СССР: вернуться в детство-3

СКРИП-СКРИП...

«Тока сразу подготовь рапорт, что план-перехват никаких результатов не дал!»* – эта фраза крутилась у меня в голове всю дорогу домой и дальше – до самой ночи, когда я долго-долго таращилась в потолок и не могла уснуть.

*Фраза из пародийного перевода
фильма-трилогии Питера Джексона
«Властелин колец»
(часть «Две сорванные башни»,
перевод Гоблина).

Выйдет ли?

В конверте лежал один единственный листок, нарисованный мной аж в декабре восемьдесят первого, когда я только провалилась и страшно боялась забыть себя. На листе был нарисован наш дом, мы с Вовкой – крупно, портретами – и наш алабай. И подписано собацкое* имя: АКТАШ.

*Это значит «собачье».
Ну, вот люблю я
такие словообразования.

Если уж это не выстрелит, то я даже не знаю, что ещё и делать.

В комнате сгущались сумерки, подсвеченные двумя желтоватыми фонарями. Оба источника света находились вне поля моего зрения (один за правым углом дома, другой – за левым), и блики их казались призрачными, накладывались друг на друга и искажались. Пространство словно начало сдвигаться, расслаиваться, и я вдруг – как это случается со мной очень редко – увидела светящиеся вероятностные линии событий, ветвящиеся и сплетающиеся. Я подумала, что, скорее всего, уже сплю, и на тот случай, если всё видимое мной не просто сон, решила позвать Вовку. Но язык не слушался, и мысли не преображались в слова. Тогда я изо всех сил подумала: «Найдись! Найдись уже, я устала без тебя!»

Временны́е потоки как будто завибрировали, и эта дрожь отзывалась противным металлическим скрежетом.

Я открыла глаза. Вот что это скрипело! Качеля*!

*Ой, я знаю, как пишется правильно.
Но говорю вот так.

На прошлой неделе наше домоуправление облагородило кучу песка новой песочницей (пока без такого излишества как грибок над ней), а заодно установило лавочки у подъездов и две качели. Одну в виде доски, качающейся на манер весов, и вторую – вот, лодочки. Лодочки сразу получились скрипучие. Дворник обещался найти какую-то смазку и этот досадный дефект устранить, но пока, как вытекало из скрипа, не нашёл.

Я поняла, что больше не усну, пошла умылась. Заглянула в кухню, налила себе чаю с молоком (для чего-то более серьёзного вроде каши мне нужно походить часок, чтоб желудок проснулся), глянула на время – ого! Полдесятого уже!

Мама с Женей, похоже, уехали на дачу, бабушка полюбас в магазин усвистала.

Я вернулась в свою комнату и задумчиво постояла напротив печатной машинки. После вчерашней встречи мысли в голову вообще не лезли. Да скрип ещё этот! Я вышла на балкон, посмотреть – кто там с утра в воскресенье так возжаждал покачаться...

Кружка в моих руках дрогнула, чай с высоты третьего этажа смачно плеснулся на асфальт. Вовка посмотрел на меня и упёрся в песок ногой, останавливая лодочку. Слегка покачал головой.

Это он! Мой! Мой Вова! Руки у меня так затряслись, что кружка забрякала о перила. Я мотнула ему головой: заходи, мол – и побежала открывать дверь.

ВОВКА

Лифт загудел и почти сразу смолк, двери распахнулись. Я кинулась мужу на шею:

– Вовка!

Он непривычно был всего на полголовы (а не на полторы) меня выше, но всё равно оторвал от пола так, что мои ноги заболтались в воздухе:

– Привет, любимая!

– Ты почему так сделал?! – мне хотелось плакать и смеяться одновременно. – Я тут два года уже кукую!

– Два?!

– А сколько?

– У меня от силы дней пять прошло. Я думал, тебя где-то рядом выбросит, не успел ещё осмотреться как следует – и тут вызов! С Акташем это ты здо́рово придумала.

