Стажёр Деда Мороза

Тридцать первое декабря. День выдался хмурым и бесцветным, будто сама природа экономила краски перед праздником. Виктор проснулся на диване. Не ото сна - от похмельной жажды, которая сверлила виски и сковывала тело свинцовой тяжестью. В квартире стоял ледяной, промозглый холод. Батареи под окном были еле тёплыми. Может, их отключили за долги, а может, мир просто остыл вместе с его душой.

Он поднялся, и взгляд упал на гирлянду, бесформенной кучей лежавшую на столе. Когда-то она озаряла его жизнь. Рука сама потянулась к вилке. Вставил в розетку. Несколько лампочек на середине ленты отчаянно мигнули раз, другой - и погасли, словно сделав последний вздох. Виктор с силой шлёпнул по пластику ладонью.

- Ну пожалуйста… - прохрипел он.

В ответ - молчание.

И тогда память, этот жестокий кинематограф, выдала самый яркий кадр из прошлой жизни. Комната, пахнущая мандаринами и ёлкой. Он, молодой и сильный, подбрасывает дочку Аленку к потолку, и она визжит от восторга. А Любка, его Любка, с улыбкой подходит к розетке: «Готовы? Зажигаю!» Щелчок - и гирлянда вспыхивает сотней разноцветных огней, озаряя их общее счастье…

Резко выдернув вилку, Виктор отшвырнул гирлянду. Она с треском ударилась о ножку стула, и со стола вместе с ней улетел елочный шарик, рассыпавшийся сотнями переливающихся осколков на полу. Это была та самая, последняя уцелевшая игрушка - синий стеклянный шар. Он так и не решился его выбросить раньше. Как не решался выбросить и пустые бутылки из-под портвейна, стоявшие на подоконнике мрачными памятниками его падению, или окурок, навечно вмурованный в застывшую на тарелке кашу.

Нужно было выпить, руки дрожали. Последние деньги Виктор отложил вчера, пряча их от самого себя. Но сегодня он уже позабыл о намерении копить, откладывать, чтобы рассчитаться со всеми долгами.

Двор встретил его пронизывающим ветром. Виктор направился к ларьку, но путь ему преградила стая бездомных псов - тощих, злых, с жёлтыми глазами. Они уже давно хозяйничали здесь, чувствуя безнаказанность. Виктор остановился. Ему было всё равно. Он бы просто обошёл, но в этот момент заметил, что собаки загнали на детскую горку какого-то парня.

Тот был странно одет для зимы - в тонкой осенней ветровке и кедах. За спиной - потертый рюкзак. И он не паниковал, а… разговаривал с собаками.

- Пожалуйста, уходите, - говорил он чётко и громко, как на уроке. - Я не сделал вам ничего плохого. Агрессия - это неконструктивно.

Собаки, ощетинившись, отвечали низким рыком. Одна, самая крупная, сделала выпад. Парень отпрянул, прижавшись к холодному металлу горки.

В Викторе что-то ёкнуло. Старая, забытая ярость, которую он годами глушил алкоголем, вдруг прорвалась наружу.

- А ну, сволочи! - зарычал он так, что у него самого перехватило горло.

Он схватил валявшееся рядом дырявое ведро, в которое летом соседка с первого этажа садила цветы и с рёвом бросился вперёд. Собаки, отвлечённые от своей жертвы, с лаем окружили его. Виктор отмахивался ведром, как щитом, пятясь к горке. Лай, визг, клубы пара изо рта, летящий снег - всё смешалось в каком-то абсурдном, диком танце. Наконец, он оказался на горке рядом с парнем.

- Ты чего, одурел совсем? Мороз, а ты в кедах! - прохрипел Виктор, задыхаясь.

Парень смотрел на него с нескрываемым восхищением. Его лицо было худым, а глаза - невероятно ясными и добрыми.

- Вы… вы как рыцарь! - воскликнул он. - Это настоящее чудо!

