Страж империи

Открылась дверь, и в комнате для допросов появилось новое лицо.

Высокий худощавый человек лет сорока пяти, с высоким лбом, глубоко посаженными глазами и тонкими чертами лица. Неброский пиджак, приличный галстук, недорогие часы — типичный наряд агента службы безопасности. В нем все настолько сбалансировано, что он не бросается в глаза ни богатством, ни бедностью. У агентов всех служб безопасности всех стран мира, судя по всему, единый дресс-код: одеваться и выглядеть так, чтобы не запомниться никакой деталью и не привлечь ничем внимания.

Правда, я пока что воочию видел эсбэшников только двух стран, но думаю, они такие везде.

— Здравствуйте, Александер, — сказал худой, садясь напротив меня.

— И вам не хворать, агент как-вас-там.

Худой улыбнулся в ответ:

— Меня зовут Зарецки. Матфей Зарецки. И я не агент. Работаю в службе безопасности Сиберии, но аналитиком.

— Видимо, вы решили, что двадцати двух проверок «рамкой» достаточно? — ухмыльнулся я.

Зарецки развел руками:

— Понимаю вашу иронию. Но и вы поймите. Когда из Зоны приходит некто, кому по ту сторону Зоны, в Аркадии, уже неделю как памятник поставлен — как тут не заподозрить одержимость?

Я кивнул:

— Конечно, понимаю. Сам бы проверил такого гостя несколькими разными «рамками» — вдруг одна отказала. Но двадцать две проверки? Серьезно?

— Увы. Вы у себя на родине уже давно в списке погибших — а теперь оказывается, что в одиночку пересекли Зону. По сути, это еще никому не удавалось.

— Угу, — кивнул я. — А что, действительно памятник поставили?

— Ну еще бы. Правда, тонкий нюанс: памятник похож на вас, но поставлен графу Александеру Арклайту. Не хотите это прокомментировать?

Я вздохнул:

— Вам не надоело крутить эту пластинку? Я — не Арклайт. Я — Терновский.

Зарецки улыбнулся.

— А я — аналитик. Люблю, чтобы все данные были упорядочены, проверены и подтверждены. Это профессиональный пунктик, скажем так. Мы несколько дней ломали головы: спасать принца из Зоны Сопряжения ушел Терновский, восходящая звезда аркадианского телевидения, а памятник в итоге поставили Арклайту — тому самому, который утонул пять лет назад в одиннадцатилетнем возрасте. Терновский куда делся и как воскрес Арклайт? Наконец, почему канцлер Арклайт, который вместе с принцем крушение потерпел, напрочь исчез? Весь экипаж дирижабля — посмертно к наградам представлен, вся гвардия принца — и погибшие, и двое спасенных — перечислены поименно и награждены. Длинный список награжденных и погибших корпуса, который отвлекал внимание Порчи и одержимых во время спасательной операции. Поименно перечислен взвод Терновского. И только про канцлера Арклайта — а он был чуть ли не третьим человеком в Аркадии — ни слова. Просто ни слова. Ни некролога, ни упоминания в лоялистских СМИ — ни-че-го. Канцлером теперь стал маркграф Зэйн — даже указ о назначении Зэйна не обнародован. Словно Зэйн всегда был канцлером. Но вот сегодня утром приходит информация от наших людей в Аркадии: оказывается, газетчикам секретным указом запретили муссировать тему пропавшего канцлера. Ну а час назад курьером через диппочту передали интереснейшую статью.

Он положил передо мною столичную газету «Вечерний обозревать» — по сути, главный рупор Императорского Дома Аркадии.

И на первой же полосе — моя фотография и весьма обширный некролог, полностью занимающий всю передовицу.

Я поднял взгляд на Зарецки.

— Ну и? Я и не сомневался, что меня объявят героем посмертно.

— Ага. Собственно, вот вы и подтвердили, что являетесь графом Арклайтом… ваша светлость.

Я тяжело вздохнул.

— Ладно, Зарецки. Вы можете думать, что хотите, а я просто повторю в последний раз: Александер Арклайт умер более пяти лет назад. В буквальном смысле слова «умер». А я — Терновский.

Зарецки положил руки на стол и наклонился чуть вперед.

— Понимаете, Александер, я не хочу думать. Я хочу знать. Вы не поверите, какую кропотливую роботу мы провели, пока вы сидели в карантине. Мы накопали кучу всего. Например, что в «специальных тактических отрядах» Аркадии уже был человек с фамилией Терновский. Интересная деталь его биографии: он принимал участие в зачистке города Темерин после того, как там открылась локальная нестабильная Зона, и нашел на чердаке дома маленького мальчика, который пережил тот ад… Парни из вашего взвода дали несколько интервью о своем командире и упоминали то, что слышали от вас. Якобы, вы пережили Темерин, были спасены бойцом СТО и впоследствии пошли в СТО. «Только эстэошники — чего-то стоящие ребята. Все остальные вояки — дармоеды». Ваши слова?

— Мои. Вы полагаете, что я взял себе имя своего спасителя?

— А разве нет?

— Нет. Я родом из Темерина, там полно Терновских. А еще там есть городок областного значения — Терноград. Не поверите — там Терновский каждый третий.

— Ладно же. Еще мы узнали, что Дом Арклайт прекратил свое существование. Все его члены — родственники исчезнувшего канцлера — были лишены дворянства, привилегий и имени Арклайт. Имущество Дома и счета в банках были использованы, чтобы выкупить контракты всех парней из вашего взвода, а также появился «фонд Арклайта», который занимается помощью сиротским приютам. Характерно, что управляющие фонда — некие Рюиджи Кибагами и Кай Зеркин, бывшие бойцы и ближайшие друзья исчезнувшего Терновского. И наконец — газета, что лежит перед вами. Там прямым текстом на нормальном болгарском языке написано, что Арклайт — это и есть Терновский. Александер Арклайт инкогнито поступил в СТО под именем Терновского. И знаете, что я предполагаю?

— И что же?

Зарецки улыбнулся:

— В статье ни слова о том, как и почему утонувший Александер, наследник Дома Арклайт, внезапно оказался в СТО. В статье ни слова о том, что он еще в раннем детстве показал потенциально шестой уровень магического дара. И у меня возник вопрос: для чего магу шестого уровня просрать, простите, свой талант в СТО? Вы стали «притупленным», утратив дар к магии в обмен на стойкость к ней. Но в СТО берут только людей с первым и вторым уровнем, то есть с рудиментарным даром. Мага шестого уровня ни за что не пустили бы в смертники. Хотите послушать мою версию?

— Куда ж деваться, — вздохнул я.

