Совок-16

Два дня, великодушно подаренных мне Захарченко, я провёл как в сказке. Отдыхая душой и почти ничем не напрягая тело. Сдав Зуевой все залежи недоисполненной процессуальной макулатуры, пребывавшей в моём производстве, я наконец-то с облегчением выдохнул. Будто бы освободился от висевшей на шее чугунной гири. Может показаться странным, но и в этой моей второй жизни старые рефлексы добросовестного мента из прошлого точно так же продолжали отравлять бытие. Мне даже казалось, что душевный дискомфорт, связанный с радикальным разъяснением трёх прапоров, давил на мою следачью психику меньше. Гораздо слабее, чем полтора десятка недорасследованных уголовных дел, которые числились в моём производстве. Ну да бог с ними, с этими делами, теперь всё это в прошлом!

Выяснив из беседы с тёткой, что досадное недоразумение с обещанной мне должностью случилось в силу стечения обстоятельств, а никак не по причине чьих-то козней, я окончательно успокоился. И на следующий день, достав из малой заначки полтораста рублей, с лёгкой душой и чистыми помыслами я отправился на Центральный рынок. Где без суеты и спешки принялся методично затариваться всеми необходимыми ингредиентами для настоящего борща. Включая говяжью мозговую кость, здоровый кусок свинины. И так далее, и всё остальное прочее для застолья.

Помня о полнейшей неспособноти Эльвиры Юрьевны к гастрономическим экзерсисам и пребыванию за кухонной плитой, к закупу харчей я подошел со всей пролетарской основательностью. Постаравшись не забыть и не упустить никаких мелочей, которых у неё могло не оказаться. И кои при приготовлении борща, мелочами считаться не могут по определению. Не прекращая думать ни о солёном сале для обжарки, ни о деревенской сметане, я бродил по торговым рядам и тщательно выбирал продукты. Именно по причине основательной и дотошной заготовки харчей, я изрядно припозднился. И перед дверью своей икряной женщины оказался уже ближе к обеду.

- Надо же, не забыл! Я вился, не запылился! Ну да, ты же у нас самый занятой следователь! – делая вид, что не шибко обрадовалась, уколола меня Эльвира, отступая в сторону и пропуская в квартиру, – А я думала, что уже не придёшь! Думала, что поматросил и бросил!

Отдавая себе отчет в том, что передо мной беременная, а значит, не совсем адекватная женщина, я благоразумно сдержался. И для выдачи достойного ответа на вопиющую бестактность мадам Клюйко, обсценной лексикой не воспользовался. Вместо этого, перешагнув порог, молча прислонил к стене четыре битком набитые авоськи. Которые, если честно, с немалым трудом допёр до третьего этажа. После чего разогнул поясницу и облегченно потряс перед собой натруженными руками.

Только в эту секунду я осознал, что увлёкшись покупками и в своём стремлении ничего не забыть, сильно перестарался. Многократно перестраховавшись. Как всякого нормального советского человека этой голодной эпохи, меня подвела моя кулацкая жадность и завидущие совковые глаза. Именно совковые, а не совиные. А еще наличие неисчисляемых денежных запасов, добытых путём справедливым, но не совсем незаконным. Из которых я и почерпнул утром самую малую толику на карманные расходы, и для похода на продуктовый базар. Потому, добравшись до торговых рядов, вошел в раж, словно волк в беззащитной овечьей отаре. Оттого и нагрузился как верблюд. Аж по две полные и тяжеленные сетки в каждую руку.

- До чего ж ты всё-таки черствая и неблагодарная женщина, душа моя! – нога об ногу освобождаясь от обуви, укорил я Эльвиру, агрессивно напирающую на меня выпуклым животом, – Эх! Как всегда недальновидную глупость я совершил, надо было сначала за тобой заехать! Чтобы ты вместе со мной обошла все базарные прилавки и весь этот чертов рынок на себе прочувствовала! Ты посмотри, любимая, в одном только этом арбузе больше десяти кило! А тут еще картошка, морковь и много-много, чего еще! Ты, прежде чем осыпать меня незаслуженными попрёками, лучше бы на мои руки посмотрела! – сунул я ей под нос синюшно-лиловые ладони, со следами от тонких плетёных ручек. – Ну, что скажешь, Эля? Неужели тебе и теперь не стыдно за твои обидные слова?