- Чудо, блин… - Виктор с силой швырнул ведро в приближающихся псов. - Идиот… Они бы тебя разорвали.

Собаки, поняв, что добыча не так проста, отступили, нехотя удаляясь вглубь двора.

- Меня зовут Стас, - представился парень, спускаясь с горки. - А вас?

- Виктор, - буркнул тот, отряхиваясь и пытаясь разгладить разорванную собаками штанину. – Вот черт, разорвали… А других и нет… Идёшь куда-нибудь или стоишь?

- Я… я ищу точку для наблюдения за вечерним салютом, чтобы обратиться к Деду Морозу и новогодним духам с просьбой - серьёзно сказал Стас. - А вы?

- А я за зельем волшебным иду, - мрачно усмехнулся Виктор и тронулся в сторону ларька.

Стас без колебаний последовал за ним, как преданный щенок. У ларька Виктор купил две бутылки самого дешёвого пива. Одну он протянул Стасу.

- На, согрейся.

Стас с ужасом отшатнулся, будто ему предложили яд.

- Нет-нет! Это зелье печали! Оно гасит внутренний свет!

Виктор уставился на него.

- Какой ещё свет?

- Новогоднее чудо не приходит к тем, у кого потухшие глаза, - убеждённо заявил Стас, глядя на Виктора своим чистым, прямым взглядом. - Это главное правило.

Виктор лишь фыркнул, сунул одну бутылку в мятый пакет, который вытащил из кармана, а вторую, открыв дрожащими руками, принялся жадно пить, стоя на морозе.

От ларька дорога вела через центральную площадь, где развернулся большой ёлочный базар. Виктор, опустив голову, пытался пройти мимо быстрее, но Стас замер на краю дороги, заворожённый.

- Смотрите, - прошептал он. - Какая красота! Здесь пахнет чудом!

И правда, площадь сияла огнями. Яркие гирлянды оплетали палатки, из которых тянуло сладким ароматом мандаринов и хвоёй. Смех, праздничная музыка, голоса - всё это било по нервам Виктора, вызывая тошнотворную волну тоски. Он ненавидел этот праздник. Этот фальшивый фасад всеобщего счастья, за которым у него скрывалась лишь пустота.

Внезапно атмосферу всеобщего веселья нарушил и разорвал надрывный детский плач. У палатки с игрушками стоял маленький мальчик, лет пяти, и ревел, безутешно выкрикивая: «Мама! Где мама?»

Люди спешили мимо, поглощённые своими хлопотами. Но Стас отреагировал мгновенно. Он стрелой рванулся к ребёнку и опустился перед ним на корточки.

- Не плачь, маленький эльф! Мы тебе поможем! - сказал он твёрдо и ласково.

Затем он обернулся и схватил Виктора за рукав.

- Витя, мы должны помочь! Он же один!

- Да отстань… - попытался отмахнуться Виктор. - Полиция найдёт…

Но Стас уже не слушал. Он взял мальчика за руку.

- Как тебя зовут? Куда мама ушла?

- Саша, - всхлипывая, прошептал мальчик. - Мама пошла за хот-догом… А Пушок… Пушок убежал и залез туда!

Он показал пальцем на огромную, в три человеческих роста, живую ель, установленную в центре ярмарки как главный символ праздника. На самой верхушке, среди гирлянд, сидел крошечный рыжий котёнок. Он жалобно мяукал, цепляясь за скользкие ветки.

К ним подошёл охранник, сурового вида мужчина в тулупе.

- Да он там уже минут двадцать сидит, - буркнул он. - Пожарных вызывали, да те только через два часа будут, пробки.

В этот момент котёнок, пытаясь перебраться на соседнюю ветку, неудачно прыгнул. Лапка его запуталась в проводах гирлянды, и бедное животное повисло вниз головой. Петля из проводов плотно обвила его шею. Раздался хриплый, захлёбывающийся звук. Котёнок начал задыхаться. Саша зашёлся в истерическом плаче.

