Стоя над обрывом из слёз

Наверху было так тихо и спокойно. Не то, что внизу в толще городской суеты. Там, где беспрерывно сигналили машины, не пропуская никого вперёд. Где люди, стоило загореться огням цвета весенней травы, устремлялись без оглядки, чтобы за жалкие тридцать секунд преодолеть сорокаметровый пешеходный переход. Там, где прохожие порой сталкивались, и только тогда отрывались от своих смартфонов.

Наверху было всё же так прекрасно. Белые кроссовки ступили на бортик, что на несколько сантиметров возвышался над остальной крышей. Хотелось поскорее увидеть этот мир с высоты птичьего полёта. Посмотреть на родной мегаполис с уровня пентхауса. Открыть глаза перед казалось бескрайним городом, что тянулся на сотни километров во все стороны.

Отсюда даже было не видно берег, морскую гавань, дом, милый дом. Только яркие, пестрящие огнями улицы и многие-многие небоскрёбы вблизи. Тысячи людей, что не спят по ночам, косяки ворон, что перелетают с крыши на крышу.

Там наверху летают самолёты. Их яркие лампочки переливаются красным, как мак, и глубинным синим цветом. Где-то на небе сияет луна, и как жаль, что её не видно за свинцовыми облаками.

Позади пожарный выход и гудящий трансформатор, что питает соседнюю вышку связи. И жизнь, в которой у неё ничего не сложилось. Ничего, что стоило бы ценить.

Она надела своё самое любимое белоснежное платье, с короткой, даже слишком короткой юбкой в складку. В нём было стыдно идти по улицам, хоть и почти никто не смотрел на неё. Все были погружены в свои мысли, и в свои жизни.

Нацепила поясок с кармашком и телефоном. Вложила туда все свои документы и банковские карточки. Пусть хоть кому-то они ещё послужат. Уже не ей.

На длинные ноги надела такие же белые длинные носочки, чтобы были подстать её чистому и такому невинному образу. Жаль, в реальности она была совсем не такой.

Когда оставался последний шаг, она остановилась. Расправила тонкие руки в стороны и закрыла янтарно-золотые глаза. Если сильный порыв ветра столкнёт её вниз — значит такова её судьба. Сама она не могла сделать этот шаг. Долго собиралась. Всё обдумывала, пока поднималась по сотням и сотням ступенек. Пока отворяла пожарную дверь, пока подходила к краю своей жизни.

И теперь она просто ждала. Может, чудо, а, может, просто не могла поверить, что сейчас всё и закончится. Последние минуты она проведёт в глубоких раздумьях, а перед самым финалом, наконец, ощутит свободу.

С утра пораньше прежде неунывающая девушка уже рыдала. Била руками намокшую от слёз подушку, зарывалась под одеяло. Укутывалась с головой, но не могла найти утешения.

Её бросили, её предали. И никто, даже собственные родители, не был на её стороне.

— Шлюха, даже не знаешь с кем спишь! Я не буду считать это отродье своим внуком! — выпалил перед пощёчиной отец. Девушка от удара упала и зарыдала только сильнее.

— Не называй так свою единственную дочь! — вступилась за неё мать, но лишь чтобы само́й надавить на больное. — Ты поступила глупо, признай это. Защита, это первое, что должно было прийти тебе в голову.

— Перед тем как развести ноги и дать себя трахнуть! Ты это хотела сказать! — продолжал отец, готовясь дать ещё раз пощёчину, если девушка встанет.

Но она лишь отползла назад, упёрлась спиной о стену и больно ударилась головой об угол дверного наличника.

Весь вечер девушка провела в своей комнате. Заперла её на замок и шпингалет. Но тонкие стены и деревянная дверь пропускали всю желчь, коей плевался отец. Как он морально давил на неё, презирал. Последней каплей стало то, что она больше не его дочь. Самозванка, что пришла тогда поздно ночью. Неизвестная, чужая. Беспризорная и в один миг повзрослевшая, и уже не невинная.

Да, на ней была вина. Она не видела черты его лица в полумраке, не запомнила, как он выглядит. Помнила только запах духов и страсть, которая вспыхнула между ними. Она бездумно отдалась ему и теперь платила за это. Та ночь действительно осталась незабываемой, как он и сказал.

