Станция

В спальне было тихо. Уна лежала, натянув одеяло до самых ушей, лихорадочно перебирая в уме последовательность событий. А если бы желудок не заболел, и она заснула? Тот Том, снаружи, просто бы задохнулся? А утром этот Том нашел бы труп?

Она заставила себя пройти в комнату Петра. Не найдя фотографии, пошла к Наоко. Когда пальцы коснулись бумажки в кармане комбинезона Наоки, ладонь моментально вспотела. Уна вытащила карточку. Наока и Петр. Он целует ее в губы. Уна перевернула снимок: «Две смены назад». Как? Они ведь тогда не… Не что? Не встречались?

Она вышла в коридор, пряча фотографию. Где-то в глубине базы стукнуло. Уна положила руку на ручку своей двери и застыла, когда стук повторился дважды, а из решетки над ее головой просыпался песок, но до запуска системы рециркуляции воздуха еще было далеко.

Борясь со слабостью от ощущения паранойи, она вернулась к грузовому шлюзу.

Так и было: второй Том исчез.

***

Несколько часов назад до этого кошмара было еще далеко. Уна приземлялась в шестой раз. Лифт пробивал слои атмосферы, а она прокручивала в голове один и тот же момент: его дыхание, тепло его кожи. Идиотка. Что на нее нашло?

Сто двадцать дней смены впереди, а она умудрилась переспать с напарником в самый последний вечер перед персменком. И не с кем-нибудь, а с Томом-отшельником, который пятьсот дней не поднимался на станцию. Разминуться с ним не получится.

Она с силой ткнула кнопку отключения автопилота. Сама виновата — сделала перерыв в приеме таблеток, и вот результат. Можно этим и откреститься, если Том станет приставать. Но сказать: «Я переспала с тобой, потому что не контролировала себя. А не в смысле, что ты секси» как-то глупо.

Их ночь перед ее отлетом была… странной. Он был нежен, почти отчаян, а потом, утром, смотрел на нее так, будто видел впервые. Будто искал в ее чертах что-то утраченное. «Ты совсем не помнишь?» — спросил он тогда странным голосом. А что она забыла? Он лишь покачал головой: «Ничего. Показалось».

Возможно, Наока права, и таблетки для подавления либидо влияют на память. От них в голове стоит туман, а самые яркие воспоминания будто затянуты целлофаном.

Лифт тряхнуло. Чернота за иллюминаторами прояснилась, снаружи бушевала стена пыли шедшая с Запада. Она пожирала солнце, превращая день в преждевременные сумерки. Шторма здесь были привязаны не к сезонам, которых не было, а к циклам разреженной атмосферы, повторяющимся каждые сто двадцать дней.

Прожекторы впивались в багровую мглу, выхватывая знакомые очертания посадочной площадки. Уна приземлялась в шестой раз. 1770 дней она провела вместе с Томом, Наокой и Петром на исследовательский базе, знала её до мелочей, приземлится и в этот раз.

Кабину затрясло, металл скрипел, запахло сгорающим топливом. Удар, другой, третий, и все стихло.

Не успела Уна отстегнуть ремень безопасности, как переговорное устройство чихнуло голосом Тома:

«Села?»

— Все хорошо. Фронт вот-вот будет. Я не буду забирать груз.

«Хорошо, я заберу. Езжай на базу.»

Она нахмурилась, соображая, что он имел в виду.

— В смысле, заберешь после? Да?

«Сейчас».

— А шторм?

«Успею».

Она цыкнула от раздражения, смешанного со страхом.

— Слушай, Том, не стоит рисковать.

Пауза затянулась, наполняясь статическим шипением. Она хотела повторить, но он вдруг прохрипел:

«Я выпил весь кофе две недели назад».

Уна закусила губу: звучит лучше, чем «Не знаю, как теперь с тобой разговаривать и хочу оттянуть встречу» и махнула рукой — пусть делает как знает.

Они пересеклись по пути: она ехала к базе, он — к транспортнику. Он дважды моргнул фарами. Вроде бы все по-прежнему, но во рту все равно пересохло.

Пройдя дезинфекцию, Уна помылась в душе и переоделась. Прежде чем покинуть зону карантина застряла у зеркала. Светлые тонкие волосы от воды совсем слиплись, придав ей сиротский вид. Она растрепала их, чтобы сухие создали хоть какую-то видимость, что волосы у нее есть. Впрочем, какая разница. «Надену кепку, и хрен с ними».

В гостиной играл Боб Марли, пахло чем-то жареным. На столе не было посуды, только темный мокрый круг от кружки. Уна подошла к раковине, оторвала салфетку и заметила чашку Тома с чайным пакетиком, таким бледным, что стало ясно: Том выпил вообще все. Она посмеялась, вытирая чайный след.

В узкие окна, вмурованные в бетон, было видно, как клубятся вихри, рождаются и умирают маленькие торнадо. Шторм перевалил через горный хребет и теперь несся прямо на них. Беспокойство, острое и холодное, кольнуло ее под ребро, и Уна поспешила к пульту связи.

Точка, обозначавшая машину Тома, замерла у значка Лифта — Том добрался. Теперь он в безопасности. Он переждет шторм и вернется после.

Но почти сразу же точка появилась вновь — он выехал из укрытия Лифта и снова пропала, на этот раз окончательно, поглощенная наступающей стеной помех от шторма.

Испуг пополз от пяток вверх, оцарапал спину и ледяной рукой потрогал затылок. Уна нажала на кнопку так, что побелел палец.

— Том, слышишь? Прием!

Тишина.

— Ты приехал? Слушай, ты не успеешь вернуться. Оставайся в Лифте.

Точка, обозначавшая машину Тома, пропала. Минута молчания. Только вой ветра за стенами. Она повторила.

В динамике зашуршало — сухой, шелестящий звук, похожий на ползание насекомых по бумаге. Но ответа не последовало.

Штормовой ветер обрушил на внешнюю стену базы песок и мелкие камни. Окна мгновенно почернели. Музыка Боба Марли совсем захлебнулась в шуме песка и камней, и свет погас, включились аварийные огни.

Уна замерла, прислушиваясь к тому, как база скрипит под напором стихии. «Пережидали и не такие, — лихорадочно думала она, — и Том не новичок».

Она вернулась к пульту связи. Экран был мертв. Она снова и снова нажимала кнопку вызова.

Он так и не ответил.

Основной удар пришелся восточнее. Через пять часов ветер стих, и песок оседал, засыпая мертвую землю. Уна просидела в связной, уткнувшись лицом в холодную поверхность стола. Она не заметила, как задремала, а проснувшись увидела, что датчик Тома мигает у ворот второго шлюза. Она вскочила и побежала в грузовой шлюз. Когда она прибежала, он уже возился с манипулятором, собираясь снять палеты с коробками.

Она нажала кнопку громкоговорителя.

— Эй. Привет, ты как?

Щиток его шлема отбросил блик, когда он повернулся. Том поднял руку и показал большой палец.

«Привет. Вспотел ужасно», — проскрежетал его голос в динамике.

Ворота закрылись, давление выравняли, и Том снял наконец шлем, но сразу поднес ко рту.

«Я загоню сейчас в камеру. Откроешь?»