- Мы не можем оставить маленького друга! - с горящими глазами воскликнул Стас. – Мы спасём котенка!

- Ты с ума сошёл! - почти закричал Виктор. - Как мы на эту ёлку заберёмся?

Но Стас не слушал. Он метнулся к охраннику.

- Нужна лестница! Срочно!

Охранник, видя агонию животного и детские слёзы, махнул рукой и куда-то побежал. Через минуту он и ещё один продавец притащили длинную, видавшую виды, шаткую деревянную лестницу, которая служила декором к инсталляциям на различные праздники. У нее разъезжались тонкие ножки, а ступени в виде реек, закрепленных скотчем, грозно трещали при каждом движении, как будто намереваясь переломиться.

- Держите крепче! - скомандовал Стас, и это прозвучало так властно, что Виктор машинально ухватился за основание лестницы.

Он, ругаясь на чём свет стоит, начал карабкаться вверх. Лестница ужасно шаталась. Казалось, что эта декоративная поделка сейчас рассыпется. Мороз сковал пальцы, в висках стучало. Он боялся высоты. Но снизу доносился ровный, спокойный голос Стаса, который удерживал ножки, не давая им разъехаться в стороны и сломаться:

- Выше, рыцарь! Так, ещё чуть-чуть! Добро всегда на высоте!

Виктор почти взобрался на уровень котёнка. Тот уже почти не дёргался, лишь слабо хрипел. Мужчина, цепляясь одной рукой за скользкую ветку, другой потянулся к маленькому тельцу. В этот момент лестница качнулась особенно сильно. Сердце ушло в пятки. Но он сумел удержаться. Ему удалось аккуратно, чтобы не затянуть петлю туже, просунуть пальцы между проводом и шеей котёнка и ослабить запутавшуюся в узел гирлянду. Тёплый, безвольный комочек оказался у него в руке.

Спускаться было ещё страшнее, зажав котёнка под мышкой. Но вот его ноги ступили на твёрдую землю. Толпа, наблюдающая за этим, взорвалась аплодисментами и возгласами одобрения.

В это же время охранник подвёл к ним заплаканную молодую женщину - маму Саши. Случилась эмоциональная развязка. Мама, рыдая, обнимала то сына, то котёнка, то Виктора со Стасом. Саша, прижимая спасённого Пушка, смотрел на Виктора как на настоящего богатыря.

А Виктор стоял, чувствуя себя неловко. Руки снова начали мелко трястись - сказывалось и нервное напряжение, и отчаянное желание пригубить алкоголь. Он бы уже давно сунулся в свой пакет за пивом, но стеснялся пить на глазах у всех этих благодарных людей.

Глядя на сияющие огни, на счастливые лица матери и ребёнка, Виктор поймал себя на другом воспоминании. Не таком личном и семейном, как час назад дома. Завод. Шумное, весёлое предновогоднее застолье в актовом зале. Столы, сдвинутые в длинные ряды. Он, ещё молодой, но уже уважаемый токарь, сидит рядом с Любой. Звучит музыка из «Карнавальное ночи» – пять минут, пять минут... Все смеются, шутят, начальник произносит тост. Ощущение братства, своей нужности, крепкого плеча рядом… А потом годы спустя, как обвал: больничная палата, тишина после смерти Любы, первая бутылка, ставшая единственным утешением, увольнение с завода «по сокращению», а на деле - из-за прогулов… И долгое, мучительное падение на дно.

К нему подошёл улыбающийся продавец с ёлочного базара.

- Мужики, вы герои! Честное слово! Забирайте любую ёлку, в подарок!

Стас, сияя, как ребёнок, выбрал не самую большую, а самую пушистую и симметричную ель. Он бережно поднял её и, словно древко знамени, водрузил себе на плечо.

