Старая церковь.

День выдался пасмурным, дождливым. Почтовая карета остановилась на краю небольшой площади с чумным столбом в центре. У бакалейной лавки стояло двое встречающих – староста деревни и немолодая, но бойкая на вид женщина. Кеннет позволил себе несколько секунд поразглядывать эту пару прежде, чем вышел наружу. Кучер уже снимал его багаж и перетаскивал на небольшой участок сухой земли под навесом.

– Благодарю, – Кеннет вежливо улыбнулся кучеру и протянул мелкую монету. Тот что-то пробормотал, но деньги взял.

– Да не стоило, – к Кеннету уже спешил староста деревни, протягивая пухлую руку для пожатия. – Я так рад, что вы прибыли, падре. После смерти старого Вилли, мы и не ждали так скоро. Ох, отца Вильгельма, конечно. В нашу дыру желающих-то немного.

– Деревня большая, насколько могу судить, зажиточная, – дипломатично возразил Кеннет, пожимая протянутую руку. Женщина тоже подошла. Она, в отличие от старосты, была худой, словно высохшей.

– Так-то оно так, – виновато улыбнулся староста, нервно поглядывая по сторонам, словно боялся, что их подслушают. – Да только до города далековато. Ферм вокруг хватает, ярмарки два раза в год. Закупщики приезжают. От того и богатая деревня-то, большая, да. Но до города далеко. Никому не нравится такое. Вот и не едут.

– Меня всё устраивает, – улыбнулся Кеннет. Сейчас ему хотелось именно этого: сельской жизни, чистого воздуха и покоя.

– Это Хлоя, она тут всех знает, поможет обустроиться, – представил женщину староста. Кеннет кивнул, заметив, что своего имени староста не назвал, видимо, привык, что его и так знают. Не сказал он и того, кем является эта Хлоя.

– Ваша церковь стоит на главной улице, – Хлоя поджала губы, словно строгая учительница, заметившая помарку в тетради ученика. Потом окинула взглядом улицу, махнула рукой, подзывая проходивших мимо парней. – Берн, Джон, возьмите вещи пастора и отнесите к его новому дому. Он займёт домик преподобного Вильгельма.

Те покорно кивнули, хотя вид у них был понурый – Хлоя явно оторвала их от своих дел. Кеннет подумал было возразить, но одного взгляда на холодное строгое лицо женщины хватило, чтобы передумать.

Идти оказалось не так далеко, церковь располагалась всего в пятнадцати минутах ходьбы и была совсем новой: побелка не успела пожелтеть и потрескаться, окна сияли чистотой, порожек ещё не приобрёл характерной стёсанности от прикосновений сотен ног. Хлоя повела Кеннета и носильщиков к небольшому пасторскому домику сбоку от церкви. Тот тоже был совсем новым, уютным на вид. Его окружал палисадник, сейчас пустой и покрытый грязью. Кеннет пообещал себе засеять его по весне цветами. За семенами даже можно было выбраться в город.

– Достаточно, благодарю, – Кеннет тепло улыбнулся парням, когда они втащили его чемоданы в прихожую. – Мне нужно осмотреться, разложить вещи.

– Разумеется. Я живу через три дома, приходите, если что-то потребуется, – чуть менее строго произнесла Хлоя. – Дом с голубыми ставнями, не пропустите. Там такой один.

Кенет кивнул, про себя думая, что старейшина исчез как-то очень уж быстро. Впрочем, его это заботило мало. Дом оказался чистым, подготовленным к его приезду. Кто-то даже позаботился забить шкафчики и лари запасами на зиму – мукой, консервами, сушёными яблоками и вялёным мясом. Всё простое и явно местное, на первое время должно было хватить. Нашлись даже чай и сахар, а в подполе – мешки с картофелем и морковью. На обеденном столе лежали документы. Кеннет бегло просмотрел их и кивнул. Дела у прихода шли весьма неплохо, проблем возникнуть не должно было. Преподобный Вильгельм относился к своей работе ответственно, всё фиксировал на бумаге, за что его можно было только благодарить. Кеннет пообещал себе помолиться за душу прошлого священника отдельно.