После процедур дезинфекции, Том наконец оказался внутри. Уну захлестнула волна противоречивых чувств: стыд, страх, неловкость. Ладони вспотели. Но когда Том посмотрел на нее, в его глазах не было ни смущения, ни вопроса, ни упрека.

Он принялся разбирать коробки.

— Черт, дерьмо. А если бы шторм сменил направление? Наока могла бы и предупредить.

Он сосредоточил внимание было на коробке с консервами.

— Никакого разнообразия. О нас все забыли — прислали бы хоть какой-то грузовой челнок, да?

Она промычала утвердительно. Том развернулся к ней с брикетом кофе и поскреб макушку. Как и всегда его волосы были подстрижены под насадку. Петю она видела со всякими волосами, но Том всегда выглядел одинаково. Железная дисциплина.

Он отдал ей пачку с супом. Его пальцы были холодными.

— Есть хочешь?

У себя в комнате Уна вытерла пыль, перестелила постельное белье. Одежда в шкафу за полгода запылилась и пахла чем-то спертым, от вони аж дыхание перехватило. Она сняла все с плечиков и кинула в мешок для грязного белья. При этом она не нашла кепку — куда она ее дела?

Проходя мимо комнаты Тома, Уна чуть замедлилась. Что творится за дверью у человека, который добровольно заточил себя в бетонной коробке на годы?

Она краем глаза увидела, что Том возится в дальнем конце коридора, в хранилище. Сердце застучало чаще, посылая приливы жара в виски. Один шаг — и она переступила порог, встала, осматриваясь. Спальня была убрана со спартанской педантичностью. Книги на полке во всю стену стояли поделенные на левый и правый ряды. Уна знала, что справа стоят прочитанные и теперь их было меньше, чем когда она улетала. Видимо, Том взялся перечитывать. На столе разросся макет базы и горы, в которую та была вмурована, и Том наконец-то занялся жилыми этажами. Диорама гостиной поражала точностью.

Развернувшись, она на мгновение задержала взгляд на месте над столом — там раньше висели общие фото экипажа, их дурацкие, улыбающиеся лица. Теперь остались лишь призраки снимков — участки обоев, не выцветшие от света настольной лампы. Почему Том снял их, она никогда не спрашивала.

После ужина они занялись проектом.

— После отлета Петра, я прошел еще пару десятков метров. — Том поворачивался влево-вправо вместе со стулом, ведя лазерной указкой по карте. — Там пусто. Я бы начал бурить новую шахту.

Уна уткнулась в разведывательные данные.

— Но там должно быть топливо.

— Да. Но эти данные старые. Было землетрясение. Может, пузырь опорожнился. Нужна новая разведка. Я не знаю. Петр не слушает меня. Мы повздорили.

Он повернулся к ней лицом, она еле выдержала его взгляд. Лучше бы он улетел, а она бы провела смену с кем-то еще.

— Личные отношения не должны мешать работе, — вдруг сказал Том.

Они уставились друг на друга. Он закинул голову чуть назад, словно так ему было лучше видеть ее.

— Иначе нам не назначили бы таблетки.

Уна почувствовала как по шее поднимается кровь к щекам, и начинают гореть уши. Она решила, он упрекнул ее.

— В тот раз у меня был перерыв в приеме. Только поэтому я…

— Я понял, — перебил Том. Он облокотился о стол, стул под ним скрипнул. — Вот что. Я вижу, что тебе неловко. Но я не намерен приставать, намекать или вспоминать. Давай, просто забудем.

От его слов, стало неловко еще больше.

Чтобы сохранить остатки самообладания, она сказала:

— Мне неловко, да. Это потому что я скучала и думала, а почему бы и нет. Ты классный мужик.

Он вскинул брови, нахмурился тут же, но затем хохотнул.

— Точно. Вне конкуренции.

Готовясь ко сну, Уна задумалась: а зачем эти запреты? Отношения… Даже секс. Простое удовлетворение физической потребности. Как, черт возьми, это могло помешать бурению скважины?

Она повернулась на бок, чувствуя легкую тошноту. Все из-за кофе. Пошарив в ящике прикроватной тумбочки, она не нашла ничего для желудка, и пошла в медблок. Минуя гостиную, Уна увидела, что в темноте горит свет в связной. Когда она возвращалась к себе, свет по-прежнему горел, но теперь еще и мигал зеленым. Она прошла через гостиную, вошла и замерла. Из первого входного шлюза шел вызов.

Первым делом она нажала на монитор, камера которого показывала Лифт — может, Петр спустился? Но нет. С чего вдруг? Вот так без предупреждения? Да и Наоко говорила, что надо ждать череду торнадо.

Том вышел наружу зачем-то? Но, когда она включила внутренние камеры, то увидела, что он у себя и спит.

Скорее всего замыкание в цепи.

И тем не менее она нажала кнопку связи.

— Алло? — спросила она, посмеиваясь над собой.

В этот момент вызов пошел со второго шлюза. Уна включила камеру внешнего обзора, пока та разворачивались, нажала на связь.

— Алло-алло, — голос охрип от накатившего ощущения нелепости.

Динамик треснул в ответ, а затем раздался знакомый голос:

— Уна! Впусти меня.

В желудке словно перевернулось что-то холодное и большое.

— Кто это? — прошептала она, ощущая себя как во сне.

Динамика щелкнул.

— В смысле кто?! Это я! Том!

***

Тогда то и начался кошмар. Внутри черепа что-то лопнуло, и теперь реальность поступала внутрь с искажением, как крик в заполненной водой комнате. Она не думала — ее тело думало за нее. Оно отшатнулось от стекла, хотя она приказала себе стоять на месте. Рука сама потянулась ко лбу, чтобы нащупать трещину, которой там не могло быть.

«Уна, в чем дело? Система не пускает меня. Почему?»

Его вопросы доносились как сквозь толстое ватное одеяло — приглушенные и лишенные всякого смысла. «Я выпила не ту таблетку» самое простое объяснение, что она нашла. Она словно смотрела на происходящее со стороны.

Она нажала на кнопку.

— Я не могу впустить тебя, — ответила она механически.

«Почему?»

Уна облизнула губы.

— Ты уже внутри.

«Что?» Она сама не поверила сказанному.

— Ты внутри, Том.

Он умолк, а она смотрела, как он мечется снаружи. Объектив камеры запылилось, и Уне казалось, ей показывают старое кино.

«У меня скоро кончится воздух. Открой.»

И она открыла. Сунув ладони в подмышки, переставляя ноги, как чужие, Уна поспешила к шлюзу и подоспела в тот момент, когда Том ввалился внутрь и на четвереньках выполз на середину. Затем он упал и пролежал минуту-другую. Встав на колени, он снял шлем, нажал на переговорное устройство.

«Уна, ты что, рехнулась? Ты что-то приняла? Внутри газ? Что с тобой?»

Но все, что пришло ей на ум, было спросить, где он был.

«Что значит, где я был? Я уехал за грузом! Я бы ехал назад, но шторм резко сменил направление и пришел раньше. Я остался. А когда можно было ехать — машина пропала! Наверное, снесло ураганом. Я бежал назад как проклятый. Ты что? Открой.»

Он подошел к внутренней переборке. Она тупо моргала, пялясь на него. Потом приложила указательный палец к стеклу, прося его обернуться. Он посмотрел. Медленно поставил одну ногу, оперся на нее, поднимаясь, потом вторую, он как будто был под водой, и тронулся в сторону машины. Затем резко обернулся к ней.