– Сразу вспомнил?

– Нет, «вспомнил» не подходит. Как кольнуло, знаешь. А во сне уже...

Выше этажом зашуршали дверью, и я потянула его в квартиру:

– Чего мы тут-то. Пошли в дом!

– Твои ничего не скажут?

– Не-е, – я захлопнула за нами дверь тамбура. – Тапки тут ставь и пошли чай пить. Мама с мужем на дачу унеслись, а бабушка ушла куда-то. Не знаю, может, подружку себе нашла, в доме бабулек много живёт. Посидим, поговорим спокойно.

– Матушка замуж вышла?

– Ага. Чё куковать-то сидеть десять лет.

– Тоже верно.

Мы прошли в кухню, которая была кухня, а не прачка, и Вовка заценил:

– Нормально вас расселили!

– Ха! Вот что телевидение животворящее делает!

– Серьёзно?

Пришлось рассказывать ему всю историю с начала и проводить экскурсию по нашим хоромам. Вовка мой рабочий кабинет (а особенно публикации) заценил.

– Ну, ты, я смотрю, развернулась!

– И не говори.

– А что адрес-то не написала? Я с утра подорвался – мозги на раскоряку. Половина мыслей ещё там, половина – здесь. Помчался на старую квартиру, ломлюсь – там вышли вообще левые люди.

– Ну, правильно, мы ж квартиру в райисполком сдали, в неё сразу кого-то заселили.

– Да они, главное, не знают ничего! Хорошо, на разговор соседка выглянула, сказала номер этого дома. Сижу тут с девяти...

Мы вернулись в кухню как раз, когда чайник вскипел, я быстренько разлила чай по кружкам, выставила на стол пирожки (бабушка наша неутомима) – и скорее снова уселась напротив мужа на табуретку, поджав ногу и восторженно на него уставившись:

– Ну вот! Ты же у меня умный! Я так и знала, что ты меня найдёшь. А прикинь, вызов бы не прошёл, и ко мне, к примеру, заявились бы твои родственники с вопросом: девочка, а что это было?

Вовка скептически пождал губы.

– Ну-у... Нет, в принципе, они могут...

– А я о чём!

Он потёр лицо, взъерошил волосы:

– Но снова детство, Олька! Восемь лет! Пиндец!

– А тебя куда вынесло?

– О-о-о! Мы, как ты понимаешь, не ищем лёгких путей. Помнишь мир, где был парень некромант-комсомолец?

– И при этом верующий христианин? Там ещё затяжная война шла?

– Да!

– Он есть на самом деле?!

– Представь себе. Закончим здесь – пойдём туда.

– Да там время-то уже утечёт.

– Не утечёт. А если и утечёт, то не сильно. Считай, если пять дней там, а тут... два года, говоришь?

– Я даже точнее тебе скажу. Был декабрь восемьдесят первого, число двенадцатое, что ли. Если совсем точно – это дневники надо доставать.

– А ты писала?

– А как же!

– М-гм. Получается... допустим, округлим слегка... семь месяцев да двадцать четыре...

– Тридцать один.

– Ага... Девятьсот пятьдесят дней условно.

– Делим на пять.

– Коэффициент сто девяносто. Ну-ка, восемьдесят лет умножай на триста шестьдесят пять и подели на сто девяносто.

– Ну, ты нашёл компьютер! Это листочек нужен, столбиком решать...

Мы посчитали, получилось сто пятьдесят три дня.

– Слушай! А я ведь на неделю позже тебя померла!

Мы уставились друг на друга.

– Тогда у этого мира скорость временно́го потока ещё выше! В любом случае, думаю, там всё ещё будет интересно. Давай, рассказывай, что ты тут успела наворотить.

– Ну, чё ты сразу...

– Да я ж тебя знаю. Не сможешь ты спокойно сидеть.

Я подпёрла щёку рукой.

