Советский телевизор

История эта началась еще при Иоанне Сталине, а закончилась не так уж и давно, лет 30 тому назад. И многие ее участники - кто уже не связан тайной молчания, а кто уже навеки ушел в области Великой Тайны. Поэтому об этом можно говорить.

=========

Как известно, у любой разведки есть подразделение, занимающееся сбором и анализом совершенно невоенной техники: утюгов, машинок для закатки консервов (творение небезызвестного Макарова, между прочим), лампочек и культиваторов. Судить о состоянии промышленности потенциального противника по ним будет даже точнее и эффективнее, чем под покровом ночи красть документацию и запускать спутники-шпионы. Было такое подразделение и у славного детища братьев Даллесов, ведомства из трех всем известных букв.

В один прекрасный день 1949 года в соответствующий отдел поступил купленный через третьи руки (а как иначе) жуткий дефицит: новенький советский телевизор. Где был взят, чтобы оказаться на берегах Потомака, этот агрегат, который в самом СССР-то был по записи, не знал никто. Точнее – знала одна папочка из манилы и бумажки в ней. Когда их рассекретили в 1989, в бумажках было вымарано черным столько, что из полусотни листов пригодных к прочтению букв едва хватило бы на детскую считалку.

Телевизор начали крутить, разбирать-собирать и обнюхивать соответствующие спецы. Многостраничные выводы, сделанные ими о состоянии советской науки и промышленности, закономерно воспарили на самый верх, где были приняты и оценены по достоинству. Сам же аппарат был рассмотрен, оценен и взвешен.

С поправкой на общемировое состояние электроники, мнение по его поводу было ровно-скептическим. Минималистская схема на 9 лампах, каждая с бутылку «кока-колы» и примерно такой же толщины и прочности. Провода в серой тканевой изоляции, толщиной с сигарету. Трансформаторы, габаритами и суровостью облика напоминающие трактор «Сталинец». Мутноватый экранчик 3х6 дюймов – не убого, но и ничего фантастического по тем временам. Галетные переключатели и тумблеры, щелкающие как винтовочный затвор. Все это упаковано в лакированный гроб из толстенной фанеры, крытой шпоном, габаритами в полметра на метр и глубиной в те же полметра. Дубово, в меру неубиваемо, легко ремонтируется – обычная советская техника.

И, как отметил аналитик Ричард Спирс (Рувим Шперман, второе поколение эмигрантов из Шепетовки), довольно убого решенный вопрос компоновки: из-за монументальных деталей и танкового крепежа требовалось изрядно пространства, но при этом в корпусе справа, с той стороны, где он открывался, было совершенно бесполезное свободное место, куда могла бы войти коробка габаритами примерно 4х4х12 дюймов.

Хмыкнули и забыли на складе.

Тем временем «красный тиран» скончался, не забыв оставить страну с ядерной бомбой, преемники с воодушевлением порезали и подушили друг друга, пока наверх не вылез самый бойкий. Советская промышленность поднатужилась и сделала шаг вперед, обнулив новыми зенитными ракетами все преимущество в армадах стратегических бомбардировщиков с ядерными бомбами. Красные дерзко перли на орбиту и у них на основе разработок одного эсэсовца почему-то получалось лучше, чем у американцев, забравших себе самого космического штурмбаннфюрера.

Следующий телевизор пришел через Турцию. Кто-то из тамошних контактов вел свои шахер-махеры с представителями Советской Армении (да-да, граница на замке, но у всех, кому надо, есть ключи) и раздобыл последнюю советскую модель телевизора.

Выводы были постными, но, в целом, ожидаемо-неприятными. Экран советской новинки стал заметно четче и контрастнее, да еще и вырос вчетверо. Схема усложнилась, аж четыре канала. Ламп стало сильно больше, они стали миниатюрнее, а некоторые выглядели самым нахально-прорывным образом. Кое-где зловещими паучками торчали вцепившиеся золочеными ножками в платы транзисторы. На таких комплектующих легко можно было собрать умную голову для какой-нибудь особо гадкой ракеты. Общая конструкция выдавала хорошее знакомство с разработками голландской компании «Филипс», а качество элементной базы и явно подросшее искусство разработки схем вызвали угрюмую озабоченность у ответственных лиц.