Уна приблизила лицо к переговорному блоку.

— Ты приехал сразу после шторма.

Он смотрел непонимающе, она и сама не понимала. Это определенно Том. Его лицо. Брови, глаза, эти коричневые пятна в зеленой радужке, ну да, так и есть. Нос, губы. Она определенно запомнила его губы. И родинка слева на щеке. У нее что-то с мозгами? Из-за крио, да! точно! Крыша поехала. Но… впустить его она не спешила.

— Я… я сейчас.

«Что? Стой? Ты что? Ты куда?!»

Но она уже неслась со всех ног в его спальню, распахнула дверь, нашарила выключатель не стене. Лампа вспыхнула.

На кровати лежал Том.

Щурясь, он вскинулся, откинул одеяло и спустил ноги на пол, потянулся за штанами на спинке кровати.

— Уна, ты что?

Она медленно отвернулась, и мир распался на две абсолютно одинаковые, но несовместимые картинки. Мозг, отказываясь выбирать, попытался наложить их друг на друга. От Тома в комнате и Тома за стеклом начало исходить марево, их контуры поплыли. Еще секунда — и она увидела бы одного Тома с четырьмя глазами и ртами. Она зажмурилась, чувствуя, как ее рассудок трещит по шву, готовый расползтись на два отдельных, незнакомых друг с другом куска.

— Уна?

— Там снаружи.

— Что?

— Не знаю.

— В смысле? На тебе лица нет. — Его горячая ладонь легла ей на плечо, она заставила себя посмотреть на него. — Ты в порядке?

Это определенно был Том. Его лицо. Брови, зеленые глаза с коричневыми пятнами. Нос, губы. И родинка справа.

Уна замерла, уставившись в его лицо. В мозгу что-то щелкнуло и поехало, как сломанная шестеренка. Родинка. Она мысленно пролистала воспоминания, в которых его лицо было так близко. Она была уверена, абсолютно уверена, что запомнила каждую деталь. Но теперь, глядя на этого Тома, того, что снаружи, и этого, что перед ней, ее память вдруг стала зыбкой и ненадежной.

«Нет, — пронеслось в голове. — Она была слева. Я целовала именно ту щеку, я это помню! Или… или нет?»

Сомнение, острое и тошнотворное, впилось в нее. Могла ли она ошибиться? Криосон, стресс, таблетки и неловкость — все это могло исказить воспоминания. Воспоминание о прошлом воспоминании, а не о событии. Нет никакого прошлого. Может, она просто перепутала? Всего лишь Конфабуляция. В панике мозг и не такое способен выкинуть.

Но что тогда с тем Томом за дверью? Галлюцинация? Совпадение?

— Там снаружи… — начала она снова, и голос ее дрогнул, выдав неуверенность. — Там… кто-то.

— Кто? Петр? Петя здесь?

Не дождавшись от нее толку, Том отодвинул ее в сторону и поспешил к выходам в шлюзы. Она спешила за ним, замирая от страха — что он сейчас увидит? Вот он начал с первой переборки, заглянул, подошел ко второй, выглянул… и пошел дальше. Она встала на полпути среди холодного широкого пролета. Том обернулся. Не торопясь, он вернулся к ней, осторожно всматриваясь в лицо.

— Ты в порядке? — с расстановкой спросил он, кладя руки ей на плечи. Она вздрогнула от прикосновения. А потом он вдруг привлек ее к себе и прижал к голой груди. Тепло его тела лишь усилило ступор.

— Мне нужно принять успокоительное, — пробормотала она.

Он отодвинул ее от себя.

— Кого ты видела?

Сглотнув вязкую слюну, Уна разлепила сухие губы.

— Тебя.

Его взгляд шарил по ее лицу, на губах появилась ухмылка в духе «ты пьяная, что ли?»

— Прямо меня! — посмеялся Том. — И где я сейчас? В шлюзе? — Он покачал головой, когда она кивнула. Затем развернул, держа руку на плечах, и понудил пойти в гостиную. — Хорошо, что там пусто, да? Я отправлю сообщение Наоке. Пусть пропишет тебе что-нибудь.

Свет в медблоке плавно засиял ярче, а вентиляция усилила обороты — система зафиксировала скачок кортизола и адреналина. На панели замигал значок «Рекомендована седация». База не просто наблюдала. Она реагировала. Легкий шипящий звук — и в воздух повеяло сладковатым успокоительным.

Завывание ветра в вентиляции походило на плач, и Уне захотелось, чтобы сейчас пел Марли, хоть она его и не терпела. Том дал ей таблетку и пластиковый стаканчик с водой. Прежде чем сунуть лекарство в рот, Уна спросила:

— Почему ты убрал фото?

Он тряхнул головой.

— Какое?

— В твоей комнате. Наши фото, всей команды.

Том повернул голову к коридору ведшему в спальный отсек, замер, шевеля губами, затем развернулся к ней лицом.

— Наши? С Нового года? Так я не брал его сюда.

— Почему его? Я про все фотографии.

— Что значит все?

Вой в вытяжке вдруг зазвучал громче, а из решетки в углу вырвалось облачко пыли и песка. Том задрал голову к потолку.

— Твою мать. Опять забило все снаружи. Завтра выйду чистить.

Уна проглотила таблетку. Та застряла поперек горла, царапая глотку. Она кашлянула.

— Извини, что разбудила.

Заснуть не получалось. Она села, вытирая пот со лба и с висков. Стояла глубокая ночь, от усталости и недосыпа сознание расплывалось, но она заставила себя пройти в комнату Петра. Она обшарила шкаф и тумбочки с полками, но фотографий не нашла. Правда, хранил ли он здесь хоть какие-то, не помнила. Она пошла к Наоко.

В комнате пахло также затхло как и в ее. Запах не пойми чего, какой-то химии будто бы. Также все облазила, полистала книги и блокноты — пусто. Тут ей в голову пришло полазить по карманам.

И вот она смотрела, как Петр целует Наоко в губы, тщетно пытаясь понять, когда это сняли. Они снялись в гостиной. Может, поцелуй шуточный? Она всматривалась в их профили, но не знала, что искать.

Она вышла в коридор, пряча карточку в кармане пижамной рубашки. Где-то в глубине базы что-то стукнуло, потом еще раз. Могли забиться песком вентиляторы в воздухозаборнике. Уна положила руку на ручку двери и застыла, когда стук повторился дважды, а потом на голову посыпался песок.

***

Так и было: другой Том исчез из шлюза, потому что пролез в воздуховод. Уна еще немного посветила вглубь, балансируя на капоте машины. Если бы она заглянула в шлюз вместе с другим Томом, то увидела бы, что этот — пришлый — перепарковал ее.

Она склонила голову, борясь с сонливым головокружением. Затем зажала зубами фонарик, уперлась ногой в скобу в стене и подтянулась.

Внутри стоял негромкий гул от сквозняка, воздух затягивало с подвыванием турбины. Пыли совсем немного — второй Том собрал всю. Где-то впереди, в темноте воздуховода, скребнуло по металлу.

Уна замерла, затаив дыхание. Фонарь выхватил из мрака очередную развилку.

