— Твою ж…за ногу! — недовольно буркнул мужчина, глядя в бинокль.
Девушка рядом лишь цокнула языком. «Посмотрела, блин, Москву», — недовольно подумала она, рассматривая МКАД через оптический прицел.
— И какие у нас шансы? — тихо поинтересовалась она.
— Да какие шансы, Ева? Везет, как утопленникам, — мужчина убрал бинокль и тяжело вздохнул, добавил. — Ладно, возвращаемся на Базу.
Они поползли к противоположному краю крыши, быстро спустились по лестнице вниз. Двигаясь перебежками от дома к дому, пара прикрывала друг друга. Жизнь в Контуре изменилась. То, что недавно было мегаполисом, Москвой теперь стало новой зоной отчуждения, закрытой территорией.
— Иваныч, давай обойдем?
— Что-то не то? Мутанты активизировались?
— Нет, патруль.
Иваныч мельком бросил взгляд на Еву, пока они петляли меж обломков и выбитых витрин. Солнце пробивалось сквозь разорванные тучи, выхватывая её силуэт из тьмы разрушенного города.
Она шла уверенно, с хищной грацией, несмотря на обстановку. Светлые, почти серебристые волосы свободно спадали на плечи, подрагивая при каждом её шаге. Чёрные очки скрывали глаза, но Иваныч знал — за ними всегда напряжённый прицел. Кожа светлая, почти фарфоровая, подчёркивала резкий контраст с кожаной курткой и тёмным топом, который обнажал подтянутый, жилистый живот с прорисованными кубиками. Она была чертовски сильна — не только физически, но и внутренне.
Он помнил, как впервые увидел её в том стеклянном боксе. Тогда Ева выглядела иначе — растерянной, испуганной, с глазами, полными вопросов. Но стоило сирене заголосить и дверям сорваться с петель, как в ней что-то изменилось. В ней проснулся инстинкт.
— Думаешь, выберемся когда-нибудь отсюда? — пробормотал он, почти себе под нос.
— Если не сдохнем раньше времени — вполне, — отозвалась она, не оборачиваясь. Её голос был спокойным, почти насмешливым. Привычка. За последние месяцы смерть стала частью пейзажа — как мусор на улицах или мёртвый свет ламп в подземке.
Он тогда, в лаборатории, запомнил один момент — когда она первой взяла в руки скальпель и сказала: «Если мы здесь подопытные, то я предпочитаю быть крысой с зубами». С того дня они держались вместе.
Теперь же, глядя на то, как Ева движется — точно отточенный механизм, в перчатках без пальцев, с ремнями снаряжения и порванными джинсами, которые словно кричали о каждом пройденном сражении, — Иваныч понимал: если кто и выживет, то она.
— Стой, — вдруг произнесла Ева, вскидывая прицел. — Слышал?
Он напрягся. Где-то за углом, совсем близко, раздался странный металлический скрежет.
— Не нравится мне это, — пробурчал Иваныч, крепче сжав оружие. — Быстро к машине. Потом решим, что дальше. Только без геройства.
Ева не ответила. Но по тому, как она выпрямилась и усмехнулась краешком губ, он понял — геройство как раз начиналось.
Они сделали приличный крюк, прежде чем вернуться к машине, которую оставили здесь пять часов назад. Иваныч быстро повернул ключ в замке зажигания, а девушка еще раз окинула взгляд безжизненный город. Хотя безжизненный — это весьма и весьма условное определение. Столица кишела мутантами, аномалиями и непонятным вирусом, который и спровоцировал эпидемию.
