд кадр неподвижно глядел на Риту.

– Зачем ты её взял? – спросила она.

– Хочу кое-что показать. Хорошее место для съёмки.

– Хорошо. Здесь?

– Нет. Оно в лесу. Далеко идти не придётся, не боись.

– Хм. Я не боюсь.

Разговаривая о фильмах, они шли к лесу. Михаил узнавал свои воспоминания – все они были правдивы. Все его переживания, знания, всё было правдой. Но почему он не помнил, как снимал это?

Рита шла по лесной тропе, освещённой солнцем. Деревья словно расступились перед извилистой дорогой, ведущей в никуда. Девушка обернулась к камере. Белоснежные волосы её, словно провода, засветились под лучами солнца.

– Думаю, ты говорил об этом месте, – смотрела она по сторонам.

– Почему?

– Потому что это волшебно. Разве нет?

Она подошла к кадру, который снова неподвижно смотрел на неё.

– Или я не права? – спросила она, уже менее уверенно.

– Знаешь, почему мы оказались здесь?

– Знаю. Мы приехали снимать кино. – Рита улыбнулась, словно ожидала шутку.

– Да. – Вдруг голос Михаила стал холодным. – Возьми её.

Кадр вплотную приблизился к девушке, выхватив из общего полотна её платья бутон розы.

– Ладно... – впервые голос Риты задрожал.

Камера легла в руки девушки. Звук зашуршал, кадр повернулся к оператору и остановился без движения.

Перед Ритой стоял не Михаил, а Нечто с деревянным, покрытым мхом телом. Девушка медленно, не дыша, подняла камеру. И только на мгновение Михаил успел увидеть рогатое чудовище из своих снов. Через секунду Рита закричала, камера упала, и вспыхнул знакомый синий свет.

Михаил опустил камеру.

И увидел её. Риту.

Михаил воскликнул и отпрянул от неё. Девушка стояла неподвижно и улыбалась. Улыбалась самой ужасной, самой отталкивающей улыбкой из всех, что Михаилу доводилось видеть.

– Кто ты? – спросил Михаил. – Что тебе нужно?

Рита сделала шаг.

– Не приближайся! – Михаил вытянул руку.

Рита остановилась, но не прекратила улыбаться. Голова её опустилась к плечу.

– Ты боишься меня? – сказала она холодным голосом.

– Ты – не она! Конечно, я боюсь! Ведь я... я не знаю, что происходит! Кто ты?!

Голова девушки опустилась к другому плечу.

– А ты глянь в камеру и поймёшь.

Михаил не хотел этого делать. Он стоял, смотрел на неё. В её раскрытые стеклянные глаза, так похожие на ледяные глаза хищника.

Так они простояли с минуту. Михаил знал, что увидит в экране камеры и потому думать, не побежать ли ему. И он принял решение.

Михаил развернулся и рванул, что есть сил вглубь леса. Вместе с ним бежали сосны и берёзы, пни и ветки. Он бежал, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Бежал так долго, что уже задыхаясь, всё равно бежал. Наконец уставшие ноги забились в судорогах и покосились. Михаил упал на влажный ковёр земли, тут же вскочил и снова увидел её.

Рита стояла чуть ближе, метрах в двух. Голова её лежала на том же плече, что и прежде. Улыбка тоже никуда не делась, равно как и хищнический взгляд.

– Ты должен увидеть, – сказала она. – Иначе не спасёшься.

Михаил ничего не ответил. Страх так сильно сковал его, что он даже не мог найти слов.

Он просто поднял камеру и увидел Нечто.

Кошмар из снов.

Оно было метра четыре в высоту. Не имело ног, потому что туловище росло прямо из земли. Руки-корни его разветвлялись и уходили в землю. Лица у него не было.

А к небу стремились длинные острые рога.

Кадр задрожал, но Михаил не мог шевельнуться. Не мог, потому что чувствовал, как из-под подошв его кроссовок проникают холодные змееподобные корни. Боль была невыносимой, но он не терял сознания. И он чувствовал, как их острые наконечники заползают ему в живот, шевелятся в легких, ползут по гортани и проползают ему в голову. Он ощутил, как корни в его голове разделились и коснулись изнутри его глаз.

После чего мир потерялся.

***

– И после тёмного экрана снова появляюсь я, но я уже не стою, а лежу под деревом! Меня опутывают корни, они медленно поглощают меня, повсюду кровь, но я не кричу и не плачу – я улыбаюсь! Улыбаюсь, потому что вижу иллюзию! Корни опутали моё сознание, впрыснули какой-то химикат и вот – в своём сознании я проживаю всю свою жизнь, в то время как меня поглощает почва! Ну, как тебе?