Он уже собирался убрать документы в конверт и отнести в спальню, когда на стол выпала сложенная пополам бумага. Кенет развернул лист и быстро прочитал, потом ещё раз – уже медленно и вдумчиво. Это было заключение коронера о смерти отца Вильгельма. Нашли его здесь, в этом доме. Приходящая помощница по хозяйству зашла, чтобы убраться, как всегда делала, и нашла священника мёртвым. По её словам, он был в уличной одежде, обувь была покрыта грязью. Кеннет кивнул своим мыслям, сейчас был самый конец осени, не удивительно, что ботинки отца Вильгельма были покрыты грязью. Её можно было найти даже в палисаднике рядом с домом. Но вот приписка коронера удивляла: «кажется, старика кто-то напугал до смерти». Кенет перечитал ещё раз. Причиной смерти стоял обширный инфаркт, его легко было списать на возраст. И, скорее всего, так и сделали. Никто не пожелал выяснять, чего так испугался пожилой священник. Это могла быть и птица, ударившаяся в окно, и громкий раскат грома. Кеннет решил не забивать себе голову и убрал отчёт в конверт. Лишь два вопроса не давали ему покоя: что же напугало его предшественника, и кто и зачем положил отчёт коронера в конверт, предназначавшийся ему. Этот кто-то хотел предостеречь его? Но от чего? Два вопроса плодили ещё дюжину, и Кеннет решительно отбросил все мысли о странной приписке. Сейчас у него хватало иных забот.

До самого вечера Кеннет разбирал вещи, осматривал дом и составлял списки того, что ему предстояло в нём поменять и купить. Отец Вильгельм всё держал в образцовом порядке, придраться было не к чему, но Кеннет всё равно хотел изменить это место под себя. Домик при церкви должен был надолго стать ему домом. Ближе к вечеру он решил осмотреть вверенное ему хозяйство. Церквушка оказалась небольшой, но чистой и уютной. В ней было всё, что необходимо. Кто-то позаботился о том, чтобы свечей и лампадного масла было вдосталь, и убрался в самой церкви.

За последующие несколько дней Кеннет познакомился с несколькими важными людьми. С Агатой, помогавшей отцу Вильгельму вести хозяйство – она согласилась помогать и ему и даже приходить убираться в дом. С Петером, с которым предшественник Кеннета заключил договор о ремонте крыши и даже оплатил задаток. С садовником Аланом и ещё полудюжиной человек, у которых Вильгельм запасался продуктами и всем необходимым. Деревня была хоть и большой, но каждый здесь знал каждого. И за редким исключением все местные ходили на службы.

Погода совсем испортилась, по воскресеньям с утра людей стало приходить меньше. Не все готовы были идти на службу по слякоти под ледяным дождём. Кого-то Кеннет навещал сам, чтобы поговорить и проявить участие. Кто-то добирался до церкви позже, ближе к обеду. Одна пожилая дама завела привычку откупаться за вечные опоздания свежей выпечкой. Сначала Кеннет старался объяснить ей, что всё это не обязательно, а потом сдался.

Дни тянулись своей чередой, его быстро начали узнавать на улицах и здороваться. Из настороженного в самом начале отношения – как и всегда в удалённых деревнях, его считали чужаком – местные быстро перешли к покровительственному дружелюбию. Сложнее было с фермерами, к ним всё труднее было добираться, а они приезжали в деревню лишь изредка и чаще вызывали к себе. Зато и не отпускали с пустыми руками.

Через месяц лёг первый снег, быстро превратившийся в серую грязь. В это же время в доме Кеннета появилась новая обитательница. Чёрная кошка пришла к нему сама, расположилась на кухне, точно всегда жила здесь, и начала вылизываться. Кеннет спросил у Хлои, чья она, но женщина только покачала головой. Такой она ни у кого не видела. Кеннет решил оставить кошку себе. С ней не так одиноко было холодными вечерами, да и выслушивала тексты проповедей она с неизменным интересом.