Под ночь еле заснула. Больше от избытка эмоций, нежели от усталости. Она могла не говорить, держать всё в тайне, до самого последнего дня. Но не думала, что её кровь, родные так отреагируют на весть о маленьком плоде, что зреет в чреве.

Когда-нибудь они бы всё равно узнали. Живот бы вырос, а перед этим были бы и другие изменения. В её голосе, поведении, диете. Она знала это. Уже приготовилась. Думала держать всё в секрете. Купить пояс и корсет, но выбрала путь, который навсегда оттолкнул её от семьи.

Утро не принесло ничего хорошего. Разве, что все спали и было тихо на двадцать пятом этаже их жилого небоскрёба. За окном где-то снизу слышался шум от машин, скрежет тормозов и извечная сирена. Что-то горит, кто-то ограбил магазин, кто-то умер. Все носятся, и в этой суете и шуме трудно отыскать собственные мысли.

Тихонько она прокралась в ванную комнату. Скинула с себя старую, промокшую от слёз и стыда перед близкими одежду. Зашла в тесную душевую кабинку и включила ледяную воду. Ей нужно было остыть, заглушить тревогу, злость, ненависть, гнев, в первую очередь к само́й себе. Постоять под струями воды и обдумать свой следующий шаг. Как выйти из сложившейся ситуации, как покинуть квартиру и, что на прощание сказать родителям и братьям.

Она приобняла себя, было очень холодно и легко застудиться. Включила горячую воду, и немного погодя стало теплее. Как в душевой кабинке, так и на душе. Может быть, за ночь её простили. Ей хватило пощёчины. Сегодня все сядут за стол на завтрак, всё обсудят со свежей головой. Она примет любое их решение и, если нужно, ляжет на койку перед хирургом.

Свежая и чистая одежда всегда лежала в шкафчике у двери. Она надела её и посмотрела на себя в зеркало. Красные, облитые слезами глаза, а прежде золотые и такие лучезарные. Папа говорил: какая у него дочка — золото. Какая прекрасная, юная и не по возрасту мудрая. А теперь?

Изменилась ли она? Нет, осталась такой, какой и была всегда. Короткие, чуть выше плеч волосы, небольшие веснушки на носу и щеках, длинные угольные ресницы и тонкие, как крылья бабочки, губы. Маленькое, круглое личико и выразительные глаза.

Ей все-то двадцать один год. Ещё всё впереди. Жизнь только начинается. Но почему её так манит опасная отцовская бритва? А зеркало? Почему она в нём видит прошлую себя, но не может узнать?

Ответа на эти вопросы не было. Да и кто сможет на них ответить? Отец, что впервые в жизни ударил её? Мать, что не стала защищать свою дочь? Младшие братья? Им самим требуется защита. Может, отец ребёнка? Но как его отыскать?

Это было так давно, будто вечность прошла. Отгремел учебный год, настало жаркое восточное лето. Холодные тихоокеанские ветра сменились на тёплые бризы и горячие потоки. А ведь этим летом она хотела ещё раз посетить горячие источники. Окунуться в тёплые озёра лечебной грязи, посидеть в липовой бочке, полежать на камнях и походить по углям.

Случит ли это теперь? Если да, то когда? А если нет, то и думать об этом не стоит! Зачем тешить себя мыслями и мечтами, которые никогда не воплотятся в жизнь?

Снова вопросы. И снова бритва опасно приблизилась к предплечью. Скользнула из рук и упала на мягкий ванный коврик. Даже не успела прикоснуться, девушка только задумалась над этим.

Прихожая, зал, коридор, а вот и спальня. Она тут, в безопасности. Дверь вряд ли удержит отца, если он надумает сюда пробраться. Но так хотя бы ощущается безопасность.

Жить в городе, значит, всегда чувствовать, что ты не одна, что ты окружена людьми. Так она думала раньше, но не сейчас. В городе, где людей больше, чем во всей остальной стране, не найти человека ближе и роднее мамы и папы. А они сейчас там за стенкой, завтракают. Она же здесь. Сидит в позе лотоса на кровати перед зеркальцем и смотрит на хмурую и грустную девушку в отражении.

Всё умиротворение прервал стук в дверь. Грозный голос спросил в приказном тоне:

— Есть будешь?

В ответ она лишь прикрыла глаза. Тишина заполнила пространство между ними, а злое дыхание за деревянной амбразурой утихло.

— Ясно. Захочешь, еда на столе...