Дмитрий Акулов, гладко выбритый, свежий, с блокнотом в руке, сидел и смотрел на своего друга и не мог понять, откуда в голове его оператора нашлось столько идей.

– Как ты это выдумал? У тебя бредовый сон был?

Михаил пожал плечами.

– Не знаю. Ночью как-то навалилось и вот – готовый концепт.

Дмитрий посмотрел на стол, где лежал его неготовый сценарий, затем снова на Михаила и спросил:

– Ну, придумал ты это. А какая мораль? Какая идея? Всегда должна быть идея, без этого и мышь на свет не появится.

Михаил прошелся по комнате, где они провели кастинг. Выключил камеру. Посмотрел на Дмитрия.

– Ну, смысл тут прост. Этим мы покажем, как человечество, увлечённое потреблением иллюзий, медленно умирает, пока система его переваривает. И о силе кинематографа, конечно, который строит этот мир иллюзий.

Дмитрий лёг на спинку диванчика, сложил руки на затылке и призадумался.

– Знаешь, Миша, я бы всё-таки хотел более положительный финал.

– В хорроре? – усмехнулся оператор.

– Да, именно. Когда я рассказал о том, что пишу истории, мама сказала мне, что говорит до сих пор. – Он прикусил губу, помолчал. – Она говорит мне, что у любой истории в финале должен быть проблеск надежды.

Михаил на это ничего не ответил, потому что задался вдруг иным вопросом.

– Слушай... – почесал он затылок. – У меня вопрос. Деликатный.

– Валяй.

– Можешь дать номер этой девушки, которая была последней?

– Риты?

– Да, её.

Дмитрий поднял брови.

– Ну ты сердцеед, конечно.

– Пожалуйста.

Режиссёр со вздохом достал телефон.

– Записывай.

***

Он лежал под острыми сухими ветками елей, среди веток и корней. Лежал, улыбался, погруженный в мир снов и не чувствовал, как опутавшие его, словно паутина, корни впитывали из его тела кровь и вздымались, будто дыша. Михаил лежал и улыбался. Глаз у него больше не было. А из пустых окровавленных глазниц проросли лютики.

Вокруг него, под каждым деревом лежала ещё дюжина улыбающихся мертвецов.

Но лишь у одного из них были те же лютики, что у Михаила. Те же лютики росли из глаз девушки, что лежала совсем рядом – с другой стороны дерева. Она тоже улыбалась, видя прекрасные сны. На её летнем платьице горошком рассыпались капли крови.

И были вышиты бутоны красных роз.

Глава 7

Новая история

– Вот такая вот история, – улыбнулась детям Лия. – Позднее лютики проросли по всему полю, заменив все другие цветы. Поэтому, если увидите это поле, не смейте к нему приближаться и просто уходите! Ведь там, под лютиками, может быть упокоена та самая съёмочная группа!

Она обвела их взглядом, улыбнулась во весь рот и спросила:

– И как вам история?

Впервые за долгое время дети не разбежались, и большая часть из них даже не уснула. Они слушали: кто-то с ухмылкой, кто-то с открытым ртом, кто-то со слезами на щеках. Прошло много времени, около полутора часа, что было, несомненно, многовато для одной истории, но получилось так реалистично и так завораживающе, что после вопроса вожатой никто ей не ответил. Все прислушались к своим мыслям и к треску костра.

– Никто не ответит? Неужели не понравилось?

– Понравилось, – ответил Влад, чьё включение в разговор удивило вожатую.

– Хрень полная, – прыснул один из белокурых близнецов. Кажется, его звали... Нет, Влад не помнил, как его звали. Прыснув смехом, близнец ушел. А вот его брат молчал и не сводил с костра взгляда.

– Это так... печально, – произнесла одна из младших девочек.

– Да не! – подхватил один.

– Смешная! – крикнул другой.

Началась живая дискуссия, один перекрикивал другого, кто-то подкидывал идеи и версии произошедшего в реальности, кто-то с этими идеями спорил и всё в таком духе. Вожатые вдруг поняли, смотря друг на друга обречёнными взглядами, что детей им теперь, в ночных сумерках, не успокоить.

