Сто подруг

Сто подруг

Конец августа, пятница, начало седьмого вечера. Пасмурно и душно, пахнет дождём. Остановки полны, автобусы битком, дороги перегружены, люди торопливы и нахальны. На выезде с парковки десяток легковушек смотрят зажжёнными фарами в дорожную пробку. Саша Тишинов за рулём синего хечбека вторым в этой очереди. Вспотел, раскраснелся, хмур: выручка ни к чёрту, аренду снова подняли, цены прут в космос…

Ярко красный седан впереди пропускают. Он дёргается, но тут же глохнет. На заднем стекле два треугольника: один с восклицательным знаком, другой с туфелькой. Поток на дороге смыкается до следующего добряка. Тишинов чертыхается, с горечью сплёвывает в окно.

Красный седан включает аварийку. Саша снова плюёт в окно, выкручивает руль – объезжать. Навстречу сворачивает чёрный кроссовер, останавливается с тишановским хечбеком нос к носу.

– Куда ты выперся, кретин?! – кричит из кроссовера холёный дядя в белой сорочке при галстуке.

Тишинов кивком извиняется, включает заднюю, смотрит в зеркало – уже подпёрли.

– Назад! – кричит подпёршему.

– А нэт куда, – доносится из набитого арбузами когда-то белого универсала.

За рулём красного седана дамочка экспансивно разговаривает по телефону.

– Ты сломалась или просто поболтать?.. – в открытое окно окликает дамочку водитель кроссовера.

– Вам какое дело, мужчина?! – язвительно отвечает она.

– Затор, барышня. Из-за вас, между прочим.

– Гуляй полем, дядя, – отмахивается барышня, поднимая стекло. – Анют, да брось ты его, идиота старого, скрягу... – продолжается телефонный разговор.

Водитель кроссовера, хмыкает, вдавливает и удерживает кнопку сигнала. Тишинов тоже врубает сигнал. Дамочка крутит пальцем у виска, бросает мобильник на пассажирское сиденье, заводит седан и нагло вклинивается в дорожный поток. Разъехались.

У кармана остановки голосует мужик в сером пиджаке. Тишинов не прочь таксануть, принимает вправо.

– Сотня, до "Фортуны" подкинешь? – открыв дверь, объявляет мужик.

– Садись, почти по пути.

Серый пиджак заносит в салон запах одеколона и свежего пивного перегара.

– Таксуешь? – интересуется.

– С работы еду.

– Жена, дети, объеденные подоконники, – хмыкает пиджак. – А мои в деревне у её родичей. Холостякую вот.

– Неделя, как своих привёз... Сын, в первый класс пойдёт. С полчаса на мне висел, когда забирать приехал. Соскучился.

– А она?

– Айсберг, – отмахивается Тишинов.

– Знакомая история, – вздыхает пиджак и умолкает.

Тишинов тоже молчит. Ему вдруг становится мерзко, на душу опускается неприятный осадок, желание ехать домой совсем пропадает, но в желудке посасывает и урчит.

Эти два месяца Саша экономил на всём, включая обеды. Все свободные деньги аккуратно высылал семье в деревню. А выручки, как назло, нет, и не предвидится.

– Где тормознуть, у ресторана?

– Какой там на фиг!.. У банка... кредит оплатить... Скоро закроется, чего и торопился...

Тишинов высаживает пассажира, едет домой.

В квартире безмолвие, на кухонном столе куски хлеба, початые пачки печенья и вафель, крошки. В раковине немытая посуда, в ванной нестиранное ещё с деревни бельё. В комнате старшего сына у компьютера сидит младший, дошколёнок Вася.

– Пап, привет, – не отрываясь от игры, говорит Вася.

– Привет карапузик, как дела?

– Хорошо, – машинально отвечает Вася и, не дожидаясь следующих вопросов, продолжает: – К маме тётя приходила. Оксана, кажется. В кафе поехали, мне пиццу привезёт. Я ел, меня бабушка недавно кормила. Петька гуляет, за ним пацаны заходили. Сижу недолго, глаза не болят, всё.

Тишинов невесело улыбается, гладит сына по голове, проходит на кухню, усаживается за стол. Чувствует, как что–то тяжёлое подкатывает к печени и начинает её обсасывать. Хочет смахнуть на пол весь это бардак, сбросить в ту же кучу грязную посуду из раковины и растоптать всё, пока не останется пыль, прах. Вместо этого вздыхает, убирает хлеб и печенье в хлебницу, вытирает стол, перемывает посуду, ставит стирать бельё.

Звонит мобильный.

– Да, – говорит в трубку Тишинов.

– Привет, ты уже дома? – весело справляется Анна.

– Да.

