Станционный путь № 17

За двухслойным окном железнодорожного вагона была непроглядная зимняя ночь. Периодически чёрную кляксу тьмы разбивал яркий свет фонаря, который освещал табличку с названием очередной остановочной платформы и небольшой, сделанный из профлиста, навес, под которым редкие пассажиры должны были коротать время до прибытия поезда. Эта яркая вспышка появлялась на миг, а после за окном снова были видны лишь причудливые тени деревьев, стройный ряд которых разрезала однопутная железнодорожная ветка.

Пригородный поезд проезжал все эти остановочные платформы на полном ходу, лишь разрушал тишину зимнего леса коротким и резким локомотивным сигналом. Это были остановки только летнего назначения, в зимнем расписании их не было, ибо никто не будет в здравом уме сходить с поезда посреди заснеженного леса. Заходить тоже было некому: грибники, ягодники, дачники - все они этой февральской ночью мирно спали в кроватях своих городских квартир. Да и само название «остановочная платформа» здесь было чистым канцеляритом.Это в районе обеих наших столиц есть сети развитых пригородных маршрутов, с высокими платформами и электричками, которые ходят минимум каждый час, а то и чаще.

Здесь, посреди уральских лесов, всё было проще и жёстче. Однопутная дорога, с редкими станциями–разъездами, а в остальном лишь небольшие навесы, похожие на автобусные остановки, с табличкой о том, что это такой-то километр и расписанием проходящих через него поездов. Коротким расписанием, надо сказать. Было неплохо если маршрут обслуживали хотя-бы две пары поездов в сутки, но чаще уехать можно было утром туда и вечером обратно. Опоздал? Ну что-же, тебе не повезло.

В служебном купе царил полумрак, Ирина сидела на полке и смотрела усталым взглядом на святящиеся лампочки щита управления. Половина рейса уже практически подошла к концу, через несколько минут поезд пройдет кривую и за окном резко появятся огни небольшого городка. Там на узловой станции и заканчивается маршрут пригородного. Несколько часов на сон прямо в вагоне и в обратный шестичасовой путь до областного центра, снова через эти бесконечные леса и пробегающие за окном остановки и разъезды, словно бы через ледяной безмолвный океан.

Ирина зевая встала, застегнула куртку, одела шапку и, взяв чехол с двумя флажками, вышла в коридор и крикнула:

-Кожевниково, конечная! Просьба, не забывать свои вещи!

Впрочем, это была формальность, уставшие за долгий путь люди уже стояли одетые в проходе между креслами, словно бы готовясь к спринтерскому забегу, кто быстрее покинет вагон. Быстрым профессиональным взглядом проводница убедилась, что спящих в вагоне нет и отправилась в тамбур.

Здесь было холодно и громко. Вагон резко качнуло в повороте, и сквозь покрытие куржаком стекла дверей, стали видны желтоватые пятна первых городских фонарей. Внезапно вспыхнул яркий белый луч и донёсся резкий звук электрического звонка, потом всё стихло – проехали железнодорожный переезд. Ещё один поворот, за окном замелькали здания локомотивного депо и прочих станционных построек, откуда-то снизу доносился металлический лязг – состав проходил через многочисленные стрелки. Фонарей становилось всё больше, справа и слева сходились и разбегались пути, мелькали стоящие вагоны товарных составов. Стонали тормозные колодки, что-то гремело, лязгало, стучало, вагон бесконечно болтало, пока за окном не появилось небольшое здание из красного кирпича, на котором гранитными буквами было выведено «Кожевниково». Вагон дернулся и остановился.

Ирина открыла дверь, подняла откидную площадку и осторожно спустилась вниз по железной лестнице, а вслед за ней на ночной перрон выходили пассажиры. Кто благодарил за поездку, кто-то лишь молча кивал головой, кто-то считал проводника лишь говорящим продолжением вагона и уходил, не утруждая себя прощанием. На невысоком крыльце красного домика стояли закутанные в форменное обмундирование полицейские и преграждали путь зазевавшимся пассажирам, решившим было пройти в здание вокзала. Они привычно показывали руками в сторону, на неприметную калитку в зелёном заборчике, через которую людей по одному пропускала хмурая женщина в форме сотрудника транспортной безопасности.