— Абрахам Арклайт убивает своего брата, графа Арклайта, подстроив автокатастрофу, а затем топит его одиннадцатилетнего сына, Александера, и становится графом Арклайтом, а впоследствии и канцлером. Александер спасается каким-то образом, скрывается под видом беспризорника, опасаясь убийц своего дяди, выживает во время катастрофы в Темерине и в конечном итоге поступает в СТО, взяв себе имя своего спасителя и скрыв свой шестой уровень. Его расчет — отличиться, стать гвардейцем императора, и тогда однажды он, будучи вооруженным, окажется в одной комнате со своим дядей… Но возможность отомстить подвернулась раньше. Месяц назад вы спасли принца и отомстили своему дяде, видимо, заставив его признаться во всем.

Я несколько раз хлопнул в ладоши.

— Мои аплодисменты, специалист Зарецки. Вы явно не зря получаете зарплату. Браво, браво от души. Аналитика действительно впечатляющая… только все равно неверная, так как она основана на неполных данных. Верны практически все умозаключения, но вот чего вы никак не могли узнать, так это того, что малыш Сашик, он же Александер Арклайт, действительно мертв уже более пяти лет. Он выжил после покушения, но погиб в Темерине.

— Допустим, это правда, — сказал Зарецки. — Но тогда кто такой вы?

— А я, как уже было сказано много раз — Терновский.

Он приподнял брови:

— Отлично. Вы — Терновский. Арклайт давно погиб. Сразу же новый вопрос — почему памятник — Арклайту?

Я ухмыльнулся в ответ:

— Это же довольно очевидно. Арклайтом назвался я.

— Зачем?

— И это тоже довольно очевидно. Чтобы вынудить канцлера признаться в двойном убийстве. Чтобы он получил по заслугам.

На лице Зарецки появилось задумчивое выражение.

— Допустим. Вы выдали себя за Арклайта, чтобы таким образом отомстить за него?

— Именно.

— Следующий вопрос. По официальной версии, вы остались в одиночку прикрывать отход всей группы.

— Так и было.

— Раз вы при этом не погибли — почему не вернулись? Где вы были весь этот месяц?

Я ухмыльнулся:

— И снова все очевидно — в Зоне я был.

— Месяц?!

— Да, а что? — невинно спросил я.

— И что вы там делали?

— То, что должен был. Вел зачистку.

Слово «безумец» не было сказано вслух, но я четко прочитал его в глазах Зарецки.

— Ладно. Допустим. Вы месяц вели зачистку. Почему не вернулись к своим? Почему пришли к нам? Почему, присвоив себе личность графа Арклайта, отомстив за него и присвоив все то, что принадлежало ему по праву, вы остаетесь в Зоне вместо того, чтобы вернуться вместе со всеми и наслаждаться лаврами героя и прочими преференциями? Мы внимательно анализировали поступающую информацию: в интервью, которые давали ваши бойцы, были нестыковки. Мы пришли к выводу, что официальная версия о прикрытии группы лжет, и фактической необходимости остаться и прикрывать группу ценой своей жизни там не было. Вы живы, что подтверждает эту гипотезу.

Я положил руки на стол и подался вперед, копируя позу собеседника.

— Скажу вам то, что сказал принцу в ответ на этот же вопрос. Все дворяне Аркадии, включая и самого принца, делятся на две группы. На тех, которые не имеют понятия, насколько плохо живется внизу, на самом дне, и тех, у кого совершенно нет совести. Я полгода провел в роли уличного оборванца, жил в приюте, сбегал оттуда: там было еще хуже, чем на улице. Я знаю, какая нищета скрывается за блеском дворцов аристократических Домов. Я прочувствовал это на себе. И при этом моя совесть осталась при мне, таким образом, я не могу быть дворянином Аркадии. — Я чуть помолчал и продолжил: — Разумеется, все это я говорил как бы от лица Арклайта — на самом деле я провел на улице все детство. А вообще причины, вынудившие меня остаться в Зоне, несколько глубже. Более личные. Начнем с того, что я не хочу жить под чужим именем — и не только из страха разоблачения. Это раз. Моя совесть действительно осталась при мне — я не счел возможным присвоить то, что принадлежало малышу Саше, потому распорядился имуществом Дома Арклайт так, как, может быть, распорядился бы он, если б мог написать завещание. Это два. Третье… я пошел в СТО только ради того, чтобы отомстить за него. Месть свершилась — у меня пропала цель, заставлявшая меня делать то, что я делал. Ну как бы добежал к финишу, ленточку разорвал — а дальше куда, если я только этой финишной чертой и жил? А вот ненависть к эфириалам, одержимым и Порче — она никуда не делась. И я остался, чтобы продолжать зачистку… Как-то не хотелось мне обратно, в опостылевшую Аркадию. Понимаете, я люблю свою родину, но ненавижу государство. Ненавижу его социальный строй, обрекший меня на нищету с раннего детства.

— Забавно, — пробормотал Зарецки, — у вас еще до похода за принцем была репутация патриота…

— Вы про ту передачу, где я уделал Ирму фон Бунстер? Так там я лицемерил, как никогда до этого и как больше никогда не буду. Мною двигало только желание однажды добраться до канцлера — и когда я до него добрался, все остальное стало уже неважным. Потому я написал завещание от лица малыша Сашика, выкупил своих парней из СТО, ликвидировал Дом Арклайт и создал фонд Арклайта. А сам остался в Зоне — делать то, что умею и что должен. Делать то, что мне нравится. Полагаю, специалист Зарецки, теперь вы знаете все, что хотели знать.

Он некоторое время смотрел на меня молча, потом сказал:

— Догадываетесь, что мне кажется самым невероятным в вашей истории?

Я спокойно ждал, давая ему ответить на свой риторический вопрос.

— Мне кажется странным, что вы, сирота-беспризорник, пошли в СТО, потратили пять лет жизни, рисковали. И все это — только чтобы отомстить за мальчика, с которым были знакомы небольшой промежуток времени?

— Именно так. Увы, но месть за него — это все, чем я смог отплатить ему.

— Вы перед ним в долгу за что-то значительное?

В точку попал, ничего не скажешь. Да, я в долгу перед малышом Сашиком за все человеческое, что есть во мне. Но признаться в этом не могу, разумеется.

— Да, — сказал я вслух. — Очень значительное.

— Понятно.

Тут дверь открылась и в комнате появилась новая персона: жизнерадостная девица лет двадцати пяти в строгом костюме и с бейджем на довольно выпуклой груди. Точнее, новая только в этой комнате: последние два допроса она наблюдала из соседней комнаты, закрытой стеклом с односторонней прозрачностью.

— Приветствую! Вы не поверите, Александер, как я поспешила сюда, как только мой шеф узнал, что странный человек, пришедший из Зоны — это вы. Двадцать четыре часа тряслась в автомобиле, несущемся на всех парах на Край. Я, можно сказать, ваша фанатка с того самого момента, когда увидела вашу «дуэль» с фон Бунстер!

— Неужто? — флегматично ответил я. — Как минимум одно ваше утверждение лживо — значит, лживо и все остальное.

— Простите? — растерялась она.

— Вы уже два дня тут находитесь и наблюдаете за допросами из соседней комнаты.

— Э-э… Как вы узнали?

