Степь

– Зараза! – ругаюсь я и сам себя не слышу – выстрел винтовки оглушил. Но главное – зря потратил патрон. Выстрелил на движение, поворачиваю голову, а там – жук - броненосец размером с телёнка.

Впереди, метрах в пятидесяти, его тело – сплошной щит из отполированной хитиновой брони. Пуля срикошетила и отлетела. Спрыгиваю с Гарды, и рука опускается к поясной кобуре, скользит дальше – к рукояти длинного ножа. Тёплая рукоять привычно ложится в ладонь. Лезвие выходит из ножен с тихим шелестом.

Чувствую на себе его внимание – тяжёлое и враждебное. Он издаёт низкое, вибрирующее урчание – предупреждение.

– Слышал я твои предупреждения, – бормочу я себе под нос, медленно заходя ему сбоку.

Он не ждёт. С громким скрежетом его тело внезапно срывается с места. Это не бег – рывок бульдозера. Пыль клубится из-под лап. Он несётся на меня, и я чувствую, как земля мелко дрожит. Примитивно, но эффективно.

Я замираю, рассчитывая секунды. Его тень уже накрывает меня, пахнет перегретым хитином и смертью. В последний момент я делаю резкий шаг вправо, корпусом уходя с линии атаки. Мимо, с грохотом, проносится массивное тело, задевая мою пончо.

Пока он по инерции проезжает и пытается затормозить, я уже за его спиной. Два быстрых шага вперёд. Цель – сочленение передней лапы. Броня здесь тоньше. Вкладываю в удар вес всего тела.

Нож входит с глухим хрустом. Ощущение, что режешь проволоку. Тупой удар отдаёт в руку.

Жук взревел. Это не звук, а чистая вибрация, бьющая по ушам. Он дёргается, и я едва успеваю выдернуть клинок, отскакивая назад. Его повреждённая лапа беспомощно повисает. Он пытается развернуться, чтобы достать меня жвалами, но движение теперь неуклюжее, кособокое.

Я продолжаю двигаться, кружу вокруг него. Он хромает, волочит свою тушу, скрежещет от ярости. Его фасеточные глаза, тупые и блестящие, следят за мной.

– Успокойся уже, – говорю я ему. – Все уже решено.

Второй удар наношу, когда он снова пытается навалиться, но уже медленнее, отчаяннее. Цель – средняя лапа. Ещё один точный тычок, ещё один хруст. Теперь он серьёзно заваливается на бок, его лапы беспомощно скребут воздух и землю. Угроза превратилась в проблему.

Стою, перевожу дух. В ушах звенит от его визга. Достаю тонкий кинжал. Не для брони. Ищу... вот оно. Узкая щель между сегментами брони у основания головы. Маленькое, уязвимое пятно.

– И ведь никто не сказал: «Куда ты лезешь, старик? Ну зачем тебе это нужно, охотник, блин, на монстров». – Я усмехнулся и похлопал ладонью по крупу подошедшей Гарды, моего боевого единорога. – Пройдусь пешком. Гарда, – я бросил взгляд на жука, – для меня тут ценности – ноль.

Снял пончо, перекинул его через седло. Проверил ружье, пистолет, нож. Поправил и перевязал шнурки ботинок и пошёл вперёд.

– Люблю ходить пешком. Ну ты знаешь… Да, ты же знаешь. Ты знаешь меня лучше меня. – Я шёл впереди и говорил. – А все почему? Нет больше в людях той искренней… чего? Да! Свободы и жизни. Вот как в Декран все сдохли, все и закончилось.

– Та-ак, и чего мы здесь забыли? А... а! Город! Гарда! Это город!

Серое пятно развалин, окружённое зеленью степи, раскинулось широкой кляксой.

– Были времена! Кто бы мог подумать, а? – Я повернулся к Гарде. – А! – махнул рукой. – Что ты можешь понимать! Я был ведущим оператором АМП. Три часа в сфере – час отдыха, три часа в сфере – час отдыха. Красота. Ну и на сон, конечно, восемь часов. А, ничего ты не понимаешь. Никто не понимает. В Декран сферы взорвались, от миллионов остались единицы. Сдохли все. Хм, ирония. Все сдохли, а я стал молодым, второй шанс, так сказать. Только кому он тут нужен?