Ева вздохнула. Тот проклятый день она помнила слишком четко. Она приехала из маленького городка «покорять Москву», строила грандиозные планы, которым не суждено было сбыться, хоть они и были достаточно основательны. Ева поступила в университет и заселилась в общежитие, а вечером, стало быть, тусовка — знакомства, отметка о новой жизни. А вот утром Ева очнулась в какой-то лаборатории кроме нее там в боксах было достаточно народу — разного возраста, национальности…
«Институт, мать его, Альтернативных Исследований», — Ева ленивым взглядом проследила за группой мутантов - с виду обычные люди, но…
…Машина рванула с места, взвизгнув резиной по растрескавшемуся асфальту. По бокам промелькнули остовы сожжённых автомобилей, изуродованные вывески и остекленевшие витрины, за которыми когда-то была жизнь. Теперь там только пыль, мрак и отражение пустоты.
Иваныч молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. МКАД был частично перекрыт завалами, кое-где торчали арматурные щупальца, словно кто-то пытался вырваться наружу и замер в предсмертной судороге. Ева устроилась в кресле, откинулась назад и прижала лопатки к прохладному кожзаму.
База находилась в бывшем корпусе того самого Института Альтернативных Исследований — иронично, что теперь он стал пристанищем для тех, кого сам же превратил в «аномалии». Снаружи здание казалось заброшенным, внутри — оборудовано по последнему слову выживания: генераторы, фильтры, запас воды и оружия, тревожная кнопка на случай прорыва.
Ева смотрела в окно, и мысли невольно уносили её в прошлое. Когда Москву закрыли, началась резня. Сначала эвакуировали тех, кто «чист», затем тех, кто «ещё не проявил мутации». А потом — глухая тишина, отцепленные районы, спутниковая блокировка, сломанная связь. Город превратился в гигантский экспериментальный котёл, где перемешали страх, хаос и кровь.
Иваныч прервал её раздумья:
— Опять думаешь об этой шарашке? О «Глобал Лэйн»?
— Угу, — коротко кивнула она. — Они выманивают нас. Говорят: «Вы особенные. Первый этап. Мы поможем». А потом? Потом исчезают. Или хуже.
— А ты знаешь, что они на Смоленской открыли новый лагерь? — тихо сказал он. — Условно-медицинский центр. Только никто оттуда не возвращался.
Ева лишь усмехнулась, горько.
— Потому что они не лечат. Они изучают. Разбирают по косточкам. Как нас тогда. Помнишь, Иваныч?
Он кивнул, не отрывая глаз от дороги. Да, помнил. Сирена, вспышка, крики. Люди в халатах, в панике выталкивающие лабораторных техников, и те, кто остался за стеклом. Те, на ком тестировали вирус, неизвестного происхождения, полученного, по слухам, из какого-то заброшенного сибирского полигона времён холодной войны.
— Так что мы теперь? — хрипло спросил он. — Мутанты?
— Мы — выжившие, — отрезала Ева. — Остальное — вопрос терминологии.
На мгновение воцарилась тишина. Позади них затрещал приёмник, ловящий лишь радиошум. Где-то вдали пронесся странный рёв — не машина, не зверь. Ева инстинктивно потянулась к кобуре.
— Скоро база, — пробормотал Иваныч. — Подвал сохранился, как раз вовремя. Говорят, ночью с севера пойдут «новые». Те, что светятся.
— Чудненько, — процедила Ева. — Как раз свежая кровь. Скучно не будет.
Машина, петляя среди развалин, скрылась за поворотом, оставляя позади ещё один день в сердце мёртвого мегаполиса.
…Машина въехала под арочный проём между покосившимися воротами, скрипнувшими на ржавых петлях. Красно-коричневое здание возвышалось над ними, как кирпичный страж ушедшей эпохи. Узкие стрельчатые окна, глухие фасады с отголосками дореволюционной архитектуры — здание когда-то было научным центром, теперь же оно служило крепостью. Укрытием. Домом для тех, кто остался.
У входа дежурили двое. Высокие, плотные, с одинаковыми лицами — близнецы Рой и Ренат. Когда-то — студенты философского, потом — бармены в подвале на Сретенке. А теперь — охрана базы. Они не успели уехать, когда Москва захлопнулась. Впрочем, они и не хотели.
