Мёртвые сраму не имут
(Князь Святослав)
Вытаскивать жопы по здравому размышлению представлялось делом многотрудным. Аспиринушка нутром чувствовал, да и башкой разумел, что с кинетиками партия ни фига не сыграна. О чём сейчас думает Белёк, интересно? О мужском хрене? Черт их знает этих скандинавских бидоров, с виду вроде люди как люди. Выглядел Белёк полным радужных надежд, глазки едва не светились. Злостью. Губки плотно сжаты, кулачки тоже. Боец, сука! В натуре интурист сейчас походил на петуха – в хорошем смысле указанного слова. Ей богу, угляди он в этот момент мутанта – собственными бы ручёнками порешил. И правильно, подумал Аспирин, ибо мочить недоносков – дело всеблагое и душеспасительное.
Кинетики, насколько разумел Аспирин, любили руинированные здания, заброшенные подвалы, подземелья (сиречь старые инженерные сети), а также, теоретически, пещеры, мать их, естественного происхождения. Поскольку оных на территории прибрежного северо-корейского городка Нампхо было немного (а лучше сказать не имелось ни хера), Аспиринушка решил сосредоточиться на подвалах здания, в котором они с Бельком уже, так сказать, имели честь пребывать.
Логичным вариантом было хапнуть девок и валить из радиоактивной хрущевки на хрен, но Аспирину, как старому борцу с зоновским люмпен-каннибализмом подобный вариант претил, можно сказать, по принципиальным соображениям. Его бравый кореш Рыжняк, будь он здесь, сказал бы по такому случаю, что делать ноги Аспирину «мешает корона». Однако Рыжняка рядом не было и «корона» жала Аспирину так сильно, что от желания мочить людоедов дергались пальцы.
«Все здание, мать твою, облазим, - спокойно размышлял Аспирин, трогая болящие ребра. - Не-а, сука, раз сверху разместилась трапезная с бабёнками, мини-мудачки по-любому где-нибудь внизу сныкались. Этот Агаш уж точно там, гогочет, письку чешет. Вкусные люди, сука! Я-те дам вкусные люди, удод. Доставка, мля, пиццы на дом!»
Байки про кинетиков говорили, что когда-то эти ублюдки были добрыми людьми над которыми ставили эксперименты другие добрые люди "в лаболаториях". Возможно, это было не так. Просто кто-то из местных в своё время не успел убраться с заражённых территорий, кто-то наоборот вернулся, повинуясь зову родной земли. Большинство, естественно, издохло от умилительных зонных реалий, но часть смогла адаптироваться. Адаптация эта не всегда имела позитивный характер. По большей части приобретённые навыки позволили несчастным существовать в Зоне Три-Восемь, но их следствием стали неимоверные мутации человеческого тела, разума и, возможно, души. Аспирин находил утверждение разумным – он сам не раз был свидетелем того, как его напарники, влетев в очередную аномальную зону, буквально на глазах преобразовывались в нечто настолько пугающее и отвратительное, что сталкер не задумываясь отправлял им в лоб свинцовую порцию сострадания.
«Коренные загибаловцы… Загибалово, хм…» - память вдруг из каких-то недр выдала воспоминание ещё дозоновской жизни. Какой-то весельчак-режиссёр снял сериал про русский постъядер в деревне Загибалово. Там были карлики, типа, коренные жители. И тоже, мать их, в балахончиках. И где они столько карликов-актёров нашли? Капец. В кино квази-кинетики были мирные, бродили ночью, собирали светящиеся железки. Вроде как радиация в кадре, не хухры-мухры. Реальный биздец, однако, оказался хлеще режиссерского, а местные «натуральные» загибаловцы охеренно круче киношных. Зона, в общем, наглядно показала, что правда загнет раком любой вымысел, тем паче низкобюджетный. Вкусные люди, ёлки. Вот же мать твою за колено!
Единственно, Аспирин ни фига не помнил, чтобы кинетики умели писать, да ещё и по-русски. Ведь родными для них всё же были именно корейские кривульки. Во всяком случае, о подобных фактах сталкер раньше не слыхал. Но научились, значит, приспособились. Ай, молодца!
