Спаситель

Когда надежды не останется, придёт он. И спасёт всех, кто не сумеет убежать...

Топор был велик и тяжёл настолько, что Ван не мог его поднять. Точнее — мог, но ненадолго, а потому берёг силы. Орудие он тащил, крепко ухватив за топорище, и широкое лезвие волочилось по асфальту с глухим скрежетом.

Звук далеко разносился в полной тишине, и казалось, в холодном безлюдном мире не осталось ничего, кроме зловещего металлического шороха.

Небоскребы тонули в белёсой мгле тумана. Их чёрные окна слепо таращились в пустоту, а по стенам бежали трещины. Лианы проводов свисали до самой земли. Оголённые кабели плевались током, извивались и шипели, словно змеи. Под ногами хрустели битые стёкла. Нестерпимо воняло мочой: консы на трипе частенько ходили под себя. Ван знал это. Давно, в прошлой жизни, он тоже был консом. А потом нашёл топор и прозрел.

Уверовал в спасение...

Ван брёл по пустынным улицам. Когда-то, лет сто назад, каждая улица имела своё прозвание. Некоторые даже звались именами людей. Прозвания улиц писали буквами на специальных указателях, чтобы прохожие могли их прочесть. Потом нужда в таком отпала: консы не умели читать. Да и зачем читать? Любую надпись, любой текст озвучивала программа Кванта. Романы, саги, энциклопедии, учебники — всё перегнали в упрощённый формат, чтобы консам было проще потреблять их. И консы потребляли. Потребляли и потребляли. Смотрели трёхминутные ролики, подгружали в память визуальные ряды, слушали аудио. Со временем они забыли, как складывать буквы в слова. Письменность исчезла. Отмерла, как бесполезный рудимент. Поэтому Ван шёл по безымянным улицам и тащил за собой топор. Он точно знал, что делать, и не собирался отступать.

Спасение близко...

Ван поменял руку: натёртые с непривычки мозоли саднили. С каждым шагом топор казался всё тяжелее. Плечо ныло.

Ван вздохнул. Тело подводит: за время трипов мышцы почти атрофировались. Там, за гранью, он мог с лёгкостью гнуть железные прутья, пробивать кулаками бетонные стены, бегать быстро, как гепард. А здесь, в реальности...

Он ослаб и смертельно устал. Но крепкое топорище в ладони обязывало, и он шёл, подчиняясь могучей воле спасения.

Скоро всё кончится.

Пошёл дождь, и Ван натянул капюшон: с кислотными ливнями шутки плохи. Сразу вроде ничего, зато потом — целый набор болячек, излечить которые не сможет даже всемогущая программа Кванта.

Да и к чему вообще кого-то лечить, если на трипах все здоровы и счастливы? Это тут груды мусора, заброшенные дома и серый туман, от которого першит в горле. А за гранью — синее небо, яркое солнце, звёзды, до которых можно дотянуться рукой. Зелёная трава, сочная и мягкая, как...

— Че-ел... — хриплый оклик заставил вздрогнуть и замереть.

Ван обернулся. Заозирался по сторонам. Показалось? Может, просто дождь стучит по мусорным бакам и остовам сгоревших машин? Или крысы пищат в подворотнях...

— Че-е-ел...

Сутулая тень отделилась от измалёванной граффити стены и двинулась к нему. Ван крепче сжал рукоять топора — мало ли?

— Есть чо? — Конса заметно трясло: даже, кажется, зубы стучали. Бледное лицо осунулось. Под покрасневшими, очумелыми глазами темнели мешки. Обветренные губы потрескались. Черты заострились, как у покойника.

— Нету, — честно признался Ван.

— Не жмудись, дай хоть квант!

«Ломка, — понял Ван. — У него ломка!». Квантовая ломка — страшное дело. Даже от тяжёлой наркоты не ломало так, как от тоски по трипам. Ван знал это не понаслышке. Ведь он сам когда-то...

— Как тебя звать? — спросил он.

— Л-л-л-лим, — запинаясь и вздрагивая, выцедил конс. Программа Кванта ежедневно обрабатывала нониллионы данных, поэтому полсотни лет назад запретили имена, в которых больше трёх букв. Фамилии и отчества отменили вовсе.

— Сколько тебе лет?

— Р-р-реальн-ных или п-по трипу?

— Реальных.

— В-вроде д-д-двадцать д-д-два, — сказал согбенный тощий живой труп. — Н-но это н-не точно.