Параллельно большой дискуссии происходил другой процесс, меньший по масштабу. Влад смотрел в глаза той кудрявой девушки и, что удивляло, она на не отводила взгляд и даже более того – сделала такое выражение, как будто бы намекающее, наводящее на мысль. Внутри парня вдруг всё сжалось и закипело. Он улыбнулся ей и тут же отвёл взгляд. Впервые в его жизни к нему в открытую проявили симпатию.

– А откуда вы вообще узнали об этой истории? – спросила другая девушка-ровесница Влада, тонкая, словно рельса.

– Я же говорю, мне её дальний родственник рассказал, у которого был знакомый из той группы, – ответила вожатая.

– Ой, ну да ну вам! Скажите просто, что выдумали её! – тонкая девушка чуть ли не умоляла об этом.

И Лии пришлось их убедить, что ей эту историю никто не рассказывал.

Хотя на самом деле, о пропаже целой съёмочной группы когда-то гудело полгорода...

В ту ночь, как и многие другие гости лагеря, Влад Сухов не спал и глядел то в потолок, то в шкаф, то в стены. История не слишком-то зацепила его. Можно сказать, ему даже было на неё плевать. Его волновал долгий взгляд той девушки, та интонация её взгляда, о которой мечтают многие молодые люди. Не в силах лежать и видя, что его соседи спят, Влад встал и облокотился о подоконник. Территория лагеря, с её площадками, редкими деревьями, беседками и домишками была погружена в предрассветную сизую дымку.

Взгляд парня пробежался по территории и остановился. Между берёз он приметил то двухэтажное заброшенное здание. Мрачные глазницы его окон будто бы выглядывали из-за крон деревьев и буквально притягивали к себе взгляд. Ему вдруг ужасно захотелось пойти туда, аж до дрожи в груди. Возбужденное состояние духа окрыляло его, и Влад, одевшись, сам не свой, вышел из комнаты.

Коридор был ярко освещён. Влад тихо, еле шурша, пробрался по нему в холл на втором этаже, оттуда спустился вниз, поглядывая по сторонам. Видя перед собой выход, он, не осознавая до конца, что делает, открыл стеклянные двери и вышел на прохладный воздух.

– Куда-то собрался? – раздался звонкий голосок.

Влад обернулся и увидел Лию. Она стояла рядом с цветочной клумбой, разукрашенной ещё в советские времена. В клумбу падал пепел с её сигареты.

– Ты, конечно, имеешь кое-какую свободу, но вот так, ночью выходить на улицу... На это нужна особая привилегия.

Её глаза сверкнули иронией.

– Какая? – спросил Влад.

– А не знаю, любая, но у тебя никакой нет. Метнись-ка обратно в кровать, пока я тебя телевизор не заставила смотреть. В курсе, что это значит?

Влад знал, кивнул и молча вернулся в корпус.

От яркого притягательного образа рыжей нимфы не осталось отныне ни следа.

Так завершилась вторая его ночь в детском лагере. Весь следующий день Влад, практически не спавший, вновь гулял по территории, но уже с конкретной целью. Встретить ту девушку, что смотрела на него ночью. Но территория оказалась куда больше, чем он думал: оказывается, за опушкой есть ещё один корпус, в котором детей было не меньше. Влад гулял, искал её взглядом, но среди десятков детей разных возрастов он не увидел её. Решив, что не повезло в этот день, значит повезёт в другие, Влад Сухов вернулся под вечер в свой корпус, бросил взгляд на заброшенное здание в тени берёз и отправился спать.

Но следующий день тоже разочаровал его. Влад решил, что сможет увидеть девушку, когда дети снова соберутся вокруг костра. Здесь он тоже ошибался. На сей раз собрались незнакомые ему лица, которые слушали новые истории с разной степенью интереса. Истории, которые рассказывали вожатые, не были настолько «живыми», как та, первая. Видимо, они учли урок и травили байки, чтобы усыпить своих подопечных, а не испугать их.

Шли дни и ночи, но Влад так и не увидел её. Ни прогуливаясь между зданий лагеря, ни у костра по вечерам, нигде. Словно исчезла. Не зная её имени, Влад не хотел просить помощи у вожатых – он слишком стеснялся их. Таким образом, единственным его развлечением оставалась его утренняя вахта у окна с видом на заброшенную двухэтажку, которая по-прежнему будто бы манила его

Даже пуще прежнего.

И ночами он не только изучал заброшенное здание, но и выяснял, когда вожатые спят и не могут каким-либо образом воспрепятствовать его путешествию.