— У меня свои методы. Я не только стрелять умею.

— Ладно, признаю, приврала немножко для красного словца и установления дружелюбной атмосферы, — повинилась она. — В общем, меня зовут Скарлетт Ковач, я работаю в министерстве обороны. И насчет фанатки — это правда. Не настолько, чтобы вешать ваш портрет в своем кабинете, но ваш первый телеэфир привел меня в неописуемый восторг. Честно говоря, даже как-то обидно, что ваше выступление было не от чистого сердца.

— Жизнь полна разочарований, — философски заметил я. — Так что вам от меня надо?

— Ну, не совсем мне — министру обороны. Я работаю в его команде.

— Интересная у министра кадровая политика…

Скарлетт улыбнулась:

— Вы про мой возраст? Обычно, когда меня спрашивают, как я так быстро заняла такую высокую должность, я иронично отвечаю «насосала». Людям, которые не обладают выдающимися способностями и не в состоянии оценить чужой талант, энергичность и способности, иные ответы кажутся неправдоподобными. Но человек, что в семнадцать лет зашел в Зону на двадцать километров и вывел оттуда свой отряд, не потеряв ни единого бойца, а затем вообще пересек Зону в одиночку, наверняка понимает, чего стоят способности.

Хм. А она не глупа.

— Вы не сказали, что вам от меня нужно. Ну или министру.

— О, ну это же совсем просто. Мы хотим предложить вам, Александер, основать в Сиберии центр подготовки специальных тактических отрядов и возглавить его.

— Зачем?

— Ну как это «зачем»?! Все хотят иметь таких бойцов, как эстэошники! Про аркадианских эстэошников по всему Старому Свету ходят легенды, и иногда эти легенды даже правдивы! Александер, вы за месяц в Зоне сколько одержимых «зачистили»?

— Около двадцати.

— Сколько?! — хором изумились Ковач и Зарецки.

— Около двадцати. Вначале было проще — они сами на меня перли. После того, как я убил с десяток, остальные поумнели и начали прятаться. Каждого приходилось сутками выслеживать и преследовать. Я даже заставил одержимых совершить невозможное ранее: четверо из них объединились в одну группу, чтобы защититься от меня, хотя одержимые и по двое действуют неохотно, что уж о четырех говорить.

— Ну и ну! И чем это кончилось?

— Троих я убил. Четвертый сбежал, но я как раз готовился праздновать семнадцатилетие и потому не стал за ним гоняться. Да и в отдыхе нуждался.

— Ну вот, и вы еще спрашиваете, «зачем»?! Вообще-то, мы уже пытались организовать свое аналогичное подразделение по аркадианскому образцу. Набрали добровольцев с рудиментарным даром, купили у свартальвов ту установку, которая превращает магов в притупленных…

— «Кошмарилка».

— Вот-вот. Провели подготовку с ее помощью, поднатаскали, обучили… Но в итоге это окончилось позорным фиаско: на первой же зачистке часть группы погибла, остальные разбежались. Один даже сошел с ума.

Я рассмеялся.

— Как же вы наивны… Вы что, серьезно думали, что если пропустить солдата с рудиментарным даром через «кошмарилку», то на выходе получится эстэошник? На выходе получится обычный солдат, разменявший свой рудиментарный дар на устойчивость к магии и вероятные нарушения психики. СТО — это отдельный род войск. Это даже не армейский спецназ, понимаете? Отдельно взятый эстэошник — самая дорогая боевая единица после магов и танков, он обходится казне в шесть с половиной миллионов империалов — для сравнения, «Гоплит», основной боевой танк Аркадии, стоит около восьми миллионов, а весь мой отряд обошелся казне дороже танкового взвода. Вы этого не знали?

— Знали, но…

— Эстэошники готовятся четыре года, на нашем жаргоне это зовется «пройти пять кругов ада». Туда идут только самые отчаянные и самые стоящие люди на свете, а не кто попало. Когда рекрут пишет заявление — он вначале проходит так называемый «нулевой месяц», который даже не первый шаг на пяти кругах ада, а просто взгляд издали на то, что его ждет. Девяносто процентов кандидатов отсеиваются на протяжении этого месяца — дают задний ход, не проходят тесты или гибнут от запредельных нагрузок. И только сильнейшие поступают в учебку. Они подписывают «купчий документ», становятся на время собственностью государства и в первый же день пишут завещание. Это смертники, которые знают, что восемьдесят процентов их погибнут в первые же два года… Но перед тем их четыре года готовят по очень жесткой и эффективной программе, в которой нет места ничему лишнему. Эстэошники не ходят строем, не убираются в казарме, не стирают свои вещи, не дежурят по кухне. Все делает обслуживающий персонал. Эти четыре года эстэошника обучают лишь тому, что поможет ему стать сильнейшим бойцом на планете — и ничему больше. У тех, кто не выдерживает, всего два пути: урановые рудники или петля. Мне, прошедшему все это, ваша попытка превратить обычных солдат в эстэошников кажется в высшей степени смехотворной.

— Да мы это уже осознали, — пробормотал Зарецки.

Мы? Какие еще «мы», если Зарецки — аналитик СБ, а Ковач работает в министерстве обороны? Видимо, они на самом деле более сплоченная команда, чем хотят показать.

— …Но желание создать аналог СТО у нас никуда не делось, — закончила Ковач. — Довольно очевидно, не так ли?

Я пожал плечами:

— Вообще-то, я и не спрашивал, зачем вам основывать СТО, тут и правда все совершенно очевидно. Я спросил, зачем это нужно мне.

— О, ну это же еще очевидней! — улыбнулась Скарлетт. — По сути, вы будете стоять у истоков нового вида войск Сиберии. Начнете отнюдь не снизу, а с хорошего трамплина, вроде начальника спецшколы. Насколько высоко вы со временем сумеете забраться — зависит только от вас и ваших способностей, а они у вас есть! И вообще, вам выпадает возможность, которая сама по себе крайне удачна. Заполучить спецназ сродни эстэошникам мы хотели очень давно, но никак не могли добраться до секретов и методик подготовки, потому что все попытки заполучить перебежчика-эстэошника, подкупить или переманить, до этого момента успеха не имели…

Я тоже улыбнулся:

— Ну, в таком случае не понимаю, зачем вы тратите свое время на меня. Бегите бегом к этому вашему перебежчику.

И вот тут улыбка сошла с ее лица, да и сам жизнерадостный облик Скарлетт как-то слегка потускнел.

— Вообще-то, она имела в виду вас, — сказал Зарецки.