Они шли через город - уставший, помятый Виктор и сияющий Стас с ёлкой на плече. Проходя мимо круглосуточного магазина, Виктор остановился.

- Постой-ка, - сказал он Стасу, вручив ему пакет с оставшимся пивом, и скрылся внутри. Его знали здесь и отпустили в долг две бутылки дешёвого портвейна - из жалости или по старой памяти.

Выйдя на улицу, мужчина заметил, что Стас отчаянно дрожит, прижимаясь к стволу ели, словно пытаясь от него согреться.

- Шёл бы ты домой, - буркнул Виктор, с силой откручивая крышку от портвейна.

- А мне некуда идти, - просто ответил Стас.

Виктор сделал несколько длинных глотков прямо из горла. Тёплая волна разлилась по телу, прогоняя внутреннюю дрожь.

- Ууух… - выдохнул он. - Ладно, пошли ко мне… Отогреешься.

В квартире ему стало мучительно стыдно за бардак, грязь и пыль. Но алкоголь делал своё дело, притупляя чувства.

- Ты это… найди чай на кухне, если он там есть. Согрейся. По-осеннему же одет. А у меня холодно, чертовы батареи не греют. То ли отрезали мне их за неуплату…

Он плюхнулся на диван и почти мгновенно провалился в тяжёлый, беспокойный сон. Ему снились собаки, лестница и хрипящий котёнок. Сквозь сон он слышал какое-то бормотание Стаса и журчание воды.

Очнулся Виктор от того, что по телу разлилась непривычная теплота. Он лежал, не открывая глаз, наслаждаясь теплом, которого не чувствовал, казалось, целую вечность. Потом спохватился - гость же! - и резко сел. Дрожь в руках прошла.

Стас стоял посреди комнаты с широкой, счастливой улыбкой. В руках он держал пустое ведро.

- Новогодние чудеса! - торжественно провозгласил парень.

Виктор подошёл к батарее и осторожно прикоснулся к ней ладонью. Она была почти горячей! На него пахнуло жаром, как из печки.

- Как?.. - только и смог вымолвить он.

- Я сейчас! - крикнул Стас и выбежал в коридор.

Виктор услышал, как он рылся в своём рюкзаке, бормоча: «Нам нужно чудо! Главное чудо!»

Вернувшись, Стас принялся возиться с гирляндой. Виктор, чувствуя, как хмель отступает перед лицом настоящего волшебства, пошёл на кухню.

Ему нужно было закрепить эффект. Мужчина снова выпил. Когда вернулся, Стас стоял перед тёмной ёлкой.

- А теперь главное! - сказал он, и в его голосе звенела торжественность. - Зажмурьтесь! Раз, два, три… Ёлочка, гори!

Виктор зажмурился. Раздался щелчок. Он открыл глаза.

Ёлка сияла. Не мигала, не моргала, а горела ровным, тёплым, праздничным светом. И в этот момент Виктору показалось, что это не гирлянда зажглась, а в его тёмной, холодной квартире вспыхнуло солнце. От тепла мёрзлые ветки ели ожили, расправились, и по комнате поплыл густой, пьянящий аромат хвои.

И снова воспоминание, на этот раз детское. Он, маленький Витя, вместе с отцом несёт такую же пахнущую ёлку домой. Отец смеётся, снег хрустит под валенками, и он счастлив.

Вечер пошёл по нарастающей. Виктор то и дело выходил на кухню, чтобы «поправить здоровье». А когда возвращался, в квартире творилось что-то невероятное.

Стас подошёл к телевизору, постучал по нему пальцами и что-то ласково прошептал. Через секунду экран ожил, и зазвучали знакомые диалоги из «Иронии судьбы», где Женя пытался прогнать хозяйку квартиры. Этот еще советский телевизор уже год стоял пыльным памятником посреди квартиры и отказывался работать.