«Куда он направлялся?» — пронеслось в голове. Этот воздуховод вел в нежилую часть: ангар с техникой, склад и выход к шахте. Туда, где на столе в командном центре лежала карта с буровыми проектами, о которых они спорили с Томом. С тем Томом, что спал в своей комнате.

Вентилятор впереди скрежетал, а его мотор вонял оплавленной проводкой: металлическая труба не давала ему вращаться, а одна лопасть была загнута. На ней болтался клочок серой ткани — как на их комбинезонах. Уна пролезла в отверстие без потерь.

Через пару метров посвежело. Волоски на коже встали дыбом, дыхание теперь становилось паром. Значит, Том в шахте.

Уна выключила свет и ползла, сворачивая туда, откуда шёл холодный сырой воздух. Темнота посерела, окрасившись в тускло жёлтый, и через минуту она очутилась перед выходом. Стараясь не греметь решёткой, она выглянула.

Промышленная лампа освещала бур, машины и зияющий чернеющий провал. Было тихо. Ни движения. Впрочем, она разглядела углубление ближе к воротам, ведшим наружу, а из него шёл свет. У входа стоял ящик, возле — рюкзак или вроде. Вдруг тень закрыла проход, и Уна спряталась.

Она вздрогнула, когда его голос прорезал тишину.

— Уна? Это ты?

Отвечать она не стала. Том продолжил:

— Ты одна? Ты его видела?

— Я сошла с ума, — крикнула она в шахту.

— Нет. Спускайся, — голос его зазвучал громче — Том приближался. — Нам надо поговорить. Ты без оружия?

Уна выглянула:

— Думаешь, я собралась тебя убить?

Том встал под выходом из воздуховода.

— Иди сюда. — Он протянул к ней руки. — Давай.

— Так ты… ты не удивляешься тому, что я сказала? Что ты внутри…

— Хватит. Слезай.

Некоторое время она решалась. Наконец, развернулась, спустила ноги, свесившись наполовину. Когда Том положил руки ей на бёдра, Уна скользнула вниз.

Развернувшись к нему лицом, она уставилась на него, ища родинку, и тут Том притянул её и поцеловал в губы.

Она должна была бы помнить, как это, его вкус и запах, но… Поцелуй был похож на дежавю, на сон.

— Ну как? — спросил он.

— Что?

— Что чувствуешь?

— У тебя крыша поехала? — Уна оттолкнула его. — Или у нас обоих. Я тебе говорю — в жилом блоке твой двойник.

— И это не особо тебя шокирует. Что чувствуешь?

Ничего она не чувствовала. Только какое-то отупение. Том всматривался в ее лицо, затем выражение его сменилось усталостью.

— Это из-за таблеток. Пойдем.

Он устроил себе убежище в углублении в камне и похоже давно. Здесь лежал спальник, фонари, лампа, и стоял ящик с припасами.

— Как это понимать? — Уна обвела вокруг рукой.

— Я надеялся, что меня это не коснется. — Том взял бутылку и свинтил крышку. — Ты была права, — он протянул ее Уне, — зря я поехал. Теперь я понял принцип, по которому нас меняют.

Уна отодвинула его руку.

— Нас? Меняют?

Он поставил бутылку на ящик, взял Уну за плечи и подвинул ближе к свету.

— Ты видишь разницу? Посмотри на меня внимательно.

Ощущение паранойи заскреблось внутри мозга как кучка тараканов в тарелке со сгнившей едой.

— Мне плохо.

— Ты помнишь нас? Помнишь, что наши отношения начались три твои смены назад? Три раза ты улетала и возвращалась, и всякий раз другая. Ты говорила, что секс был ошибкой, а потом опять спала со мной. Как будто ты и не ты вовсе. Один раз мы забили на бурение и не вылазили из койки, но ты как будто всё забыла.

Она затрясла головой, он устало вздохнул.

— Я помню кожу на твоих ребрах. Шершавую от пота, горячую. И родинку под правой грудью, как точку в конце предложения, которое мы не договорили. А в этот раз она слева. Словно кто-то переписал нас с чистого листа, перепутав все знаки

Он сказал это и ощущение, что он прямо сейчас гладит ее по этому месту шершавым пальцем, ударило в сознание.

— Посмотри. Это трудно заметить. Все вы как отражение в зеркале. А за пару месяцев, что вы проводите на станции легко забыть мелочи.

Но Уна не посмотрела.

— Кто вы? А ты нет?

Он скривил рот, как будто устал повторять, посмотрел в сторону.

— Ты и Наока. — Он помедлил. — И Петя. Он погиб в шахте. Полез посмотреть двигатель и обварился паром. На следующий день Петя вернулся. После этого я решил, что больше не сунусь на станцию, но обрек себя на пытку. Ты и я… каждый раз начинать сначала.

Уна сглотнула. Ощущение безумия поползло по ней, как трещина по зеркалу, множа и искажая отражения, пока она сама не перестала понимать, с какой стороны стекла находится.

— Я не понимаю.

— Похоже, меня и Петра поменяли после смерти.

— Смерти?

— Тот, кто поменял, решил, что я погиб в шторме.

— А я? А я?! Не помню, чтобы я или Наока умерли наверху!

Том отпил из бутылки.

— Не знаю. Но ты сама видела его. И разве ты не чувствуешь что-то? Почему ты так спокойна?

— Я спокойна? Да я в шоке! Но час назад я выпила обезболивающее.

Том уселся на спальник, положил руки на согнутые колени.

— Мне казалось, что я схожу с ума. Я смотрел на фото и на вас каждого в отдельности, и не мог понять, что происходит.

— Почему вообще ты решил, что что-то происходит?

Он поджал губы, уткнулся взглядом в каменный пол.

— Из-за тебя, — после паузы, сказал он наконец и посмотрел на нее. — Я хотел быть с тобой и не видел причин, которые помешали бы нам… встречаться, если хочешь. Но ты вела себя и говорила, как заезженная пластинка. Будто тебя поставили на «стоп». И родинка.

Она невольно прижала ладонь к боку, к тому самому месту, которое он искал в каждой из них, как слепой — брайлевский шрифт, пытаясь прочесть утраченный оригинал. И вдруг его одержимость мельчайшими деталями обрушилась на нее не паранойей, а признанием, впившимся в плоть точнее, чем любое «люблю».

— Где фотографии?

— Я их убрал. Чтобы не рехнуться.

— Где они?

Он поболтал бутылку.

— В диораме.

Уна развернулась и бросилась к воздуховоду.

— Стой! Уна! Куда ты?

Она остановилась и его шаги тоже. Обернувшись, она попыталась собрать мысли, но в голове повисла муторная пустота, как дымок, что поднимался из скважины.

— Значит, ты ждал, когда тебя подменят. Устроил себе убежище, и? Собрался тут прятаться?

— Нет. Я просто работал тут. Хотел понять зачем нам эта гребаная скважина. А пришел я сюда, потому что ты меня не пустила.

Уна зажмурилась. Том сделал шаг и камень под его ногой захрустел.

— Я не думал, что ты полезешь за мной. Можем вернуться вместе и посмотреть, что стану делать второй я.

— Нет. — Она открыла глаза. — Это все неправда.

— Ну да. Ладно. Иди и обсуди это с другим Томом.

