Металл скрипел, рождая фонтанчик ядовито-рыжих искр. Они обжигали голую кожу костяшек, но Алекс не отводил руки. Он водил заточкой по краю обломка арматуры с гипнотической ритмичностью, слушая эту песню разрушения. Длинной, в локоть, стальной прут, отбитый когда-то от бетонного ограждения, был его главным инструментом и молчаливым собеседником. Он изучал его, как монах – священный текст. Каждую зазубрину, каждый изгиб, оставленный прессом. Он представлял, как сталь войдет в плоть. Не в абстрактную, а в конкретную – под ребра, в мягкую ткань живота, в бедро, чтобы перебить крупную артерию. Это был его урок анатомии. Урок выживания.
Гараж, его личный храм забвения, пах ржавчиной и старым машинным маслом, въевшимся в земляной пол так, что он стал похож на черную, липкую кожу. Свет просачивался сквозь дыру в профнастиле крыши, падая пыльным столбом на верстак, заваленный ворованными железяками. Через ту же щель в стене он видел клочок неба – не синего, а грязно-серого, затянутого смогом и вечной пеленой отчаяния. Где-то там, за этим горизонтом, стояла Академия «Валькирия». Для таких, как он, это было все равно что смотреть на Мекку из канализационного коллектора.
Воин второго уровня, – мысль прозвучала в голове с холодной, привычной горечью. В семнадцать – это диагноз. Приговор. Ребята из кланов, ровесники, уже щеголяют четвертым, а то и пятым. У них ци крутится, как шмель в банке, они учатся направлять ее, чувствовать. А я? Я до сих пор только мышцы качаю. Гоняю по венам эту дешевую адреналиновую взвесь, которую они и за ци-то не считают.
Он положил точильный камень, взял арматуру в руку. Вес был знакомым, успокаивающим. Он сделал несколько пробных взмахов, чувствуя, как воздух со свистом рассекается вокруг заостренного конца. Его сила, его жалкий второй уровень, была сконцентрирована в этом движении. Он мог бить чуть быстрее, чуть сильнее, чуть дольше обычного человека. Мог перетерпеть боль, которая сломила бы другого. Но это был потолок. Кирпичная стена, упирающаяся прямо в его будущее.
Академия берет с третьего уровня. Официально. Неофициально – с третьего уровня, денег, связей или покровительства влиятельного клана. У меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Чтобы выйти на третий без спонсора, без фармакологии или артефактов, мне нужно лет пять. Пять лет вкалывать как вол, рискуя каждый день получить пулю или нож от такого же голодного ублюдка. К двадцати двум я буду стариком, никому не нужным выдохшимся бойцом, который просрал все свои перспективы. Максимум, на что могу рассчитывать – стать костяком банды «Стальные Псы». И мечтать, что в очередной разборке повезет стащить с мертвого эксперта из конкурирующего клана какой-нибудь медальон-усилитель, ну или если боги будут на моей стороне то пилюли для развития ци.
Он швырнул арматуру на верстак. Та с грохотом отскочила и упала в пыль. Бесполезная злоба, кислая и едкая, подкатила к горлу. Он потянулся к старой, помятой канистре с водой – не питьевой, а для техники, пахнущей бензином и пластмассой. Сделал несколько глотков, ощущая, как прохлада растекается по пищеводу, ненадолго затмевая внутренний жар. Его взгляд упал на его руки – покрытые сетью мелких шрамов, с облупленной кожей на костяшках. Руки рабочего. Руки солдата. Но не воина в том высоком смысле, который вкладывали в это слово за стенами «Валькирии».
Внезапно дверь гаража с визгом отъехала в сторону. На пороге стоял Тощий, его товарищ по банде и, наверное, единственный, кого он мог назвать другом. Лицо Тощего было бледным от возбуждения, глаза бегали.
«Алекс! Ты тут как сурок в норе! Бросай свою железяку, дело есть!» – его голос срывался на визгливый фальцет.
Алекс медленно вытер губы тыльной стороной ладони. «Гризли прислал?»