Потом парень исчез на кухне вместе со своим рюкзаком. Виктор слышал звуки готовки, но ему было не до того. Он пил. Пока на столе не появились две тарелки с дымящимся борщом. Настоящим, наваристым, с тем самым, неповторимым вкусом.

- Откуда?.. - обомлел Виктор. - У меня же ничего не было…

- Я просто попросил кастрюльку сделать нам праздник, - улыбнулся Стас. - Она согласилась.

Виктор попробовал ложку. И по его щекам, помимо его воли, покатились тяжёлые, пьяные слёзы.

- Как у Любки моей… - прошептал он. - Ты… ты волшебник?

Они сидели и смотрели фильм под огнями ёлки. Виктор впервые за долгие, долгие годы чувствовал не оглушающую пустоту, а тихий, мирный покой. Потом воодушевлённый, согретый и опустошённый алкоголем, Виктор схватил телефон. Он набрал номер дочери.

- Алёнка? - его голос дрожал. - Доченька… это папа… Прости меня… Я… я всё исправлю…

На том конце секунду молчали, потом раздался громкий, усталый, полный боли голос:

- Пап, ты опять напился… Выпей воды и ложись спать. Пожалуйста.

Трубку положили. Виктор не видел, как на том конце провода Алёна долго не могла оторвать взгляд от фотографии, где они с отцом и мамой были вместе и счастливы…

По щекам опьяневшего мужчины ползли слезы, он свернулся калачиком прямо возле елки. Ночью он проснулся от холода - сползло одеяло. Откуда под ёлкой на полу одеяло? Но мысль оборвалась от картины, которая навсегда врежется в его память. Стас стоял у окна, держа в руках конец гирлянды, как священник держит свечу. Огни отражались в его серьёзных глазах. И он тихо, но чётко говорил, глядя в тёмное стекло:

- Стажёр Деда мороза на связи. Отчёт по объекту «Виктор». Фаза Ноль Один завершена. Эмоциональный модуль нестабилен, но реакция на позитивные стимулы зафиксирована. Включен план «Новогоднее чудо». Передаю управление в его руки. - Он сделал паузу и добавил уже шёпотом, полным искренней веры: - Духи Нового года, прошу вас, помогите ему. Пусть его боль уйдёт, как старый год. Пусть его сердце зажжётся, как эта ёлка.

Виктор зажмурился, стараясь дышать тише. С ним случилось самое настоящее, самое доброе чудо в его жизни. Он верил в это всем своим израненным сердцем.

Первое января. Виктор проснулся с ясной, пусть и тяжёлой, головой. В квартире было тепло и пахло… чаем. Он лежал и не мог поверить в это тепло. Потом вспомнил всё.

Стаса в квартире не было. На столе, рядом с чистой тарелкой, лежала записка, написанная аккуратным почерком:

«В Вас снова горит свет. Не дайте ему погаснуть. Ваш друг, Стас»

Виктор встал. Он подошёл к ёлке. Она всё так же сияла. Он посмотрел на недопитые бутылки, стоявшие на столе. Затем взял их одну за другой и вылил в раковину. Едкий запах заполнил помещение, но он лишь открыл окно. Потом взял веник и начал подметать. Он вынес весь хлам, вытер пыль, помыл пол. Он делал это медленно, с чувством, как будто не квартиру убирал, а очищал свою собственную душу.

Прошла неделя. Виктор устроился дворником в соседний квартал. Работа была тяжелая, но он выполнял её добросовестно. Он чувствовал, как к нему возвращаются силы.

Он набрал номер дочери. Трезвым, твёрдым голосом.

- Алена, это папа. Я завязал. Всё. Прости меня, пожалуйста. Я очень хочу увидеть тебя и… и внучку.

Встреча была трудной. Полной слёз, упрёков, но и надежды. Он смотрел на маленькую Катю, свою внучку, и понимал, что должен жить. Ради неё.