Ей захотелось ударить его. Она сжала кулак.

— Подсади меня, — разворачиваясь к воздуховоду, прохрипела Уна.

***

Том готовил завтрак. Он вывалил в сковороду мясо из консервной банки и вареную гречневую крупу — Петя научил их всех есть кашу с мясом. Пахло так, что заурчало в животе. Быстро и бесшумно Уна проскользнула в спальный отсек, чтобы переодеться. Ей хотелось спать, но новая порция адреналина похлеще кофеина разгоняла нервы, а тошнота как огромная мокрица перебирала лапками.

Выглянув в коридор, Уна прислушалась. Том еще гремел посудой. Не мешкая, она прошла в его спальню.

В диораме, как и сказал Том из шахты, в «подвале» базы, она нашла пачку фотографий. Они были разделены скрепками. Перевернув одну, она прочитала пометку «вторая смена, Уна № 2».

Уна скользнула в душевую к зеркалу и уставилась на себя. На лице родинок не было, что еще в ней примечательного? Оттопыренные уши? Она уставилась на снимок — фотоаппарат снимает так как видят тебя другие, самому тебе привычней вид в зеркале. Она подняла фото к зеркалу и не узнала себя на нем.

Если она сейчас смотрит на отражение фото, то так быть не должно, верно? Дрожащими пальцами она стала перебирать снимки. Один был в листе бумаги. Снимая скрепку, она случайно вогнала ее под ноготь и зашипела от боли. Но увидев фото, резко оборвалась: на снимке она была в лифчике. Беспомощно шаря взглядом по душевой, она попыталась вспомнить, когда так снялась. причем не испытывала к факту ровным счетом ничего.

А потом она задрала футболку и посмотрела. Ее тело, знакомая до миллиметра карта, внезапно сдвинулась, и все ориентиры оказались ложными.

Она смотрела на фотографию, а потом на свое отражение в зеркале, и ей казалось, что она видит двух разных людей. Незнакомка на снимке улыбалась ей с вызовом. «Это я», — бессмысленно повторяла Уна. Она ущипнула себя за руку до боли, проверяя, не спит ли она, но боль тоже казалась чужой, доставшейся ей по ошибке.

— Уна?

Неожиданное появление Тома заставило ее вздрогнуть, она уронила фото на мокрый пол и в спешке бросилась их собирать.

— Завтрак, Уна!

— Я в душевой!

Она выскочила ровно в тот момент, когда он почти вошел.Она едва в него не врезалась. При виде лица Тома одновременно его и не его, она вся похолодела.

— Ты в порядке? — нахмурился он.

Уна отделалась кивком. Пряча размокшую бумагу во внутренний карман, она поспешила на кухню. Как много знает этот Том? Откуда он взялся? Почему ведет себя… так, словно ничего не было? Хотя, собственно, что случилось? Что случилось для него?

— Твой взгляд заставляет меня чувствовать себя виноватым. — Том размешивал сахар в кофе. — Ты мне намекни. Есть повод? — улыбался он.

Взгляд Уны прилип к его щеке, с трудом, но она все же заставила себя сосредоточиться на чашке с кофе.

— Когда ты доделал диораму?

Его замешательство длилось пару секунд.

— Я думал, это ты надо мной подшутила.

— Как? — Она посмотрела на него.

— Привезла второй этаж и поставила.

Карусель предположений продолжала раскручиваться. Не похоже, что этот Том зловредный. Уна кивнула.

— Это Петя сделал. Он мне ее дал. А ты… — Она даже не понимала что спросить. — А ты, значит, теперь со мной вернешься на станцию, да?

Том сдвинул брови, потер большим и указательным пальцем переносицу.

— В каком смысле теперь? Ты странная. Ты точно в порядке?

— Так вернешься?

— Конечно. Почему нет? — вскинул он руками.

Том из шахты решил остаться после того, как Петя погиб…

— А когда вы поругались с Петей из-за смены места бурения?

Взгляд Тома заскользил по стенам. Выражение его лица передавало, что он пытается вспомнить.

— Перед твоим прилетом.

— В смысле?

Сейчас она сменила Наоку.

Том склонил голову к плечу и стал крутиться вместе со стулом.

— Ты меня беспокоишь.

Уна повернула голову к рубке связи и медленно поднялась. Датчики и мониторы, пульт управления, мониторинг систем, но…

— Который сейчас год?

Пыльный ламинированный календарь, висевший над столом в рубке, почему-то до сих пор никогда не интересовал ее. Первое число всегда было понедельником, а двадцать восьмое — воскресеньем. Смещение сезонов никого не волновало: жизнь снаружи невозможна.

— Честно говоря, — закинув руки за голову, начал Том, — мне лично все равно. На этой планете время будто бы остановилось.

Уна, порывшись при этом в памяти, обнаружила, что не помнит точного названия планеты — только название базы, «Рассвет».

Воспоминания, любые, словно завернули в пузырьковую пленку. Как будто она знала события, но они минули бессовестно давно, словно в ранней юности. И ничего кроме страха она не чувствует.

— Знаешь, Том, что бы то ни было, я рада, что ты… Что ты… — Она замолчала, обдумывая.

Том скрестил руки на груди, он щурился, словно ожидая услышать нечто большое, чем просто слова. А Уне мешала ниоткуда взявшаяся жажда.

— Что я? Что ты от меня хочешь, Уна? Я делаю свою работу. Я помню, как мы спускались после последней ротации. Помню шторм, помню, как ты волновалась. А теперь ты говоришь со мной, как с чужим.

— Мы спускались? Нет, я про другое. Я испугалась, когда ты не смог вернуться из-за шторма.

Его губы слегка разомкнулись, но потом он сжал челюсти. И под его взглядом, выражающем немое изумление, она медленно развернулась и направилась в коридор, собираясь навестить Тома в шахте.

— Принимайся за бурение, — обернувшись, сказала она. — Я только проверю вентиляцию.

***

Шкаф с кислородными баллонами опустел, и Уна не досчиталась двух скафандров, пропали и рем комплект с аптечкой. Когда она оказалась в шахте, не удивилась, увидев всё это в убежище Тома.

— Ты куда-то собрался?

Он отставил тарелку с мясом и вытер рот ладонью.

— На станцию. Есть новости? От меня другого?

— Он не знает про фотографии и думает, что я сменила Петю. — Уна приткнулась задом к ящику. — А еще забыл, как доделал макет базы.

— Потому что его доделал я. Что еще?

Она пожала плечами.

— Он выглядит безобидным.

Том улыбаясь, вскинул бровь.

— Я выгляжу безобидным?

— Вдвойне безобидным. — Уна засмеялась, но быстро оборвалась. Зажмурившись, она потерла лицо. — Ты сказал, я и Наока возвращались другими. А Петя после смерти. Ты пропал в шторм, и появился второй ты. который не помнит важные вещи. Я даже думаю, он верит, что поехал не за грузом, а прилетел.

— Значит, наверху меня второго точно нет, — подытожил Том. — Туда я и собираюсь.

— Но, Том, на станции нет ничего такого. Я не видела там кладовки с запасными членами экипажа.

— Значит, на станции моего дубля нет, — подытожил Том. Он встал, поднял рюкзак и стал собираться. — Иначе он бы уже спустился вместо меня. Значит, там пусто. Туда я и собираюсь.