– Я с Оксанкой, девочка с работы, в пиццерии. Вася пиццы захотел. Немного посидим. У неё проблемы с мужем, до развода дело... Чуть не забыла: сходи в магазин за горошком, оливье сделаю. И картошку варить поставь, яйца там, морковку... Ну, ты в курсе, да... Всё, пока, целую.

– В курсе.

Снова подкатывает к печени. Саша усаживается на кухонный табурет, бесцельно смотрит в окно.

– Пап, иди сюда, – кричит Вася.

Тишинов вздыхает, идёт к сыну.

– Пап, а ты что там ешь? – спрашивает Вася, не отрываясь от экрана.

– Пока ничего, – отвечает Тишинов, а его желудок, вспоминая о голоде, начинает громко урчать.

– Ого, ты урчишь! – восклицает сын. – Я думал, ты пельмени ешь, я бы тоже слопал, – говорит Вася.

– Съел, а не слопал. Ты где таких слов нахватался? Значит, всё-таки голоден.

– Не голоден, – упорствует Вася, – но пельменей бы слопал.

– Съел!

– Ну, съел. Сваришь?

– Сварю. А ну-ка рассказывай, чем тебя бабушка кормила? И когда?

– Ну... картошку жарила... помидоры ел... э–э–э, чай с печеньем ещё... – вспоминает Вася. – Недавно. Единичка, двойка, нолик и нолик на часах было.

– Ого! В двенадцать! А ну-ка, приятель, шагом марш от компьютера!

– Сейчас, пап, до сохранения дойду, – упрашивает Вася.

– Всё у тебя недавно и недолго. Марш отсюда, сказал!

Вася выпячивает нижнюю губу, толкает клавиатуру и, нарочито топая, шагает в гостиную, включает телевизор.

Тишинов приглядывает за пельменями, варит морковь и яйца, чистит картошку. Снова звонит мобильный.

– Саш, перегони мою машину, места не было, я её на дороге бросила. Ключи в кармашке сумочки. Да, ещё, Машка звонила, ну ты знаешь – из мебельного, в баню приглашает. Оксанка тоже идёт. Скидываемся по семьсот. Я займу, завтра отдать надо... А что я рабыня что ли?! Посидишь с Васей, не облезешь! Я два месяца с детьми была...

– Аня, ты пила? – вставляет Тишинов, но связь уже оборвалась.

Тишинов чувствует как жар и холод одновременно движутся по телу. Трясущимися руками он кладёт нож на стол.

– Пап, скоро пельмени?

– Скоро! – кричит Тишинов, со злостью скидывая на пол миску с неочищенной картошкой. Он вскакивает, бежит в ванную, подставляет голову под струю холодной воды.

– Пап, ты чего?

В пороге стоит Вася. Он испуган.

– Ничего, сынок, всё в порядке, – говорит Тишинов. – Ты меня извини... Иди, мультики смотри, пельмени уже почти готовы.

На часах полночь. Петька торчит в инете и уплетает оливье, Вася, ухватив отцовскую руку, наконец, уснул. Тишинов переносит сына в его кровать, убавляет громкость телевизора.

«Роль мужчины в семье трудно переоценить, – слышит он голос приглашённой на передачу женщины–психолога, – но, к сожалению, большинство отцов не просто пассивны в семье, но и зачастую вовсе уклоняются от исполнения родительских обязанностей...».

Хочет вслух высказаться по этому поводу, но понимает, что глупо говорить с телевизором, да и сын уснул.

Звонит мобильный.

– Саша, забери меня отсюда! Эти козлы прохода не дают! Я в туалете спряталась, чтобы позвонить. Оксанка, дура, связалась с отморозками. Машке по фиг, ты знаешь, она давно одна живёт...

– А ты не одна? – вырывается у Тишинова. – Ты где вообще? – едва сдерживаясь, спрашивает он.

– В кабаке на выезде из города... Поторопись... Я больше никогда...

– Твоё «никогда» мне уже печень проело! Как кабак называется?

– Не знаю... Помнишь, перед деревней ты нас с Машкой забирал...

– Машку твою!.. Мать её!.. И тебя вместе с ней!.. Жди, выходи на улицу!..

У кабака припарковано с десяток машин, у самого входа стоит такси, рядом парень в кожаной курточке отчитывает девицу в мини. Тишинов паркует свой хечбек позади такси, глушит двигатель.

– Короче, Оксана, утром собираешь хархуры, и на хрен, к папе с мамой или к подружкам своим, шлюхам конченым! – громко объявляет парень в кожанке.

– Ну и гуляй полем! – выкрикивает пьяная девица в мини.

– Ключи давай, – требует парень.

– Какие тебе ключи?! От квартиры?! На, задавись! – кричит девица, запуская руку в сумочку.

– От машины, дура!