«Не только! Слышь, новость! У «Бледных Теней», понимаешь, новый примус объявился! Говорят, с пятого уровня! Из какого-то распавшегося клана!» Тощий почти подпрыгивал на месте. «Сегодня их лавку на Скорпион-стрит будем наводить. Долг выбивать. Так что, если повезет, этого примуса подловим и снимем с него все, что шевелится! Наживемся, Алекс! Настоящий артефакт, может, подцепим!»
Алекс вздохнул внутренне. Энтузиазм Тощего был заразителен, но глуп. Воины пятого уровня не идут в бандиты. Не скрываются в трущобах. Если такой человек здесь появился, значит, у него серьезные проблемы. Либо он беглец, и за ним уже идет охота, что для нас смертельно. Либо это провокация. Ловушка.
«Успокойся,» – голос Алекса прозвучал глухо, как удар по ржавому железу. «Воины пятого уровня с нами, воями второго, в одну лужу не садятся. Либо ловушка, либо у него свои, очень грязные делишки. Будь осторожнее. Не лезь первым.»
«Да брось! Гризли-то с нами будет! Четвертый уровень!» – Тощий хлопнул Алекса по плечу. Его пальцы были костлявыми и цепкими. «Погнали, а то опоздаем!»
Алекс кивнул, поднимая свою арматуру. Он провел пальцем по свежи-наточенному лезвию, проверяя остроту. В трущобах своя градация, – думал он, следуя за Тощим в предвечерние сумерки. Первый уровень – шестерка, пушечное мясо. Второй – костяк, рабочие лошадки. Третий – уже авторитет, свой человек. Четвертый, как Гризли – царь и бог на паре улиц. А все, что выше... это уже не наш мир. Это солдаты клановых войн, их драки сносят целые кварталы. А мы в этих драках – просто массовка, которую даже считать не будут.
Он вышел из гаража, и город обрушился на него – грохот машин, вой сирен где-то в отдалении, крики, смех, плач ребенка из открытого окна. Воздух был густым и тяжелым, пах жареным жиром с уличной жаровни, пылью и человеческими испарениями. Он пристегнул арматуру к поясу под длинной курткой. Урок анатомии закончился. Теперь начинался экзамен. Экзамен на право дожить до восемнадцати.
«Лезвие твоего духа сегодня затуплено, Алекс. Сядь, выпей чаю. Гармония важнее силы.»
Голос тети Марты прозвучал тихо, но в нем была та странная, непоколебимая уверенность, которая всегда заставляла Алекса на мгновение остановиться. Он стоял на пороге, пальцы все еще сжимали дверной косяк, будто он боялся, что уют этой каморки растворится, как только он полностью переступит порог. Воздух здесь пах иначе. Не ржавчиной и потом, как в гараже, и не перегаром и дешевым фастфудом с улицы, а слабым, едва уловимым ароматом сушеной лаванды, который Марта клала в самодельные мешочки-саше, и чем-то домашним, теплым – тушеной капустой, может, или картофелем.
«Тетя, я на стройке грузил, какое тут лезвие духа,» – буркнул он, наконец входя и запирая за собой дверь на все три щеколды – железную, обычную и ту, что он смастерил сам из обрезка трубы. Его движения были отработаны, до автоматизма.
Комнатка была маленькой, и большую ее часть занимала тетина застеленная стареньким, но чистым покрывалом кровать, сам он спал на полу на матрасе который просыпаясь сворачивал. Зато на крохотном столике, заменявшем и обеденный, и письменный, царил свой, особенный порядок. Две тарелки с простой едой – тушеные овощи, кусок хлеба – были поставлены с такой тщательностью, будто сервировали праздничный ужин. Скатерть, когда-то белая, а теперь посеревшая от многочисленных стирок, была застелена безупречно. Середина стола, как всегда, была свободна – «для беседы и взглядов», как говорила Марта.
Алекс скинул куртку, под которой пряталась его арматура, и аккуратно, чтобы не запачкать, прислонил ее в углу. Он чувствовал, как с него буквально стекает грязь дня, впитываясь в выщербленный, но вымытый до блеска пол. Здесь, в этих стенах, его второуровневая сила, его бандитская удаль, его злость – все это казалось бутафорией, ненужным и пошлым спектаклем.
