Стой! Минута молчания!

Эпиграф.

"Уже три года я не видел анализа мочи! Люди перестали интересоваться своей мочой, они интересуются политикой."

Фильм "Интервенция"

Утро. Девять ноль-ноль. Я иду в магазин за хлебом. Но, как известно, хлеб — это роскошь, и достать его труднее, чем отыскать диплом у министра.

Не успел я выйти из подъезда, как из ниоткуда выскочили трое активистов в жилетках цвета «разрухи». Один поднял руку, как регулировщик, и заорал:

— Стой! Минута молчания!

Все замерли. Я — тоже. Даже собака застыла у дерева с задней лапой в воздухе, а раскрытым в молчании ртом будто пыталась схватить муху.

Метроном в динамиках тикал, напоминая не о нынешних героях, а почему-то о блокадном Ленинграде, и мы стояли, как памятники сами себе. Минуту. Вторую, для надёжности. Потом кто-то крикнул: «Разойдись!» — и толпа ожила.

Я двинулся дальше. Но на перекрёстке меня снова перехватили. Там уже стоял целый батальон энтузиастов с плакатами: «Молчание — дороже жизни!», «Скажи НЕТ словам!» и «Мы победим молча!».

— Стой, кто идёт! — гаркнула бабушка с мегафоном. — Минута молчания!

И снова — метроном. Люди застыли, машины заглохли, голуби зависли в воздухе. Воробьи раскинули крылья и открыли клювы, как будто им небесная канцелярия выдала команду «стоять, бояться», но малая площадь крыла не позволила им зависнуть, серые тельца усеяли тротуар.

Я тоже замер. А ведь хлеб не ждёт меня, он черствеет у кого-то ещё...

Когда меня в третий раз поймали — у киоска — я уже пытался сопротивляться.

— Да я только за батоном! — умолял я.

— Батон подождёт! — сурово ответил юнец с пустыми глазами, увитый ленточками разных орденов. — А Родина молчать велела. Стоя, понял, молчать!

Метроном. Снова метроном. Мне казалось, что он тикает где-то внутри черепа.

В скверике группа раскрашенных девиц обнажила разнокалиберные прелести и молча потряхивала ими в ритме этого тикания, не сходя с места. Их глаза не жаждали любви, они рвались к победе.

К ним короткими перебежками, замирая и не менее патриотично молча, безуспешно приближался полицейский с полотенцем.

К полудню я понял: до магазина не дойду. На каждом углу новые отряды молчальников, с лицами серьёзнее, чем у казначеев, пересчитывающих очередной транш. Все требуют остановиться и замереть.

Ушёл дворами, там получалось почти не останавливаться. На активистов почему-то всё время падали разные тяжёлые предметы из рук замерших на балконах сознательных граждан, и они (активисты) предпочитали активничать ближе к проезжей части.

А вечером диктор в телевизоре бодро сообщил:

— Сегодняшняя тишина была самой массовой! Народ снова доказал: мы едины и непобедимы!

Ну как бодро... Слушать эту новость пришлось минут десять, в кадр по очереди врывались молчаливые люди с разными, но патриотическими флагами, принуждая диктора поминутно вскакивать и делать паузы. К концу фразы он уже не садился, а его правый глаз подёргивался в ритме метронома.

Завтра дворами пойду за картошкой. Остановят, дам в рыло, пусть молча полежат. Кушать хочется. Кстати, тоже неплохой способ помолчать - рот должен быть занят, лучше чем-нибудь вкусным.

Я посмотрел на пустой стол, на пустую хлебницу и подумал: да, мы едины — в голоде и в глупости. А насчёт непобедимости… Ну, врагам остаётся только подождать, пока мы сами перемолчим себя до смерти... эээ... до победного конца.

Ура!

Ах да... слава!