И чего, думаешь? Да, весь мир сдох, а не я. Нет, ну ты представь, и после такой карьеры – мы с тобой охотники на монстров. Я охотник, а ты мой единорог.

Единорог Гарда всхрапнула.

– Да, да, признаю. Ты единственный двурогий единорог. Да, поэтому другие единороги тебе завидуют. Хм, ну, может, и нет. Может, вам, единорогам, по фигу на рога. Как и на то, что раньше это назывались носорогом, а конкретно ты – шерстистый носорог. Вот, а теперь представь: из кресла оператора АМП – в седло носорога, охотником на монстров. – Я махнул рукой и пошёл дальше.

А двурогий единорог – шерстистый носорог Гарда, – покачав башкой на толстой шее, побрела вслед, тихонько пережевывая клок травы.

Мы шли молча. Я выговорился, а единорог от природы молчалив.

Через час остановились и осмотрелись по сторонам. Широкополая, с загибами по бокам шляпа укрывала глаза от солнца. Присел – стал разглядывать траву.

Несмотря на все высказанное ранее, я любил то, чем сейчас занимаюсь, – выслеживать монстров.

Вот то, что сейчас все плохо, а раньше трава была вкуснее, я говорил много и часто во всех кабаках – за это злословие сданные мной монстры стоили чуть меньше.

– Но ведь это правда, – возмущался я, когда мне говорили об этом те, кто считал меня своим другом.

– Ну правда, а чего орать то об этом? – спрашивал владелец кабака Джон.

И я, конечно, отвечал:

– Слепцы совсем исчезли лет двадцать как, на востоке – некроманты, а люди опять начали врать и воровать!

– Ну ты то не врёшь никогда, – ехидно замечал Джон.

– Никогда! – возмущенно взрывался я, но смолкал, осознавая, что моё ворчание можно слегка принять за неправду.

В общем, после этого я обычно молчал полчаса, час. Это и к лучшему, чтобы не зацепиться языками с кем-то ещё. Еще я молчал о своей способности – твердая кожа. Не всякий нож проткнёт мою тушку, но главное – другое: там, где все найдут только кучку навоза, я найду что-то полезное и обязательно продам.

Сейчас я разглядывал траву. Она почти не отличалась. Вот это «почти». Из-за этого «почти» я и был одним из лучших. Так говорила Настасья, шикарной души человек и оператор ЦУПа.

Собрав траву, понюхал:

– Хм, костяной медведь, тяжёлый. Откуда ему тут взяться? Стоит копейки. Одно хорошо – не надо всю тушу тащить на базу, только башку и лапы.

Гарда подошла, понюхала траву, вырвала клок, зажевала.

– Да, я тоже так думаю – бегать день, а смысла – на копейки. Лень! – Я шумно выдохнул. – Да, прибыли мало, но идти придется – работа такая.

Я подошёл к флегматично жующей Гарде, достал ружье, отодвинул рычажок, переломил его, достал боевую пулю и вставил транквилизатор.

– Прости, Гарда, но мы им всю тушу притащим, пускай повозятся. Ну и целая – это все же рубль, а не восемьдесят копеек. Это я тебе столько капусты куплю – за день не съешь, а себе шнурки новые.

На капусту Гарда отреагировала, как ожидалось, приподняв уши и радостно хрюкнув. Иногда так живёшь и сомневаешься, что биологи создали единорогов из носорогов, скорее из кабанов. И характером схожи. Но по факту приручили и одомашнили то, что появилось в степи после Декрана.

– Вот и договорились. Пошли

Пиликнувшая через пять минут рация спасла медведя от смерти, а капусту от поедания.

– Трак! Второй квадрат. Прием, – сказал я, нажав на гашетку.

– Центральный оператор! Трак, отчёт! Прием.

– Преследую костяного медведя. Прием.

– Медведь? Второй квадрат, приняла, медведь – отбой. Иди на базу. Для тебя спецзадание.

– Почему я?

– Ну что сказать? Любит тебя руководство. Время прибытия?

Взглянул на часы. Час дня, десять топать.

– Время прибытия – двадцать три ноль ноль.

– Принято, ждём!

– Принято, отбой! Вот же… – Я перебрал в уме ругательства, подходящие ситуации, подходили только древние – додекранные.

– Ладно, Гарда, погуляли, сама все слышала. Идём домой.