Марта, невысокая, чуть сутулая женщина с седыми прядями в темных волосах, развязанных на ночь, подошла к нему. Ее руки, шершавые и исчерченные морщинами от вечной возни с чужим грязным бельем на работе уборщицей, мягко коснулись его висков.
«Даже камень, падая, следует своему пути. А ты – человек. Выпрями спину. Ты не грузчик, ты – воин. Как бы низко ни пало твое начало.»
Это была их ритуал. Их шифр. Слова, которые для постороннего звучали бы как бред сумасшедшей, помешанной на дешевых любовных романах о балах и аристократах. Алекс видел ее планшет – древний, с потрескавшимся экраном, забитый этими историями. Он списывал все на это. На ее способ сбежать от унылой, серой реальности, в которой они существовали. Но где-то в глубине души, под слоями цинизма и уличной прагматичности, он чувствовал: в этих словах есть иной, скрытый смысл. Они были похожи на мантры. На заклинания, которые она читала, чтобы защитить их маленький мирок от хаоса, лязгавшего за тонкой стеной.
Он сел, сгреб в горсть ложку и потянул к себе тарелку. Голод давал о себе знать тупым сосанием под ложечкой. Но прежде чем он успел зачерпнуть, рука Марты легла на его запястье. Ее прикосновение было прохладным и успокаивающим.
«Подожди, Алекс. Дай духу улечься. Пища – это не просто топливо. Это продолжение ци мира, который ты принимаешь в себя.»
Он вздохнул, но послушно опустил ложку. Сидел, глядя, как поднимается слабый пар от овощей. Он видел, как она смотрит на него – не на его лицо, а сквозь него, будто пытаясь разглядеть что-то внутри, какую-то трещину, скол. Она знала. Конечно, знала. Он мог врать о стройках и разгрузках вагонов, но не мог скрыть запах чужой крови и страха, который, как ему казалось, навсегда въелся в его поры. Он видел эту боль в ее глазах – боль и бессилие. Она принимала его деньги, потому что иначе они бы с голоду умерли, но каждый раз, беря купюры, она делала это с такой молчаливой скорбью, будто принимала отраву.
«Держи,» – он достал из кармана смятые банкноты, полученные сегодня утром за «решение вопроса» с одним должником. – «Аванс дали.»
Марта взяла деньги, не глядя, и сунула их в жестяную коробку из-под чая на полке. Ее пальцы на мгновение задержались на крышке, потом она повернулась к нему, и ее лицо озарила теплая, лучистая улыбка, которая начисто сметала с него всю уличную грязь.
«Спасибо, мой мальчик.»
Она погладила его по голове, как в детстве, поправила воротник его простой футболки. В этих жестах была такая безусловная любовь, такая забота, что у Алекса комом подкатывало к горлу. Она была его якорем. Единственным, что не давало ему окончательно превратиться в животное, в тот самый винтик банды, которым он притворялся на улице.
Они ели молча. Алекс старался, ел медленнее, чем обычно, чувствуя на себе ее одобрительный взгляд. Этот странный, почти церемониальный ужин был их общей иллюзией нормальности. Их способом сказать друг другу: «Мы не как они. Мы помним, что мы люди.»
Когда тарелки опустели, а чай в простых глиняных кружках был допит, Алекс отодвинулся и посмотрел на нее. Вопрос, который он задавал раз в полгода, прозвучал вновь.
«Тетя… а какими они были? Родители?»
Марта замерла. Ее плечи, только что расслабленные, снова напряглись. Она отвела взгляд, уставившись в потускневшую поверхность стола.
«Они погибли, Алекс. Это было давно. Очень давно.» Ее голос потерял ту особую, «книжную» интонацию, стал плоским и усталым.
«Я помню только… вспышку. Очень яркую. И гром. А потом… я уже здесь. С тобой.»