- Словно не пассажирский, а столыпинский приехал – подумалось Ирине – проходить быстро и по одному. Автозака с собакой только и не хватает. Архитектор этого здания и представить себе, наверное, не мог, что когда-то проход на перрон будет работать только на выход, а вход – только в обход, сначала через калитку, а потом со стороны площади, через рентген и рамки металодетекторов. Но времена диктуют нравы. Охрана и заборчики наше всё.

Словно, чтобы сильнее проиллюстрировать хмурые мысли и пенитенциарные сравнения, резкий порыв ветра бросил в девушку снежную крупу. Ирина поёжилась и стала подниматься. Закрыв двери тамбура, она прошлась по пустому вагону. В принципе, было не так уж и грязно, лишь собрать мелкий мусор, оставленный на креслах, быстро промахнуть тряпкой пол и можно идти спать. А спать оставалось не так много, если смотреть оптимистически, а если реалистически, то совсем ничего. Сейчас второй час ночи, посадка без двадцати шесть утра.

Уборка вагона заняла минут пятнадцать, за это время снаружи раздавались громкие свитки тифонов, а вагон периодически дёргался – сначала отцеплялся магистральный тепловоз, потом прицеплялся маневровый. Внезапно вагон снова резко дернулся и покатился назад, да так, что вода из ведра, из которого Ирина мыла пол, частично выплеснулась в проход.

- Да, чтоб вас криворуких! – в сердцах прокричала в пустоту уставшая проводница.

Казалось ведь, уборка почти закончена, а сейчас надо ещё затирать эту лужу на полу. Конечно, проблема была не велика, но, когда человек устал и вымотался, раздражает буквально всё. А поезд тем временем неторопливо уезжал с освещённого перрона куда-то в глубь станции, отчаянно «перепрыгивая» на стрелках с пути на путь, стараясь, казалось, забраться в самый дальний и тёмный уголок. Состав везли в отстойник.

Через несколько минут привычно заскрипели колодки и вагон остановился. Ирина взяла ведро с грязной водой, и пошла в сторону тамбура. Можно было вылить и в туалет, но чёрт его знает какой мусор насобирала тряпка, а какая-нибудь мелкая фигня, которая выведет из стоя биотуалет, могла обернуться совсем не мелкими неприятностями в будущем рейсе. Поэтому лучше потратить чуть времени и лишнюю минуту помёрзнуть, чем на протяжении шести часов тебе будут выносить мозг пассажиры, начальник поезда, а потом и много кто ещё.

Здесь было темно и тихо, если не считать мерного «постукивания» дизеля на маневровом ТЭМе, который оцеплялся от хвоста состава, чтобы уехать дальше передвигать вагоны по станции. Ещё было слышно, как хрустит снег под ногами осмотрщика, который закреплял колёсные пары тормозными башмаками, да поскрипывали сами вагоны, словно приходя в себя после дальней дороги и устраивались поудобнее на отдых. Ирина осторожно вылила воду из ведра под вагон и вместо того, чтобы быстро вернуться в тёплое купе, замерла оглядываясь вокруг.

Поезд стоял на самом крайнем пути отстойника, с одной стороны какой-то сборный товарняк, а с другой небольшой заборчик из синего профлиста и … кладбище! Могил не было бы видно из-за ограждения, но место там было холмистое и памятники с крестами были раскиданы по склону, а венчала холм небольшая церквушка. В ночном лунном свете это всё выглядело, не сказать, что зловеще, но как-то сюрреалистично. Заметённые снегом могилы, небольшая церковь с позолоченным крестом, от которого отражался лунный свет. Девушку аж передёрнуло, не то от налетевшего порыва ветра со снежной крупой, не то от увиденного. Уже входя в тамбур она обернулась и бросила ещё один быстрый взгляд на погост. Там была лишь тишина и вечное спокойствие.

Закрыв за собой дверь, Ирина подбросила в отопительный котёл немного угля и, пройдя в служебное купе, не раздеваясь легла на полку, положив под голову свёрнутый в комок старый свитер, которая она специально брала с собой в зимние рейсы – на всякий случай. В вагоне было тихо, лишь иногда было слышно короткие свистки тифонов и обрывки неразборчивых фраз из динамиков парковой связи. Где-то там на станции шла обычная работа. А здесь, за окном слышны были порывы ветра, которые сдували с крыш вагонов и кружили в воздухе снежную крупу. Незаметно для себя девушка погрузилась в сон.