— Нет на станции дублей!

— Ты дубль, Уна. И нас могут менять в точке терминала.

Она прижала ко лбу кулак в попытке осмыслить, но спросила другое:

— А почему ты так уверен, что ты — оригинал?

Он замер, покусывая нижнюю губу. Уна сделала к нему шаг.

— Кто и зачем прислал второго Тома? — Она протянула руку. Его комбинезон был сырым. — Может, это Крио сон? Я сплю.

— Тогда мы спим в обнимку. Пойдешь со мной? — спросил он, не дождавшись реакции. — Здесь есть старый вездеход.

Она положила ладонь ему на щеку и провела пальцем по родинке. Казалось, она делала это не раз, но ничего не всколыхнулось внутри.

— Ладно.

***

В кабине не было признаков, что тут произошло что-то необычное: все было так, как помнила Уна.

— Все это не имеет смысла. Зачем? У нас что, под боком живут зеленые человечки и ставят эксперименты над поселенцами? Или где-то притаилась государственная служба безопасности, и им надо сохранить данные о шахте и скважине? Мы же просто топливо качаем, боже! Мы просто шахтеры!

— Вот именно.

— Что?

— Это все, что ты знаешь о себе. Поройся в памяти. Есть там что-то яркое? Настоящее?

Но Уну занимала другая мысль.

— А где мертвый Петя? Который обварился?

Том, готовый уже нажать на кнопку, обернулся к ней.

— Да. Будь у меня его труп, это бы помогло. Но он пропал.

— Как пропал?!

— А как у тебя родинки скачут слева направо? А у меня? Понятия не имею.

Он отвернулся, предоставив ей сверлить его затылок взглядом.

Том увидел, как вернулся мертвый Петя, а его труп исчез. Том заметил, что члены экипажа отличаются как оригинал и отражение. Он провел внизу больше пятисот дней.

Это он рехнулся. Не она.

Он, может, быть все выдумал. На тогда, как объяснить второго Тома?

Уна развернулась к пульту связи.

— База? — нажав кнопку, позвала она.

— Ты что делаешь? — Том схватил ее за запястья и дернул на себя.

— Хочу проверить, что я не сумасшедшая.

В динамике захрипело.

«Уна? Ты в Лифте? Ты улетаешь?»

Прямо у нее на глазах ее Том побелел, а у нее самой волоски на затылке встали дыбом.

«Что случилось? Прием.»

— Мать твою, — прошептал Том.

Уна вырвала руку.

— Твоя взяла. Летим.

Они сели в кресла и пристегнулись. Лифт уже трясло, шкалы на датчиках поползли вверх. Но прежде Уна взяла Тома за ворот комбинезона и подтянула к себе.

Уна прижалась губами к его, втянув запах его кожи, чтобы запомнить. В этот же момент из подголовников кресел выскочила иглы. Тонкие и длинные. Послышалось шипение и Уну с Томом облило пахучей прозрачной жидкостью. Они замерли.

Включился автопилот. Лифт пришел в движение, иллюминаторы потемнели. Том и Уна по-прежнему сидели, подавшись друг к другу, она чувствовала, как его шершавые пальцы ищут что-то у нее на затылке.

— У тебя тут припухлость, — прохрипел он.

Они повернули головы к мониторам. Датчик, который должен был отмерять высоту показал отрицательное значение.

Они не поднимались в космос. Они спускались под землю.

***

В тоннеле царил сумрак, пахло пылью и плесенью. В аварийных огнях Лифта можно было разглядеть монорельс, всего три линии, и на одной — вагонетка. Том спустился по ступеням и заглянул в нее, затем провел ладонью по борту. Растирая пальцем на ладони что-то черное, он поднес руку к носу и резко одернул.

— Что это? — Уна сделала осторожный шаг.

Он бросил на нее настороженный взгляд.

— Пойдем пешком? Лучше не привлекать внимания.

Но в глубине тоннеля послышался отдаленный грохот. Уна быстро сбежала с платформы, и они вдвоем спрятались у стены в стени.

Шум нарастал, некоторые лампы замигали, но не включились. Наконец по стене появилась тень, она увеличивалась по мере приближения, в ее силуэте невозможно было увидеть хоть что-то знакомое. Уна прижалась к тому, когда монорельс напротив загудел.

Устройство остановилось. От него отделилось другое поменьше, с несколькими манипуляторами, поднялось по линии и скрылось в Лифте. Мгновение спустя оно вернулось, пристыковалось к большому. Загудел мотор. Устройство уехало.

— Что это такое? — прошептала Уна. Собственный голос словно принадлежал кому-то другому.

— Идем.

Лампы на всем протяжении светили точечно. Том предположил, что менять их некому, это очевидно.

В конце они вышли к открытым воротам. Холодный воздух и сырой дал понять, что помещение внутри большое. Лучи фонариков выхватывали машины, погрузчики, оборудование, смутно знакомое Уне.

— Это ангар запасного оборудования, что ли?

На звук ее голоса впереди вспыхнули длинные лампы, и догадка Уны подтвердилась. Монорельсы здесь разветвлялись. Левый уходил к холодильнику, правый в дверь с подписью «Операторская», впереди ждал «Блок 1».

Том подался влево, Уна его одернула.

— Зачем? Ты что проголодался? Думаешь там продукты хранят?

— Запасы-то нам отсюда доставляют, так что да.

«Блок 1» стоял не запертым. Когда дверь за спиной хлопнула, зажегся свет. Внутри рядами стояли кресла. Пол под уклоном вел к сцене. Пыль толстым слоем лежала на спинках и на плитке на полу, кое-где свернувшись в комочки. Том стал спускаться, из-под его ног взмывали серые облачка. Уна следовала чуть поодаль, чтобы не вдыхать.

На трибуне стояла консоль. Том занес над ней руку, но Уна схватила его за запястье.

— Не надо.

— Здесь никого нет. И не было уже очень давно. А те, кто меняет нас… — Он сделал паузу. — им придется все объяснить.

Он нажал на кнопку. Программа запустилась, где-то за огромным во всю стену длиной и до потолка экраном что-то зажужжало. По рельсу над головам выехал аппарат, включился. Светящаяся голограмма выстроилась в фигуру светловолосой женщины в белом халате. Они видели ее сбоку, как плоскость. Уна обошла и замерла.

Она смотрела на саму себя только гораздо старше.

Том нажал во второй раз, и голограмма ожила. Ожил и экран.

«Добро пожаловать на презентацию проекта „Рассвет“.

Уна отшатнулась в ужасе, глядя на то как ее собственный рот в окружении сети морщин открывается в такт доносящемуся со всех сторон ее — Уны — голоса.

«Перезапуск проекта „Бурение“ для новых нужд дарит человечеству надежду. Перепрофилирование рабочих клонов пройдет быстро и эффективно.»

Старая Уна вдруг застыла с открытым ртом и прикрытыми веками, не успев моргнуть.

— Что она сказала? — спросил Том. — Рабочие клоны? Бурение? Это про нас?

— Включи.

«Десяток организованных пар произведут десять детей, которые будут являться друг другу по сути братьями и сестрами близнецами. При должной терапии яйцеклетку можно будет разделить на этапе деления и получить двойной плод все по тому же принципу зеркальных близнецов, использованному при создании рабочих клонов.