«Это был несчастный случай,» – она говорила быстро, будто отчитывая заученный урок. – «Пожар на заводе. Не копайся в этом, Алекс, там одна боль.»
Но он видел. Видел не просто грусть в ее глазах, а настоящий, животный страх. Она не просто скрывала правду. Она ее охраняла. От него. От всех. Этот страх был таким же постоянным элементом их комнаты, как и запах лаванды. Он витал в воздухе, прятался в складках ее старого халата, звучал в дрожи ее рук, когда на улице слишком громко ревела сирена.
Она встала и начала собирать посуду, ее движения стали резкими, порывистыми.
«Тебе рано вставать. Иди, мойся. И… будь осторожен сегодня, Алекс.» Она не смотрела на него, склонившись над раковиной. – «Тени стали длиннее. Я чувствую тревогу.»
Он хотел спросить, что она имеет в виду, но не стал. Их общение строилось на таких полунамеках. Он кивнул, встал и пошел в крохотную, заставленную ведрами и тазами прихожую, служившую умывальней.
Оставшись один, он посмотрел на свое отражение в потрескавшемся зеркале. Уставшее лицо. Глаза, в которых уже в семнадцать лет жила не по годам взрослая усталость. *Она боится не того, что было. Она боится того, что может произойти,* – пронеслось у него в голове. *Она видит что-то во мне. Что-то, чего я сам в себе не вижу.*
Он плеснул холодной воды в лицо, пытаясь смыть и тяжелые мысли, и остатки дня. За его спиной Марта тихо переставляла тарелки, шепча что-то себе под нос. Скорее всего, очередную цитату из своего романа. Но сейчас это шепот звучал не как бегство от реальности. Он звучал как заклинание. Как молитва, обращенная к темным силам, о которых он ничего не знал, с одной-единственной просьбой – уберечь его.
Этот дом, эта комната, эта женщина – они были его крепостью. Но сейчас, в преддверии ночи, ему впервые показалось, что стены этой крепости такие же тонкие и хрупкие, как страницы тех книг, что она читала. И что-то огромное и безразличное принюхивалось к ним снаружи, улавливая запах его пробуждающейся судьбы.
«Смотри-ка, наш философ приполз. Уже успел поточить свою железяку, гений?»
Хриплый смех Гризли прокатился по подвалу, заглушая на мгновение гул голосов и скрежет передвигаемого железа. Алекс, только что переступивший порог, почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки – не от страха, а от привычного, едкого раздражения. Он кивнул в сторону массивной фигуры, восседающей на ящике из-под боеприпасов, как на троне.
Подвал под заброшенным автосервисом был логовом «Стальных Псов». Воздух здесь был густым и тяжелым, пахло остывшим металлом, потом, дешевым табаком и чем-то еще – затхлым, сладковатым запахом старой крови, въевшейся в бетонный пол. Стены, испещренные граффити с символикой банды – стилизованной оскаленной пастью с металлическими зубами – местами были испещрены и более свежими отметинами: глубокими царапинами, следами от ударов, темными пятнами, которые уже не отмывались.
Гризли, Воин четвертого уровня, был живым воплощением своего прозвища. Широкая, почти квадратная грудная клетка, руки, похожие на окорока, покрытые густыми волосами и татуировками. Его сила была грубой, необузданной. Когда он был возбужден, ци, которую он едва контролировал, исходила от него волнами сжатого воздуха, заставляя пламя в керосиновой лампе на столе трепетать и коптить. Сейчас он чистил ногти обломком ножа, его маленькие, глубоко посаженные глаза блестели в полумраке.
«Не палку, а арматуру, босс,» – ровно ответил Алекс, хлопнув по своей «палке» на поясе. – «Она надежнее.»
«Надежность – это я,» – Гризли хлопнул себя по груди ладонью, раздался звук, будто ударили по боксерской груше. – «А это –» – он мотнул головой в сторону сборища парней у дальней стены, – «мои зубы. И сегодня мы идем кусаться.»