Пока Аспирин восторгался прогрессом местного мудацкого отродья и предавался праздным размышлениям о развитии письменности, его ручной скандинавский бидор сооружал из вонючих тряпок некое подобие полозьев, чтобы в одиночку тащить обеих трофейных баб по коридору. Тут всплыл не хилый головняк – где оставить соблазнительные женские тела, пока мужественные джигиты пойдут мочить каннибалов? Ведь сколько придется шариться по этажам-подвалам – хрен знает. Сюда вполне могут вернуться мутанты. Прятать в соседние комнатушки вообще без толку – паразиты здесь знают каждый закуток и, значит, отыщут наверняка. Шо делать?
– Херня у нас, понимаешь, – Аспирин решил поделиться проблемой с Бельком, - пока остальных мочить будем, другие опять этих утащат, андерстенд? – сталкер кивнул на баб.
Белёк нахмурился. Но растерянности не проявил никакой. Закусил губу, свёл бровки… Потом, совершенно не считаясь с больными рёбрами сталкера, неожиданно схватил Аспирина за локоть, развернул в сторону пустой оконной рамы и ткнул рукой в сторону улицы:
– Во! – глаза интуриста вспыхнули озарением.
На асфальте спал старый облупленный бронетранспортер. Вернее то, что от него осталось. Облезший, изъеденный ржавчиной, словно молью, в рубцах от пуль и осколков. Траки гусениц были изодраны аки целка после замужества и раскиданы по прилегающей местности живописным хохломским узором. Судя по еле заметной колее в асфальте, броневая машина нашла здесь последний приют очень давно. Броневик, что характерно, был нашим, совковым. Это было не удивительно, поскольку Нампхо принадлежал бывшей КНДР. Бронетачка выглядела конкретно покоцаной, но даже по силуэту платформы, в ржавом железе без труда угадывались очертания родной советской "моталыги", конструкция которой использовалась «северянами» как основа для собственных бронемашин, передвижных зениток, САУ и даже уепанских квази-танков с пулеметом или лёгкой орудием на выбор.
Аспирин не доверял зоновским машинам, особенно таким вот грёбаным долгожителям. По каким-то неведомым причинам именно колёсно-самоходная техника фонила больше всего, как губка впитывая рентгены. Много бравых сталкеров словило смертельную дозу, пытаясь свинтить с такой техники что-нибудь пригодное для продажи. Но другого выхода не было, и Бельчище, в общем, подал не дурную идею. Бронемашинка могла стать отличным укрытием. Чтобы не расстраивать спутника заранее, сталкер показал кулак большим пальцем вверх. Типа, гут, сука, молодца.
Белошапочка сразу разулыбался. Сложнее было уговорить его остаться охранять женщин, пока Аспирин ходил замерять фон. Еле уговорил, аж злиться начал и порыкивать. И, словно в награду за усилия, внутри покойной бронемашинки счётчик вообще никак не отреагировал. Вдвойне повезло, что на "мотолыге" чудом сохранились стёкла в боковых бойницах и даже запирающий рычаг на люке, хотя Аспирин и разодрал пальцы в кровь, пока заставил двигаться ржавую скобу. Но, по крайней мере, временное убежище из этой муйни могло получиться. Точнее - должно было получиться. Иначе бабенки тупо сдохнут.
Когда податливые тела интуристок, колыхающие бюстом и прочими интересными округлостями, наконец, перетащили в бронемашину, у обоих бродяг отлегло от сердца. Было так хорошо, что не хотелось даже материться. Люк со скрипом закрылся. Сорвать или провернуть такую преграду было тяжело даже опытному телекинетику. Тем временем свет в пустых глазницах руинированных хрущевок угасал, ветер разгуливал по комнатам, чувствовалось неминуемое приближение ночи. Но двое сталкеров всё ещё обшаривали последнюю подсобку в доме. Сколько мебели они отодвинули, сколько тряпья разгребли – всё было бесполезно.
Белошапочка умудрился влезть обеими ногами во что-то похожее на сырой «ведьмин студень». Хотя он вовремя отскочил, подошвы ботинок всё равно стали напоминать поролон. Сам Аспирин влетел в какую-то мутировавшую растительную дрянь, лицо покрылось мелкими волдырями как от крапивы. Времени потеряли море. Нужно было нырять сразу в подвал. «Норные это твари, норные, – ругал себя Аспирин, – не станут селиться наверху». Видимо, уже убитые кинетики служили чем-то вроде приманки или дозора.