Ван смерил его взглядом. Жалко парня. Жалко всех. Но иначе никак.

Спасение не терпит полумер.

— Держись, Лим. — Он хлопнул парня по плечу. — Скоро станет легче.

Ван хотел уйти, но конс рванул за ним. Ухватил за руку. Похоже, он совсем не боялся топора.

— К-когда? — выпалил он, отплёвываясь от струй кислотного дождя. — К-когда станет л-л-легче? К-кому? Н-не мне! Я с-сдохну! Сд-дохну, если не подключусь! Я не могу здесь! Это... Это ад!

Ван не стал спорить. Да, парень прав — вокруг ад. Здесь они — вонючий никчёмный биомусор. А там, за гранью — отважные воины, следопыты, путешественники, космолётчики, бесстрашные десантники, гонщики, могущественные чародеи, авантюристы и рыцари без страха и упрёка...

На трипе ты можешь быть, кем пожелаешь. Выбирать внешность по вкусу. Оставаться вечно молодым. Здоровым. Сильным. Трип — великий дар программы Кванта. Трип создан, чтобы делать людей счастливыми.

Так гласит реклама Кванта. Её голос звучит в голове трижды в день.

Но за удовольствие надо платить. Уходя на трип, люди — а точнее, уже не люди, а консы — отчуждают в пользу корпорации Кванта квартиры, машины, драгоценности, органы. В общем, всё, что имеет ценность. А когда деньги кончаются, начинается квантовая ломка, пережить которую удаётся единицам. Одному из сотни, если точнее.

— Я стерпел, — сказал Ван. — И ты сможешь.

— Н-нет... — несчастный всхлипнул. — Нет. Не смогу! Не смогу! Не выдержу!

Он упал на колени, вцепился в полы плаща Вана и зарыдал. Надрывно, громко и отчаянно.

— Т-там, в з-заброшке, м-м-моя ж-ж-женщина, — причитал он. — Она... Она ждёт меня. Ей хуже. Хуже, чем мне. Много хуже...

— Я могу спасти тебя, — сказал Ван, глядя на трясущегося парня с высоты своего роста. — Тебя и её. Прямо сейчас. Хочешь?

Дождь зарядил сильнее. Струи смешивались с кровью, стекали в ливнёвки полноводными ручьями.

Ван перехватил топор и продолжил путь. Он сделал всё, что мог. Он поступил правильно. Иначе было нельзя.

Теперь они свободны. Свободны и спасены.

Ван шёл, не останавливаясь. Он знал, куда идёт. Пара недель, и всё будет кончено...

Ближе к Центру притонов становилось больше. Консы, которым не хватало квантов оплатить лежак, валялись прямо на улице: под самопальными, собранными из рухляди навесами, в картонных шалашах, на видавших виды автомобильных ковриках.

Консы не двигались. Не издавали звуков. Вонючие, немытые со спутанными сальными волосами там, на трипе, они обладали всеми возможными благами, о которых только может мечтать человек. Не чувствовали голода, усталости, страха, тоски. Одно только счастье. Безграничное, как возможности программы Кванта.

Когда-то Ван был одним из них. Из тех, через чьи распластанные тела сейчас осторожно переступал. На трипе его величали техномагом. Он мог летать, подчинять молнии, и крушил врагов направо и налево верным боевым электропосохом. Каратель — так его прозвали.

А потом кончились деньги, и Ван выпал в реальность. Это было страшно. Это было больно. Голодно. Холодно. Жить не хотелось. Мечталось только об одном: поскорее вернуться на трип.

Ван отчаянно искал кванты, а нашёл топор. С тех пор его жизнь изменилась. Он научился ловить и свежевать крыс. Вспомнил, как разводить огонь — по-настоящему, а не заклинанием на трипе. Стянул с какого-то трупа тяжёлый изодранный плащ с глубоким капюшоном и понял, что больше не Каратель.

Он — Спаситель. Единственная надежда для этих несчастных, грязных консов, души которых проглотила ненасытная программа Кванта.

Да. Он — Спаситель. И теперь у него есть топор.

Он перешагивал через недвижные тела подключенных к трипу консов и знал, что скоро спасёт их всех. Каждого. Без исключения.

Они заслужили.

Тех, кто приходил в себя и выпадал в реальность, Ван одаривал сразу. Они не сопротивлялись. Не могли даже встать: из-за долгого лежания конечности ослабли, и консы стали немощными и хилыми, как полудохлые крысы.