Кто-то подал голос из кухни. Женский голос, это была её мама. Она что-то посоветовала мужу, и тот, уже сделав несколько громких вздохов, зашагал назад.

— Ты всё ещё моя дочь. Но от ребёнка придётся избавиться...

Девушка кивнула. Не могла никак ответить, а если бы и могла, это бы ничего не изменило. Она плюхнулась на кровать и расползлась на ней, словно тающее масло растеклось по сковородке. Давно она не лежала такая потрясённая. Ожидала, что услышит нечто подобное, но всё равно это ударило больнее, чем предполагала.

В груди заломило, в душе будто соскребали старую краску шпателем. Яркие и контрастные тона решили перекрасить в серые и тусклые. Золотое в бледно-голубое, красное в чёрное. Вымарать душу в грязи, опустить так низко, что назад уже не захочется вернуться. Упасть и больше не вставать.

Сзади послышался чей-то слегка тревожный мужской голос.

— Осторожно, ты слишком близко к краю.

Девушка обернулась, чтобы посмотреть на того, кто с ней заговорил. Это был молодой человек в джинсах клёш и белой футболке с чёрной бейсболкой задом наперёд. Типичный японец, как и она. Даже его цвет глаз ей показался таким знакомым.

— Что ты здесь делаешь, ночью, одна и на краю здания. Не уж-то прыгать собралась?

Вместо ответа она сжала губы и неодобрительно посмотрела на него. В мысли прокралось, что он следил за ней. Пришёл, как раз когда она уже прекратила вспоминать ужасный сегодняшний день. Чтобы воспользоваться этим и...

— На краю. У самой черты лучше всего думается. Перед лицом смерти уже ничего не страшно, — безэмоционально ответила девушка.

— И правда. Если смерть стучится в дверь, уже ничего не страшно.

Голос его был доброжелательным, и в то же время проскакивали нотки неуверенности, страха. Только вот страха, что хрупкая незнакомка не переживёт следующий порыв ветра и улетит в пропасть, или что во всём обвинят его. А может, нечто другое? Может, он боялся её?

— Чего ты хочешь?

— Я часто выхожу на крышу этого офиса. Я здесь работаю.

— И даже ночью?

— Сегодня я остался после работы. Домой идти смысла уже нет, всюду пробки. Да ты небось и сама видела. Давно ты тут?

Девушка помедлила перед ответом.

— Больше часа.

— Вот как, — загадочно ответил незнакомец.

— Угум.

— Собралась прыгать? Уйти от всех проблем? Сбежать от судьбы и за жалкие семь секунд подумать о том, что можно было бы поменять?

Она сделала шаг назад, потом ещё два, чтобы отойти от края, но не слишком. Чтобы всегда оставалась возможность ветру снести её, сделай несколько движений к обрыву.

— Даже если и так... Какая разница тебе? — насупилась девушка.

— Не знаю, подумал, ты захочешь поговорить перед тем, как... Ты поняла...

— Да, я хочу поговорить. Очень хочу, но никто меня не слушает. Я будто молчу, но глаза говорят всё равно больше, чем слова.

Она развернулась и сделала ещё шаг вперёд, чтобы увидеть говорившего с ней человека. В темноте, в свете, лишь частично бьющего с ярких улиц, он представлялся ей красавцем, каких мало. Настоящим кавалером, что пошёл спасти её ото всех бед. Джентльменом, который жизнь отдаст, лишь бы не дать погибнуть даме.

Тучи рассеялись, и из-за облаков выглянула бледная луна. По правде же это был обычный паренёк, коих в своей довольно короткой жизни она повидала немало. Мягкие черты лица, прямой нос, ровные скулы. Так и манило подумать, что он бы отлично подошёл на роль отца ребёнка. Вернуться бы сейчас и сказать родителям: посмотрите, это мой будущий муж! Никакая я не...

Слёзы, словно капли свинца побежали по её щекам. Жгли глаза и не давали ясно разглядеть мужчину, что стоял в десятке метров от неё.

Смахнув их, как делают это дворники на лобовом стекле, девушка устало посмотрела назад. Куда собиралась полететь, а потом в сторону пожарного выхода.

— Почему ты оказалась здесь, так высоко?

— Я живу недалеко отсюда.

— А как сюда прокралась? Тебе ничего не сказали на входе?