Очевидно, коллеги из технической разведки с той стороны Железного Занавеса не зря ели свой хлеб и курили пайковые папиросы. Выводы были сделаны, многостраничные отчеты снова воспарили наверх. В целом получалось предсказуемо: товары для гражданских делались по остаточному принципу и мало, но более-менее на уровне.

Старший аналитик Спирс не преминул ехидно отметить в своем докладе еще один факт, проработанный и сопоставленный в его уже крепко лысеющей голове. Несмотря на то, что внутренности телевизора сильно ужались, корпус по-прежнему представлял собой лакированный параллелепипед габаритами в полметра на метр и полметра глубиной. Отмеченный ранее дефект советской компоновки, то самое пустое место справа, тоже никуда не делось. В некоторых вопросах большевики были удивительно тупы, консервативны и негибки.

Телевизор получил инвентарный номер и был отправлен на склад.

Дальше с интервалом в три с небольшим года Соединенные Штаты дважды получили под дых. Сперва над миром разделось зловещее «бип-бип-бип», потом улыбающийся лейтенант, приземлившийся майором, произнес свое знаменитое Poyehalee! И увенчала все это смачная оплеуха из района карибского бассейна, где внезапно на райском острове, зарекомендовавшем себя как дешевый бордель и казино для американцев, воздвиглись колоннами храма Апокалипсиса советские ракеты.

Молодой и резкий католик, бывший командиром торпедного катера, поклялся защитить американский образ жизни. А потом его застрелили прямо на глазах у красавицы-жены. Америка чувствовала себя как матрос на избитом в бою корабле: течи возникали одна за одной, едва ли не скорее, чем их успевали затыкать. Ближний Восток, Африка, Латинская Америка, Дальний Восток – проклятые комми гадили буквально везде.

Во времена между Джимми Хендриксом и Уотергейтским скандалом в аналитический департамент, возглавляемый Спирсом, пришел очередной советский телевизор. Распаковали. Спирс, к тому времени – непререкаемый авторитет по кличке «Док Спирс», негласная звезда всей конторы, человек, знающий всё о советской бытовой технике до последнего винта – воззрился на новый агрегат. Он смотрел на него несколько минут стремительно стекленеющими глазами.

А потом свистяще и длинно выругался на почти забытом языке. Если бы лампочки в отделе понимали идиш, они бы, услышав исторгнутое из уст интеллигентнейшего Дока Спирса, к чертям собачьим перегорели.

-…твою мать… - несколько раз по инерции повторила звезда технической разведки уже по-английски.

- Линейку! – заорал Спирс, - Живо!

Спирса не поняли, но линейка материализовалась мгновенно. Он утер с обширной лысины пот и набросился на советский телевизор. Постанывая и бормоча под нос ругательства, он несколько раз вымерял габариты лакированного короба. Снаружи и, свинтив трясущимися руками кожух сзади, изнутри.

Спирс выронил зазвеневшую по столу линейку, схватился руками за виски и заскулил. До миллиметра. Примерно полметра на метр и на полметра. И внутри…

Подчиненные, молодая и наглая поросль Гарварда и MIT были в недоумении. Переглядывались и жали плечами, наблюдая явно свихнувшегося начальника.

- Я идиот! Мы – идиоты! – простонал босс, - Мы всё просрали!

- Простите, сэр, но что именно мы просрали? – осторожно поинтересовался Арнольд Миллер, один из лучших питомцев Спирса.

Док Спирс скривился, как, впрочем, всегда, когда приходилось объяснять самоочевидные вещи явным болванам. Ох, сколько же им еще расти, а сколько из них так и останутся непроходимыми тупицами…

- Скажи, Арнольдик, - задушевно начал Спирс, взяв его за пуговицу, - ты понимаешь, как работает мозг советского инженера?

- Да, сэр. Мы тут все это изучаем.

- А где ты работаешь, сынок?

- В разведке, Док.

- А чего ты должен профессионально бояться, работая в разведке?

- Того, чего я не знаю и не понимаю, сэр?

- Именно. И именно поэтому мы тут с вами все… ВСЕ!!! Все мы тут обосрались! Быстро сюда отчеты по исследованиям советских телевизоров. Все, с самого начала.