И точно, стоило ступить на полуразрушенные каменные ступени, как в свете фонаря Белошапочки показались размашистые следы засохшей крови. Картинка предстала колоритная. По углам аккуратными кучками лежали кости разной степени свежести, виднелись заскорузлые тряпки, в которых угадывались измызганные останки, рваная одежда или остатки бронежилета. Валялся расплющенный кислородный баллон – с таким Аспирин ходил когда-то в дальние рейды к Сеулу. Удобная была штука – спаренный, симпатичный, вешался на плечи, места занимал мало, сверкал антикоррозийной краской. Тот, что лежал перед Аспирином сейчас, напоминал расплющенную ромашку. Ржавую. Ну, что делать? Время, как говориться, вносит коррективы.
Поодаль от изуродованного кислородного баллона ощетинивался перекушенными трубками нагрудник бронекостюма. Беленький, кажись, погранцовский, опознал сталкер. Картина скромного мутанческого быта дополнялась соответствующим запахом, наталкивающим на одну мысль – скорее натянуть на рожу противогаз. Тихий писк неожиданно заставил убийц людоедов насторожиться, глаза уловили движение в стороне, стволы мгновенно дернулись на звук.
Луч фонаря выхватил отвратительное, но любопытное зрелище. На покорёженной отопительной трубе висели, привязанные изломанными хвостами, штук пять гигантских тушканов. Один из них ещё шевелился и изредка истошно пищал.
Оба сталкера осторожно двинулись вперёд.
– Запасы делали, – со знанием объявил Аспиринус, – не, Белёк, прикинь, как у нас в деревне лук сушили, так эти трупоедов. И кто мне теперь докажет, что кинетики неразумны? Истинно те глаголю: наши повадки у мини-мудачков, наши!
– И кте их на кер искать? – пропуская этнографическое заключение напарника, обвинительно прошипел скандинав Белошапочка, став похожим на недобитую мангустом кобру.
– Заткни пасть, – ласково посоветовал в ответ Аспирин – русский мат тебе карму портит, морда ты фашистская.
Интурист недоуменно обернулся.
– Но нам не фесет! – возмутился он, пнув со злости чей-то очередной заготовленный труп, отчего-то валявшийся на полу. И громко воскликнул. – Кинетикоф сдесь нет!
– Ну не ори, блин, просил же, – скосил глаз на напарника Аспирин. – Здесь они, гниды, тута. Кишкой, мляха, чую, погоди.
Пнутый Белошапочкой трупик тушкана оказался старым и полуразложившимся. От того, что его побеспокоили, по комнатенке прокатилась волна одуряющего смрада, хотя это казалось невозможным после вони, заполняющей воздух подземелья. Вместе со сладковатыми ароматами разложения, в душу Аспирина проползло отвратительное чувство. Подвал был всего метров семь в длину, и никого, кроме доблестно издохших тушканов, в нем не было.
Где Агаш? Допустим, женщин уже слопали. Тогда всё, хана. Реально, искать дальше было просто негде. Типа, тупик.
Вырывая Аспирина из умозрительных лабиринтов, в связке полудохлых тушканов один вдруг зашевелился (видимо, из последних сил, уж больно жалобно и тихо попискивал) и звонко шлёпнулся на пол. Некоторое время Аспирин в прострации наблюдал, как умирающее животное медленно ползет по полу, еле передвигая передними лапками – задние были перекушены и неестественно вывернуты в противоположные стороны. Наконец, чуть слышно запищав, тушкан подвинулся ещё чуть-чуть и… сгинул. Можно сказать – исчез. Причём так неожиданно, что у сталкера зрачки на макушку поползли. Белошапочка что-то залопотал и Аспирин, обернувшись, увидел, что тот показывает на место, где только что лежало животное. Сталкер в недоумении шагнул туда, куда показывал напарник, присел, присмотрелся. Ничего интересного не обнаружил и, уже вставая, случайно двинул в сторону сплющенный кислородный баллон.
Взору открылась крупная решётка. Баллон прикрывал собой люк. Тушкан, очевидно, провалился через прутья вниз, в темноту.
– Сюда, быренько! – скомандовал Аспирин.
Белёк сорвался и присел рядом. Потом ни слова не говоря, оба взялись за прутья и с неожиданной лёгкостью вынули чугунную преграду наверх.