Алекс прошел глубже, к своей немногочисленной «команде». Тощий уже был там, его длинные пальцы нервно перебирали рукоятку заточки. Рядом стоял Молчун, низкорослый и коренастый парень с лицом, на котором никогда не было эмоций. Он был Воином третьего уровня, и его прозвище говорило само за себя. Он лишь кивком ответил на приветствие Алекса, его взгляд был пустым и направленным куда-то внутрь себя.
*Вот и вся наша мощь,* – мысленно усмехнулся Алекс. *Три воя. Второй, третий и снова второй уровень, первоуровневых он не считал, они немнамного отличались от простых ледей. Зубы, которые должны впиться в горло «Бледным Теням». Если бы не Гризли, нас бы просто смели.*
«Ну что, слышал новость?» – Тощий, как всегда, не мог долго хранить молчание. Его глаза горели азартом смотря на Молчуна. «Говорят, у них там какой-то зверь появился. Наемник. Бывший клановец, с пятого уровня!»
«Воины пятого уровня не становятся наемниками в трущобах, Тощий,» – Алекс взял с подоконника тряпку, стал механически вытирать с рук остатки машинного масла из гаража. – «Их или убивают свои, или они уходят в тень с таким багажом, что им наши разборки – как муравьям слоновья возня. Если он здесь, значит, его сюда что-то привело. Что-то серьезное. Или кто-то.»
«Ты всегда все усложняешь!» – Тощий нетерпеливо махнул рукой. «Подумаешь, пятый уровень! У нас Гризли – четвертый! Почти тот же пятый! Да мы их…»
«Закрой варежку, щенок,» – тихо, но весомо прорычал Гризли, поднимаясь со своего ящика. Весь подвал затих. Его фигура, подсвеченная дрожащим светом лампы, отбрасывала огромную, зловещую тень на стену. – «Тощий прав в одном – кусаться будем. Но Алекс… он тоже прав.»
Гризли прошелся взглядом по собравшимся, по их лицам, на которых смешались жажда наживы, страх и тупое ожидание хаоса.
«Этот «зверь»… он тут не просто так. Ходят слухи, что «Тени» нашли что-то. Какой-то артефакт. Не игрушку для вояк нашего уровня, а что-то серьезное. Что-то, что может заинтересовать даже кланы. И этот воин – их страховка. Он здесь, чтобы этот артефакт охранять, пока «Тени» не найдут покупателя.»
В подвале стало так тихо, что слышно было, как где-то капает вода. Слово «артефакт» прозвучало как заклинание. Для таких, как они, это был шанс. Единственный шанс вырваться из этой помойки. Артефакт мог дать силу, прорыв на следующий уровень, деньги, власть…
«Значит, он правда есть?» – кто-то выдохнул из темноты.
«Возможно,» – Гризли ухмыльнулся, обнажив желтые зубы. – «А может, это просто болтовня. Наша задача – проверить. Мы идем на склад на Скорпион-стрит. Официально – выбить старый долг. Неофициально…» – он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание каждого, – «…проверить их на прочность. Посмотреть, не занервничают ли они. И если этот «зверь» появится…»
Он посмотрел прямо на Алекса.
«…мы узнаем, насколько он серьезен. Алекс, твоя работа – не лезть в лоб. Ты быстрый, ты видишь больше других. Ты – мои глаза. Если что-то пойдет не так, если этот тип окажется тем, кем его называют, я дам знак. И мы отходим. Понятно?»
Алекс кивнул. Тактика была проста и гениальна в своем подобии. Гризли, при всей его грубости, был не дурак. Он не собирался лбом пробивать стену, за которой мог стоять опытный воин. Он хотел прощупать почву, используя своих солдат как разменную монету. *Мы – приманка. пушечное мясо. И я, со своей острой арматурой и вторым уровнем, – самый ценный кусок этого мяса.*
«Сбор через пятнадцать минут у старых ворот,» – бросил Гризли, садясь обратно. – «Приведите себя в порядок. И помните – сегодня мы можем либо разбогатеть, либо сдохнуть. Постарайтесь сделать первый вариант.»