— Нет, — коротко, но звонко ответила девушка на два его вопроса. И голос её, словно звон колокола, отдался эхом от надстроек на крыше.

— Я думала, ты будешь меня отговаривать. Говорить, что это ещё не конец, что всё поправимо. А ты стоишь и спрашиваешь то, что мне так неинтересно...

— А что тебе интересно? — резонно спросил юноша.

— Например, почему я здесь и всё ещё не внизу. Не валяюсь там на асфальте.

— Потому что в глубине души ты и не хочешь быть там. Тебе хочется побыть здесь, на высоте. Так близко к Богу!

Девушка кивнула. Её неожиданно понимали, и это не могло не согреть её в эту хмурую облачную ночь, не согреть хотя бы душу.

— Я никому оказалась не нужна. Родители чуть ли не отказались от меня, когда узнали... что...

В горле остались следующие слова. В мыслях мелькнуло, что может, она ещё встретит рассвет. Увидит его здесь, с высоты этой крыши. Девушка ещё никогда не встречала рассвет так высоко. Каково это? Сама мысль об этом завораживала. Но вместе с тем и пугала. Сейчас, если она что-то расскажет и останется, значит... Нет, всё равно ничего не изменится. Они едва знакомы, выговориться сейчас можно от души.

— Я беременна, и ношу под сердцем ребёнка. Не знаю, мальчик или девочка. Даже не знаю кто отец, и почти не помню, как это случилось.

— Тебя изнасиловали? — осторожно, но вместе с тем прямо спросил молодой человек.

— Нет. Это было по согласию. Мне хотелось и... Глупо, да. Первый раз и сразу беременна. Да, о чём я тогда думала?

Чуть истерически засмеялась, а на лице вскользь промелькнула улыбка. Самая настоящая. Юноша не мог этого не заметить.

— Первая улыбка за день, — растянул рот парень, но тут же прикрыл его рукой от смущения. Видно, сам боялся сказать лишнего или показаться чересчур навязчивым.

— И правда. Я не улыбалась, как узнала. Точнее, я была рада первые минуты, а потом, когда стала всё осознавать. Теперь ведь никакие таблетки уже не помогут. А... Это больно. Рожать ведь больно...

— Но не так, как быть матерью, — парировал парень, и чуть улыбнулся. Девушка в ответ тоже слегка порозовела.

— Папа сказал, что я ему не дочь. Он сгоряча, но...

Она потрогала щеку. Та уже не болела, но душевная травма пустила корни уже глубоко, и смотреть на отца теми же глазами, девушка уже не могла. Как и вообще смотреть.

Она покинула отчий дом, даже не взглянув никому в глаза. Молча собралась. Надела платье, кроссовки, подвязала поясок и вышла в хорошо освещённый, богато обставленный подъезд. Незаметно ото всех направилась к лифту. Под крики родителей и призывы вернуться и всё обсудить нажала кнопку закрытия дверей. Горько зарыдала и давила пальцем на неё, пока не устала. А потом лифт поехал на первый этаж.

Заиграла успокаивающая, тихая восточная музыка. Уже много раз она была её невольным слушателем, но никогда прежде не слушала её специально. Двадцать пять этажей лифт спускался медленно. Сделал остановку на шестнадцатом, потом на одиннадцатом. Забрал старушку на восьмом и высадил женщину с самой первой остановки.

Девушка прикрывалась рукой. Юбка была откровенно короткой, она прижалась спиной к стенке лифта, но такого счастья на улице у неё не будет.

Поэтому и вышла последней. Добралась до роскошного вестибюля, где всегда убиралась одна и та же женщина в красной униформе и жёлтых сапогах. И как только она не падает, пока ходит по скользкому полу?

Уже вечерняя улица встретила её неприветливо, но и не спешила осаждать новыми напастями. Никто не замечал опечаленную девушку, с грустью опустившую голову. И, может, поэтому впустили в первый попавшийся у неё на пути деловой небоскрёб.

Дальше, всё как в тумане, и вот она стоит перед незнакомцем и изливает ему душу, будто пытался сыграть в игру. Только вот эмоциями девушка никогда управлять не умела. Плачет, так вовсю. Смеётся, так, пока не заболит живот. Радуется, что пускается в пляс. Грустит и запирается у себя в комнате. И лишь наутро выходит свежая и нисколечко не понурая. Это помогало все разы до этого дня. Дня, когда ей не захотелось просыпаться.