– Да, ты понимаешь... Помнишь, мы обсуждали как-то: прилагай какие-то усилия – не прилагай... Это ж как камешки в пруд кидать. Или ещё хуже – в море. Ну, рябь пойдёт. Товарищ Архимед обещался, конечно, аж Землю перевернуть при условии выполнения соответствующих технических требований*.

*Знаменитое: «Дайте мне точку опоры –

и я переверну Землю!»

Вовка хмыкнул.

– А вообще, как по ощущениям? Я, к сожалению, никаких особых сведений о данном времени не помню. Исключительно детские воспоминания, семья, игры...

– Да я вот тоже. Единственное, чётко помню: как пошли талоны – и всё больше и хуже с каждым годом. Ни разу такого не было, чтобы талоны – и вдруг на что-то да отменили! Только накручивалось всё как снежный ком, вплоть до девяностых, когда уже СССР развалился и цены отпустили. А тут, глянь – норму на масло повысили, суповые без талонов, даже сосиски появились! Ты помнишь, в нашем детстве сосиски – это ж такой деликатес! Даже если они в магазине лежали – только по справкам, для диабетиков.

– Ну да, было такое.

– А тут, я смотрю – наши покупают кое-когда. Изредка, конечно, но бывает. Джинсы эти тоже. Ты одесские джинсы видел?

– Видел, соседка у нас купила, носит. Весь двор завидует.

– Сама носит? – поразилась я. До этого времени все, о ком шла речь в связи с джинсами, не выходили из разряда легенд.

– Конечно, сама. Ты чё, там очередь на пол-Урицкого стояла! Почище, чем в мавзолей.

– Ты аккуратно давай с мавзолеями.

– Думаешь, товарищу майору не понравится, он примчится на чёрном воронке и нас арестует, что ли?

Я фыркнула:

– Кому мы нафиг нужны, арестовывать! Просто риторика тут такая... специфическая. Где-то уважительно надо, где-то с пафосом. А то будут на тебя странно смотреть, ну... типа ты совсем не шаришь. Смекаешь?

Вовка засмеялся.

Боже, наконец-то кто-то начнёт понимать мои шутки из будущего!*

*«Смекаешь?» –
забавная фразочка,
которой наши переводчики
наградили персонажа Джонни Деппа,
Капитана Джека-Воробья
из серии фильмов
«Пираты Карибского моря»,
(сценаристы Тед Эллиот
и Терри Россио).

– Ладно, я сильно постараюсь соответствовать. Давай, теперь рассказывай про планы. У тебя ведь есть какой-то план?

– Был план, – призналась я. – Самый примитивный. План выжить. Поначалу я как прикинула, что «на нас надвигается гигантская задница» девяностых, судорожно искала способ заполучить кусок земли, чтоб с голоду не сдохнуть. Я и с публикациями в какой-то степени из-за этого поторопилась. Думала, в деревне дом с участком купим – а тут такие новости с этими дачами! Вот, кстати, тоже этого не было. Дачи раздавать начали как раз под развал СССР. Ну и когда написали, что можно за дополнительную плату, я с разгона хапнула пятьдесят соток.

– Ни хер-р-ра себе!

– Ага. Там как раз сейчас бригада строит. Хочешь посмотреть?

– Далеко?

– Да вообще рядом. Отсюда, может, три километра. Мы ж через лес срежем.

– А пошли!

Я рассудила, что раз бабушка заперла меня снаружи, то под дверями ей стоять не придётся, закрыла двери своими ключами, и мы пошли.

Мне страшно хотелось хохотать и скакать, и я не могла удержаться, чтобы Вовку не разглядывать.

– Забавно. Ты такой маленький. Непривычно, ужас.

– Ты сама-то карабатулька мелкая. С хвостиками...

– Это ты меня ещё с бантиками не видел. Я буду ваще королева!

Мы шли, держась за руки, счастливые, как два дурака.

– Слушай, а как ты меня маме представишь? – спросил вдруг Вовка. – С какой радости ты вдруг привела левого мальчишку показывать свои строения и все эти... – он покрутил в воздухе пальцами.