Парень выхватывает сумочку, сам находит ключи, нажимает кнопку брелока, миганием фонарей отзывается красный седан с двумя знакомыми треугольными знаками на заднем стекле.

– Какая встреча! – шепчет Тишинов.

Парень расплачивается с таксистом, сажает девицу в её красный седан, они уезжают. Из-за угла выходит Анна.

– Скорее, поехали отсюда! – едва усевшись, говорит Анна.

– Пряталась за углом, чтобы муж Оксаны по морде не дал? – хмыкает Тишинов. – Я бы не вступился.

– С чего ты взял? Просто не видела как ты подъехал... С Машкой за углом стояли...

– Не надоело?

– Что?

– Врать не надоело? Я ведь твою Оксанку в глаза никогда не видел, просто предположил, что разборки у такси... Значит, всё-таки она...

– Да пошёл ты!..

Тишинов на миг вспыхнул, глянул на Анну так, что она испуганно отодвинулась к самой двери.

– Только попробуй, ударь, знаешь, что будет!.. И вообще, официально мы разведены, ты мне никто!

– Никто, – повторяет Тишинов. – У них дети есть?

– У кого?

– У Оксаны твоей.

– Нету.

– Повезло парню. Разбегутся без проблем.

– Ха–ха! Без проблем!.. Он в фирме её отца работает, вмиг пинком под жопу полетит...

– Другую работу найдёт, а заодно и жену нормальную, если такие ещё перевелись.

– Ага, библиотекаршу скажи, ха–ха–ха!.. Оксанка как раз в библиотеке работала!..

– Вот я и говорю, остались ли нормальные?

– Чтоб из кухни не вылезали?! Трусы с носками стирали?! Белого света не видели?! Таких дур ещё поискать надо! А я жить хочу! Гулять хочу, танцевать, зажигать с подругами! Скажи, дети у меня разуты, раздеты, не пригляжены! Что не работаю! Что не зарабатываю! Да больше тебя! А кто семью содержать должен?! Мужик! Какой ты мужик, если баба корячится на работе?! И я отдохнуть права не имею?! Да пошёл ты!..

– Эх Вася, ежели б не ты... – шепчет Тишинов.

– Ну да, Петька не твой, что о нём вспоминать, – ехидничает Анна, но тут же спохватывается: – Ой!.. – прикрывает рукой рот.

– Что ты сказала?! – Тишинов притормаживает, принимает вправо. – Я же его с пяти лет!.. Он взрослый уже! Как твой поганый язык поворачивается такое говорить?!

Тишинова обдаёт жаром, хочет врезать по пьяной физиономии Анны, но сдерживается. Паркует машину в кармане остановки, включает аварийку, выходит. Трясущимися руками достаёт сигарету, закуривает, усаживается на бордюрный камень, пытается расслабиться.

Анна доходит до ближайшего куста, наклоняется. Слышится кашель и неприятный хлюпающий звук.

– Тьфу! Нет ничего омерзительнее блюющей с перепоя бабы.

Суббота, начало седьмого вечера, пасмурно, небо второй день беременно дождём, но никак не разродится. Остановки пусты, автобусы порожняком, дороги свободны, люди, как и в любой другой день, хмуры и нахальны. На парковке рядом с тишиновским хечбеком стоит красный седан. Дверь настежь, вполоборота, выставив ножку в ядовито-красных лаковых «шпильках», девица в мини трещит по телефону. Тишинов узнаёт Оксану, подходит к своей машине, поднимает капот, делает вид, что копается в моторе, прислушивается:

– ...ну, как хочешь.

– Слушай, а я вчера с этими придурками никуда не ходила?

– Жаль, значит, мой идиот. Всё болит, прикинь. Вот гад!

– А он не импотент?

– Вроде или нет? Ха–ха–ха!..

– Напомнить не хочешь? Вчерашний звонил, звал в ресторан... Их же трое было... Мне троих многовато, поделюсь... хотя...

– Ну, нет, так нет. Зря.

– Пройдёт твоя голова, таблетку выпей...

– Ну, как хочешь. Передумаешь, звони. Пока, чмоки.

Оксана бросает телефон на пассажирское сиденье, захлопывает дверь, уезжает.

В квартире безмолвие, на кухонном столе рюмки с недопитой водкой, недоеденные бутерброды, в раковине немытая посуда. В комнате старшего сына у компьютера сидит Вася.

– Пап, привет, – не отрываясь от игры, говорит Вася.

– Привет карапузик, как дела?

– Хорошо, – машинально отвечает Вася и, не дожидаясь следующих вопросов, продолжает: – К маме тётя Вита приходила. Они к ней поехали, сегодня обязательно пиццу привезёт. Я ел, меня бабушка недавно кормила. Петька гуляет, за ним пацаны заходили. Сижу недолго, глаза не болят, всё.