— Ну как? — кивнул один из братьев, поправляя автомат на плече.
— Вортуны шастают в районе Третьего кольца, — отозвался Иваныч, выходя из машины. — Север чист. Пока.
Ева не задержалась. Кивнув близнецам, прошла внутрь — мимо выбитых дверей, импровизированных складов, стен, исписанных метками сталкеров. Поднялась по лестнице на пятый этаж и, минуя заколоченные двери старых лабораторий, вышла на крышу.
Солнце пробивалось сквозь мутную пелену облаков. Небо свинцовое, налитое кислотой. Ветер доносил запах озона и гари, и всё в этом воздухе кричало: «Скоро начнётся».
Ева села на край крыши, закинув одну ногу на перила, и посмотрела на горизонт. Город раскинулся вокруг мёртвой геометрией — остовы зданий, линии дорог, заросшие трещинами. Где-то вдалеке, почти не слышно, зарычал мельт. Глухо, протяжно. И страшно близко.
Дверь на крышу снова скрипнула.
— Ну привет, солнышко, — раздался знакомый голос.
Егоза. Настоящее имя не знал никто, а сам он отвечал только на позывной. Молодой, но опытный — в его экипировке не было ни одной лишней детали. Всё по делу: бронежилет, налокотники, патроны на ремне, трофейная каска. Оружие — штатный АК-74, с кастомизированной рукояткой. Укороченный — для боя в замкнутом пространстве.
— Лань с Леем не вернулись, — сказал он, садясь рядом.
Ева на секунду прикрыла глаза.
— Где последний сеанс связи?
— Примерно у «Зеркала» на Арбате. Потом — тишина. Ни маяка, ни отклика.
— Я пойду, — сказала она, вставая. — Проверю. Может, просто рация глючит. Или укрылись от дождя.
— Через двадцать минут начнётся, — Егоза кивнул на небо. — Возьми хотя бы плащ. Капля на кожу — и ты в мясо.
Ева кивнула, быстро поправила автомат на плече, откинула капюшон и направилась вниз. Движения — резкие, привычные. Ствол в чехле, маска в кармане, нож — на бедре. Она шла по мрачному коридору, и тень от её фигуры растягивалась по полу, как предвестие очередного исчезновения.
Город ждал. И кто знает, что ответит он в этот раз.
***
Вертолёт грохотал, как пробуждённый зверь, разрывая воздух лопастями, скользя сквозь пепельные облака. Внизу, под брюхом машины, разверзался некогда величественный город — теперь полуразрушенный, мёртвый, изуродованный. Панорама серых улиц, прорванных аномалиями, искорёженных временем и катастрофой, медленно плыла под ними.
Пилот ловко обводил препятствия — искажения, вспышки энергии, светящиеся трещины в небе, словно город стал одной сплошной раной. На приборной панели дрожали стрелки, датчики выли тревогой, но маршрут был проложен точно: в Контур, отмеченный как закрытая зона и предполагаемого контакта с объектом первого поколения.
Майор Михаил Завьялов стоял у иллюминатора, крепко вцепившись в поручень, и молча смотрел вниз. Когда-то он служил в разведке, потом — в лабораторной безопасности, а теперь был частью экспедиции, от которой зависела судьба целого отдела — и, возможно, остатков страны.
— Миха, ты главное не забывай, — нарушил тишину позади голос. — Мутантов здесь — как собак нерезаных.
Научный сотрудник Тимофей Мартынов, худощавый, нервный, в плотной экипировке и с рюкзаком, туго затянутым ремнями, подошёл ближе. Он оглядывал приборы, не столько надеясь, сколько проверяя привычно, почти ритуально.
Завьялов не ответил. Он уже не слышал ни стука мотора, ни гудения аномалий. Он видел лишь очертания улиц, знакомых и чужих, и что-то глубоко внутри стягивалось в тугой узел.