Я на минуту задумалась.

– О! А мы даже и врать не будем. Мы тебя заявим как заинтересованное лицо. Как будто я нашла единомышленника по сельскохозяйственной линии. Будешь членом моего юннатского объединения? Я тебя представлю как специалиста-зоотехника. Юного, конечно же, а? – я победно на него посмотрела.

– Кстати, вполне вариант. Кого выращивать будем?

– Да как обычно: курей, кролей, коз. Хрюнделей.

– На сколько голов рассчитывала?

– На максимум, исходя из заявленных норм. Ты читал, там какие строгие правила? Вот посмотришь, офигеешь. Главное дело – где хороших коз взять?

– Я у деда спрошу. Наверняка, где-то выписать можно.

За разговорами мы постепенно дошли до лесничества, от которого в сторону садоводств в лес сворачивала теперь уже не тропинка, а широченная тропа.

– А дороги-то нету, – оглянулся Вовка.

– О! Её когда себе построят! Лет через семь-восемь.

– Ну, раз дела по-другому пошли, глядишь, и дороги раньше появятся. Землю режут, движение растёт, она тут прямо просится.

– Ну, так-то, да.

В лесу было классно, а народу, наоборот – мало; даже если люди и шли, то все на некотором расстоянии, и можно было уже не изображать чинность-важность, а поскакать вокруг Вовки в своё удовольствие.

– Какая ты маленькая, смешная.

– Это я уже большая! Скажи спасибо, что я в восемьдесят первый в Мегет не явилась со своим вызовом.

– Спасибо! – очень серьёзно ответил Вовка. – Это были пять тяжёлых дней. Но я думаю, что действительно помог ему.

– А-а, так слияния не произошло?

– Нет, я был, скорее... наблюдателем, наверное. Особенно поначалу.

И Вовка начал рассказывать мне, как оказался присутствующим в теле сибиряка-некроманта (наследственного, в стотыщпятьсотом поколении!), прибывшего на фронт с Байкала – куда-то в Карелию, где они попали в окружение, а потом его часть прорывалась к своим с тяжёлыми боями. Воевали они, кстати, против технократического германского вермахта.

За разговорами мы вышли к трассе – совершенно пустой.

– Ну что, дальше куда?

– А вон, – я ткнула пальцем в указатель на противоположной стороне дороги, – видишь: «Ньютон» – нам туда.

– Реально, рядом!

– А я что говорю!

Мама, увидев меня, страшно разволновалась и начала активно бояться: как же это я через лес одна? Аргумент, что я не одна, а мы вдвоём, кажется, её не убедил, и мы тупо сбежали на мой участок. Размах строительства Вовке понравился, скорость – тоже.

– Тут, как ты понимаешь, всё как в той схеме, где из «быстро, качественно, дёшево» можно выбрать только два.

– Я так понимаю, ты решила исключить «дёшево»?

– Ну, естес-с-сно. Как бы иначе я получила быстро и качественно?

– Логично.

Вовка, увидев кучу моей детско-подростковой родни, высказался, что их вполне можно было бы привлечь в рамках семейно-родственного подряда. А что? В газетах давно намекают. В счёт той же самой производимой продукции. Потому что строить всё по принципу «помогите нам бесплатно, мы хорошие» в нашем случае как раз будет отдавать той самой порицаемой бессовестной эксплуатацией.

Мы обмозговали это дело и решили, что как только часть нашего мини-фермерского комплекса будет готова к запуску, нужно будет с этим предложением выступить. Ну, а если никого сагитировать не удастся – тогда и рассмотрим вопрос о привлечении сторонних работников.

– И всё-таки, Вова, меня терзают смутные сомнения.

– М?

– Помнишь, свиновода мы одного всё поначалу смотрели. И как он рассказывал, что начинал с колхозных подзаборных, да пока нашёл приличную породу...

– Это да! Я же тебе про дедовского ландраса рассказывал?