— Догадываюсь. Господа, а вы читали рапорты своих офицеров с Рубежа? Разве я, подойдя к стене, просил политического убежища? Нет, не просил. Я не просил впустить меня. Я не просил открыть ворота. Я не просил приютить меня на денек. Я попросил сбросить мне еды и патронов, только и всего. Чисто между прочим — попросил, стоя за вашим Рубежом. То есть, на территории Зоны, которая, согласно международным договорам, является нейтральной территорией. А еще напомню, что был вынужден войти в ворота, находясь под прицелом полусотни стволов. Так что я не перебежчик. Я боец СТО Аркадии, захваченный на нейтральной территории без объявления войны и в нарушение кучи международных договоров. Внезапно, да? На случай, если вы сейчас пытаетесь понять, почему я пересек Зону, только лишь чтобы попросить патронов — я заблудился. В Зоне не работает ни электроника, ни компас, там нет ни звезд, ни солнца. Я был уверен, что вышел к рубежу венгрочехов. Оказалось — сиберийцы. Ну и наконец… Скарлетт, вы предложили должность какого-то там начальника и возможность карьеры человеку, который добровольно отказался от графского титула, богатства и статуса первого героя Аркадии и лучшего эстэошника в истории, а заодно и от прилагающихся почестей и карьеры. Да, на то у меня были веские причины — но если б мне очень хотелось жить в роскоши и богатстве — я бы вернулся обратно в Аркадию. Риск, что меня как-то разоблачат, был минимален.

Скарлетт откровенно растерялась, Зарецки вообще напрочь растерял весь свой апломб все знающего и понимающего человека.

— Ну, понимаете, вы же говорили о неприятии социума Аркадии, и все это выглядело, как дезертирство, — промямлила Скарлетт, — вот это и натолкнуло меня на мысль о том, что вы ищете для себя другое место жительства… Ну а иммигранты обычно не отказываются упрочить свое социальное и материальное положение, ну и… Вот я и подумала, что вы будете рады возродить самый лучший род войск на новом месте…

Я фыркнул.

— Дезертирство? Другое место жительства? А что, где-то общество устроено иначе, нежели в Аркадии? Покажите мне место, где граждане не разделены на первый сорт и второй, где знатные Дома магов не правят бал? Если и найдете такое — то у альвов. У них неравенства нет, потому что они маги все поголовно и при этом сила дара не играет роли, альвы только мастерство уважают, а не врожденный талант. А у нас, людей, последние пятнадцать веков без изменений: магократия повсеместно, кто не маг — тот второй сорт. Разница только в общем благосостоянии от страны к стране, те же яйца, только в профиль.

Скарлетт задумчиво откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Александер, а вы много стран видели, кроме Аркадии?

— Только ее, родимую, — признался я. — Но не начинайте впаривать мне о том, что у вас все иначе: каждая жаба свое болото хвалит, это естественно.

— Насчет жабы было немножко обидно.

— Это не я, это присказка такая. Я не пытался ни на что намекнуть.

Она чуть наклонила голову набок:

— Знаете, Александер, сегодня вы мне открыли глаза кое на что, всего лишь рассказав об одном периоде своего детства. А я расскажу вам о своем. Я — круглая сирота, и тоже жила в детдоме. Сызмальства и до совершеннолетия. И вспоминать об этом не люблю. Я ненавидела свой детдом, когда жила там, но… Все познается в сравнении. Выслушав вас, я поняла, что мне еще повезло. Да, нас там не баловали особо. Все приходилось делать самим — уборка, стирка, готовка. У нас не было поваров — только «шеф»-повар, который ничего сам не делал, а руководил дежурными по кухне. Мы ели то, что готовили сами, и я и по сей день не могу смотреть на овсянку и перловку. Однако свои шестьсот граммов мяса, два литра молока и четыре яйца в неделю, согласно госстандарту, я получала всегда. За всю жизнь в детдоме я не узнала, что такое голод: никого не заботило, любим ли мы перловку, но мы получали здоровое и достаточное питание. У нас никто никогда не сбегал, как вы, и я даже не могу себе представить, насколько худо было вам, если вы предпочли быть беспризорником… Нам приходилось, помимо учебы, делать все по хозяйству — но мы научились заботиться о себе и трудиться. Наконец, в детдоме я получила основы двух дисциплин — управленческого дела и психологии — и благодаря своим способностям поступила в университет без вступительных экзаменов. Вы не поверите — я только два года назад получила диплом. И вот где я сейчас. Шутки шутками — но я никогда не спала со своим шефом. Иными словами, Александер, у вас в Аркадии сироты никого не заботят. Лишь бы с голоду не околели — а помрут так помрут, велика беда. А в Сиберии государство из сирот вроде меня готовит себе кадры. Никаких сантиментов, никаких нежностей — моя страна дала мне ровно то и ровно столько, чтобы я выросла здоровой, самостоятельной и полезной обществу. И такие условия я считала жестковатыми, скажем так, но, узнав вашу историю, взглянула на свое прошлое иначе… В общем, я вот к чему клоню: мы можем поехать в любой угол страны и зайти в любой, самый захудалый детдом. Просто для того, чтобы вы убедились: на этот раз я не вру. И тогда, когда вы воочию убедитесь, что разница есть и она огромна — поймете, что Сиберия и Аркадия — отнюдь не одно и то же. По крайней мере, в отношении к сиротам.

Я пожал плечами:

— А мне не нужно убеждаться: это ничего не меняет. СТО как военная организация может существовать только в стране типа Аркадии. Если у вас, фигурально выражаясь, все очень хорошо, прямо рай на земле — то это банально лишает СТО фундамента.

— Что вы имеете в виду? — спросил Зарецки.

— Открою вам секрет. Я уважаю эстэошников и горжусь, что принадлежу к их числу, но при этом ненавижу СТО как организацию. Сам факт существования СТО — это своего рода манифест наиболее ненавидимых мною аспектов Аркадии как империи.

— Простите, а можно немного попроще?

— Можно, — кивнул я. — Понимаете, СТО в том виде, в каком о нем слагают легенды, существует исключительно благодаря чудовищному неравенству в Аркадии. Благодаря нищете низов и блеску аристократии. В СТО идут только очень отчаянные и отчаявшиеся люди. И только потому, что иных перспектив у них нет, кроме как поставить на кон свою жизнь. Ну а что до вас — если у вас все остальное под стать детским домам, как тот, что вы описали… Вам неоткуда будет взять смертников, потому что обилие людей, готовых играть на свою жизнь, характерно для неблагополучных обществ.

Скарлетт незамедлительно бросилась ковать, пока горячо.

— А мы не заинтересованы в смертниках. Шесть с половиной миллионов ваших империалов — это порядка двадцати миллионов наших талеров. Одно дело вложить деньги в бойца высочайшего класса — но вбухивать столько в подготовку смертника как-то больно расточительно.

Я тяжело вздохнул.