Арни и его товарищи отличались если не сообразительностью, то расторопностью. Бумаги разложили на длинном столе в хронологической последовательности.

- Итак, что мы здесь имеем? – Спирс обвел рукой ряд бумажных папок, - Я наблюдаю за ними скоро двадцать лет. Четверть века прогресса схемотехники, развития производства, ворованных технологий и типичной советской изобретательности, когда на чрезвычайно убогой базе они умудряются сделать то, что мы с вами иногда даже не можем себе представить. Но мы с вами не замечаем очевидного и поэтому мы с вами, джентльмены, сраные кретины. Кинескопы становятся больше, потроха становятся сложнее и меньше. А вот корпуса основной модели остаются неизменными, с точностью до миллиметра. Да, сзади приделывают новые кожухи. Да, новые кнопки и переключатели на передней панели. Но корпус остается неизменным. В них просто становится больше воздуха.

- Плановая экономика, сэр? – предположил Сэм Ли, по прозвищу «Чинк», выпускник Стэнфорда, - Может, они просто не успевают перестроить конвейер по производству корпусов?

- Нет, Сэмми. Никто, ни в какой плановой экономике не будет расходовать кубометры фанеры и тонны клея и лака впустую, чтобы хранить воздух. Даже в плановой экономике сумасшедшие не приживаются. Но самое главное не это. Важно не то, что мы видим, а то, чего мы не видим. И вот этого надо бояться всем нам. Ну-ка Хэл, посмотри, найдешь ли ты еще кое-что в этих телевизорах, увидишь ли ты то, что увидел там старый Док Спирс…

Генри Томазино, еще одна восходящая звездочка технической разведки, склонился над документами. Полистал одну папку. Потом другую. Перешел к третьей. Занервничал, снова вернулся к началу. Прижал нужную страницу пальцем, начал копаться в соседней папке.

- Матерь Божья…, - лицо Генри Томазино вытянулось, а глаза вылезли из орбит, - Матерь Божья…

- Ну, давай, расскажи нам всем, как мы обосрались. Не томи…

- Сэр… Ребята… Тут такое... В общем… короче, у них при совершенно разных потрохах и в целом непохожей компоновке в разных поколениях, везде одно и то же. Пустое место справа, где-то 4х4х12 дюймов. Непонятно зачем.

- Вот-вот, вот-вот, - голосом Спирса можно было забивать гвозди в гроб, - именно. Поэтому начинаем думать, господа хреновы гении. Нам надо срочно понять, зачем русским именно такой корпус и пустое место в нем. Выходные отменяются, звоните подружкам, будем жить на работе, пока не поймем, зачем комми это делают…

Через неделю был готов предварительный отчет. Сочетание раскопок в архивах, вымотанных нервов смежников, декалитров пролитого пота и выпитого кофе, а также полвагона выкуренных сигарет дало меморандум в несколько страниц текста и схем, который покрытой сизой щетиной с явной зеленцой в лице и красноглазый Спирс представил наверх.

В качестве основных рассматривались несколько версий:

Были, разумеется, и откровенно идиотские предположения. Какой-то умник с большими звездами настаивал, что корпуса телевизоров — это опалубка для заливки бетонных блоков быстровозводимых дзотов. Еще один с пеной у рта утверждал, что имеющиеся на всей территории СССР стандартизированные по размерам объекты идеальны для калибровки оптики советских спутников-шпионов. Только вынести во двор в нужное время. Его осадили, напомнив, что даже «Кейхол-Корона» со своим двухфутовым объективом не очень-то берет с орбиты такую мелочь. Версии множились как тараканы, мешая друг другу и пожирая ресурсы самых разных отделов Конторы. Особенно раздражало то, что указанные габариты не диктовались никакими разумными соображениями ни по стандартизации упаковки и транспортировки, ни по ресурсам. Наоборот – это они выстраивались вокруг габаритов телевизоров.

Где-то в глубине души сам Спирс надеялся, что все это случайность, выверт его профессиональной паранойи и за его догадками и наблюдениями ничего нет. Но двадцать с лишним лет в разведке едко говорили об ином – Спирс был прав, а вот в чем конкретно прав, было непонятно.