— А зачем ты так разоделась? — смущённо спросил юноша. — Если собралась прыгать...

— Не знаю. Подумала, раз уж конец. То можно один раз показать себя во всей красе.

Девушка усмехнулась собственным словам. Вид у неё был и правда очаровательным, ноги были видно от самого таза вплоть до щиколоток. Прелестные длинные ноги.

— Да, зря выбрала такое платье. Но я почти никогда его не носила. Сам видишь, слишком открытое.

Они помолчали с несколько секунд, пока не поднялся ветер. Сильный ветер, такой, что антенны на сотовой вышке стали биться друг о друга, а юбка девушки предательски обнажила всё, что прежде было хоть немного было прикрыто.

Девушка сделала ещё шаг вперёд, как и парень. Они стали настолько близко, что могли полностью разглядеть лица в этом сумеречном полумраке.

— А ты красивая, — заметил юноша и не преминул напомнить ей ещё одну причину жить.

— Ты тоже, — слегка смеясь, ответила незнакомка.

— Лучше сделай ещё пару шагов вперёд, а то следующий порыв точно станет последним, — частично смеясь, частично серьёзно проговорил парень.

Та послушно сделала сразу два шага, и они, если бы вытянули руки, смогли коснуться друг друга. Однако никто этого делать не спешил, и они больше не приближались. Только проникновенно смотрели в глаза и гадали, о чём думает собеседник.

Джентльмен решил прервать эту неловкость.

— И всё же, что ты тут делала здесь, у самого края? Хотела подняться одним способом, а спуститься совсем другим.

Он то ли шутил, то ли просто напоминал, какую глупость та хотела совершить.

— Ага, на лифте.

— Ты, что... Пешком поднималась? По лестнице? — удивлению парня не было предела. Он словно смотрел на диковинного зверя, который вдруг заговорил с ним на человеческом языке.

— Ну, да. Тут всего пятьдесят два этажа. Не шибко и много...

— Пятьдесят пять, — всё ещё поражённый, ответил юноша.

— Немного сбилась, — поймала смешинку девушка. — Я сама живу на двадцать пятом. Иногда, когда хочется подумать, пользуюсь лестницей.

— Вот как?! Значит, всё же не хотела прыгать?

— Нет, и не смогла бы. Я... испугалась, едва шагнув на крышу. Думала, меня снесёт ветер. Хоть чем-то судьба поможет, но нет...

Девушка улыбнулась, и на сей раз искренне.

— Я поднялась, чтобы посмотреть на город с высоты. Думала это здание самое высокое в городе, — девушка посмотрела на токийскую телебашню. — Но потом вспомнила, что нет. Встала перед обрывом и на прощание захотела наполнить его слезами. Символично, правда?

Парень кивнул.

— Пойдём со мной. Там внизу есть комната отдыха. Выпьешь травяного чая, отогреешься. Успокоишься, и жизнь покажется легче.

— Ты зовёшь меня... В прошлый раз, когда я согласилась — забеременела, — она несколько раз усмехнулась и что-то сказала шёпотом. — А что дальше? Я спущусь и... Домой я не вернусь.

— Ну, хорошо. Поживёшь у меня. Я найду тебе место.

— Ты женат? — резко и бестактно прервала его вопросом девушка.

— Нет. А это имеет значение?

— Никакого, — прозвучал тихий и безучастный ответ, даже ветер на крыше был громче его.

— Пойдёшь?

Парень протянул ей руку, а она перед ответом, спросила:

— А ты думаешь, я буду кому-то нужна с ребёнком? Сейчас этого не видно, но лгать тоже смысла нет.

— Ты мне нужна, — без капли сомнения, уверенно ответил юноша, чем вселил и в неё чувство, что всё будет хорошо.

— Но ты даже не знаешь, как меня зовут! — удивилась она, хотя уже сжимала протянутую ей руку.

— Это и неважно. Всё неважно. Пойдём отсюда.

Девушка же вдруг остановилась, и прежде такой радостный юноша вдруг оцепенел.

— Стой!

— Почему?

— Я хотела встретить здесь рассвет. Посидишь со мной? — мягко и зазывающе прозвучал женский голосок.

Ответом были кивок и нежное прикосновение к озябшему за время их разговора девичьему плечу.