К немалому своему удивлению я заметил, что моя отповедь, да еще усугублённая убогим видом натруженных рук, сработала. И как ни странно, но моя пузастая подруга вдруг смутилась. Как мне показалось, неожиданно не только для меня, но и для себя самой тоже.

Усовестившись, и с несвойственным ей смущением, Эльвира даже сподобилась на то, чтобы собственноручно подать мне тапки.

Переместив все добытые продукты на кухню и там же помыв руки, я, как всякий нормальный кухонный мужик, взялся за дело. Поскольку ждать какой-либо помощи от беременной прокурорши не приходилось, пришлось вслед за пиджаком снять и рубаху. Так, в одних штанах и фартуке на голое пузо, я принялся разделывать куски мяса, чистить картошку, и так далее...

Это только самые недалёкие умом полудурки думают, что через желудок добираться следует к мужскому, а не к женскому сердцу. Оно понятно, что подавляющее большинство не самой привлекательной части народонаселения любит пожрать. Однако, дело в том, что только самой ничтожной части мужской половины человечества доступен талант истинного гурманства. Для всех остальных особей мужеского пола тонкая игра вкусовых гамм на рецепторах их языков, есть тёмный лес и непознанная вселенная. Обычно мужики, и особенно, если они голодные, а голодные они всегда, едят жадно, много и быстро. Как бездомные собаки, нежданно-негаданно вдруг оказавшиеся на господской кухне с халявным и доступным провиантом.

С женщинами всё обстоит несколько по-другому. Едят они существенно меньше грубых самцов, но при этом к качеству стряпни относятся с гораздо большим пиететом и разборчивостью. Хотя, справедливости ради, стоит упомянуть, что по своей природе они способны переварить даже гвозди. Полей им еловые опилки постным маслом, они и их сметут. И не поморщатся. Само собой, если поблизости чего-то другого и более съедобного нет. Потому как в отличие от обыкновенных и примитивных человеков, женщины изначально рождаются уже с двумя «икс» хромосомами. Именно поэтому они и живут дольше, и от физической боли, в отличие от мужиков, в обморок не падают. Одни только роды чего стоят! Попробуй, засунь обычному советскому гражданину в жопу зонтик! Раскрой его там, а потом вытащи обратно. Можно не сомневаться, что бедолага окочурится еще на самой начальной стадии этого псевдонаучного эксперимента. Если только он, то есть, этот подопытный индивид не есть какой-нибудь тренированный Шура или Борис Моисеев. А вот непонятно-неповторимые женщины из века в век непрерывно и почти запросто рожают из себя куски биомассы. С футбольный мяч размером и весом по три, а то и по пять килограммов. И делают это, как здрасте вам! Бр-р-р… Нет-нет, все же это великое счастье, что я родился человеком! Грех на жизнь жаловаться, уж свезло, так свезло!

Долго сказка сказывается, но рано или поздно, а всё же дело делается. Двух часов не прошло, как с борщом я управился. Порезав хлеб, зелень и арбуз, позвал ответственную и относительно беременную квартиросъёмщицу за стол.

Переступившая порог кухни Эльвира Юрьевна чиниться и кокетничать не стала. Это готовить еду она не любит и, с её же слов, если не врёт, не умеет. А есть уже приготовленное, как оказалось, она очень даже не дура. Без излишнего стеснения, без дурацкого бабьего жеманства и глупых ссылок на беременность.

- Скажи, Корнеев, а ты меня не бросишь? – сыто улыбаясь, но при этом умудряясь глядеть на меня подозрительно и хищно, спросила прокурорша. Аккуратно положив обглоданную кость в пустую тарелку.