Снилось ей что она уже не в служебном купе пассажирского вагона, а рядом с какой-то старой бревенчатой избой, в небольшом окошке которой, в тусклом свете суетятся тени. На улице летние сумерки, но очень сильный ветер своими порывами буквально сносит её в сторону. В избе явно что-то происходило, были слышны обрывки разговора на повышенных тонах, но их было почти не разобрать, она стояла поодаль, дверь в избу была закрыта, да ещё и ветер мешал прислушаться.

Ириной двигало любопытство, она тихонько подошла ближе к окошку, понимая попутно, что стала как будто бы ниже ростом, и чтобы заглянуть внутрь ей надо встать на цыпочки. Избу освещала лишь большая сальная свеча, стоявшая на большом грубо сделанном столе, пламя её подергивалось, создавая причудливую игру теней. Щупленький мужичок лежал прямо по середине избы, около ножек стола, дородная женщина застыла в какой-то неестественной позе у русской печи, а девочка лет четырнадцати была словно бы заброшена на лавку в углу. Все они были одеты в простую крестьянскую одежду, на которой даже в тусклом свете свечи были видны пятна крови. Эти люди явно были мертвы.

В избе суетились двое, один был здоровенным детиной, волосы его торчали грязными космами, а борода скрывала добрую половину лица. Второй был более щуплый, ниже ростом и каким-то более ухоженным, его светлые волосы свисали почти до плеч, но при этом они были относительно чистыми и расчесанными. Борода присутствовала, но тоже была какой-то более аккуратной. Одеты оба были также достаточно просто, но одежда второго хоть и состояла из простой крестьянской рубахи и штанов, выглядела достаточно опрятной. Первый же был одет в какое-то рванье, словно бы последние несколько месяцев он провёл, блуждая где-то по лесам и болотам. Эти двое спорили между собой, казалось, дело скоро дойдет до драки, причём инициатива спора явно была за щуплым.

- Ты что нехристь наделал то?! Тебя кто их убивать просил?! Я же просто просил книгу эту у них забрать и всё!

- А я же тебе чистоплюю, в который раз объясняю: ты ж сам мне сказал, что Семёна этого не будет вечером, что в лес он ушёл на охоту, а в избе только бабы. Ну думал представлюсь путником, попрошу в дом пустить, чтобы воды напиться, а там потихоньку книжку то и утащу. А не получится потихоньку, так припугну, с бабами то справиться сложное ли дело? Ну пришёл, а тут он. Да и признал он меня сразу, говорит, что тот самый Гришка мол, беглый заводской. Да и про тебя сразу смекнул, мол Мирон меня за книгой послал. Ну и что мне делать было?!

- Что нам теперь делать?! Мы с тобой за три погубленные жизни до каторги не дойдем даже, на месте живьём собакам скормят без всякого дознания.

- Вот ты Мирон вроде как и колдун, а трусливый какой-то, неопытный, крови людской боишься. А, что её бояться? Я её, кровушки то, столько пролил на своем веку, что тремя больше, тремя меньше. Это только первый раз сложно, а дальше руки уже сами действуют, отдельно от головы. Вот ты меня нехристем зовёшь, а сам то, кто?! Колдуньё, на шабашах то небось с рогатыми у костра пляшешь?!

- Ты давай не заговаривайся! Не колдун я, вот видишь и крест ношу, умею просто то, что другим не дано. Но так это не грех, это дар мой.

- Ага! – хмыкнул заросший детина – Дар! Ты бы ещё сказал, что дар этот тебе богом послан, а в книге этой, что ты сейчас в руках сжимаешь и из-за которой мы сюда и пришли, молитвы древние. И творишь ты только богоугодные дела. Да только догадываюсь я, что это за книга и что в ней написано. Сам пусть грамоте и не обучен, но уж умишком то не обижен. И Семён этот, раз у себя книгу эту прятал, такой же бес проклятый, как и ты.

- Ну ладно агнец ты божий – примирительно сказал щуплый – ты лучше скажи, что делать то нам теперь? Нельзя же их тут просто так оставить. Найдут их люди, такая буча поднимется обоим нам несдобровать.

- А что тут думать? Щас тряпки подожжём и полыхнет изба, а вместе с ней и все наши проблемы сгорят. Найдут люди косточки, да и подумают, что в пожаре семья сгорела. А пожар дело то ведь привычное, обыденное, тут уж виноватых нет.

- Хороша мысль, но ветер то какой. Полдеревни ведь сгореть может, если не вся.

- Ну знаешь на всё воля божья, а так чем больше пожар, тем в нем и легче концы спрятать. Когда много домов сгорит, одну семью точно искать не будут, не до этого людям будет. Или боишься, что и твой дом сгорит?