Толпа зашевелилась. Доставали спрятанное оружие – биты, обрезки труб, заточенные прутья. Кто-то достал бутылку с самогоном, сделал пару глотков для храбрости. Запах дешевого алкоголя смешался с общим смрадом.
Тощий тронул Алекса за локоть. «Слышал? Артефакт! Я же говорил!»
«Я слышал,» – Алекс взглянул на Молчуна. Тот по-прежнему смотрел в пустоту, но его пальцы сжимали и разжимали рукоятку самодельной стальной дубинки с вваренными в нее гвоздями. Он был готов. Он всегда был готов.
*Артефакт,* – мысль жгла изнутри. *Шанс. Единственный шанс вырваться. Получить третий уровень. Поступить в Академию. Увезти тетю Марту из этого ада.*
Он посмотрел на свою арматуру, прислоненную к стене. Заточенный кусок железа против возможного война пятого уровня. Смехотворно. Но это был его шанс. Его билет.
«Эй, философ,» – окликнул его Гризли, когда Алекс уже поворачивался, чтобы выйти. – «Не забудь свою палку. Сегодня тебе понадобится вся твоя удача.»
В его голосе сквозила насмешка, но в глазах Алекс увидел нечто иное. Не насмешку, а расчет. Но вот расчет на что Алекс не понимал.
Алекс вышел из подвала в наступающие сумерки, и город снова обрушился на него – грохот, крики, вой сирен. Но теперь этот хаос имел другую окраску. Теперь в нем пахло не просто выживанием. В нем пахло кровью, большой добычей и смертью. И он, Алекс, Воин второго уровня, был всего лишь маленьким винтиком в механизме, который сейчас начнет скрипеть и ломаться, перемалывая жизни ради призрачного шанса.
Арматура вошла в мякоть плеча с глухим чавкающим звуком, который Алекс почувствовал костяшками пальцев. Крик «тени» — парня в потрёпанной куртке с капюшоном — был коротким и обрывистым. Алекс рванул оружие на себя, чувствуя, как сталь цепляется за кость, и отшатнулся в сторону, уворачиваясь от удара трубы, просвистевшей в сантиметре от его виска.
Склад на Скорпион-стрит оказался ловушкой, но не для них, а для самих «Теней». Они были готовы, но готовы плохо — визгливые, нервные, их движения выдавали панику. Гризли, как бульдозер, шёл в центре, его массивный топор с коротким древком крушил всё на своём пути. Удар — и тело одного из защитников отлетело к груде ржавых барабанов, с грохотом покатившихся по бетону.
«Жми их! Гниль!» — рёв Гризли заглушал звон металла.
Алекс работал молча, экономно. Его мир сузился до острия его арматуры, до движений противников. Он видел, как Тощий, визжа от азарта, бросился на долговязого парня с заточкой, и как Молчун, не меняясь в лице, парировал удар биты и ответил точным ударом своей дубины в коленную чашечку. Хруст был отчётливым и влажным.
*Слишком легко,* — пронеслось в голове Алекса. *Они не стали бы подставлять склад с артефактом под такой удар. Значит, это…*
Мысль оборвалась, потому что воздух изменился.
Он не стал гуще и не похолодал. Он… *замер*. Давление в ушах сменилось оглушающей тишиной, в которой звон собственной крови в висках казался рёвом. Все звуки битвы — крики, удары, ругань — отступили, будто кто-то выключил звук.
Из тени за дальним стеллажом с покрывалами вышел Человек.
Он был одет в простые, ничем не примечательные тёмные штаны и куртку, но на его руках были перчатки. Не рабочие, не кожаные. Они были сплетены из тусклого металлического волокна, и от них исходило слабое, едва видимое сияние, будто над ними дрожал воздух в знойный день.
Он не был огромным, как Гризли. Не был мускулистым. Он был… пропорционален. И в этой пропорциональности была смертельная опасность. Он шёл спокойно, не спеша, его шаги не издавали ни звука на залитом маслом и кровью бетоне. Его лицо было невозмутимым, пустым. Не злым, не яростным. Пустым, как экран выключенного монитора.