— Боюсь, вы совсем слабо разбираетесь в СТО. Для вас эстэошник вроде меня — великолепный боец и только. Но вы не понимаете, что именно делает меня таковым. Как вы думаете, почему эстэошники продолжают сражаться даже тогда, когда регулярные части и спецназ в ужасе спасаются бегством? Почему мы стойки к тому кошмару, от которого бывалые солдаты седеют в считанные секунды? Ответ прост: принципиально иной способ мышления. В то время как обычный солдат идет служить за жилье и стабильную, хоть и небольшую зарплату, и молится Создательнице о том, чтобы никогда не встретиться с Порчей и одержимыми, мы идем навстречу им, потому что пришли именно за этим. Мы заранее знаем, что однажды заглянем в лицо потустороннему ужасу и сыграем с ним в «кто кого». Выигрывают немногие — но если выиграл то выиграл. Дворянство, достаток, карьера, для самых стойких — место в императорской гвардии, для самых способных — высокие должности. Рекрут СТО — это человек, загнанный безысходностью и нищетой в самый угол. Уникумы вроде меня, пришедшие не за деньгами — единичны, а среднестатистический эстэошник приходит в спецучебку, чтобы хоть немного пожить в относительной роскоши, по-человечески — ну а потом сыграть со смертью в револьверную рулетку. Ставка — жизнь. Выигрыш — джекпот. И всего одна пустая камора в барабане. Понимаете, СТО — не просто военизированная организация. Это субкультура, со своими традициями и своей реальностью. Со своими неочевидными законами и правилами игры. Почему мы обычно деремся до конца? Бегство с поля боя для эстэошника — форменное самоубийство. Я не говорю уже о том, что в самом-самом неприглядном случае он попадет на урановые рудники. Понимаете, мы — смертники. Не обычные солдаты с очень высоким шансом погибнуть, а именно смертники с очень маленьким шансом выжить. Все курсанты в спецучебке пишут завещание в первый же день — это и традиция, и рационализм, и часть психологической подготовки. Готовят нас так. Даже если я сбегу с поля боя и для меня не будет непосредственных последствий — я все равно стопроцентно попрощаюсь с надеждой досрочного перевода в офицеры, а тем более — с надеждой на место в гвардейском полку. То есть, с надеждой на то, ради чего я и пошел в СТО. Мне стопроцентно служить до полной выслуги, и моими спутниками будут позор, презрение и недоверие со стороны моего нового подразделения. А до выслуги доживают лишь два процента, потому сбежать — равносильно тому, чтобы приставить себе к голове револьвер с барабаном на пятьдесят патронов, где только одна пустая камора, и спустить курок. Конечно, бывает всякое. Бывает, что отступает все подразделение, если к тому есть объективные причины. Бывает, что все погибают, а один спасается. Но побежать, бросив подразделение, на глазах всего мира — это самоубийство с вероятностью в девяносто восемь процентов. Только медленное, с муками и позором. Потому мы, эстэошники, не бегаем. И в самом безнадежном бою продолжать сражаться — оптимальный выбор. Остался и погиб — значит, погиб как герой. Убежал — все равно погиб, только не сразу, долгой смертью труса. А если остался и каким-то невероятным чудом выжил — все, джекпот. Деньги, слава, карьера, все такое прочее. Так что рекрут изначально приходит в СТО с психологической установкой сыграть на высочайшую ставку в самую страшную игру на свете. Где другие седеют от ужаса — там мы видим наш лотерейный билет, тот самый, ради которого пришли в СТО и преодолели все пять кругов ада. Но не потому, что мы хотели сыграть, а потому, что нам не оставили иного выбора. Человек, у которого есть альтернатива СТО — не идет в СТО. Понимаете?

— Думаю, да, — кивнула Скарлетт.

— Ну вот и все. У вас СТО аркадианского типа не получится создать, даже если бы я хотел помочь. Но я не хочу, потому что это неправильно. И теперь самым оптимальным вариантом будет дать мне, наконец, еды и патронов и вернуть обратно в Зону. И мы забудем о том, что я тут был.

— Погодите, — сказал Зарецки. — Для чего вам возвращаться в зону, раз вы уже здесь?

— А зачем мне оставаться тут? У вас не выгорит с СТО — и хвала Создательнице за это. Канцлеру за малыша Сашика я отомстил — а потусторонним приблудам еще нет. Пока они есть — моя зачистка не закончится. К тому же, там весело. Адреналин, охота — и не на безмозглого безоружного бегемота или льва, а на не менее умного и опасного противника, чем сам охотник, к тому же отлично вооруженного. Вы знаете, что старые одержимые своим телекинетическим броском способны развить энергетику мелкокалиберной пушки?

— Вы что же, намерены зачистить всю Зону? — с толикой иронии спросил Зарецки.

Я пожал плечами:

— Это вряд ли, но я буду не я, если не попытаюсь, тем более что других стоящих вариантов у меня как бы и нет. Полагаю, у вас наконец-то все?

Зарецки переглянулся с Ковач, затем она сказала:

— Александер, а вы, видимо, идеалист?

— Может, и так, — пожал плечами я, — никогда не задумывался о себе настолько абстрактно. А что?

Скарлетт с видом «я делаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться» спросила:

— Тогда как насчет того, чтобы все-таки создать СТО в Сиберии? Только на этот раз — правильно, а не как в Аркадии.

Я приподнял брови:

— А «правильно» — это как?

— Вот вы нам и скажите, как сделать это правильно.

Сильный ход, надо это признать. Сильный настолько, что мне понадобилось пару секунд на размышления.

— Заманчиво, — сказал я, — но правильно у вас тоже не получится. Вы не заплатите такую цену.

— Вопрос только в деньгах? — удивилась Скарлетт. — Думаю, что мы вас удивим в этом плане.

Я покачал головой.

— Нет, Скарлетт. Это я вас сейчас удивлю. Вы-то еще ладно, два года как из университета, вам прощелкать очевидное позволительно. Но специалист Зарецки — вы же аналитик. Скажите, вас не удивляет, что подразделения СТО зачастую несут тяжелые потери, встречаясь порой всего с одним одержимым, а я месяц дрался с ними в Зоне и убил около двадцати? Восемнадцать трупов, на которые я плюнул, и еще три возможных, но не подтвержденных?

— Это была первая мысль, высказанная при вашем прибытии, еще до того, как к делу подключили нас, — ответил Зарецки. — Это показалось невероятным всем — отсюда и аж двадцать две проверки.

— Согласен полностью. Но теперь, когда вы убедились, что я не одержимый, чем вы объясните мою результативность?

Он кашлянул.

— Признаться, я посчитал, что вы, прошу прощения, крепко приврали насчет количества, а факт пересечения Зоны — мастерство плюс тонна удачи.

Я ухмыльнулся.

— Давайте на минутку примем за истину мои слова. Чем вы объясните мою эффективность в этом случае?

— Хм… Вы сверхталантливый уникум?