Вторая пара произведет свое потомство. Смешение потомства двух пар обеспечивает генетическое разнообразие в третьем поколении. После чего можно будет перетасовать близнецов по базам для выведения четвертого поколения.»

Уна прошла сквозь голограмму, чтобы видеть презентацию на экране.

Станций, подобных «Рассвету» было около сотни. На каждой по две пары клонов. Анимация повторяла слова голограммы.

«Лекарственная терапия ускорит процесс полового созревания. В итоге оно займет четыре месяца.»

Таблетки не подавляли либидо. Они его разгоняли.

Уна переглянулась с Томом.

«Таким образом после запуска мы получим второе поколение всего через 13 месяцев. Дальнейшее использование технологии предполагает клонирование заказчика. Клоны станут родителями, обойдя последствия эпидемии вируса ДиЭр Вэ 16».

— Они разводили нас здесь как тягловых лошадей. — Голос Тома заставил Уну вздрогнуть. — Сначала мы бурили скважины, а потом должны были перейти на возобновление рабочей силы через инбридинг. Крутой план. Хотел бы я посмотреть в глаза самому себе и спросить — доволен ли я результатом.

Уна отступила на шаг от экрана, ощущая, как только что выстроенная картина реальности снова дает трещину.

— Стой… Тут что-то не так. Десяток пар. А нас здесь всего двое. И где… — её голос сорвался в шепот, — где обещанные дети?

Том не успел ответить. Наверху открылись двери. На пороге возник силуэт человека, но это был не человек.

Андроид двумя светящимися лампочками на белом пластиковом лице некоторое время сканировал их. Затем заскрежетал ржавым динамиком:

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

Том, перехватив фонарик, как дубинку, направился к андроиду. Уна обернулась напоследок.

«Нейро оттиск и внедрение воспоминаний позволяет создать у клона иллюзию жизненного опыта. Это благотворно сказывается на его функциональности».

***

Они встали в двух шагах от андроида. Тот приоткрыл дверь.

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

Затем развернулся с механической плавностью робота-уборщика и вышел.

— Ну что? Пойдем посмотрим, куда он нас зовет? — Том выглянул в ангар.

Когда они вышли, андроид скрылся за дверями в «Операторскую».

Помещение начиналось ярко освещенной комнатой. Именно ощущение чистой стерильной белизны сохранилось о космической станции в памяти Уны. Может, на подобном космическом челноке их и привезли сюда?

Капсулы стояли рядком у стены. Здесь в капсуле спал Петя. Наоки не было. Был тут и медицинский отсек с кушетками, ширмами и аппаратурой для УЗИ.

Следуя за машиной, они оказались в огромном ангаре. За двумя рядам столов и компьютеров когда-то работали люди. Андроидов здесь было больше, некоторые явно давно сдохли. Андроид, нашедший их в зале, при ближайшем рассмотрении оказался покрыт бурой грязью. Том провел ладонью по его нагруднику, а тот следил лампочками-камерами. Внезапно в углу зашевелился другой, камеры в его голове сфокусировались на Уне.

— По луй ста. Пр те в кр к сулы, — прохрипел он.

Уна прошла к центральному столу. На большой панели справа на стене висело табло с номерами и лампочками, всего около сотни, но горлеи зеленым штук десять.

Это базы, — догадалась Уна.

Несмотря на запустение система все же имела бесперебойный источник питания. Оборудование, андроиды. Автоматизированное производство. Базы, о которых она ничего не знала.

Стул на колесиках скрипнул и просел, потому что одно колесико отвалилось под весом Уны. Компьютер натужно загудел. Уна смахнула слой пыль с экрана и клавиатуры. На мониторе она нашла всего один ярлык и запустила его.

Перед ней возникла схема «Рассвета» — не базы, а всего проекта. Десятки блоков, подобных их, уходили вглубь скалы. И на схеме почти все они горели красным. «СТАТУС: ПРЕРВАНО. ПОПУЛЯЦИЯ: 0. ЦИКЛ: ФИНАЛЬНЫЙ».

Том что-то сказал, но она не услышала, занятая чтением файла. А она листала отчеты, и ужас понимания высасывал из нее остатки надежды.

Она нашла в журнале записи: «Цикл 247. Инъекция ностальгии. Загрузка пакета „Воспоминание_Мать_Уна_05“. Отклик: положительный. Уровень меланхолии в норме». Всё её горе, вся тоска по дому… были бутафорскими декорациями, которые включали и выключали по расписанию».

«Протокол_Соитие_Уна_Том_Цикл_3». Там были графики их гормонов, расшифровка их ночного разговора, тепловая карта их тел в постели. И пометка: «Попытка № 3. Физиологическая совместимость: 97%. Вероятность зачатия: 4%. Рекомендация: усилить эмоциональную привязанность через имплантацию ложного воспоминания о совместном спасении во время шторма».

На базе женский клон беременел и возвращался сюда, вниз. Если беременность не развивалась или оказывалась дефектной, клонов устраняли.

— Том, посмотри.

Он не ответил.

— Том! — обернулась Уна.

Она осталась одна. Только андроид стоял рядом.

— По луй ста. Пр те в кр к сулы.

Подскочив с места, Уна побежала из зала через стерильный белый бокс в ангар.

Том открывал дверь в холодильник, за его спиной стоял андроид в бурых пятнах. Миг и Том протиснулся в щель. Уна уже догадалась, что там.

Тоннель уходил далеко и глубоко. Ряды холодильников с замороженными клонами стояли один на другом. Слева «Пара А», справа — «Том и Уна». Холодильники в верхнем ряду, подписанные «Рабочая партия» пустовал. Андроиды в «Холодильнике» при их появлении зашевелились. Теперь уже трое одновременно сказали:

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

Том стер пыль с ближнего холодильника.

— Наверное, мы и вырыли все эти шахты. Сами для себя. — Он резко обернулся, окидывая взглядом хранилище. — Как она сказала? Зеркальные близнецы?

Уна подошла к поручням и глянула вниз, ожидая увидеть замороженных детей, но напрасно.

— Однояйцевые близнецы с асимметричными чертами на противоположных сторонах тела, — проговорила Уна в темноту. Это знание до сих пор лежало во тьме сознания, как все эти холодильники там внизу. — Я вспомнила. Петя до смерти ел правой рукой.

Том, взяв ее за плечо, развернул к себе. Растирая щеки большими пальцами, он прижался к ее лбу.

— Это не важно, слышишь? Не плач. Ты все еще ты. И я… я люблю Уну. Вот и все.

— Я ничего не чувствую, — шепотом ответила она.

Внезапно андроид резко пришел в движение. В ангаре грохотало. Выйдя, они увидели, что по центральному монорельсу приехала вагонетка. Другой Том выпрыгнул из нее и уставился на них с открытым ртом. Он дышал глубоко и часто, взглядом перебегая с лица Уны на Тома, потом на андроида и обратно.

— Что за?..

***

И в этот миг застывший рядом с ними андроид, покрытый бурой грязью, внезапно ожил. Механическая рука с железной хваткой впилась в плечо Тома.

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

— Отпусти! — Том попытался вырваться.

— Что происходит? — одновременно крикнул клон.