Понимание отравляло душу как подванивающая крышка канализации отравляет радость тихого солнечного утра. Но, слава мистеру Колби и особенно мистеру Бушу, денег у Конторы было достаточно, а людей, готовых по-тихому воевать с Советами, хватало.

Поэтому «группа Спирса», она же «Операция Ящик» пережила и вьетнамский позор, и нефтяной кризис, и инфляцию. Были свои триумфы, были минуты мрака и ужаса, когда всю Контору окунало с головой в дерьмо, а кругом, каркая, летали мрази-журналисты и продолжали гадить на единственную преграду между их тепленьким мирком и ледяной тайгой с комми-медведями.

Обе стороны тем временем обзавелись полным комплектом ракет и боеголовок, чтобы одним махом превратить планету в застеклованный фонящий шарик. Действия противников стали изощреннее, континенты и океаны превратились в шахматные доски многоходовок в стиле дзюдо.

Красные получали по морде, но утирались и снова со звериной целеустремленностью и дьявольской изобретательностью перли вперед, портя, подрывая, внедряясь. Контора выживала, сплевывала кровь и продолжала делать свое дело, защищая свободу и жизни миллионов людей, пусть и не всегда чистыми руками и благородными методами.

Коллеги Спирса с разных сторон пытались зайти на проблему «пустого места». Сотни агентов Конторы нащупывали и оконтуривали то, что может означать для Штатов обычный лакированный ящик.

Когда во времена между Вьетнамом и чудовищным провалом в Иране Советы разродились очередным поколением телевизоров с чудовищными непроизносимыми названиями вроде «УЛПЦТИ» или «УПИМЦТ», Спирс только нервно-скептически дернул щекой. Он был уверен, более того – он знал, что он там найдет.

Разумеется, цветной кинескоп, полупроводники и даже интегральные схемы. Ворованные или купленные у болванов-европейцев технологии. Более совершенная схемотехника, кое-где уже обгоняющая американскую и явно подсмотренная у чертовых япошек. Разные модели, от маленьких до здоровенных, Советы наконец-то начали активно работать на население.

Однако Спирса это не сбивало с толку. Он и его ребята знали, что основной и самый массовый типоразмер остается все тем же, а внутри, на том же месте, та же самая по габаритам пустота. Достали сразу четыре разных модели разных заводов, Советы обнаглели настолько, что гнали их без изменений на экспорт в Западную Европу. Все совпало.

Впрочем, кое-что новенькое было: вместо шпонованной фанеры или массива дерева два образца были собраны в корпусах из прочнейшей ДСП, ламинированной полимерной пленкой «под дерево». Для производства пленки у финнов купили сразу завод. Но размеры были теми же, что ящик из 1949 года.

Док Спирс выдохнул длинную струю сигаретного дыма, скептически прищурился на раскрытые корпуса, почесал лысину и снова погрузился в бумаги. Версии за годы умножились, но данные не складывались в единую картину. Четыре ящика с секретами и все с одной и той же загадкой. Чертовы комми… Ладно, надо работать.

…Прорыв организовала молоденькая Лиззи Гудкайнд, пришедшая меньше года назад. Этакая кукла Барби, дурочка в модных очках, первое женское пополнение в Отделе, с блестящим, глубоким и изощренным умом. Он нашла подход к «советскому ящику».

Сейчас идея Гудкайнд казалась Спирсу самоочевидной, но до нее в свое время не дошли ни он, ни Томазино, ни Арни Миллер, ни Чинк Ли. Она обратила внимание, что корпуса интересующего их типоразмера делались сначала централизованно, потом их начали производить в соответствующих цехах на разных заводах, от Вильнюса до Омска. А вот комплект чертежей, ТУ и документация – всё восходило к 1948-1949 году, к одному и тому же отделу в закрытом ОКБ-249А в подчинении ведомства всесильного и зловещего Лаврентия Берии. Кое-где в клочках информации, которую удавалось добыть, проскальзывали повторяющиеся названия: «Отдел Т», «Группа 8-прим».

Вот это и была зацепка. Все-таки электроника. Все-таки что-то связанное с радио и высокими частотами. Все-таки чутье не подвело Дока Спирса. Простая лакированная деревяшка из-за Железного Занавеса помогла вскрыть что-то сильно большее и зловещее.