В церкви дела тоже шли хорошо, после каждой службы к нему выстраивалась небольшая очередь из желающих исповедаться. Особенно усердствовали молодые девицы, хотя они даже не успевали накопить прегрешений и рассказывали о любой мелочи вроде недоброй мысли. Проповеди чаще всего удавались, Кеннет видел отклик в глазах прихожан, и это его радовало. У него появилась привычка рассказывать кошке о том, как прошёл его день, та неизменно слушала его внимательно, не отвлекаясь на обычные кошачьи дела.

В доме Кеннет обжился быстро, кое-что переделал, обновил мебель и посуду. К тому времени, как окончательно лёг снег, он уже вполне мог считать дом своим. Единственным, что ещё требовало разбора, была обширная библиотека отца Вильгельма. Небольшая комната на втором этаже была забита шкафами, где вперемешку стояли богословские трактаты, которые прежний хозяин явно использовал в своих проповедях – Кеннет находил в них множество закладок и даже подчёркнутых фраз – журналы по садоводству, приключенческие романы и сомнительные книжки про всякую чертовщину.

В один снежный и морозный день Кеннет решил разобрать, наконец, эти богатства. Одна из его прихожанок, миссис Луиза, как раз собирала вещи для благотворительного вечера среди зажиточных селян в пользу неимущих и многодетных. Она считала себя чем-то вроде местной аристократки – её семья жила в деревне испокон веков – и старалась вести себя соответственно. Кеннет решил отдать ей все лишние книги. Одних библий у Вильгельма было с полдюжины.

Кошка взялась активно помогать, запрыгивая на полки и скидывая с них книги и журналы. Причём выбирала всегда такие, которые могли заинтересовать Кеннета. Пятая находка кошки оказалась старой бухгалтерской книгой, невесть как затесавшейся среди научно-богословских трудов. Кеннет поднял её и пролистал, сверяя с тем, что знал о своём приходе.

– Это ещё что такое? – Кеннет с удивлением посмотрел на запись, согласно которой в его ведении находилось две церкви. В подшитом документе указывалось, что староста обязался выделить средства на ремонт старой и новой церкви. – Дай-ка.

Ему как раз недавно попадалась карта окрестностей, которую молодой священник собирался изучить на досуге. Поиски не заняли много времени, старая церковь нашлась почти сразу. Она стояла на отшибе, за пределами деревни посреди кладбища. Причём Кеннет хорошо знал, что сейчас хоронят на другом. Ему уже пришлось отпевать старую миссис Бёрд.

– Подожди, – Кеннет отмахнулся от нырнувшей ему под руку кошки.

Скатав карту и захватив бухгалтерскую книгу, он направился вниз. Быстро одевшись и закутавшись в шарф по самый нос, он вышел из дома и направился к Хлое. Она знала всё и обо всём в этой деревне и вполне могла ответить, почему в документах, оставленных ему, не было ничего про старую церковь. Почему за всё время никто не сказал про неё и не спросил, например, будет ли он её восстанавливать. Хлоя открыла дверь на второй стук, от неё пахло мылом, рукава её платья были закатаны до самых локтей.

– Чем могу помочь, святой отец, – несколько прохладно поинтересовалась она.

– Я случайно узнал, что в деревне есть вторая церковь у старого кладбища, – начал Кеннет.

– Забудьте о ней. И мой вам совет – держитесь подальше, – в голосе Хлои проскользнуло напряжение. – Нечисто там.

Именно этот ответ – «нечисто там» – Кеннет получил от Агаты, Петера, Алана, лавочников и прихожан, которых он расспрашивал. В сухом остатке удалось выяснить, что церковь действительно существовала, стояла посреди кладбища, которым не пользовались, хотя по расположению оно было даже удобнее, но не хоронили на нём уже очень давно. А вот причины назывались разные – кто-то говорил, что её просто надо ремонтировать, кто-то – что там завелась какая-то нечисть, а кто-то и вовсе поминал демонов. Сходились все только на том, что соваться туда не следует.