Вновь достал ружье, вновь поменял патрон. Проверил и подтянул упряжь, попону, седло, шнурки на ботинках. Достал из сумки и отдал Гарде пару больших листьев салата, один зажевал сам. Надел пончо и легко залез в седло.

– Домой, Гарда, домой! – Я похлопал единорога по крупу.

Гарда повернула толстую шею вправо, чтобы увидеть меня правым глазом, и пошла, постепенно, едва заметно набирая темп. Я, ещё раз осмотрев окрестности, повёл плечами и спокойно погрузился в дрему.

Конечно, вот упрощённый и более лёгкий для чтения вариант, сохраняющий все ключевые идеи:

Главный плюс единорогов — безопасность. Да, они медленные, но зато ни один монстр в здравом уме на них не нападёт — даже бояться подумать.

Конечно, есть и другие преимущества: они выносливые и могут нести большой груз. Но это просто приятный бонус. Ещё один бонус, правда, уже зависящий от наездника, — на них можно спать в седле, если оно удобное.

Когда мой двурогий единорог приближается, вокруг воцаряется тишина. Птицы и кузнечики замолкают — то ли чтобы не мешать сну, то ли из страха. А гигантские кузнечики, наверное, просто берегут своё вкусное мясо, которое очень ценится, если его подвялить на солнце.

Правда, к вечеру кузнечики становятся смелее. Может, у них зрение слабеет? А зря. Если бы они знали, что единороги вообще почти слепы, а мой и вовсе видит только правым глазом — левый он когда-то потерял в бою.

***

В нашем посёлке только одно здание в два этажа.С газовым фонарём! Центральный управляющий пост, ЦУП.

Над входом висит странная табличка: «Миру — мир. Маю — Май». Я так и не понял, что это значит. Мне говорили, что когда-то жил некий полководец Май Июль Цезарь, но даже если он тут со своим войском ходил — смысл таблички не понятен.

Я отвёл Гарду в стойло. Было без четверти одиннадцать вечера.

На первом этаже ЦУПа — кабинеты, на втором — общежитие. Две комнаты: мужская и женская. Мужиков у нас больше, но редко когда все ночуют на месте. А вот операторы — все женщины. Я считаю, что операторов надо бы побольше, а охотников — поменьше. Чтобы и девушкам было просторнее, и... чтобы демография в мире улучшалась.

Оператор Зоя — знойная женщина. Устало кивнула на мое приветствие.

— Тебе, Трак, нужно прибыть в порт Чишма. Встретишь посла.

— Какого посла? Зачем?

— Что тут непонятного?

— Да всё непонятно! Какой ещё посол?!

— Задание я передала? Передала! У тебя четыре дня — времени полно. Бери жетон и дуй.

— Зоя, Зоя!

— Ладно, Трак... чаю хочешь? — смягчилась она.

— Может, лучше...

— Нет! Бери жетон и дуй! — окончательно отрезала Зоя.

– А ведь могли бы жить в мире и согласии, – под нос заворчал я, разворачиваясь и «дуя» из приёмной в соседнюю комнату.

Там на полке лежали два жетона. Железные. На железной цепочке. Буква «У» в круге – уполномоченный.

После того, как Серый орден распался на Серый и некромантов, Серый объединился с Черным и реорганизовался. Порядка стало, наверное, побольше. Появились вот такие ЦУП и жетоны. Жаль только, слепцы пропали.

Я надел жетон. Теперь я уполномоченный.

– Так, что за посол? – спросил я, выходя из комнаты.

– Трак, встреть посла! Он всё ответит, чего ты ко мне прицепился?

– Да понял я, понял. Тут пути на три дня. Я – спать. Разбуди с рассветом, хорошо?

– Хорошо! Даже чаю тебе заварю, если болтать будешь меньше.

Наутро Зоя будила нежно – попинала ногой сетку кровати, а не, как обычно, орала: «Подъем!». Просто практически все койки заняты и орать «подъём» она будет часа через два. А так попинала до открытия моих глаз и вышла.

Я сел, потянулся. Надел свою любимую рубашку. Любимой она была не столько из-за того, что единственная, а потому что носил я уже её лет десять как, а она все как новая. Правда, все, кто считал себя моим другом, утверждают, что я глубоко заблуждаюсь, утверждая, что она выглядит как новая. Просто завидуют.