В одном из притонов Ван обнаружил девочку. Маленькую, тощую, в залатанной куцей робе. Скукожившись, девочка сидела рядом с трупом женщины, на губах которой застыла счастливая улыбка.

Слилась с трипом...

Волоча топор, Ван приблизился к девочке. Она не вздрогнула. Не попыталась убежать. Лишь подняла на него глаза. Голубые. Слишком чистые для этого грязного мира.

— Кто ты? — спросил Ван.

— Ана, — еле слышно пролепетала девочка.

Бледный неоновый фонарь под потолком затрещал и погас. Притон погрузился во тьму.

— Я могу спасти тебя, Ана, — проговорил Ван и сжал топорище до хруста в костяшках. — Сделать свободной. Хочешь?

Он мог осчастливить её одним движением. Одним единственным махом. Однако девочка замотала головой. Волос у неё почти не осталось — наверное, выпали из-за кислых дождей.

— Лучше дай мне еды, — попросила она. — Я голодная. У тебя есть еда?

— Есть крысиные кости, — сказал Ван, и голубые глаза засияли от счастья.

Он вытащил из-за пазухи свёрток. Девчонка с трепетом приняла дар и кинулась жадно обгладывать крысятину. Руки её дрожали.

Ван уселся рядом и оглядел её.

— Кто латал тебе платье? — спросил, кивком указав на стежки.

— Я сама.

— Ты умеешь шить?

— Мама учила, пока не ушла.

Ван кивнул. Стало быть, покойница шитьём заработала на подключение и слилась с трипом, но до ухода успела обучить дочь ремеслу. Великое дело! Обычно консы не умеют ничего. А тут — такое сокровище. В новом мире её знания будут бесценны!

— Сумеешь зашить мой плащ? — он продемонстрировал рваную полу.

Ана внимательно посмотрела на него.

— Он весь в крови.

— Это пугает тебя?

— Пугает, — честно призналась девочка. — Но ты дал мне еды. Я в долгу.

Ван снова кивнул.

— Тебе придётся пойти со мной.

Она подняла глаза.

— Далеко?

— Спасать мир.

Ана облизала пальцы и сняла с пояса матери холщовый мешочек, из которого торчали нитки.

— Я готова.

Ван брёл и волочил топор. Ана косолапо семенила следом, шлёпая по асфальту босыми ступнями. Она не разговаривала. Не плакала. Не задавала вопросов. Не вздрагивала, когда Ван спасал очнувшихся консов. Не жаловалась на усталость. Не просила пить. Не просила есть, но с удовольствием пила и ела, когда Ван разделял с ней трапезу. Он научил её потрошить крыс и собирать в заброшках питьевую воду. Она почистила и заштопала его плащ. Ана стала его тенью. Тенью Спасителя.

Ангелом.

На седьмой день они добрались до Центра. Огромный зиккурат из стекла и бетона пронзал вершиной свинцовое небо. Неоновые огни подсвечивали этажи и ярусы. Голубоватые сполохи тока то и дело пробегали по зеркальным граням стен.

Пирамида программы Кванта. Средоточие зла.

Ван смотрел на неё. Созерцал величие порока во всей его мрачной красе, а Ана пряталась за его спиной.

— Пошли. — Ван взял девочку за руку, а топор закинул на плечо.

Центр охранялся мощно. Многоуровневая защита от кибератак была надёжной и такой замудрёной, что даже лучшие хакеры прошлого не смогли бы с ней сладить. Проникнуть в программу не мог никто. Никогда. Никто и никогда не смог бы изменить код или внедрить вирус.

У Вана не было вируса. У него был топор.

Удар стали о металл высек искры, и широкое лезвие прорубило обшивку запасного выхода, словно картон.

Надёжная защита от кибернетических атак оказалась совершенно бесполезна от атак физических.

Программа Кванта стёрла алгоритмы физической защиты давным-давно, когда последний человек превратился в конса, не способного жить вне трипа. Зачем лазеры? Зачем сигнальная система? Потенциальная угроза уничтожена. Люди больше не способны ни на что, кроме потребления виртуальных благ. Не умеют читать, считать. С трудом ходят. Забыли, как разводить огонь и шить одежду. Они не смогут защитить себя. А уж напасть — тем более.

Так рассуждала программа. И Ван это знал.