— Насчет таланта — не факт. В СТО проходят только очень одаренные люди, лучшие из лучших. И быть еще лучше их просто некуда. А мои способности объясняются очень просто… Как вы знаете, человек с рудиментарным даром, прошедший «кошмарилку», становится «притупленным» и теряет способность колдовать в обмен на стойкость к магии. Так вот, это ошибочное мнение. «Притупленных» верней было бы назвать «измененными», потому что они дар магии не теряют, а разменивают на способности иной природы. И этот размен — равноценный. Иногда у эстэошников появляются новые особые способности, но не магической природы, а скорее парапсихические. Например, Ян Вукович умеет создавать иллюзию себя и одновременно становиться невидимым, а Рюиджи Кибагами может разрубить стальной прут мечом. Причем даже деревянным. Тонкий нюанс, как вы любите говорить: дополнительные таланты появляются обычно у тех, у кого дар магии был второго уровня, а не первого. Первые уровни получают стойкость к магии. Вторые — частенько еще что-нибудь в придачу. Что получат третьи — вопрос открытый, в СТО не берут с третьим уровнем…

Я сделал паузу, давая им осмыслить услышанное.

— А у вас тогда какой уровень был? — спросила Скарлетт.

— Шестой. Так что увы: я знаю, вы уже успели помечтать об отряде, роте или полке таких, как я, или хотя бы вполовину таких. Но цена слишком высока: бойца моего класса можно сделать только из мага шестого уровня.

— Значит, вы все-таки Арклайт, — сказал Зарецки.

Да уж, ему палец в рот не клади. Впрочем, это ерундовый прокол.

— Это значит лишь, что у меня был дар шестого уровня — и ничего больше.

— Маг шестого уровня — уличный беспризорник? Такое вряд ли возможно. Даже в Аркадии.

Я хмыкнул.

— Такое возможно где угодно, если уличный беспризорник не имеет предрасположенностей и не подозревает о своем даре.

Тут опомнилась Скарлетт.

— Прошу прощения, мне надо позвонить шефу, — сказала она.

Зарецки проводил ее взглядом и как-то вольготно откинулся на спинку стула. Видимо, Скарлетт его слегка напрягает. Ну или ее начальник.

— Так, значит, это ваши новые способности помогли вам определить, что Скарлетт Ковач находилась в комнате наблюдателей? — спросил он.

— Логичное предположение.

— А что еще вы можете?

Я улыбнулся и промолчал.

— Это секрет?

— Разумеется. Напоминаю, что я был захвачен в нарушение международных договоров, и не исключено, что мне отсюда придется выбираться по трупам.

— Хм… Это же просто недоразумение. Вы и сами признали, что в первую очередь подумали бы об одержимом.

— Но теперь это недоразумение исчерпано?

— Да, так что…

— Тогда верните «кишкодер».

Зарецки слегка замялся.

— Эм-м-м… Видите ли, юридически вы не можете владеть или носить…

— Хватит словоблудия, — перебил его я. — «Венские соглашения», параграф о незаконно перемещенных лицах, пункт сорок шесть. «Лицо, незаконно и против своей воли перемещенное на территорию другой страны, не обязано подчиняться местному законодательству». Иными словами, специалист Зарецки, я нахожусь под юрисдикцией Аркадии и потому имею полное право на ношение и применение табельного оружия. Вы обязаны вернуть его, если это недоразумение. Если нет — значит, я незаконно захвачен враждебной страной и никаких переговоров с вами вести более не буду.

Он почесал затылок.

— Хм… Тут могут возникнуть определенные сложности, скажем так…

— Ваши проблемы.

— Александер, а вы понимаете, что в Сиберии лица, не входящие в определенный список, не могут носить оружие, особенно такое?

Я улыбнулся:

— Полагаю, у вас остался только один путь, не ведущий к нарушениям каких-либо законов. Вернуть мне оружие, а затем вернуть меня на то самое место, откуда взяли. Меня устраивает. У вас, впрочем, других вариантов-то и нет, потому что цена, повторюсь, для вас слишком высока.

— Я понял вашу точку зрения, Александер. Но подобные решения принимаются не мною.

— Догадываюсь, — беззаботно кивнул я.

Через пару минут появилась Скарлетт.

— Александер, министр очень заинтересовался… вашими возможностями. Как вы смотрите на перспективу съездить в столицу?

— Я смотрю на этот стол.

— Э-э… Простите, не поняла?

— И не вижу на нем моего «кишкодера». Господин Зарецки, раз вы поняли мою точку зрения — донесите ее до всех, кому это следует знать, будьте так любезны. За последние несколько дней меня уже подташнивает от необходимости что-то кому-то говорить более одного раза.

***

Мои подозрения насчет Зарецки и Ковач полностью подтвердились: в столицу мы поехали втроем на одной машине, следовательно, сюда эти двое приехали вместе. Министр обороны тесно сотрудничает с СБ — а иначе, в общем-то, и быть не могло.

Ехали мы часов тридцать: в обед выехали, до поздней ночи наматывали дорогу на колеса, останавливаясь только чтобы перекусить и на ночлег. Ночевали на какой-то военной базе, куда проехали безо всяких вопросов, как только Скарлетт сверкнула своим документом, а наутро ни свет, ни заря поехали дальше. Рулили попеременно Зарецки и Ковач, а я развалился на заднем сидении в обнимку с «кишкодером». Время перевалило за полдень, когда на горизонте показались первые высотки.

Мы подъехали к «крепостному рву» — хотя фига себе ров в пятьдесят метров шириной — остановились у блокпоста, Скарлетт снова предъявила свою «предъявлялку», а потом машина проехала между двумя странными конструкциями.

— Что это?! — удивился я. — Неужели «рамка»?!

— Угу, — кивнул Зарецки. — Наша последняя разработка. Фактически, самый большой и чувствительный прибор для обнаружения одержимых, выпускающийся серийно.

— Точно ваша? — ухмыльнулся я. — А не пары свартальвов, работающих в вашем НИИ за сумму, составляющую половину всего бюджета этого НИИ?

— Таки наша, — ответила Скарлетт. — По правде говоря, в разработке принимал участие один длинноухий, но он сделал только блок, который гасит «самонаводку» и не позволяет прибору реагировать на собственные эфирные флуктуации. Все остальное сделано нашими инженерами и магистрами.

Я чуть приподнял бровь:

— А вы, оказывается, еще и в этом разбираетесь?

— Нет, — честно призналась Скарлетт, — я просто запоминаю все, что слышу. Эйдетическая память. При этом не представляю себе, что такое, к примеру, «самонаводка».

Проехав мост, мы снова оказались на блокпосту, миновали его и оказались в Светлограде — новой столице Сиберии, а по совместительству — еще и в сердце всего Северного Альянса.

— Как вам? — спросила Скарлетт, заметив, что я внимательно рассматриваю высотки в двадцать-тридцать этажей. — Впечатляет, правда?

— Да я с профессиональной точки зрения интересуюсь, — пояснил я. — Мне вот интересно, как можно над пустотой выстроить такие громадины?

— Элементарно. Почти весь Светлоград стоит над предохранительным подвалом, но под крупными строениями пустоты нет, поскольку любое строение — многослойная среда. Но можете не сомневаться: в любом месте, где бы вы не находились, если у вас над головой небо — то под ногами пустота. Предельные допуски — пятьдесят сантиметров. Таким образом, найти во всей столице площадку хотя бы два на два, где не было бы многослойной по вертикали среды, невозможно, так что ритуал призыва эфириала технически неосуществим. В этом плане Светлоград — самый безопасный город на Земле…

— Самый безопасный человеческий город, — поправил я.