Гризли замер на полпути, его топор застыл в воздухе. Вся его бычья ярость куда-то испарилась, сменившись животным, первобытным страхом. Алекс видел, как дрогнула его массивная челюсть.
«Отходим!» — прохрипел Гризли, и в его голосе была та самая нота, которую Алекс слышал лишь раз, когда видел, как стая бродячих псов с визгом разбегается от появившегося в округе боевого киборга.
Но было уже поздно.
Человек посмотрел на Гризли. Всего лишь посмотрел. Потом он исчез. Нет, он не исчез — он переместился. Одна мгновенная, размытая полоса движения — и он уже стоял перед Гризли.
Гризли, Воин четвёртого уровня, рефлекторно взметнул топор, вкладывая в удар всю свою немалую силу. Это было стремительно. Слишком стремительно для обычного человека.
Человек в перчатках просто поднял руку. Открытой ладонью. Он даже не смотрел на топор. Его взгляд был устремлён куда-то сквозь Гризли, будто того и не существовало.
Лезвие топора, способное перерубить стальную балку, со звоном ударилось о ладонь — и остановилось. Беззвучно. Будто врезалось в невидимую, абсолютно твёрдую стену. Алекс увидел, как по лицу Гризли пробежала судорога непонимания, а затем — ужаса.
Вторая рука Человека, всё так же спокойно, без какого-либо усилия, двинулась вперёд. Пальцы в металлических перчатках даже не сжались в кулак. Они просто упёрлись в грудь Гризли.
Раздался звук, который Алекс никогда не забудет. Не грохот, не удар. А именно что-то вроде хруста — но влажного, глубокого, идущего изнутри. Звук ломающихся рёбер, грудной клетки, может быть, позвоночника.
Гризли не крикнул. Из его рта вырвался короткий, хриплый выдох, будто из проколотой шины. Его могучие ноги подкосились, и он рухнул на пол, как мешок с костями. Его топор с грохотом упал рядом.
Тишина, наступившая после этого, была оглушительной. Даже Тощий замер с открытым ртом, его заточка бессильно повисла в руке.
Человек медленно повернул голову. Его взгляд скользнул по оставшимся «Псам». Он не искал ничьих глаз. Он просто сканировал угрозы, как машина.
«Беги!» — кто-то дико завизжал.
Это слово словно разорвало заклятие. Паника, сдержанная до этого авторитетом Гризли, вырвалась наружу. Парни бросились к выходу, отталкивая друг друга.
Человек снова двинулся. Он не бежал. Он шёл, но его скорость была нечеловеческой. Он настигал бегущих, и его удары были беззвучными, эффективными и ужасающе простыми. Легкое касание пальцами — и тело, на полном ходу, обмякало, падая с разорванным горлом. Взмах руки — и череп другого треснул, как скорлупа.
Алекс стоял, вцепившись в свою арматуру. Его разум, обычно холодный и расчётливый, был парализован. Он видел, как Тощий, обезумев от страха, бросился на Человека с криком. Человек даже не посмотрел на него. Его рука, всё та же открытая ладонь, метнулась в сторону, коснулась груди Тощего. Тот взвыл — не от боли, а от странного, леденящего звука. На его куртке мгновенно выросла изморозь, и он, скованный внезапным холодом, грузно упал, дёргаясь в судорогах.
*Лёд. Он использует ци льда. Эксперт. Настоящий эксперт.*
Мысль была холодной и чёткой, как лезвие бритвы. Бежать было бесполезно. Драться — самоубийство.
Его взгляд упал на Молчуна. Тот не бежал. Он стоял в стойке, его дубинка была наготове. На его лице не было ни страха, ни ярости. Только решимость. Он был Воином третьего уровня. Он был готов умереть как воин.
Человек подошёл к нему. Молчун атаковал первым — низкий, резкий выпад, целился под колено, чтобы свалить противника. Это был грамотный, тактический удар.