И теперь Спирс с подчиненными как пауки выстраивали из имеющихся куцых данных паутину взаимосвязей, заполняя дырявую мозаику недостающими фрагментами, переставляя неправильно размещенные. Поверх и параллельно «официальной», которую было видно невооруженным взглядом, проглядывала куда более сложная и скрытая иная, временами совершенно непонятная, система. С каждым месяцем и годом они все лучше и лучше понимали всю структуру запутанных отношений в советской промышленности и почему детали производства бутылочных штопоров так важно знать для понимания того, из какого сплава будут строить новый советский истребитель.

Но, несмотря на блестящие успехи в смежных областях и все плотнее сжимающееся пространство неизвестности, проклятое пустое место 4х4х12 дюймов так пока и не сдавалось. Зато многие разработанные ими методы косвенного анализа, процессы и подходы к сбору и управлению информацией отлично заработали в других областях. Так что команда Спирса в целом не зря просаживала шестизначные суммы из бюджета Конторы и отвлекала смежников.

Когда советские прочно увязли в Афганистане, телевизоры клепались уже миллионами. С учетом интересующих Спирса и его команду – все равно миллионами. Дома вскрылось чудовищное: в Конторе годами трудились аж несколько русских кротов. Спирс воспрял было духом – может быть именно они тормозили раскрытие тайны советских телевизоров? Но нет, они занимались всякой пошлятиной типа сдачи американских агентов и снабжения русских секретными документами.

Сразу после Панамы и операции Just Cause послышались неприятные для Спирса звоночки. Два независимых источника – Эллиот Райт из секции 121 и старый собутыльник Аарон Голд, занимавшийся как раз добычей советской техники – пришли к одному выводу, которым по секрету поделились с коллегой. Им показалось, что внутри советского медведя что-то нарушилось, и зверюга имела все шансы не сегодня-завтра откинуть ноги. Война рисковала быть выигранной без Спирса и до того, как он разгадает загадку всей своей жизни.

Все свободные ресурсы Конторы направили на добивание противника. Знающие люди выдавали шокирующую информацию: perestroika и Gorbachev это да, но создавалось впечатление, что русские сами поставили себе задачу поскорее угробить страну. И выполняли ее привычно-ударными темпами. Тридцать с лишним лет работы Дока Спирса могли улететь псу под хвост.

Звенящим от мороза солнечным зимним днем февраля 1991 года в кабинет Спирса вошла с дискетой в победно вскинутой руке сияющая Лиззи Гудкайнд.

- Есть! Есть, сэр! У нас есть козырь – мы прикончим все это дело одним ударом!

Спирс отставил кружку с кофе и скептически посмотрел на сотрудницу поверх очков. За тридцать лет войны с советским телевизором он волей-неволей превратился в циника и знал, что такого, скорее всего, не может быть и не будет.

Оказалось, что один из разработчиков, имевший самое непосредственное касательство к созданию и производству вообще всех советских телевизоров, начинавший еще в том самом ОКБ-249А в сороковые, человек, который должен знать вообще ВСЁ – на седьмом десятке лет уехал по национальному признаку понятно куда.

В 24 часа бесценного кадра, еще не распаковавшего толком пожитки, нашли в Реховоте и сделали ему предложение, от которого нельзя отказаться: переезд со всеми чадами и домочадцами в Землю Свободных и Дом Храбрых, убойную сумму долларов и совершенно чистые документы с новой биографией. Все это в обмен на обстоятельное интервью по поводу пары мелочей из прошлого его уже бывшей и нелюбимой Родины. Но быстро.

Кадр идиотом не был и предложение оценил. Еще через 72 часа он был в одном невзрачном кабинете за номерной дверью и начинал вспоминать всё, что знал о советских телевизорах.

На беду Спирса и его коллег, мистер Рубин («-штейна» от выкинул сразу, когда получал американское гражданство) обладал просто феноменальной памятью. За две недели Контора узнала от него даже то, как раскладывали отраву для тараканов в столовке в 1956-м. Схемы телеприемников, включая нереализованные варианты, ворохом складировались на столах. Спирс все это время глушил кофе и жег сигарету за сигаретой. От ерзанья на стуле на самом седалище в штанах протерлась комедийного облика дырка.