До того, как уйти на трип, он работал мнемоником: подгружал в память заказчиков разнообразную информацию. За это неплохо платили. А ещё лучше платили за то, чтобы он вырезал и уничтожал часть данных. Он — как и другие продажные мнемоники — стирал словари и инструкции, революции, войны, стихийные бедствия. Не всё. Не полностью. Частично. Незаметно. Файл за файлом. Байт за байтом он истреблял знания, которым не было цены, и человечество всё глубже и глубже погружалось в пучину неведения. Да, Ван активно содействовал этому погружению. Только, в отличие от других продажных мнемоников, он сначала просматривал рекомендованные к уничтожению данные. Просматривал и запоминал. Об этом никто не знал. За это ему не платили. Ван делал это исключительно по собственной инициативе. Именно там, среди обрезков и обрывков чужих воспоминаний и ворованных идей, он отыскал главное: слабые места программы Кванта.

Отыскал совершенно случайно и не придал этому никакого значения. Всё, о чём тогда думалось — сладость грядущего трипа. И да. Он был сладок.

Но потом Ван очнулся, нашёл топор и прозрел.

Он чувствовал вину. Огромную, как Кислое море. И такую же ядовитую. Она разъедала его изнутри. Жалила. Лишала покоя.

И Ван знал, что надо сделать.

Надо. Спасти. Всех.

Он рубанул дверь яростно, насколько хватило сил. Потом ещё. Ещё и ещё. Искры сыпались. Ток жужжал. Металл корёжило, точно фольгу.

Когда дыра в обшивке стала шире, они с Аной беспрепятственно вошли внутрь. Зашагали по тёмному гулкому коридору. Свернули к центральному холлу. Никем не остановленные, добрались до лестницы. Поднялись на шестой уровень, и...

— А-ах! — Ана вцепилась в руку Вана, а голубые глаза её широко распахнулись и сделались похожими на блюдца.

Ван и сам удивился. Замер. Нахмурился.

Стены огромного зала сплошь покрывали панели подключения. Бесплатные, до отказа набитые квантом, они дружелюбно мигали зелёным, а свободные разъёмы манили, суля океаны удовольствия.

Здесь запросто могла уйти на вечный трип целая дивизия. Хватило бы всем.

«С чего, интересно, такая щедрость?» — подумал Ван и тут же всё понял.

Ана оторвалась от него и кинулась к ближайшей панели. Трясущимися руками ухватила разъём. Нащупала вход на тонкой шейке.

— Нет! — рявкнул Ван, но было поздно.

— Прости... — всхлипнула Ана, оседая на пол. — Там... моя... мама...

Ван взревел, точно раненный охотником гризли. Схватил топор наизготовку и, перескакивая через две ступени, помчался наверх, к центральной панели управления. Ни одна дверь не могла его удержать. Ни одна переборка. Всё разлеталось в щепы.

В исполинском тёмном ангаре тихо жужжали сервера. Их было так много, что не хватало глаз узреть всё. Стройные шеренги тонули далеко во мраке, а рядом с гигантской сенсорной панелью лежал невероятно толстый смотритель. Он не был на трипе, хотя мог бы: показатели его подключения держались на максимально высоком уровне.

— Ты... кто... — прохрипел толстяк, пытаясь сфокусировать взгляд на топоре в руках Вана.

— Спаситель, — сказал Ван.

Похоже, ответ толстяка вполне устроил. Он смежил веки и сглотнул. Шумно втянул в себя воздух и, с великим трудом ворочая языком, выцедил.

— Программа... Она вышла из-под контроля. Она... обезумела.

— Не волнуйся, — успокоил Ван, примеряясь к ближайшему серверу, словно лесоруб к мачтовой сосне. — Я тоже.

Толстяк разлепил глаза, проморгался и...

— Стой! — заорал, вскинув руку. Даже встать попытался: схватился за стул, но тот опрокинулся под его весом. — Не делай этого! Они погибнут! Все, кто на трипе, погибнут! Они умрут! Насовсем! Ты убьёшь их! Убьёшь их всех!

Ван смерил его мрачным взглядом.

— Остановись, безумец! — вопил толстяк. Не имея возможности подняться, он полз к нему.

— Я не безумец, — ответил Ван. — Я — Спаситель. И тем, кто уверует, я подарю новый мир.

Он широко замахнулся, и лезвие, блеснув, впилось в усыпанное датчиками пузо сервера...

КОНЕЦ

23.03.2023

Примечание

1. Конс — от английского consumer — потребитель.