- Вот нехристь ты и есть. Но думаешь, надо сказать, правильно.

Ирине, а вернее тому, чьими глазами она всё это наблюдала, стало неимоверно страшно. Буквально в шаге были двое безжалостных убийц, причём один, которого звали Мирон, был кажется знакомым человеком. Она не понимала откуда это знала, но в голове роились какие-то смутные образы и воспоминания. Если заросший детина был пришлый, то вот это был из местных. Не помня себя от страха, она развернулась и бросилась прочь от проклятой избы. В суете наступив на ветку, которая предательски громко хрустнула. Но времени и желания оглядываться не было.

Услышав хруст люди в избе притихли и подошли к окну, им был виден лишь силуэт маленького мальчика, который убегая прочь растворялся в поздних сумерках.

- Вот, чёрт! Трофимка! – ругнулся, сплюнув на пол Мирон.

- Это кто такой? – Вопросительно посмотрел на него косматый.

- Да Трофимка, юродивый местный. Видел он нас с тобой.

- Так надо догнать! Он же про то, что здесь видел сейчас всей деревне разболтает!

- Не, разболтать не разболтает, немой он. Но… А, впрочем, может нам его с тобой сам Бог и послал. Давай поджигай скорее. Примет малец наши грехи на себя. Как будто и правда ведут нас с тобой Григорий. Свыше ведут.

Мирон осторожно и ласково погладил ладонью чёрную книгу, с какими-то непонятными символами на потёртой временем обложке, и едва заметно улыбнулся.

- Словно ведут…

Ещё раз проговорил он и улыбка стала шире. В голове уже полностью сложился коварный план. В конце концов Гришка был прав, он был колдуном, колдуны конечно не так всесильны, как про них говорят, но кое-что могут. Тем более, что речь шла о том, чтобы просто внушить деревенским людям одну мысль, а это было не сложно. Даже и без колдовства.

Исполнительный подельник тем временем уже подносил к колыхающемуся пламени свечи какую-то ветошь, через секунду огонь начал свою жатву. Теперь оставалось лишь действовать быстро.

А мальчик тем временем бежал что было сил и кричал про убийц в доме Семёна, что жил на окраине деревни. Вернее, это ему казалось, что он кричал, но на деле из горла вылетало лишь бессвязное мычание. В какой-то момент он остановился и обернулся назад, там уже было зарево. Ветер сильными порывами раздувал огонь и верховым пожаром нёс на деревню огненный шторм. С минуту мальчик стоял как завороженный, потом побежал домой, словно бы предчувствуя неладное. Словно зная, что обречен.

Ирина вскочила на полке словно бы вынырнула с большой глубины. Всё купе было освещено яркими языками пламени, ещё не до конца проснувшийся мозг среагировал мгновенно – вагон горит и надо спасаться. Тут же пришла мысль про то, что она подбрасывала уголь в котёл перед тем как лечь спать. Не раздумывая и секунды, он схватила со стола ключи и бросилась в другой конец вагона к нерабочему тамбуру.

Дверь не поддавалась, её давно не открывали, и она примёрзла. Рациональная мысль о том, что можно уйти в другой вагон и выйти там, почему-то не пришла в голову. Там лишь крутились слова, услышанные от преподавателя на курсах проводников, что есть всего несколько минут, чтобы выбраться из горящего вагона, иначе токсичный дым от полыхающей обшивки сделает своё чёрное дело. Усилие, рывок на себя и дверь распахнулась. Не поднимая площадку, она буквально выпрыгнула наружу, благо вышла не на ту сторону, с которой стоял соседний товарняк, а на ту, где был забор и наметённая перед ним толща снега.

Она по пояс вошла в плотный снег и только это спасло её ноги от переломов. Дыхание было тяжелым, сбивчивым, девушка отчаянно барахталась, пытаясь выбраться из снега, бешено глядя по сторонам и тут внезапно она поняла, что … никакого пожара нет. Состав пригородного поезда мирно стоял на запасном пути и лишь лёгкий чёрный дымок поднимался над вагонами, но это сгорал в отопительных котлах уголь. А в остальном была абсолютно идеалистическая картина зимней лунной ночи.