Американцы познакомились с душераздирающими историями о том, как Рубин зимой 1969 года ездил в Бердск, перехватить дефицитные транзисторы, а в результате трое суток пил с представителем предприятия Закавычевым, рискуя разрывом печени. Или как в 1952 за три часа поменяли, выпилив вручную надфилями из дюраля, весь дизайн ручек и передней панели на прототипе новой модели, потому что кто-то узнал, что Лаврентий Павлович не любит некоторые геометрические формы. Или эпопею с обменом технологиями с японцами в 1978, когда кто-то, придя в изумление в вагоне-ресторане, забыл в сортире поезда Москва-Владивосток фамильный меч, а им потом одни иркутские гопники порубали других.

Листая пухлый скоросшиватель с дебрифингом мистера Рубина, Док Спирс начинал испытывать растущую все сильнее и сильнее вполне закономерную злобу. Вываливая информацию как из дырявого мешка, Рубин молчал об одном. О том, чему Спирс посвятил уже больше 30 лет жизни.

Ни слова о том, почему именно, как именно и для чего именно возник этот самый габарит. И зачем внутри него возникло то самое пустое место. Похоже им нарочно подсунули пустышку, которая знала всё – и ничего.

Спирс взял трубку и нажал кнопку вызова.

- Тони? Привет. Слушай, где у нас сейчас этот русский поет про телевизоры? … Угу… Ага, спасибо, Тони.

Взяв скоросшиватель, Спирс пошел брать быка за рога. В интересах дела он умел быть грубее и прямолинейнее любого шерифа из потомственных реднеков.

Спирс вошел в кабинет, где бубнил в микрофон очередной том своей жизни Рубин, и грохнул скоросшиватель об стол прямо перед носом перепуганного клиента.

— Значит так, мистер Рубин. Либо ты, сукин сын, кончаешь валять дурака и отрабатываешь свое гражданство, либо ты через час вылетаешь отсюда обратно в Израиль без него, зато с отпечатком моего ботинка на жопе и репутацией русского шпиона. Уяснил?

Рубин вскинулся на стуле, побледнел, потом осел. Глаза его были похожи на глаза спаниеля, застуканного в процессе сранья на любимый хозяйский ковер. Ему перевели.

- Что вы от меня хотите? - пролепетал он

- Ответ. Полный и откровенный. На два вопроса. Ответишь – и катись отсюда на все четыре стороны. Вопрос первый – почему все или почти все телевизоры начиная с модели 1949 года делаются вот в этих габаритах? Вопрос второй – зачем в них пустое место справа вот такого размера?

Перевели. Повисла пауза. Такая тихая, что в духоте кабинета Спирс слышал пронзительный звон у себя в ушах.

Удивительно, но русский как-то собрался обратно и выпрямился на стуле. И даже улыбнулся неуверенно.

- Габариты? Да там ничего страшного, что вы беспокоитесь! Разрабатывали мы его в «гражданской» группе при ОКБ-249, они по основному профилю радарами занимались. На складе была немецкая фанера, шикарная, толстая такая. Вот ее и взяли, хватало как раз на один корпус. Как раз я его, собственно, выпиливал и клеил на шипах, я тогда был подай-прими и не отсвечивай. Потом сверху шпоном обклеили и лаком покрыли – шик-модерн. Ну потом как-то так – спустили план в 1949, и оно пошло-поехало, план есть план, под стандартизированный габарит и делали всё остальное. - Русский (точнее почти американский) улыбнулся второй раз и пожал плечами.

- Дальше…, - просипел сереющий Спирс.

- Про пустое место? Так это всё Радик Гегечкори, я говорил, он еще потом соблазнил секретаршу замминистра и на свадьбе устроил дебош в «Арагви» в пятьдесят пятом… Он перекомпоновал УВЧ так, чтобы все лампы торчали на шасси вверх, красивенько и для монтажа удобно. Ну место и осталось, не переделывать же... Академик Шперман, Борис Аркадьевич, наш тогдашний начальник, еще пошутил – аккурат места, чтобы от бабы бутылку прятать, она туда в жизни не полезет. Вот с тех пор традиция, стали делать в каждой модели. Шутка такая, понимаете?