На первое время Кеннет решил с ними согласиться. И написать своему давнему другу и наставнику отцу Дугласу. Тот точно мог дать совет, как поступить в этом случае. Кеннет должен был хотя бы осмотреть вверенное ему имущество и, по возможности, вернуть церковь в строй. Нехорошо было оставлять святое место без надзора. Однако единодушие прихожан не могло не смущать.

До написания письма руки у Кеннета дошли только через три недели. Работы в церкви прибавилось, кроме того, прихожане стали чаще болеть из-за холодов и сырого снега, и к ним приходилось ходить на дом. Миссис Мерч едва ли не каждые три дня звала его, уверяя, что готова предстать перед Господом. Молодых девушек на проповеди стали провожать их хмурые братья и отцы, однако дела души их заботили мало, и это отвлекало. Один – мистер Хэмиш – даже попытался пристроиться рядом с исповедальней, пришлось напомнить о тайне исповеди. Кеннет понимал, что интересен девушкам только как новое лицо, и скоро всё это прекратится.

Всё же, выкроив один свободный вечер, он сел за письмо. Отец Дуглас отлично разбирался в юридических вопросах и потому мог посоветовать, что делать со старой церковью. Насчёт предостережений и слухов Кеннет тоже всё подробно расписал. Какой-то – самой суеверной – частью своего разума он подумал, что будет неплохо оставить самый подробный отчёт. Письмо он передал кучеру почтовой кареты, раз в неделю заезжавшей на площадь. Корреспонденцию тот забирал и отдавал редко, чаще всего выполнял небольшие заказы – что-то, что купить можно было только в ближайшем городе. Местные платили ему за услугу, пусть и совсем немного. Кучеру это был дополнительный приработок, местным – возможность разнообразить свою жизнь.

Успокоившись после отправки письма, Кеннет с удвоенной силой принялся за подготовку к рождественской проповеди. До неё было ещё далеко, но это должна была быть первая праздничная служба, и ему хотелось, чтобы она прошла идеально.

Именно из-за подготовки к проповеди Кеннет засиделся затемно в тот вечер. За окном всё было белым, последние дни снег валил, почти не переставая. Устав от сидения за книгами, молодой священник встал, подошёл к окну. В свете уличного факела он увидел распластавшуюся по снегу тёмную фигурку. Его кошка, которой он так и не придумал имени, куда-то бежала, утопая в сугробах.

– Куда? – на улице было уже очень холодно, да и кошка обычно не уходила на ночные прогулки. Кеннет кормил и гладил кошку, ей вовсе нечего было делать на улице в такую ночь.

Единственной причиной могло быть то, что её что-то напугало. Первым порывом было вернуться к работе. Кошка могла прийти домой к утру сама. Но Кеннету отчего-то стало тревожно, и потому он спустился на первый этаж, спешно оделся и вышел в ночь, чтобы вернуть кошку домой. Она могла потеряться и замёрзнуть, ему этого совершенно не хотелось. Кеннет привык к своей соседке. Да и в мыслях упрямо билось, что он должен идти за ней.

На улице было достаточно светло. В небе светила полная луна, алая из-за висящей воздухе дымки. Выглядело жутко, но Кеннет никогда не верил в приметы и суеверия. Он был достаточно хорошо образован, чтобы знать о причинах большинства из них. Здесь виновата была дымка, только и всего. Тем не менее, алый призрачный свет заливал заснеженные поля и раскрашивал в багровый цвет деревья ближайшего леса.