Смена близилась концу. Влад узнал, что мама приедет за ним буквально на следующий день. Он стоял в маленькой беседке на краю лагеря, в которую никто никогда не заходил и говорил с нею. Мама щебетала о том, что операция прошла успешно, что в ближайшие годы никакая опухоль ей не грозит, и она счастливая вернётся домой. Но парень почти не слушал её, наблюдая за проходящими мимо людьми. Сам того не замечая, его интерес к той девушке перерос в одержимость. Он не спал, мало ел и смотрел в лица детей, надеясь увидеть встречный взгляд той самой, но толка не было. Под его глазами появились тёмные мешки. Тем не менее он заверил мать, что всё в порядке и он рад вернуться, однако, он говорил почти на автоматизме, продолжая следить за людьми.

Ранним утром следующего дня он твёрдо решил пойти в заброшенное здание и, быть может, найти там хоть какие-то подсказки. Не зря же его, чёрт побери, тянуло туда? Он хотел оказаться там сильнее, чем дома в самом начале смены и не мог этого объяснить.

В последнюю ночь он не спал вовсе. Влад лежал на кровати в одежде и с широко открытыми глазами глядел в потолок, словно душевнобольной. Когда потолка коснулся первый луч солнца, молодой человек встал и вышел из комнаты. Он незамеченным пробрался по тихим коридорам и помещениям, но вышел не через главные двери, а через пожарный выход.

На улице было свежо, сыро, прохладно. По воздуху струился запах скошенной травы – она, покрытая росой, липла к кроссовкам Влада, пока тот шел мимо крон деревьев. Он смотрел вперёд, на виднеющиеся в предрассветных сумерках стены заброшки и обдумывал мысль, в которую уже почти верил: там, в этом доме, он найдёт какую-нибудь зацепку о той девушке, что смотрела на него. Иначе и быть не могло...

Влад остановился у входа и глянул внутрь молчаливого дома. Свет едва доставал до первой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Из пасти здания несло плесенью и мокрым мхом. В молчаливых комнатах, заброшенных много лет назад, априори ничего интересного быть не могло, но парень в это не верил. Он шагнул внутрь.

На полу валялись тетради, запылённые хирургические инструменты и почерневшие бинты. Судя по всему, здесь когда-то лечили детей. Сейчас уж был другой, маленький лазарет в главном здании, в котором сидела вечно уставшая молодая сестра. Влад обошел все комнаты, не упустив ни одной каморки, но ничего, что могло бы навести на мысль о той девушки, разумеется, не нашлось. Когда Влад снова обошел все комнаты, он остановился в одной из них и с силой пнул ржавое кресло-каталку. Та, со скрипом, будто плача, покатилась к разбитому окну и проехалась по осколкам стекла.

Вдруг, Влад увидел за окном нечто, испугавшее его и в то же время удивившее. В памяти сразу всплыла история, рассказанная Лией в первую ночь. Там, между деревьев, на покрытой мхом поляне, цвели пышным желтым цветом лютики. Влад подошел к окну и отметил, что яркий красный отблеск росы под восходящим солнцем был неестественным и цвету лютиков не соответствовал. Будто бы их украсили тысячи маленьких рубинов или семян граната.

Ему сразу захотелось выйти на эту полянку. Да, ему говорили, что идти на поляну нельзя, что там опасно, что на ней могут быть погибшие от рук неизведанного существа люди... Но Влад тут же отбросил эти смешные мысли, рассчитанные на глупых детей, а запрет наоборот, только подогрел его интерес.

С такими вот мыслями, Влад поспешил на улицу.

В здании был запасной выход в одном из кабинетов на первом этаже. Влад выбежал на улицу, обернулся и удостоверился, что из-за дома и пышных веток берёз его не видно.

Уверенным шагом он направился к цветущей поляне.

Он не обращал внимания на тишину, не думал о том, что в лагере уже просыпаются первые дети, и раздают первые приказы вожатые и его, скорее всего, уже начинают искать. Он был одурманен приятным, чарующим запахом цветов, их красотой и блеском. Влад вышел на середину поляны, чувствуя мягкий мох и нечто более твёрдое под ним. Как будто поляна поросла на груде металлолома.

Он стоял, оглядывая великолепные цветы и страшно радовался им, хотя никогда прежде Влад такой симпатии к лютикам не испытывал. Его состояние из болезненного становилось совершенно безумным.