Скарлетт съела шпильку молча: крыть нечем. Неважно, насколько сильные меры предосторожности принимаются: люди по своей натуре слишком порочны и примитивны, а потому уязвимы. И никакие хитроумные штуки и трюки, позаимствованные у длинноухих, не помогут нам добиться того же уровня безопасности, что и на территориях альвов и свартальвов.

***

К министру мы попали без особых проволочек: подкатили к хорошо охраняемому поместью, Скарлетт велела охране позвонить министру, сама проехала на парковку. Мы вышли из машины, зашли через парадный вход и поднялись на второй этаж.

С охраной возникла заминка: дежурному сержанту не понравился мой «кишкодер», причем Скарлетт в его глазах явно не обладала достаточным авторитетом, чтобы провести к министру человека с огромным страшным гибридом ружья и алебарды.

— Ну тут вариантов всего два, — сказал я ему. — Либо Ганнибал идет к Риму, либо Рим к Ганнибалу. Если ты не пропустишь меня к министру в кабинет — министру придется спуститься ко мне на парковку. Я человек негордый и неприхотливый, могу и в машине с ним побеседовать.

Наш спор был закончен строгой дамой средних лет, явно секретаршей, которая появилась из той двери, куда сержант не хотел меня пропускать, и пригласила нас войти.

Министр оказался худощавым, довольно высоким джентльменом лет пятидесяти, седым, хорошо одетым, но с закатанными до локтя рукавами рубашки. С первого взгляда видно, что аристократ: тут и манера держаться, и черты лица характерные.

Мы сразу же впились друг в друга глазами: эдакий предварительный тест на вшивость. Не проиграл никто.

— Садитесь, — сделал широкий жест министр, — устали с дороги? Чаю?

— Спасибо, и можно с печеньками и пирожными, — сразу же ответил я, плюхаясь на подвернувшийся диванчик и бросая рядом с собой «кишкодер», — а то в карантине почему-то с вкусняшками было туго. Все каша с тушенкой да тушенка с кашей.

Зарецки на меня странно посмотрел, Скарлетт незаметно скорчила осуждающую гримасу, а вот министр виду не подал.

— Сейчас принесут, — заверил он меня, — а тем временем давайте перейдем к делу. Меня весьма заинтересовал тот факт, что вы около месяца провели в Зоне, умудрились ее пересечь и…

— Грохнуть два десятка одержимых. Да, я в курсе, что вы этим заинтересовались. И в курсе, что вы этой ночью спали и видели, что у вас таких, как я, целая рота, а то и батальон. Да, это закономерно, любой бы захотел себе того же. Скарлетт объяснила вам, во что обойдется всего один равный мне боец?

— Я читал стенограмму беседы, — кивнул министр.

— Ну, тогда мне не нужно все заново повторять. О, уже и чай несут.

Я налег на чай и пирожные — сладкий бисквит с отборными сухофруктами. Чай, кстати, хороший, из тех сортов, которые в магазинах для простолюда не продаются, а если бы и продавались — их мало кто смог бы купить. Меняются страны, языки и лица на купюрах — но кое-что везде одно и то же.

Министр задумчиво вертел в пальцах карандаш.

— Итак, Александер… Вы утверждаете, что единолично убили два десятка одержимых, и при этом…

— Простите… Вы утверждаете, что вы министр, или вы действительно министр? Намек прозрачен?

— Я не это имел в виду. Вы говорите, что смогли сделать это потому, что до подготовки в спецучебке были магом шестого уровня? И если бы на вашем месте был другой боец, то он не смог бы повторить ваше достижение?

Я хмыкнул:

— Если бы на моем месте был обычный боец, имевший первый уровень дара, то спасти принца Георга и выбраться без потерь мы бы не смогли. Скорей всего, даже не дошли бы до цели. Я единолично убил трех одержимых в процессе операции и четвертого — совместно с другими бойцами. Об этом написаны рапорты, напечатаны статьи и даны интервью. Это как бы задокументированный мировой рекорд — три одержимых единолично за одну операцию. Что тут вызывает у вас сомнения?

Министр улыбнулся профессиональной улыбкой опытного политика.

— Если б у меня были сомнения — я не тратил бы на вас свое время. Это не сомнение, а удивление. В свете новой информации о том, что у притупленных эстэошников тоже есть уровни… Понимаете, специалисты вроде вас могли бы, скажем так, открыть перед всеми нами широкие перспективы, но есть одна проблема. Мы не можем взять мага шестого уровня и засунуть в «кошмарилку», понимаете?

— Конечно, понимаю, — кивнул я, — ведь я это сразу сказал. Вы не заплатите такую цену. И, собственно говоря, я даже сам немного удивляюсь тому факту, что трясся в машине тридцать часов, только чтобы повторить это вам лично и услышать абсолютно предсказуемый ответ.

— На самом деле, тут все немного не столь очевидно, — возразил министр. — Лично я вот прямо сейчас, как министр обороны, прекрасно понимаю, что нескольким Александерам Арклайтам я нашел бы хорошее применение. Они бы принесли пользы не меньше, чем столько же «шестерок», а то и больше, даже в условиях войны, а в мирное время — тем более. Но тут есть пара «но». Во-первых, король не согласится сунуть мага шестого уровня в «кошмарилку», основываясь исключительно на устном рассказе кого бы то ни было. Во-вторых, он не имеет на это права, даже если очень-очень захочет.

— В смысле — не имеет права? — удивился я. — Маги-дворяне же военнообязанные!

— Разумеется. Мобилизовать всех — может. Сформировать из них подразделение для борьбы с одержимыми — может. Заставить лечь в «кошмарилку» — нет. «Великому эдикту о правах и вольностях» двести лет, и его король ни нарушить не может, ни отменить. Среди прочего, Эдикт трактует насильственное лишение магического дара или возможности пользоваться оным как очень тяжкое преступление.

— Ладно, и мы остаемся на исходной позиции. Король согласится заплатить цену — не согласятся дворяне. Что совой об пень, что пнем об сову.

— Не согласятся маги-шестерки. Но есть маги более низких уровней.

— Не-не-не. Я неясно сказал, что СТО аркадианского типа против моих убеждений, или в стенограмме этого нет?

Министр остался спокоен.

— Нас тоже не устраивает вариант со смертниками. Покойный Лелуш Третий однажды сказал своему сыну: «Если у тебя есть человек, готовый умереть за тебя, то послать его на смерть — наихудший способ им распорядиться». Тут имеется одна возможность. Смотрите, Александер, с одной стороны — эстэошники с бывшим даром первого уровня. Практически обычные люди, не считая стойкости к магии и отличной подготовки, и смертность крайне высока, даже когда их целый отряд против одного одержимого. С другой стороны — вы, бывший «шестой», гуляющий по Зоне как по своей гостиной и укладывающий одержимых пачками… Что, если подготовить отряд из третьих-четвертых уровней? В теории, они должны быть золотой серединкой. Сильнее аркадианских эстэошников, и потому с куда более высокой выживаемостью, не так ли?