Человек просто поднял ногу и наступил на дубинку. Железо с звонким хрустом разлетелось словно до этого было проморожено насквозь его подошвой. Прежде чем Молчун успел среагировать, рука в перчатке схватила его за лицо. Пальцы впились в кожу. Раздался короткий, приглушённый хруст. Тело Молчуна обмякло и безжизненно повисло. Человек отшвырнул его в сторону, как мусор.
И тогда его взгляд упал на Алекса.
Он был последним. Вся банда «Стальные Псы» лежала на полу — мёртвые или умирающие, ни кто не сбежал. Только он один всё ещё стоял с оружием в руках.
Человек пошёл к нему. Не ускоряясь. Просто шёл, как палач, поднимающийся на эшафот.
Адреналин, всё это время парализующий Алекса, вдруг сменился странным, леденящим спокойствием. Он видел всё с невероятной ясностью. Каплю масла, медленно сползающую по стеллажу. Искажённое болью лицо Тощего. Пустые глаза Человека, приближающегося к нему.
*Он не будет говорить. Не станет требовать сдачи. Он просто убьёт. Как конвейер.*
Алекс отступил. Не от страха, а тактически. Он отпрыгнул за угол стеллажа, используя его как укрытие. Его сердце колотилось, выбивая дробь в ушах. Он знал, что это лишь отсрочка.
Человек обогнул стеллаж. Алекс, собрав всю свою силу, всё своё умение Воина второго уровня, сделал выпад. Он не целился в убийственные зоны. Он целился в руку, в ту самую, что была в перчатке. Может, сможет вывести из строя источник его силы?
Арматура свистнула в воздухе, направленная с отчаянной точностью.
Человек даже не стал уворачиваться. Он ловил пули голыми руками. Он просто поднял руку — и поймал летящий стальной прут.
Удар, который должен был сломать кости, просто остановился. Алекс почувствовал, как вибрация от столкновения отдалась огненной болью в его запястьях и плечах. Он с силой вырвал оружие, отскакивая назад, и его пятка наткнулась на тело одного из павших «Теней». Он пошатнулся.
Это была секунда. Меньше чем секунда. Но Человеку её хватило.
Он оказался перед ним. Его пустые глаза были теперь всего в сантиметре от Алекса. Алекс почувствовал запах — не пота, не крови. Запах крови и холодного металла.
Он инстинктивно взметнул арматуру, пытаясь всадить её Человеку под ребра. Это было отчаянное, рефлекторное движение обречённого зверя.
Рука в перчатке встретила удар. Но на этот раз Человек не просто остановил его. Он сжал пальцы. Металлические волокна перчаток сомкнулись вокруг арматуры — и стальной прут, закалённый, испытанный в десятках драк, словно промерз, нет именно промерз и лопнул.
Осколки металла впились Алексу в ладонь. Он ахнул от боли и шока, глядя на обломок своего оружия, который он всё ещё сжимал в окровавленной руке.
И тогда вторая рука Человека двинулась вперёд. Медленно. Неотвратимо. Он целился в грудь. Точно туда же, куда и Гризли.
Алекс отчаянно рванулся в сторону, но его спина ударилась о край металлического верстака. Пути для отступления не было. Он видел, как пальцы в перчатке приближаются к нему. Он чувствовал исходящий от них холод, холод, который обещал не боль, а мгновенное, абсолютное уничтожение.
Он зажмурился, инстинктивно поднимая сломанную арматуру в жалкий, бесполезный щит.
Удар пришёлся не в грудь. Он пришёлся в сломанный прут, который Алекс прижал к себе.
Мир взорвался белым светом и оглушительным грохотом. Алекс почувствовал, как что-то раскалённое и острое входит в него ниже ключицы, с невероятной силой отрывая его от земли и швыряя назад. Он пролетел несколько метров, врезался в груду старых покрышек и замер, чувствуя, как тепло быстро покидает его тело, а на смену ему приходит липкий, всепоглощающий холод.
Последнее, что он увидел перед тем, как сознание поплыло, — это фигура Человека, который, наконец, остановился. Тот стоял и смотрел на него. И в его пустых, безжизненных глазах, Алексу показалось, промелькнула тень чего-то… удивлённого.
А потом накатила тьма.