Вертолёт снизился. Кратковременно завис в полуметре от асфальта, дёргая траву и пыль, как бешеный зверь. Тени от домов подрагивали на стенах. Любой шум в Контуре мог привлечь слишком много нежелательных ушей — и ртов, полных клыков.
— Прыгаем! — рявкнул Михаил.
Двое мужчин синхронно спрыгнули, приземлились на корточки, пригнулись. Вертолёт, как привидение, вскоре рванул вверх и исчез за крышами.
Асфальт под ногами был растресканный, из-под него пробивалась сухая поросль. Они перебежками двинулись вперёд, прикрывая друг друга. Старые пятиэтажки зияли пустыми окнами, и каждый проём мог таить за собой смерть.
— Дом с красной решёткой — вот он, — выдохнул Мартынов, когда показался нужный ориентир. — Исследовательская база, временный штаб. Если там ещё кто-то есть…
— Узнаем, — глухо ответил Михаил и снял предохранитель с автомата.
Город молчал. Но в этом молчании что-то затаилось. И это что-то слушало. Напарники двигались быстро, осторожно, прикрывая друг друга при каждом переходе от здания к зданию. Слева тянулся остаток парка — искорёженные скамейки, искривлённые деревья, с оплавленной листвой. Справа — ряды обугленных фасадов, откуда время от времени несло химией, гарью или чем-то совсем неестественным. Контур был как оживший кошмар: пульсирующий, опасный, с непредсказуемыми гранями. Но набережная была недалеко — по оперативным данным, именно там базировалась группировка «Чёрный колодец». И именно туда привели следы Евангелины Князевой.
— Евангелина Князева, — мечтательно произнёс Тимофей, шагая чуть позади и прижимая к себе планшет с биометрическими данными. — Мутант первого поколения… Уникальная. На её основе можно создать стабильную вакцину. Говорят, её организм перерабатывает любой патоген — даже кислоту, даже штамм «А». Понимаешь, Михаил? Это ключ. Ключ к всему.
Майор дернул уголком рта, хмыкнул с плохо скрытым раздражением:
— Да ладно… И что, поймать одну девчонку — настолько непосильная задача?
— Если бы всё было так просто, нас бы не вызывали, — ответил Тимофей, но в его голосе не было ни укора, ни сомнений. — Ситуация вышла из-под контроля. Половина лабораторий в Москве уничтожены. Остальные — захвачены мутантами или мародёрами. Нам противостоит целая экосистема. И не факт, что она захочет с нами сотрудничать.
— Я спросил для приличия, — буркнул Михаил. — Не ждал ответа.
Он остановился у стены и поднял кулак — сигнал. Впереди улица была перекрыта завалами, но за ними уже угадывался блеск воды. Набережная. Точка встречи с разведгруппой сорвалась — теперь им предстояло выйти на контакт самостоятельно. Вдалеке, за домами, что-то завыло — пронзительно, нечеловечески. Тимофей вздрогнул.
— Не нравится мне это место.
— Тут никому не нравится, — коротко отозвался майор. — Добро пожаловать в столицу. Или, как местные называют… «Контур».
Они двинулись дальше — туда, где гнило сердце разрушенной столицы, и где, возможно, скрывалась та, от которой зависело слишком многое. Тимофей шёл чуть впереди, не спеша, как турист в незнакомом, но увлекательном месте. Он любовался пустыми, зияющими фасадами, заросшими диким плющом и облупившейся краской, рассматривал провалившиеся крыши, фонарные столбы, облепленные мхом и какими-то новыми, неизвестными формами жизни. Иногда даже останавливался, чтобы сделать снимок на портативный планшет.
— Удивительно, как быстро природа начала отвоёвывать территорию, — с лёгким восхищением пробормотал он. — Ещё пять лет назад здесь кипела жизнь. Прогресс, стекло, бетон, автомобили. А теперь — симбиоз хаоса.