Всё ещё не до конца придя в себя, Ирина выбиралась из снега и оглядывалась по сторонам, не веря тому, что сейчас произошло. У неё всегда была богатая фантазия, но, чтобы вот так вот среди ночи выпрыгнуть из вагона в снег, потому что тебе привиделся пожар – это было за гранью. Внезапно она увидела рядом с соседним вагоном мальчика, девушка поклясться могла, что ещё секунду назад его там не было. Он был одет совершенно не по сезону, в крестьянскую рубаху с широким воротом, потёртые штаны, перевязанные чем-то похожим на верёвку, а на ногах было что похожее на галоши, но конкретнее разглядеть не получалось. Мальчик стоял и смотрел на неё.

- Ты кто?! Ты откуда здесь?!

Ирина уже почти выбралась из снежного плена и бросилась к мальчику, но тот развернулся и пустился от неё на утёк словно заяц.

- Стой! Подожди, я тебя не обижу! Что тут происходит?

Но мальчик лишь легко бежал по натоптанной около вагонов тропке, не оборачивался и не отвечал на вопросы. Добежав до конца состава, он бросился вправо и исчез за вагоном. Ирина достигла этого места буквально через секунду, но никого не нашла. Словно бы и не было тут никакого ребёнка в крестьянской рубахе.

Собравшись вернуться назад, она развернулась и налетела на стоящего сзади неё человека. Из горла вырвался лишь крик.

- Да не ори ты! Всю бригаду перебудишь! Ты чего здесь делаешь?

К несказанному счастью проводницы, стоящим позади неё человеком оказался Юрий Сергеевич, проводник первого вагона, пожилой дядька с окладистой белой бородой. Он был самым возрастным членом поездной бригады, самым опытным и добродушным. Очевидно он не спал и вышел на шум, но в пылу погони Ирина не заметила, как открылась дверь вагона, и он подошёл к ней сзади.

- Юрий Сергеевич! Это вы! Какое счастье! Там пожар, потом, мальчик, он убежал!

Собранность стресса начала отпускать, уступая место истерике. Девушка, давясь слезами, махала руками и пыталась что-то бессвязно объяснять. Юрий Сергеевич, который уже явно успел оценить обстановку и понимал, что никакой реальной опасности ни для кого нет, слушал спокойно и терпеливо, лишь иногда, на правах дедушки, поглаживал Ирину по голове и приговаривал:

- Всё хорошо, Ириш. Всё хорошо. Не бойся! Всё позади уже. Давай пойдем закроем двери у тебя в вагоне, а потом ко мне чай пить. Всё равно сегодня никто из нас уже не уснёт.

Ирина лишь всхлипывала и кивала головой.

- Ну вот и чудно, ну вот и умничка. Пойдем! Ножки не болят, ничего не сломала и не растянула? Ну вот и ладненько. Сейчас чайку попьем и всё расскажешь. Да и я тебе кой чего расскажу.

***

Допивали по второй кружке чая. Ирина немного успокоившись рассказывала, как легла спать, о том, что ей снилось, как проснулась от ужаса пожара, как выпрыгнула из, казалось, горящего вагона в снег. А Юрий Сергеевич молча слушал и задумчиво кивал. Когда девушка умолкла, закончив свой рассказ, они ещё немного посидели в тишине, смотря на синий заборчик за окном и на то, что за ним скрывалось. А потом свой рассказ начал пожилой проводник:

- Нас, когда сегодня на этот путь загнали, у меня аж сердце заныло. Поганое это место, ой поганое. Сюда обычно пассажирские не ставят, есть на этой станции такое негласное правило, да и вообще здесь даже местные работники не очень любят появляться, тем более ночью. Но то ли диспетчер из молодых да новых, то ли вариантов у него не было. Но вот так вот. Чуял я, что что-то случиться, даже спать ложиться не стал.

- Поганое из-за кладбища? А как так вообще, что прям около станции кладбище то? Сколько сюда ездила, никогда не догадывалась об этом.

- Ну кладбище то здесь давно было. Гораздо раньше и железнодорожной ветки, и станции этой. Деревня тут была, километрах в пяти отсюда. Там сейчас городская окраина, а кладбище здесь, за лесом было. Но статично всё лишь в мире мёртвых, а мир живых изменчив. В конце прошлого, а нет, уже позапрошлого, века – Юрий Сергеевич улыбнулся - нашли в этих местах уголёк. Ну и тихий деревенский быт на этом закончился. Стали рыть шахты, понаехало людей, протащили сюда железнодорожную ветку. Уголь то надо было как-то вывозить. Ну, потом революция, индустриализация, планы пятилеток.Возник здесь целый город, а станция стала узловой и постоянно расширялась, а расширяться она могла только в сторону кладбища, ибо по ту сторону уже был город.