– Ага.

– По сравнению с обычной беспородной свиньёй он прямо длинный. И мяса побольше, чем сала.

– Вот! Хотя бы ландрасов пусть скажет, где взять. У меня все мозги на раскоряку: куда ломиться? Где они есть? А ещё вопрос: там, где есть – согласятся ли их нам продать? Или опять всё придёт к колхозхному рынку?

Надо сказать, что «колхозный» рынок – это вовсе не тот, где что-то продают колхозы (за исключением редчайших случаев, больше относящихся к категории «статистическая погрешность»). Там сидели в основном колхозники, распродающие излишки с личных подворий. Ну, о каких породах можно говорить, вообще?

– А за кормами куда? – снова встрепенулась я. – Они же, колхозы, что не себе, всё подчистую сдают! И ещё вечно недостача у них. Куда за зерном ломиться?

– Есть, конечно, вариант вырастить побольше картошки...

– Ой, нет! Варить – нет!

– Да погоди-и-и! Сменять картошку на зерно. По картошке же тоже план.

– Ну, не знаю. А если никто не захочет?

– Так, ты не паникуй, я у деда узна́ю, там уж будем решать. На крайний случай, если не выгорит, будем брать бычков, гонять пасти. Говядина ещё и лучше уходит. Да и сено на зиму подкосить можно.

Эти соображения немного меня успокоили.

Мы ещё раз прошлись по огороду, прикинули, сколько земли нужно будет отдать под грядки – чтоб вы понимали, не ради торговли, а исключительно для собственного потребления (основной объём – животи́нам, добавка сочных кормов зимой). Высаживать для продажи овощи в условиях полномасштабного развёртывания садоводств мы оба не видели никакого смысла. Стоило подумать на счёт ягоды, и то спорно: нужно ли её слишком много, и куда потом это всё девать? Тем не менее, мы набросали примерный план, что и где можно было бы посадить уже этой осенью из кустов, проверили противопожарную полосу и прилегающий лес на предмет удобства выпаса – и развернули оглобли домой.

Бабушка нашему двойному явлению удивилась, но сразу начала нас кормить. Вова рассуждал с ней про всякие хозяйственные дела и, по-моему, её очаровал.

Потом мы составили огромный список животрепещущих фермерских вопросов, и я, наконец, начала хвастаться своими книжками. Вовка просидел у меня до вечера, накидал мне кучу историй про свои похождения в Железногорских лесах, взял пачку журналов почитать, на посошок обещался завтра же сгонять до Пивоварихи и вернуться в следующую субботу, когда я точно буду дома, с ответами.

Сильно надеюсь, что они (ответы) меня порадуют.

Я смотрела со второго нашего балкона, как он пробежал через мостки Кузьмихи, взобрался по обрывистым ступенькам, помахал мне (тут я прямо почувствовала себя принцессой в башне) и бодрым шагом удалился в сторону остановки Мухиной.

– Хороший мальчишка, – высказалась бабушка, когда я, страшно довольная, плюхнулась в кухне на лавочку (новую, кстати! – Наиль сделал).

– Замечательный, – согласилась я. – Мы с ним, баба, вместе будем юннатской станцией заниматься.

– М-м. Ну, пусть. Одной-то как тебе, тяжело будет.

– Ой, одна я вообще не вывезу...

Не успели мы с бабушкой как следует развить эту тему, как приехали наши с дачи. Стало шумно, тесно, сразу какие-то новости...

Я поняла, что́ для полноты счастья мне нужно – взяла Федьку и пошла с ним к себе, на кровати валяться. Федька недавно захотел научиться переворачиваться. Это было умилительно и забавно: маленький человечек, целеустремлённо пыхтящий к своей цели. Самостоятельно у него ещё не получалось, но если предоставить ему палец (как тому Архимеду точку опоры) – с триумфом!

Я испытывала к мелкому совершенно бабушкинские чувства в смеси с удивительным умиротворением. Кусочек маленького счастья...