Кошка уверенно бежала вперёд через поле, как будто знала, куда именно ей надо. Кеннет вздохнул и пошёл за ней. Там, где лёгкое животное пробегало без труда, он проваливался до середины щиколотки и потому быстро выбился из сил. Несколько раз Кеннет думал повернуть обратно – ноги промокли, пару раз он успел упасть в снег – но каждый раз кошка мелькала впереди и совсем рядом. Он окликал её, злясь на себя, что не придумал короткого и хлёсткого имени.

Снег был свежим, до святого отца по нему никто не ходил. Вскоре Кеннет уже не смотрел по сторонам, глядя только вниз на цепочку из кошачьих следов. Все силы уходили на то, чтобы переставлять ноги и держать равновесие. Пока он не наткнулся на кованую ограду с парой каменных столбов. Кошка привела его к заброшенному кладбищу, в глубине которого виднелась старая церковь.

Ограда тянулась в обе стороны, ворота были распахнуты настежь. На ближайшем столбике рядом с воротами сидела чёрная кошка. Огромная алая луна висела в чернильном небе прямо за её спиной, образуя над ушастой головой подобие кровавого нимба. Кеннет мотнул головой, чтобы вытряхнуть из неё странные мысли, и заметил, что кошка смотрит прямо на него и взгляд у неё слишком осознанный и серьёзный для простой кошки.

– Просто кажется, – Кеннет нахмурился и побрёл к воротам по глубокому снегу. Забрать кошку и вернуться домой, в тепло, выпить подогретого молока – вот и всё, чего он хотел. А с церковью можно было разобраться и позже, при свете дня и после ответа от отца Дугласа.

Когда Кеннет уже поднял руку, чтобы снять кошку со столбика, он заметил, что окна заброшенной церкви освещены. На белый снег падал алый свет, и казалось, что всё вокруг церкви залито кровью. Нахмурившись, Кеннет опустил руку и направился к входу. В церкви никого не должно быть, но если там жгут костёр какие-то бродяги, он должен был знать. В крайнем случае, нуждающимся людям он мог предложить приют.

Дверь была не заперта, но и не распахнута настежь. Кеннету пришлось постараться, чтобы открыть её достаточно широко, чтобы протиснуться внутрь. Всё пространство небольшой церкви заливал алый свет. Казалось, что и внутри всё покрывала кровь. Свет луны преломлялся в витражах и окрашивал пространство в жуткие цвета. В иные ночи здесь могло быть удивительно красиво, но именно сейчас церковь наводила ужас.

Кеннет огляделся – церковная утварь вся была на своих местах. Подсвечники, потиры, убранство алтаря – всё было на месте. За то время, которое церковь не использовалась, ценные вещи должны были пропасть. Да их просто должны были перенести в новую церковь!

Додумать мысль Кеннет не успел. Сбоку от алтаря открылась дверца, и из неё вышел человек в одеянии священника. Он прошёл к алтарю, повернулся спиной к скамейкам и начал читать торжественным голосом. Кеннет хотел было окликнуть его, сказать, что не знал, что церковь действует, но слова застряли в горле. Читал странный священник не на латыни, и от звуков этого неизвестного языка Кеннета пробирал ужас. Каждое слово отдавалось короткой болью в висках, а инстинкты подсказывали не слушать.

По ноге мазнуло теплом, кошка обошла замершего Кеннета и встала перед ним, то ли защищая, то ли не пуская дальше. Под заунывный жуткий речитатив из той же двери к алтарю вышли три человека в странных балахонах, их лица были скрыты капюшонами, они странно горбились и несли в руках книгу, шкатулку и искривлённый нож. За ними следом шла женщина в тонком белом платье. Вся её фигура, казалось, светилась в кровавом мраке церкви. Кеннет сглотнул, то, что происходило перед его глазами, было похоже на некий ритуал, посвящение, но только совсем не христианское. В голове мелькнула мысль броситься вперёд, схватить женщину за руку и увести из этого страшного места. Спасти. Кеннет собрался было переступить через кошку и пойти к алтарю, как пушистая спутница повернула мордочку, посмотрела ему прямо в глаза и качнула головой.