Михаил шёл позади, напротив, напряжённый, молчаливый. Автомат висел на груди, палец почти касался предохранителя. Он скользил взглядом по каждому тенистому проёму, каждой щели, каждому завалу, откуда в любой момент могло выскочить что-то или кто-то.
На левом запястье тускло поблёскивал прибор — модульный браслет-детектор движения и аномалий. Цифровые полоски прыгали, дрожали, иногда показывали едва заметные всплески энергии.
— Шевели костями, профессор, — негромко бросил Михаил. — Здесь гулять некому.
— Да-да, — отмахнулся Тимофей, не оглядываясь. — Но ты только посмотри…
Москва. Великая, могучая, гордая. Теперь в ней не осталось ни парадов, ни пробок, ни офисных кластеров, ни неоновых вывесок. Здания стояли, словно гигантские скелеты. Деревья, пробившиеся сквозь трещины в асфальте, окутывали остовы автомобилей, оплетали памятники, разрушали фундаменты. Михаил задержался возле рухнувшего дорожного указателя. «Кремль → 5 км» — буквы почти стерлись, металл заржавел. Он медленно провёл пальцем по карте на приборе. Ближайшая точка активности — прямо на набережной, куда они и держали путь.
— Красота, — усмехнулся он одними губами. — Красота мёртвых.
И снова подал знак двигаться дальше. Впереди было сердце Контура — и там, по всем данным, находилась она. Евангелина Князева. Та, кто могла спасти их всех… или стать началом конца.
***
Ева скользила вдоль потрёпанного фасада, прячась в тени, где солнечные лучи не могли выдать её силуэт. Шаги — лёгкие, почти бесшумные. Каждый поворот, каждая стена, каждый выступ были знакомы до автоматизма. Она жила в этих развалинах, дышала этим городом, пропитанным смертью и разложением.
Изнутри здания доносились приглушённые голоса, нервные, грубые. Палачи. Самая крупная и безжалостная группировка в этом районе. Они быстро взяли под контроль склады, военные ангары, остатки полиции и частных ЧОПов. У них было всё: оружие, боеприпасы, даже бронетехника, хоть и в жалком состоянии. Остальным оставалось либо подчиниться, либо исчезнуть.
Ева прижалась спиной к стене, осторожно достала магазин, быстро пересчитала патроны. Меньше половины. Она прикусила губу.
Перестрелка — последнее, что ей сейчас нужно. Каждый патрон был ценностью, иногда более важной, чем сама жизнь. Но если повезёт, может получится пополнить запас. Тихо, быстро, без следов.
Она глубоко вдохнула, закрыла глаза. Темнота под веками разлилась тёплой, живой сетью. Её особенность — аномальная способность влиять на нервные центры. Она медленно «протянула» своё сознание в здание, сплетая воображаемую сеть, охватывая разумы людей. Они засветились в её восприятии как красноватые, пульсирующие огоньки — охранники, спящие, несколько нетрезвых голосов, кто-то тихо ругался.
«Спать. Забыться. Потерять бдительность.»
Нити скользнули мягко, точно шёлковые ленты. Один за другим люди оседали, их реакции гасли, сознание медленно погружалось в вязкую полудрему. И вдруг… На самом краю восприятия что-то кольнуло. Тёмное, холодное, чужое. Присутствие, которое не поддавалось её влиянию. Мутант. Ева вздрогнула и нахмурилась. Природная защита или искусственная мутация — неважно.
«Как некстати…»
Она чуть отклонилась от стены, стараясь понять, где именно. За контейнерами у разрушенного грузового входа. Что-то тяжёлое, уродливое, едва дышащее, но чуткое.
«Значит, придётся действовать ещё осторожнее».
Проверив автомат, мягко щёлкнула предохранителем и бесшумно метнулась к следующему укрытию. Игра началась. И на кону — не только её собственная жизнь.