Аспирин глазом моргнуть не успел, как напарник буквально слетел по ржавым скобам вниз. Не щадя подбитые бока и отвратительно матерясь, сталкер ринулся догонять шустрого приятеля.
Под круглым окошком люка разместился сводчатый тоннель, протянувшийся длинной кишкой куда-то в темные дали. Вокруг пахло какой-то гадостью, было стрёмно, темно, но при этом жарко. Странно жарко, неестественно.
– Аномалия! – злобно прошипел Аспирин и схватил за плечо Белошапочку, собиравшегося бездумно рвануть дальше. Тот замер как вкопанный. Потом чухнулся, нагнулся, подобрал какую-то железку, и швырнул прямо перед собой.
Мощный гул содрогнул мрачное подземелье. Сталкеры отпрянули, матерясь. Всё пространство в четырех метрах от них и дальше по коридору заполнилось насыщенной ярко-жёлтой субстанцией. В пространстве, буквально из пустоты, развернулись бесформенные облака плазмы. Они осветили закопченные и потрескавшиеся стены с потолком! Сталкеры отпрянули, матерясь. «Горнило» – а именно эта аномалия висела перед ними, – немилосердно пекла, обжигала и ослепляла.
– Не тупи, мля, не на пикнике! – жёстко процедил Аспирин. Напарник виновато опустил голову. Аномалия еще раз вздулась облаками плазмы и начала медленно опадать.
– Осторожно вперёд, – выдавил проводник, – мелкими шажками, почти на носочках, будто по говну пиндошишь. О потрохах своих думай, дур-р-рак, а то скоро на ладошках их понесешь!
Медленно, крадучись, они двигались вдоль склизлой стены в сопровождении собственного тихого дыхания и теней. Аномалий больше не попадалось, соответственно, резко похолодало. Коридор оказался охренительно длинный, что было удивительно для подвала заброшенной хрущевки. Высокие своды, протяженность, высота, вообще все вокруг говорило об одном – эти стены копали не люди. Нелюди. После того как люди отсюда ушли. Глядя на своды, Аспирин щурился. Ему было, как бы это сказать, западло осознавать, что подобное сооружение – в определенном смысле шедевр инженерной мысли, высокий сводчатый подземный коридор, – сделан кинетиками, существами, которых он искренне презирал и еще более искренне ненавидел. Коридорный свод такой высоты требовал знания технологии арочного строительства, знакомства с бетоном, сваркой, и – о ужас! – знания математики, проектирования, расчетов.
Кинетик-конструктор? Кошмар и бред. Это, пожалуй, звучало круче, чем кинетик-снайпер или кинетик-парашютист. «Впрочем, о чем я? – одернул себя Аспиринушка. – Мозги у кинетика-ученого разлетаются так же хорошо, как и у кинетика-дебила. Замочить их всех на хрен до последнего и весь разговор!»
Наконец, спустя почти двести метров осторожного движения, сводчатый коридор оборвался толстой, двухпудовой дверью на петлях с руку толщиной. Почти банковский сейф, бля, - усмехнулся сталкер. Дверь, однако, была открыта. Причем открыта очень давно – о чем свидетельствовали слои пыли и ржавчина. Держа стволы наготове, оба прошмыгнули в разверстую щель. Следующий коридор оказался еще шире первого, хотя это уже казалось невозможным для примитивной технологии мутантов, и уходил вниз. Света фонарей еле хватало разгонять темноту в радиусе двух метров.
«Хорошо, хоть баб спрятали, – подумал Аспирин, – если сдохнем, так может очнуться, да догадаются как из бронемашинки свалить. Хотя иностранки. Да и бабы. Не догадаются... А, в жопу все! Где кинетики, сука?! Где кинетики?!!»
Дорогу перегородило нагромождение плит. Санёк стиснул желтые зубы и полез наверх первым. Он уже почти добрался до вершины неожиданной баррикады, как вдруг Белошапочка что-то вскрикнул у него за спиной. Раздался топот быстрых ног и шум, словно чье-то тело поволокли по земле. Судорожно обернувшись, сталкер попытался рассмотреть, что происходит внизу, но не смог – свет фонаря выхватывал из темноты лишь куски грязного земляного пола.
Его напарник исчез!