Само кладбище даже советская власть трогать не решилась, церквушку и ту хоть и закрыли, но не снесли. Тут вообще всё интересно, не было на деревенских кладбищах никогда церквей и часовен. Да и место выбрано странно, казалось бы, вот ровная площадка – закапывай и закапывай. А нет, могилы рыли на склоне холма, а сверху поставили церквушку. Нетипично это, но на Урале и в Сибири много своих особенностей, тут люди жили по-другому, не как в центральных частях страны.

- Получается, что к кладбищу подошли в плотную, но не потревожили могилы? А почему тогда место проклятое? Ведь живут же люди рядом с кладбищами и ничего.

- Не потревожили… ну это ведь, как и сказать. Путь, на котором мы сейчас стоим, он прямо возле кладбищенской ограды проложен. А что всегда было за кладбищенской оградой?

- Что? – Нахмурилась в задумчивости Ирина.

- За оградой кладбища, дитя моё, было другое кладбище. Кладбище для отверженных, для тех, кому даже после смерти упокоится по общим правилам было не суждено. Испокон веку на Руси за пределами кладбищенской ограды хоронили самоубийц, колдунов, некрещёных и прочих, кому по мнению церкви путь к жизни вечной был заказан. Хоронили без обрядов, без крестов и могильных холмов, без табличек. Просто зарывали в землю и вычёркивали. Их не поминали в церкви, не оставляли поминок на могиле, не приходили родственники оплакивать и скорбеть. О них просто забывали, словно бы не было никогда их.

Здесь, под нами, лежат те, чьи души не упокоились, те кого обделили даже последним пристанищем. Им тяжело, скитаются они по земле и ищут покоя. А тут однажды приехал бульдозер, разгрёб площадку, положили рельсошпальную решетку и всё. Ездят по могилам вагоны, льётся содержимое туалетов. Кому это понравится? Чтобы там они не натворили при жизни, но тоже ведь люди были и заслуживают упокоения. А тут…

Юрий Сергеевич отхлебнул уже остывшего чаю из кружки и стал задумчиво смотреть в окно.

- А вы говорили, что на этой станции непринято сюда на отстой поезда пассажирские ставить, почему? Какие-то ещё случаи были?

- Ой, случаев тут был вагон и тележка, уж прости за получившийся каламбур. Если ветеранов поспрашивать, то такого расскажут. Где-то в семидесятых эти маневровые пути здесь проложили, окончательно упёршись в естественные приделы расширения. Ну с того времени и началась чертовщина. Что только не рассказывали. К примеру, ведут манёвровую работу, сцепщик под вагонами лазит, машинист, а на маневровом он в одно лицо же работает, в тепловозе сидит. Ну вот, залазит сцепщик под вагон, а состав и дёргается вперёд, и нет больше человека, а если и есть, то не полностью. Ну ты понимаешь… А машинист потом всем святым клянётся, что в рацию сказали: давай вперёд! Ну машинисту ладно, ему веры нет, но так полстанции готово под судом сказать, что слышали тоже самое по радиосвязи.

Другой машинист рассказывал, пригнали состав, ребята вагонники его закреплять пошли, а он сидит у себя в ТЭМе чаёк из термоса попивает, да команды ждёт. А летом дело было, часа три ночи, но душно ужас. Видит идёт к нему на встречу по шпалам человек, не железнодорожник, без формы. Он ещё подумал, кого тут черти носят ночью. А тот всё ближе подходит и вот уже в свете прожектора разглядеть его можно. Ну машинист присмотрелся, да аж чаем подавился. Сам себя увидел. Идет к нему на встречу он сам, в туфлях выходных, да в костюме парадном, так ещё и пиджак на все пуговицы застёгнут, несмотря на духоту. Остановился двойник шагах в двадцати и смотрит на того, что в тепловозе сидит. И гаденько так смотрит, с улыбочкой. А потом развернулся и прочь пошёл в обратном направлении.