Я наконец полностью проснулся и понял, что вчера мне реально повезло. Да, я поворчал для вида, но факт есть факт — удача была на моей стороне. Во-первых, дали жетон — а это значит, что мне теперь платят по часам, кормят, предоставляют жилье и оплачивают паром. Во-вторых, Чишма — не просто порт, а место, куда прилетают дирижабли из Серого города. А это шанс раздобыть новые, качественные пуговицы для моей любимой рубашки. Местные мастера делают кривоватые, а если заказывать у хорошего ремесленника — это и дорого, и хлопотно.

Зоя сидела, подперев голову рукой, и смотрела на меня сонно. В другой руке она держала кружку с чаем, отпила и протянула мне.

— Чай еще теплый. Кстати, ночью пришло уточнение: сначала заедешь в Илов к губернатору.

— Ага, — буркнул я без энтузиазма.

Я взял кружку и глотнул. Чай «Бодрость» ударил в голову так, что глаза открылись сами собой. Я хмыкнул. Зоя заканчивала смену через пять часов, и чай уже плохо помогал ей, а меня взбодрил моментально. Поставил кружку на место — там еще оставалось половина, но второй глоток был бы лишним. Кивнул молча и вышел.

Времени было достаточно. Паром отправлялся через три часа. Придётся, правда, сойти с него раньше в Илове, но это по пути. К тому же Илов — главный город губернии, там большая ярмарка, и всё дешевле и лучше.

Я проверил все вещи, вышел, отряхнул попону и пончо и принялся за главный утренний ритуал — расчесывать Гарду.

Несмотря на свою шерстистость, она расчесывается легко. Секрет прост: я делаю это каждое утро. После этого она становится спокойной и послушной. Да и упряжь надеть можно без взятки в виде килограмма капусты.

Так я и получил Гарду. Раньше её никто не мог оседлать — казалось бы, спокойное животное, но когда дело доходило до седла, начинались настоящие цирковые трюки с буйством и катанием по полу.

Мне её буквально всучили. Заводчик проиграл её в карты трактирщику, а тот, поняв, что сам с ней не справится и продать не может, заставил выкупить её меня. Я был должен ему десять рублей.

В итоге я получил её за двадцать рублей и три сопровождения каравана. Тогда её звали Лакши Красные глаза.

Расчесывание заняло около часа. В это время я обычно размышляю о жизни, а Гарда зорко следит, чтобы ничто не отвлекало меня от процесса — она знает, что это скажется на качестве.

Об этом знает все. Не то чтобы я был лучшим охотником, но все точно знают: когда Трак расчёсывает Лакши, лучше не подходить. И только после расчесывания Лакши становится Гардой — но только для меня.

Я никогда не жалел для Гарды ни вкусняшек, ни утренних ритуалов. С тех пор как она у меня появилась, я стал всегда вовремя платить долги в кабаках, но денег стало гораздо меньше — всё уходит на её капусту. Ирония.

— Вот такая диалектика, — сказал я, заканчивая расчесывать. — И относительность за одно.

Гарда ткнулась мордой мне в плечо.

— Помню, помню. Купить морковь, салат и жареных кузнечиков.

С жетоном можно списывать накладные расходы. Я набрал разных вкусностей, которые хоть как-то подходили под эту статью, и пообещал себе не злоупотреблять и не включать в отчет дорогие и якобы высокотехнологичные пуговицы из Серого города.

«Но нитки точно включу, — решил я, — и смазку для оружия, и патроны, и всё, что дадут в оружейном, и в продуктовом. И штаны, парочку».

— Вот скажи мне, Гарда, — довольный, я вышел из магазина, и мы медленно пошли к пристани. — Хорошо же. Я даже не буду спорить с капитаном этой ржавой посудины, что у него пароход, а не паром. Ладно, не буду, хоть «пароход» и звучит солиднее.

Паром уже был виден на горизонте по столбу дыма над рекой — прибудет через полчаса.

— Ду-у-у, — прогудел паром, как обычно, приближаясь к поселению.

Я выходил на пристань, когда из воды поднялась голова речного змея. Огромная, каплевидная башка, со стеклянным взглядом застывших глаз.

Чудовище, способное проглотить носорога, редко появлялось в наших краях.

Я замер на месте. Гарда не видела тварь, но, хорошо зная меня, последовала моему примеру.

«Паром, называется паромом, потому что идёт на всех парах! — вдруг понял я. — Хотя с другой стороны, почему бы и не пароход?»

— Не шевелись, — прошептал я.