Через миг женщина подошла к алтарю и повернулась к нему спиной, подняла голову. Вместо рта на её лице была огромная, заполненная зубами пасть, вместо глаз – два провала в первозданную бездну. Кеннет рефлекторно поднял руку к груди, сжал в пальцах крест. Слова молитвы в первый миг вспоминались с огромным трудом. Женщина подняла руку и указала на Кеннета. Кошка у его ног выгнула спину, вздыбила шерсть и зашипела. Кеннет молился, не останавливаясь ни на секунду. Ему едва хватало воздуха.

Бездна в глазах женщины вращалась, затягивала, сводила с ума. По стенам церкви текла густая, вязкая кровь, собираясь под лавками. Витражи пошли волнами, заколыхались, будто живые. Колонны пошли струпьями, на некоторых отросли щупальца, на других – моргающие глаза. Пол начал колыхаться. Пространство вокруг исказилось, растянулось. И запах, который не с чем было сравнить. Он одновременно походил на запах тины, сладковатую вонь разложения и что-то приторно-цветочное. Запах пропитывал всё, проникал в лёгкие, забивая их патокой.

Кеннет всё смотрел в бездну в глазах женщины и молился. Он с такой силой сжал крест, что поранил кожу на ладонях, и теперь кровь стекала по символу его веры. Женщина не шевелилась, но одного её взгляда, одного присутствия было достаточно, чтобы свести с ума. Кошка шипела, защищая своим крошечным тельцем забрёдшего не туда священника. Творящееся вокруг безумие всё нарастало, Кеннет едва мог осознавать новые изменения, искажения и метаморфозы. Запах стал сильнее, в нём появились оттенки горечи и дыма. Откуда-то раздался низкий гул, вибрировавший в костях. Когда он стал совсем невыносим, священник, до того стоявший у алтаря, повернулся лицом к Кеннету. Этого он уже выдержать не смог. Милосердное забытье накрыло его своим чёрным плащом. Кеннет соскользнул в обморок, оборвав молитву на полуслове.

Солнце светило ярко, день выдался тёплым для середины зимы. Чистое, но какое-то блёклое небо не было запятнано ни единым облачком. Снег скрипел под колёсами экипажа, который катился по деревенской улице. Остановился он ровно напротив церкви. Её двери были закрыты, чтобы не впускать внутрь морозный воздух. Из экипажа вышел пожилой священник. Кучер помог ему спуститься и остался стоять рядом с лошадьми.

Здесь священника никто не ждал, он не сообщил о своём приезде. Отец Дуглас несколько минут простоял неподвижно, разглядывая церковь, потом зашагал к небольшому домику сбоку от неё. В этом домике традиционно жил приходской священник и теперь его занимал протеже святого отца.

На стук никто не отозвался, однако дверь была не заперта, и отец Дуглас вошёл в дом. В прихожей тоже никого не было. Отец Дуглас нахмурился и окликнул Кеннета. Идти дальше без приглашения было не вежливо. Когда он уже решил поступиться правилами приличия, в глубине дома скрипнула дверь и послышались шаги.

Едва увидев молодого священника, Дуглас открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Всего несколько месяцев назад он благословил своего юного друга на службу в тихом и умиротворённом месте, а теперь перед ним стоял совершенно седой мужчина с потухшими, точно выгоревшими глазами. На отца Дугласа он смотрел без удивления, скорее с усталым упрёком.

– Кеннет, мальчик мой. Я приехал, чтобы рассказать о том, что узнал о старой церкви, – наконец смог заговорить Дуглас. Он подошёл к ученику и положил руки ему на плечи, вгляделся в поблёкшие глаза. – Но, вижу, ты успел там побывать.

Заслышав шорох, отец Дуглас обернулся. На тумбочке рядом с ним сидела и умывалась чёрная кошка. На священника она посмотрела с хитрым прищуром и продолжила своё занятие.

2 октября – 13 октября 2025 года, Воронеж.