Тут вагонники прибежали, говорят мол по рации доораться не можем. А машинист сидит не жив, не мёртв, только что-то нечленораздельное мычит. В общем, смена для него на том и закончилась. Потом, когда в себя пришёл, рассказал, как дело было, в ином месте может и посмеялись бы, но тут люди уже наслышанные за происходящее. Отнеслись серьёзно. Боялись за мужика, двойника ведь увидеть это известно к чему. К смерти. Но нет, прошёл месяц и вроде как нормально всё, успокоились, машинист тот на работу вышел снова. А в одну из смен, прямо к тепловозу, жена заплаканная прибежала: сын их погиб. Ну как погиб, отвёл с утра дочку в детский садик, а обратно за ней не пришёл. В закрытом гараже нашли, за рулём, в парадном костюме. Двигатель заглох, бензин закончился. Вот и прикидывай сама, совпадение или нет.

Да и что говорить, я сам однажды тут такое видел, что до сих жутко. Давненько это было, зимой тоже. Сплю в вагоне, тишина. И вдруг сквозь сон слышу, как кто-то в окно ко мне стучится снаружи. Проснулся, встал. Думаю, что за чёрт? Выглядываю, а там мужичок стоит и в свете луны прям так чётко его видно. Я даже сперва значения не придал, думал может алконафт какой местный. А тот меня увидел, улыбается, рукой машет и всё в сторону кладбища показывает, приглашает словно пройти за ним.

Ну думаю точно алкаш, закоротило что-то в мозгах по синему делу, вот и шастает. Вот только одет он как-то не по погоде, без шапки, да и вместо верхней одежды что-то непонятное. Но тут он вторую руку поднял, а там … кусок верёвки оборванной, с петлёй на конце. И вот стоит он, одной рукой в сторону погоста машет, а другой петлю демонстрирует. И улыбается как блаженный. Сказал бы я Ирина, что испугался. Но не страх то был, а ужас всё поглощающий. Окно в глухую закрыл, на полку забрался и не шевелиться старался. А тот ещё долго стучался, а потом прекратилось.

А про мальчика не ты одна рассказываешь. Многие его видели. Ходит здесь вдоль этого семнадцатого пути, одет в любое время года в какую-то рубаху драную, штаны, а на ногах кто говорит лапти, кто галоши, кто-то вообще уверяет, что босиком он ходит. И все, кто его видел, отмечают, что сначала даже не понимаешь, что это призрак, слишком он какой-то … натуральный что ли. Ребёнок и ребёнок, а как попробуешь подойти, так убегает и догнать его невозможно, вроде только за вагон забежал, а и нету его уже. По первости даже милицию звали, думали бродяжка какой в товарнике приехал. Да только никогда его поиски результатом не заканчивались. Был мальчик и нет мальчика. Испарился словно.

- И никто не знает, кто это такой?

- Ну есть одна догадка, мне как-то её краевед местный рассказывал, с которым мы в дороге за всю эту мистику разговорились. Кто здесь за оградой был похоронен история конечно не сохранила, оно и на обычном то кладбище спустя годы могилу найти трудно, если родственников уже нет. А тут тем более. Но как минимум о двух похороненных здесь мы знаем. И один из них как раз ребёнок, примерно такого же возраста. Подтвердить что-то или опровергнуть за давностью лет уже почти и невозможно, но в целом легенда такова.

Было это давно. Когда точно, никто тебе не скажет, с легендами оно всегда так. Но лет двести назад, наверное, ну или около того. Жила в этой деревне одна бабка, не любили её. Считалось среди деревенских, что она колдуньей была, хотя точно подтвердить и не мог никто, но дом этой старушки многие обходили стороной. И всё бы ничего, но был у неё внук Трофим. Знаешь, как в русских сказках, детей у бабушки с дедушкой не было, а внуки как-то появлялись. Вот и здесь так же. Про мужа или детей бабкиных никто никогда не слышал, а вот внук был. Она когда-то вместе с ним в эту деревню и пришла. Поселилась в заброшенном доме на окраине, стала травничать, да и жили потихоньку.Звучит как-то странно, но так гласит легенда.

А внук её, Трофимка, он был, ну сейчас бы сказали особый ребенок, а тогда называли таких юродивыми. Было ему на момент описываемых событий лет 8 где-то. Не разговаривал он, мычал только. Обычно юродивых то любят и почитают, мол божьи люди же. Но не в этот раз. Может было что-то в нём такое, а может из-за колдовской славы бабушки его невзлюбили, трудно сказать. Но чурались паренька, обходили по широкой дуге, детям с ним не разрешали общаться и всё такое. А он всё время лазал где-то, в лесу пропадал, в общем дикий был, не социализированный, как бы сейчас сказали.

