Сотвори себе себя

Рассказываю, как было. Я не какой-нибудь там звездный инженер, я Механик. Лучший в старом парке аттракционов «Улыбка Горького». Пока все радовались детям и сахарной вате, я в своей мастерской, в облаке канифольного дыма и пыли, собирал свой Главный Проект.

Не для шоу. Для себя. Куклу. Самую что ни на есть идеальную... ну для утех, понимаешь.

С лицом возился недолго. Взял основу от старой принцессы из «Замка Ужасов», приладил новые стеклянные глазки на шарнирах, чтобы моргали с легким щелчком. Губы из мягкого винила, внутри – механизм для шепота и тихого смеха из пылесоса.

Получилось мило. Немного жутко, но мне всегда нравилась эта жуть. Да и воду с него не пить, для того кулер есть.

А вот с грудью... Это была песня. Шесть часов чистого ада! То одна пневмоподушка сдуется, то другая перекачается, и выходит не грудь, а пара шаров для боулинга. С сосками замучался – хотел, чтобы они на прикосновение реагировали, выдвигались маленькими поршеньками. То один заклинит, выковыриваешь, то второй торчит, как антенна, чуть глаз не выбил.

Разнёс тогда всю мастерскую гаечным ключом от злости, потом месяц восстанавливал. Но добился-таки. Идеальная форма, упругая, с едва слышным шипением пневматики. При движении подрагивает.

И вот он, главный момент. Интимный блок. Я собрал его из лучшего, что у меня было: титановый каркас, силиконовые кожухи, целая система моторчиков, вибраторов и миниатюрных гидравлических насосов. Подключил к центральному блоку управления, залил масло, проверил проводку. Дело тонкое. Паяльником дрожащей рукой ворочал, всё боялся спалить контроллер.

Включил.

Она лежала на столе, вся из блестящего пластика и металла, и вдруг… дернулась. С резким щелчком повернула голову. Глаза-фары уставились на меня. Раздался скрип шестеренок в ее шее, и губы разошлись в запрограммированной улыбке.

— За-ве-де-на, — проскрипел высокими нотами механический голос из динамика в ее горле.

И вот она стоит передо мной, вся в винтах и стыках, пахнет машинным маслом и новым винилом. Совершенство.

А я… я смотрю на нее и понимаю: я – кусок старого, дряблого мяса. Я воняю по́том, у меня трясутся руки, я скоро сломаюсь и умру. А она будет стоять здесь, идеальная и ненужная.

Жалость какая-то накатила. Не к себе. К ней. Будто я создал шедевр и оставляю его гнить в сарае.

— Ладно, — хрипло говорю я. — Не пропадать же добру.

Я сел на верстак. Не для того, чтобы улучшить себя – нет. Чтобы соответствовать. Снял мерку со своей кривой левой ноги. Выточил из старой трубы новую, с шарниром вместо колена. Прикрутил болтами прямо к кости, было больно, но вид – что надо. Прямо как у капитана на аттракционе «Пираты Каспийского моря».

Потом взялся за руку. Заменил дрожащую кисть на надежный захват с тремя пальцами. Глаз, который плохо видел, выколол и вставил стеклянный шар с такой начинкой, что можно камешки в кольцах Сатурна считать долгими вечерами. Он блестит, смотрится строго.

И так далее, постепенно. Она смотрела с недоумением.

Я не стал умным роботом. Я стал таким же аниматроником, как и она. Аттракционным чучелом. Только грубее, собранным на скорую руку из хлама. Мои движения стали резкими, с треском и скрипом. Я ходил, громко цокая металлической стопой по бетонному полу.

Подошел к ней.

Мой стеклянный глаз встретился с ее фарами. Мой захват с скрипом взял ее руку из холодного пластика.

— Ну что, красотка, — просипел я, и мой голос наполовину был моим, наполовину – шипением электролита пробитого конденсатора. — Пойдем, погуляем. Нам тут вдвоем предстоит… ну, вечность, что ли.

Она наклонила голову, раздался щелчок, и ее губы снова растянулись в улыбке. В мою сторону немного выдвинулись поршни сосков.

— Го-то-ва, — скрипнула она.

Мы вышли из мастерской, два механических уродца, и направились в темноту пустующего парка. Наше отражение криво улыбалось нам из стеклянной стены чебуречной.

Мы были одной породы. И, возможно, это и была любовь. Скрипучая, масляная, вечная.

От людей мы прячемся, они злые. Со страху списывают на нас, свихнувшихся роботов, свои несчастные случаи и нас ненавидят.

Не хотим любить злых, хотим любить друг друга, а для этого уж я постарался и сделал. Нас.