Месяц за месяцем он восстанавливал свою жизнь. Не сразу, с трудом, но он шёл вперёд. И всегда, возвращаясь домой, он зажигал ту самую гирлянду. Она стала его талисманом.

Год спустя. Тридцать первое декабря. Виктор был другим человеком. Он пришёл в большой торговый центр с внучкой Катей, чтобы купить подарки. Девочка тащила его за руку к ярким витринам.

- Деда, а Дед Мороз существует? - спросила она, запрокинув голову.

- Конечно, существует, - улыбнулся Виктор. - Главное - верить в чудо. И в добро. Оно иногда приходит в самом неожиданном обличье.

И в этот момент он увидел знакомое лицо. За небольшим островком с табличкой «Ремонт техники» сидел Стас. Тот самый Стас. В чистой синей робе, он что-то увлечённо паял, а рядом стояла пожилая женщина, и он что-то живо ей рассказывал, улыбаясь своей доброй улыбкой.

Сердце Виктора ёкнуло. Он, не помня себя от радости, подскочил к прилавку.

- Стас! Друг! Это ты!

Стас поднял на него глаза. Ясные, чистые. Но в них не было ни капли узнавания. Лишь лёгкое любопытство и дружелюбие.

- Здравствуйте, - вежливо сказал он. - Вы что-то хотели починить?

Из-за прилавка вышел крепкий мужчина в обычной одежде и мягко, но настойчиво отвёл Виктора в сторону.

- Вы его знаете? - тихо спросил он.

- Да мы с ним… мы в прошлом году… - Виктор запнулся.

- Понимаете, - мужчина понизил голос, - Стасик у нас из интерната. Для взрослых с ментальными особенностями. У него… своеобразное восприятие мира. Провалы в памяти, сложности с общением. Такие особенности развития. Расстройство аутистического спектра, говорят врачи. Но парень золотой, руки - чудо. Его сюда санитары устроили, чтобы не скучал. А то в прошлом году сбежал тридцать первого декабря. В Новый год всегда у него обострение, верит, что он помощник-стажёр Деда Мороза или что-то вроде этого. Вернулся только первого января, весь сияющий, говорил, что помогал творить новогоднее чудо…

У Виктора перехватило горло. Он смотрел на Стаса, который снова погрузился в пайку микросхемы, что-то напевая себе под нос.

- Если хотите, приходите к нему, - сказал мужчина. - Он всегда рад гостям. Только не давите на него, не напоминайте о прошлом. Врачи говорят, так лучше. Он живёт в своём мире. И он очень, очень добрый.

Виктор подошёл к прилавку. Стас снова посмотрел на него.

- Ваша гирлянда красивая, - вдруг сказал Виктор, указывая на маленькую мигающую светодиодную ленту, висевшую у них в островке.

- Спасибо! - лицо Стаса озарилось счастливой улыбкой. - Она создаёт атмосферу праздника. Без неё никак. Без ёлки и гирлянды волшебство не случится. Вы тоже так думаете?

- Да, - тихо ответил Виктор. - Я тоже так думаю.

Он взял за руку внучку и повёл её к родителям – дочери и зятю, которые уже накрывали праздничный стол. Но Виктор на секунду замедлился и они забежали в один из сетевых магазинов, чтобы купить самый красивый синий стеклянный шарик, такой же, какой год назад разбился у него дома. Катя аккуратно держала его в ладони и с восторгом разглядывала с разных сторон.

- У твоей мамы был такой же, - произнес ей дедушка. – Я его нечаянно разбил. Подарим новый.

Виктор шёл по украшенному городу, и слёзы катились по его лицу, но это были не слёзы печали. А слёзы от ощущения того, что самое большое чудо - не в магии, а в простой человеческой доброте, которая способна растопить лёд даже в самом замёрзшем сердце. И неважно, от кого оно исходит - от ангела, эльфа или от больного паренька с золотыми руками и чистой душой, живущего в своём, особенном мире. Чудо случилось. И этого было достаточно.