В общем, жили бы они с бабкой себе и жили, к старухе иногда даже за травами ходили редкие местные, да какой-то едой расплачивались за это. Всё в целом было нормально, не любили их, но жить не мешали, да и они никому прямого зла не делали. Но случился однажды в деревне пожар. Страшный пожар. Загорелась изба на окраине, а ветер дул сильный ну и разнёс пламя. Крики, паника, неразбериха, обезумившие от ужаса перед стихией люди. И тут кто-то говорит, что мол Трофимка то, внук колдуньи, буквально за несколько минут до пожара бежал с той стороны и кричал чего-то. Помнишь, как у Высоцкого? Над избиваемой безумною толпою. Кто-то крикнул: Это ведьма виновата!

Толпа сама по себе страшна. А когда в толпе люди, у которых минуты назад огонь забрал всё что было в жизни, а у кого-то даже и близких … И вот эти люди, вместо того, чтобы бороться с огнем, как заворожённые, хватали из ещё не сожранных стихией сараев вилы, топоры и прочее. И со всем этим неслись к дому, как они считали, ведьмы. Как ты понимаешь, судьба Трофима и его бабушки была не завидна.

Рассказывают, что опомнились жители той деревни только на третий день, словно морок спал. До дома старухи огонь не дошёл и все следы коллективного злодеяния остались на месте. И многие смотря на весь тот ужас, который они сотворили, сами не могли поверить, что в этом учувствовали. Но дело было сделано. Как бы там не было, просто бросить истерзанные тела было нельзя, надо было придать их земле. Но похоронить бабушку и её внука на деревенском кладбище, значит признать, что убили не ведьму и её бесовское отродье, а просто пожилую женщину и маленького ребёнка. А это грех непосильный. Поэтому игру с совестью пришлось доигрывать до конца. И похоронили Трофима и его бабушку, имя которой в истории и не сохранилось, за кладбищенской оградой. Похоронили и поспешили забыть. Людям так проще.

-Но он же не поджигал! Он же показал мне, как было дело, там было двое!

- Как бы там ни было, не один век уже прошёл. А душа мальчишки может потому и не упокоилась, что несправедливо с ним поступили: и оболгали, и не похоронили по-человечески. А сейчас вот ещё и в это его могилу превратили. Вот он и искал, быть может, светлую душу вроде твоей, чтобы от лжи и напраслины избавиться. Видимо важно ему это даже на том свете. А ты, добрый человек Иришка, я за тобой давно наблюдаю, ты светлый человек, думаю к тебе он неспроста пришёл.

- Да только чем я ему помочь то могу?!

- А чем тут поможешь? Он тебе показал, ты мне рассказала, а я ещё кому может расскажу. А больше… что тут больше сделаешь? Да и до посадки сорок минут осталось, сейчас нас отсюда вытащат и в обратный путь поедем.

***

Рассвет еще даже не брезжил, пригородный поезд мчался через всё ту же непроглядную тьму, а за окнами всё так же вспыхивали и пропадали редкие фонари. Пассажиров в вагоне было мало, большинство из них пытались уснуть, откинувшись в креслах, остальные залипали в телефонах или других гаджетах, никто не обращал ни на кого внимания.

Ирина шла по проходу между креслами, но вдруг внезапно остановилась. Справой стороны, на предпоследнем ряду, у окна сидел спиной к ней мальчик. Он положил ладони на стекло и прижался к нему лицом, вглядываясь в темноту раннего утра. Одет он был в какую-то потёртую серую рубаху с широким воротом, излишне было говорить, что она не помнила такого пассажира при посадке. Внезапно мальчик обернулся, посмотрел на неё и улыбнулся открытой добродушной улыбкой. Ирина непроизвольно улыбнулась в ответ, хотя и находилась в состоянии оцепенения.

Внезапно раздался громкий свисток и поезд резко дернулся, увеличивая скорость, Ирину качнуло и она, чтобы не упасть, схватилась за спинку ближайшего кресла, на секунду отведя взгляд от мальчика. А когда посмотрела вновь, конечно же то самое кресло было пустым. Она еще несколько секунд смотрела на пробегающую за окном черноту и тихо сказала:

- Надеюсь, теперь ты свободен!

Ответа не последовало и Ирина, вздохнув и постучав пальцами по спинке кресла, пошла дальше. Поезд монотонно стуча колёсными парами пробирался через тёмный заснеженный лес, впереди было шесть часов и двести километров пути.

13 – 14 марта 2025