Срок годности веры.

Каждое утро, вставая с постели, чтобы пойти на кухню и выпить свою обычную утреннюю чашку кофе, я невольно смотрел на полку в шкафу. Там, за стеклом, была стопка лекарств. Лекарства, которые когда-то были куплены и мне не подошли. Коробочки из тонкого картона, пластиковые баночки, наполовину пустые блистеры без всякой упаковки… У каких-то были неприятные или опасные побочные действия, какие-то были просто невыносимы. Некоторые вообще не принесли никакого результата, как плацебо.

Срок хранения у них уже истёк. Но я не стал их выбрасывать. Они оставались у меня как напоминание. Как приношение. Эта полка с лекарствами была как алтарь.

Иногда археологи находят следы городов и поселений, которые были заброшены и занесены песком тысячи лет назад. Они исследуют остатки материальной культуры. Горшки, украшения, таблички с надписями – всё что может рассказать о людях того времени. Почти всегда находят что-то, что не несло никакой очевидной и полезной функции, кроме олицетворения веры тех людей. В своего бога или богов, в дух реки или в повелителя молний. Это мог быть небольшой алтарь в жилище, или большой алтарь для всех, в храме или под открытым небом. И люди всегда что-то приносили в жертву своей вере. Чтобы божество не разгневалось или было особенно добро к жертвователю. Чтобы помогло исцелиться.

Вот и у меня был такой алтарь. Алтарь моей веры. Веры в то, что лекарствами можно вылечить боль от несовершенства мира, боль от разрушения веры в разумность людей. Алтарь веры в то, что можно исправить таблетками искажения и несправедливости мира, соскальзывание перед последним шагом на выходе из круговорота зла, непрерывное сползание в инферно, боль, которую люди причиняют друг-другу. Алтарь, куда я приносил свою жертву, чтобы исцелиться.

Да, можно всю эту кучу просто выбросить. Освободить место для других мелочей. Но для меня это напоминание.

Напоминание о том, как я шаг за шагом, пробуя избавиться от внутренней боли на самом деле пытался то зеркало, которое отражает мир, завесить то вуалью, то закрыть решеткой, замазать краской. Пока не понял – эта боль моя, эта моя реакция на мир. Убирая эту боль, я буду отказываться от части меня самого. Да, иногда эта боль бывает почти невыносима. Но именно эта боль заставила меня идти по пути творчества.

Стану ли я известным писателем? – Вряд ли. Я не занимался писательством с молодых лет, не набирал опыт годами.

Буду ли я от этого страдать? – Возможно, зависть к чужим успехам присуща людям.

Будут ли меня критиковать? – Вероятно, у каждого есть своё зеркало, призма, через которую только и можно видеть мир.

Тогда какой в этом смысл? – Так я могу видеть мир без шор, без калейдоскопа, без цветных витражей, скрывающих уродства и не умирать от этого.

Я отдаю свою боль бумаге, магнитным доменам на жестком диске или состояниям в электронных ячейках памяти.

Но это могут прочесть другие люди, и увидеть мою слабость? - Да, но и увидеть мою силу в преодолении. Мой путь.

Боль нужна, чтобы действовать. Отдернуть руку от горячего утюга, перевязать рану от пореза, а не наблюдать как кровь, вместе с жизнью вытекает из тела.

Заглушая боль, можно не заметить, как внешние обстоятельства действительно стали опасны. Гангрену не вылечить опиумом.

Но, если боль такова, что не можешь действовать? – Используй обезболивающее, только чтобы начать действовать, но не заменяй обезболивающим лечение.

Если болит – лечи, а не заглушай боль. Если больно - уйди от источника боли. Вынь гвоздь из ботинка, если каждый шаг причиняет боль.