Вдруг ему страшно захотелось сорвать один из цветков и забрать его себе. Запрет на посещение поляны лютиков, данный вожатыми, его уже не пугал, он и так был здесь. Так почему бы не сорвать один их них на память? Каждый из лютиков был невероятно красив, но Влад, почему-то зацепился взглядом на одном цветке. Луч солнца будто специально бил прямо в его желтые лепестки. Влад прикоснулся к его стеблю и вдруг увидел, что роса на цветке сплошь была красной и густой, и напоминала ему... кровь? Влад усмехнулся, посчитав эту идею за шутку подсознания и сорвал цветок.

И он тут же с воплем отбросил его.

Потому что корни лютика были красными и источали зловонный ржавый запах крови. Потому что что за корнями вырвался из общего ковра кусочек мха, обнаживший кусок человеческой грудной клетки.

Вдруг, позади него треснули ветки.

Он обернулся и увидел её, кудрявую девушку. Она была в той же самой одежде и смотрела в его глаза. Но на сей раз взгляд выражал не симпатию или интерес, нет. На сей раз это был злобным и ядовитым. Пару мгновений ничего не происходило, а затем девушка вдруг оскалилась, словно хищник на охоте.

– Почему же ты, Влад Сухов, нарушил запрет? – спросила она тонким, скрипучим голосом. – Зачем вышел на эту поляну?

Влад, раскрыв глаза, молчал.

– Тебя что-то манило сюда? Ты хотел узнать ответы? Повёлся на мой взгляд? Повёлся на сон с рыжей красавицей?

Тут молодой человек ощутил, как побежали по телу мурашки.

– Я... – попытался он говорить. Голос летел по иссохшему горлу, как ладонь по нождачке. – Я не знаю. Кто ты? Что происходит?

Девушка наклонила голову к плечу.

– А ты направь на меня камеру и посмотри.

Просьба показалась Владу ужасно знакомой и странной. Решив, что перед ним стоит обычная сумасшедшая, которая искренне верит в свой бред, Влад достал телефон, включил камеру...

...и направил её на странную девушку.

Последняя смена в лагере «Эпитемей» не задалась, поскольку пропал самый нелюдимый из детей – Влад Сухов. Вожатые искали его, но не нашли в пределах лагеря. Спрашивали и у охраны, не покидал ли он КПП. Они просмотрели записи с камер наблюдения и обнаружили, что молодой человек вышел из комнаты за час до подъёма, юркнул через пожарный ход и пропал.

Спустя время его искали волонтёры и полиция. По всей территории лагеря, за её пределами, вплоть до реки прочёсывалась местность и не было найдено никаких его следов. Приезжала вместе с полицией даже его исхудавшая, ужасно напуганная мать, которая ходила за полицейскими, словно призрак, и жила в лагере, пока шли поисковые работы.

Заброшенное здание и территорию за ним обошли уже в первые сутки после пропажи мальчика, но никто ничего не обнаружил. Лютикового поля – в том числе. Однако, когда началась вторая волна поисков, более масштабных и тщательных, полицейские обнаружили-таки одну улику. Телефон парня лежал, укрытый мхом, под соснами за тем самым заброшенным лазаретом. Его содержимое полицейские проверили сразу же и по какой-то причине решили никому не сообщать о находке. Телефон был отправлен в городское управление МВД и остался где-то там, в его бескрайних недрах.

Лето подошло к концу, а за ним и первый месяц осени. Поиски всё ещё шли, но ни о какой тщательности речи не было. Мать Влада была среди последних поисковых групп и несколько раз попала под дождь, сильно простыла и в поисках уже участвовать не могла. Когда же осень подошла к концу и началась зима, обезумевшая от горя женщина умерла ни от опухоли, а от плеврита.

Прошел год. История Влада Сухова и его матери забылась. У них не было родственников и почти не было друзей. Их имена стерлись из памяти города, могила матери заросла, и никто уж не вспоминал о том, что они когда-то жили, смеялись и любили.

Но кое-что всё-таки осталось от этой бедной, умершей в ужасе и горе семьи. Через несколько лет во многих детских лагерях стали ходить легенды о подростке, который отправился в детский лагерь, сбежал посреди ночи и не вернулся. Говорили и о тайне его телефона, переданного в руки полиции, которая не раскрывает его секреты. В основном эту историю рассказывали для того, чтобы уберечь детей от ночных вылазок. Но кто-то из вожатых и детей вникал в эту историю сильнее, чем в другие, потому что чувствовали в них «жизнь»; чувствовали, что просто так, из пустого места, такие истории не сочиняются. И от того их страх был сильнее, чем у других.

И вот так, со временем, тайна телефона и тайна исчезновения Влада Сухова вошли в последствии в канон новых историй, подслушанных у костра...