- Нет, любимая, у нас с тобой вся жизнь впереди. Факультативно-совместная! – успокоил я подругу, собирая со стола лишнюю посуду перед тем, как резать арбуз. – Это-то меня и пугает. Уж больно ты суровая и неласковая, если мы не в койке находимся…

Как я и планировал, ночевать в этот день я остался у Клюйко. Ибо все мы в ответе за тех, кто нас приручил. От души и искренно похвалив за вкусный борщ.

На следующий день, хорошо выспавшись и бодро сославшись на служебную необходимость, Эльвиру я покинул. После совместно проведённой ночи и обильного завтрака она снова пребывала состоянии сытого добродушия. И, наверное, поэтому всё утро смотрела на меня не с плотоядным, а с кротким умилением. Уже стоя у двери обутым и расцеловав любимую, я торжественно заверил её, что вскорости снова её навещу с гастрономическим визитом.

Потом без ненужной спешки и с чувством выполненного долга я вырулил со двора и поехал в сторону дома. Поскольку день был рабочим, в квартире я по прибытии никого не застал. Пана на данный момент, надо полагать, сеяла разумное и доброе в своём институте, а Лиза, как я надеюсь, набиралась знаний в школе. Бесцельно послонявшись по квартире, я прилёг перед телевизором и незаметно для себя задремал. Всё же, как оказалось, не так уж и хорошо я выспался этой ночью. И непреложную истину, что не хлебом единым жив человек, Эльвира мне доказала весьма убедительно. Без каких-либо скидок на свою беременность.

В гости к Зуевой я отправился вечером. Когда обе родственницы уже были дома. Где был прошедшую ночь и куда пошел сегодня, я принципиально скрывать не стал. Даже с учетом того, что понимания на этот счет не нашел ни у мудрой тётки, ни у вздорной соплячки. Ничего, в таких делах лучше горькая, но правда, чем безвкусная недосказанность. Всё равно, рано или поздно всё это вылезает наружу.

В свою очередь, находясь в гостях у Лиды, уже я чувствовал себя самым настоящим барином. Которого холят, лелеют и потчуют самыми разнообразными разносолами, и деликатесами. Для меня любимого приготовленными.

Всё-таки безмерно прозорлив и философски мудр был Александр Николаевич Островский! Так талантливо написавший «Женитьбу Бальзаминова». До сих пор пока еще никто лучше него не сформулировал пожелание относительно человеческого совершенства и гармонии экстерьера. После ужина наблюдая, как моя бывшая начальница прибирает со стола, я лениво размышлял над пророческими словами классика, шагнувшими в века. Действительно, вот бы к гастрономическим талантам Лидии Андреевны приложить искромётный разум Эливиры Юрьевны! Да к ним обеим еще и сиськи Натальи Сергеевны. А потом ко всему этому коктейлю счастья добавить бы еще цыганку Розу! С её авантюрным, но первобытно-искренним темпераментом и опять же, шикарными сиськами… А впрочем, кто и что мне мешает вкушать всех этих радостей по отдельности? Не смешивая их в единый салат оливье? Ведь, как сказал один гимнописец, дамы разные нужны, дамы всякие важны…

На этой оптимистичной ноте я вынужденно завершил свои литературно-философские размышления. К этому времени Зуева уже управилась на кухне и успела разобрать постель в комнате. По её настоятельному требованию и без какого-либо диссонанса с собственными желаниями я послушно снял штаны. Потом посетил ванную и забрался под одеяло. Такова уж нелёгкая мущинская доля. Если ты не прячешься от трудностей и занимаешь в жизни активную гражданскую позицию, то тут не важно, кто кого ужинает. В этом случае, всё равно приходится выполнять своё предназначение и добросовестно отрабатывать обязательную программу…

В этот раз я тоже поступился своими принципами и остался ночевать у Лиды. И сделал это осознанно, потому что знал, как она искренне радуется моим редким ночевкам у неё.

К райотделу утром я подъехал один, высадив Зуеву на углу. Воодущевлённая совместно проведённой ночью Лида попыталась было настоять, чтобы мы зашли в здание вместе. Но я проявил твёрдость, сославшись на морально-этические нормы и нежелательные толки в коллективе.