Из распахнутых дверей «Операторской» и из «Холодильника» вышли остальные. Их безликие «лица» повернулись к Тому с базы, который замер в двух шагах от вагонетки, не понимая, куда бежать.

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

— Господи, — вырывался Том. — Похоже до них дошло, что с нами надо что-то делать. Уна, помоги!

Уна взглядом уже искала по сторонам, выискивая хоть что-то. В углу, среди хлама, валялся обломок металлической трубы. Она подхватила его и изо всех сил ударила по механической руке, держащей Тома.

Грохот металла оглушительно разнесся эхом в ангаре. Удар пришелся впустую — на корпусе андроида не осталось даже царапины. Он даже не повернул к ней «голову», продолжая удерживать Тома, в то время как остальные быстрыми, роботизированными шагами двинулись ко второму Тому.

— Пожалуйста. Пройдите в криокапсулы.

— Мать твою! — вскинулся Том с базы. — Что это все значит?

Паника, острая и слепая, поднялась в горле. Уна обернулась — андроиды обступали ее, приказывая вернуться в криокапсулу.

Том с базы сбросил оцепенение и подбежал. Вдвоем с Уной они попытались вырвать из его хватки Тома. Но тут же у обоих появилось по личному андроиду.

Механическая рука вцепилась Уне в волосы. Она выгнулась, крича от боли. Удар под колени, и она рухнула. Ее потащили как мешок с удобрениями. Обоих Томов следом.

Она не видела, что конкретно случилось в «светлой комнате», потому что андроид пытался затолкать ее в капсулу лицом к стенке. И вдруг ее отпустил.

Том корчился на полу, зажимая шею руками. Кровь хлестала, заливая комбинезон и белый пол. Второй Том забился в угол, прижимая руки к животу. Только одна мысль забилась внутри: «пусть второй будет мой».

Андроиды замерли, датчики замигали. От очередной просьбы пройти в капсулу, Уна едва не заорала.

Наконец, Том умер.

Двое подошли, подхватили труп и потащили в операторскую. Она поползла следом. Слева открылась незамеченная ими ранее дверь, и на Уну дохнуло смрадом — сладковатым и тяжелым запахом смерти и варёного мяса. За пластиковыми полосками включился свет, заработало оборудование.

Уна на четвереньках подползла и отодвинула шторку. Это был цех. Другого слова она не нашла. Грязный, вонючий. С подвесным конвейером с крюками. Тут стояли машины для варки и запайки консервов. На залитом кровью лежал знакомый предмет — Уна узнала свою пропавшую кепку и ее вырвало.

Андроиды уложили Тома на стол. Один из них ножницами принялся разрезать комбинезон. Треск ткани, рвущейся по шву, заставил ее зажать уши ладонями, но и смрад терпеть не было сил. Она зажала рот и нос, сдавленно всхлипывая. Слезы потекли по щекам. Прикосновение ладони к плечу заставило её вскрикнуть.

— Это я, — сказал Том.

На труп уже надели подобие шлема. Сканер прошелся над лицом, снимая нейронный оттиск. Включился конвейер. Андроид-мясник снял шлем, поднял труп и повесил на крюк.

Том оттащил ее прочь.

— Они скопировали его воспоминания? — Его дыхание вырывалось из легких с булькающим хрипом.

— Да. Сняли нейронный оттиск. Теперь у них есть твой «слепок». Точнее старая копия. — От вони собственной рвоты, ее опять замутило. — Последняя версия. Ты не умер, копировать было некого. Вот почему ты новый все забыл.

Том затравленно посмотрел на андроидов, камеры-лампочки которых светились в полумраке офиса.

— Уна, послушай, посмотри на меня. — Том показал ей свой бок — андроид все же успел его задеть. Из разреза сочилась темная, почти черная кровь. — Кровь из кишок, — прохрипел он. — У меня часа два. Отведи меня к капсуле для крио. А потом найди, как связаться с внешним миром. Должен же быть кто-то.

Уна, с трудом переводя дыхание, смотрела на него сквозь слезы. Она подползла к нему и обняла за шею. Рыдания вырвались гортанным ревом.

— Нет внешнего мира, Том, — сказала она, отвернувшись. — Никого нет. Только голограмма и файлы в компьютере.

— Ты о чем?

— У них ничего не получилось. Клоны рожали уродов. Проект свернули, оставив одну пару на зачатие и для попытки всё исправить. Они поместили нас в циклы, сделав календарь лунным и загружая нейронный оттиск последней стабильной модели. Это не другая планета.

Она всхлипнула, давя новый позыв сжавшегося желудка.

— Это Земля. Они думали, мы восстановим популяцию после эпидемии. Но людей… людей больше нет.

Том молча вглядывался в ее лицо, осмысливая. Мир, ради которого он терпел, сходил с ума и боролся, рассыпался в прах.

Он посмотрел на рану, на руки, прижал их посильнее.

— Я понял. Тогда… Сотри его. И загрузи меня. Я не хочу, чтобы тот, кто будет с тобой, был пустым местом. Я хочу, чтобы он ценил тебя так же, как я. Я не хочу исчезнуть полностью. Если он будет помнить — значит, часть меня будет жить. и у меня наконец будешь ты.

— Зачем? — голос ее сорвался. Мозг звенел. Еще чуть-чуть — и она рехнется. — Ты хочешь, чтобы он это знал?! Чтобы помнил? Это невыносимо!

Он провел пальцами по ее щеке, оставляя влажный след, пахший железом.

— Потому что с ним будешь ты. — Он сжал ее руку с последними силами. — И мы уже не будем тратить время зря.

Его отчаянные попытки докричаться до нее, его боль, когда он понимал, что теряет ее с каждой сменой. Это была не программа, это была его личная боль. Причина бороться. Он был настоящим в своем безумии. Настоящим в своей боли. И она хотела, чтобы тот, кто придет, был таким же.

Слезы высохли. Мысль о том, чтобы стереть один оттиск и загрузить другой, уже не казалась ей безумием. Наоборот, это была единственная логичная вещь в этом рассыпавшемся мире. Безумием было верить, что утренний кофе имеет вкус, что воспоминания принадлежат тебе, и что твое тело — это твое тело. Манипулирование чужими душами оказалось простой инженерной задачей. И от этой простоты ей стало еще страшнее.

Она кивнула.

В операторской она нашла терминал.

Оттиск «Том_Актуальный» висел в очереди на загрузку. Рядом — «Уна_Базовый». Она стерла оба. родинка у нее под грудью, и его на щеке теперь должны стать точками в этой истории. Взяла оттиск из своей собственной памяти, с болью, паранойей и прозрением последних часов, и загрузила его вместо «Уны». Потом сделала то же самое с оттиском умирающего Тома, который держал ее за руку и просил не тратить время зря.

Она вернулась на базу и стала ждать. За окном выл ветер, песок шуршал по окну, царапал стекло, оставляя на память тонкие следы.

Уна листала проектную документацию проекта. «От активации криокапсулы до полной интеграции памяти и доставки на базу — стандартные шесть часов». Ровно столько заняло у Наоки в прошлый раз. Каждая минута этих шести часов была пыткой. На триста пятидесятой минуте, за полчаса до расчётного времени, в шлюзе раздался вызов

Голос в динамике был знакомым, но в нем теперь читалась усталая ясность.

— Уна, это я. Открой.