- Душа моя, я склоняюсь к вступлению в партию, а ты мне репутацию хочешь подмочить! – применил я приём, на который возразить было невозможно, – Не время пока еще нам свои чувства афишировать!

По лицу Зуевой промелькнула тень недовольства, но выразить его вслух она не посмела. Потому что сама состояла в партии большевиков и лучше меня знала, что я имею в виду. По существующему порядку, не оформленные должным образом гендерные отношения вполне могут стать непреодолимым барьером между мной и КПСС.

Поднявшись на третий этаж, я прямиком направился в кабинет начальника уголовного розыска. Перед дверью майора Тютюнника толпился весь личный состав районного «угла». За исключением сменившегося с суток отдежурившего опера и опера, на них вновь заступившего. Практически, всех инспекторов, которые здесь собрались, я знал не только в лицо, но и по именам. За исключением одного. Незнакомый мне парень был моим ровесником или на год постарше. В отличие от негромко общающихся инспекторов, он стоял особняком, но чужеродным, а тем более, растерянным не выглядел. Видимо, это и есть тот самый дамский угодник Антон Игумнов. Благодаря сиськохватательным рефлексам которого, я и пролетел мимо обещанной мне должности старшего инспектора уголовного розыска.

Судя по тому, как заметив моё появление, загалдел оживившийся коллектив отделения «угла», о моём кадровом перемещении здесь уже знали. Поручкаться я успел только с Гриненко и половиной новых сослуживцев. Дверь кабинета приоткрылась и в проёме, на половину своего упитанного туловища из-за неё показался заместитель Тютюнника. Капитан Веселов. Валерий Петрович, если я не ошибаюсь. А, что капитан, так это я с недавнего строевого смотра помню. Во время которого весь без исключения личный состав Октябрьского РОВД, неукоснительно обряженный в казённое обмундирование со знаками различия, выстроился во дворе.

- Заходим! – коротко скомандовал он в коридор и тут же шагнул назад.

Как по команде умолкнувшие инспектора и я в том числе, все мы потянулись вовнутрь. Никаких отличий я не заметил, пока что всё происходило точно так же, как в следствии.

Ранее в кабинете Геннадия Дмитриевича Тютюнника мне побывать не довелось. И теперь, заняв свободный стул у стены, я исподволь его оглядывал.

- Вижу, что нашего полку прибавилось! - от головного стола раздался насмешливый голос сидящего за ним Тютюнника. – Ты не скромничай, Корнеев, ты привстань, чтобы все на тебя посмотрели! Ты ведь у нас герой, орден имеешь!

Пришлось выполнить просьбу теперь уже своего прямого начальника. По всей вероятности, надеялся я зря и майор всё еще помнит, как я проявил упрямство и воспрепятствовал ему ошкурить Стаса на элитную «трёшку».

Пока я стоял, глядя в противоположную стену, меня, будто лошадь на ярмарке, рассматривало пятнадцать пар глаз. Радостный Тютюнник еще что-то хотел сказать, но не успел. Дверь снова открылась и в кабинет по-хозяйски вошел Захарченко. Наверное, чтобы, как и обещал, лично меня представить отделению.

Команды «Товарищи офицеры!», как это должно было случиться, почему-то не последовало. Но все присутствующие, в том числе и Тютюнник, свои задницы от стульев оторвали.

- Садитесь! – махнул рукой Захарченко, – Геннадий Дмитрич, ты чего? – удивился он в сторону своего подчинённого, – Я же предупредил, что зайду и сам Корнеева объявлю! – он с интересом посмотрел на успевшего опуститься на стул майора Тютюнника, а потом на меня.

- Да мы ничего.. – снова, но без торопливой суеты, поднялся с места тот, – Первичное знакомство, так сказать… Корнеев же у нас в РОВД личность известная! Легендарная, можно сказать, личность! – глядя на меня и не скрывая своего веселья, продолжил язвить майор. Нет, не Данилин, этот Тютюнник. Тот меня недолюбливал, а этот, похоже, просто сука. Надо же, попал, как хер в рукомойник! Что ж я такой везучий-то?! Из огня, как говорится, да в полымя…