Я пожал плечами:

— Чисто умозрительно, что-такое и должно получиться… Но это только теория.

— Ну вот, — заключил министр, — получаем компромиссный вариант: без шестерок, но и без смертников. Шестерки-эстэошники — вопрос времени и результата. Нам нужен впечатляющий результат, гарантирующий, что маги-шестерки, превращенные в эстэошников, не будут потрачены впустую.

Я вздохнул. Действительно, а чего я ждал? Мои способности очевидны только для меня, и то я еще не уверен, чьи они: то ли малыша Сашика, то ли Зверя. Очевидно, впрочем, и другое: я сам Зону не зачищу, это не по плечу смертному. А вопрос, между тем, стоит ребром: либо мы зачистим Зону, либо Зона рано или поздно зачистит нас.

— Ладно, допустим, меня устроил бы такой отряд. Но мы не можем просто взять нескольких добровольцев и записать в учебку. Только очень особенные люди с особенным мышлением способны пройти все пять кругов ада и затем не спасовать перед потусторонними приблудами. Это должно быть в стенограмме.

— Да, я помню. И думаю, что у нас в Сиберии найдутся нужные люди с нужной мотивацией. Не с точно такой же — но ничуть не слабее, а то и сильнее.

— Вот как? — во мне проснулся интерес.

— Именно так. Сиберия — кое-в-чем особенная страна. У нас исторически сложились очень сильные рыцарские традиции… Кстати, вы хорошо говорите по-сиберийски, почти без акцента.

— В Темерине это был практически второй государственный язык.

— И неудивительно — там была самая большая диаспора северных славян… Так вот, не в обиду вам, но ваши предки — из тех, которые покинули родные края полторы тысячи лет назад, когда во время первого Сопряжения по соседству с нами внезапно объявился Свартальвсхейм. И нынешние сиберийцы — это потомки тех, которые остались и боролись за свои земли и свободу. Любой клочок земли, на который вы можете ступить в Сиберии, за десять столетий переходил из рук в руки три-пять раз, не меньше, а то и десятки раз. В сиберийском эпосе нет вымышленных персонажей — у всех героев есть исторические прототипы. «Темный потоп» люди отразили на цивилизационном уровне, сделав физический захват территорий неоптимальным способом действий для свартальвов — но это стало возможным потому, что темноухих вначале остановили мы. Много раз Свартальвсхейм разевал на нас пасть — но проглотить не смог… Потому у северных славян вообще и особенно в Сиберии очень сильны старые рыцарские традиции. У нас иное отношение народа к магам и магов — к своей стране. У вас на Краю сколько боевых магов? Три-четыре десятка, не считая офицеров со средними магическими талантами. Остальные где? В столице прохлаждаются. У нас вахту на Рубеже несут две-три сотни профильных боевых магов. Если в благородном Доме нет ни одного боевого мага или хотя бы боевого офицера, состоящего на действительной военной службе — в глазах других дворян такой Дом неполноценный. Недостойный. Понимаете, к чему я клоню?

— Патриотизм — это хорошо, — хмыкнул я, — только Скарлетт вроде бы упоминала, что в прошлый раз ваши патриоты в ужасе разбежались?

— То были простолюдины, это раз. Подготовку сродни вашей они тоже не проходили, это два. Добровольцы из дворян — совсем другое дело, поверьте мне. Хотите, я скажу, что вы думаете?

— И что же? — с интересом спросил я.

— Вы думаете — я седой, потому что старый. На самом деле, я поседел в двадцать девять лет. Уверен, вы слыхали про Планпандойскую катастрофу.

— Разумеется. Мы ее изучали в спецучебке, насколько позволяла доступная нам информация, и в целом это хорошая иллюстрация того, что обычные войска не в состоянии эффективно бороться с масштабным прорывом или локальным Сопряжением даже при поддержке сильных боевых магов.

— Увы, это так. Я там был — в самых первых рядах, и воочию видел все происходившее… Там я потерял отца и обоих братьев и получил на память седину, несколько шрамов и обширные ожоги… На меня вывалились с двух сторон две твари и одержимый, и если бы не один очень храбрый огнеметчик — там бы мой род и прервался. Этот одержимый — он абсолютно точно знал, в каком месте за стеной я стою…

— Ну это же естественно. Они чуют магов точно так же, как я чую их.

— Ага. В общем, этим лирическим отступлением я хочу сказать две вещи. Во-первых, сословие дворян в Сиберии — это сословие воинов с очень сильным кодексом чести. В Планпандое не было бы таких ужасных жертв, если бы войска не бежали массово в панике. Но жертв могло бы быть намного больше, если бы маги-дворяне сбежали вместе с войсками. Нас было мало, большинство погибло, но сбежал только один… Впоследствии он повесился, не вынеся позора… Одним словом, специальный отряд, набранный из дворян-добровольцев, по своим моральным качествам уступать аркадианским эстэошникам не будет. И во-вторых… как вы понимаете, я очень хочу, чтобы у вас получилось. По сугубо личным причинам в том числе.

— И вы уже придумали, где взять добровольцев.

Министр кивнул:

— Да, за прошедший день я все как следует обмозговал. Дело в том, что люди с третьим и четвертым уровнем дара не могут быть боевыми магами, только пятый и выше. Боевые навыки они развивают, как могут, но служить профильными магами-рыцарями их не берут. Тут как бы есть одна трудность: быть магом в Сиберии очень престижно. В Сиберии вообще почти все держится на традициях и престиже, деньги — на втором плане. Маг в глазах простого народа равен аристократу, даже если юридически этот человек не является дворянином, не состоит на военной службе и вообще сам по себе простолюдин… Понимаете, Александер, у нас взаимоотношения дворян и простонародья совсем не такие, как в Аркадии. Если вы маг-дворянин — вас везде пропустят без очереди, хоть и не обязаны, обслужат без очереди, пропустят на светофоре и так далее. То есть, с одной стороны, наследники благородных семей воспитаны в лучших рыцарских традициях, для многих не дотянуть до пятого уровня, дающего возможность стать магом-рыцарем — личная трагедия, да и для их родителей тоже. И потому как раз третьи-четвертые уровни ухватятся за наше предложение, если оно посулит больший престиж, нежели простое военное училище. А с другой стороны — никто не согласится вот так за здорово живешь лишиться магического дара, даже если бойцов СТО официально приравняют к магам-рыцарям. Прежде чем набирать в наше гипотетическое училище рекрутов, нужно создать ему очень хорошую репутацию. Престиж. Представить эстэошников как героев нового времени. И вот тут я решил позаимствовать идею у графа Керригана. Имея в своем распоряжении средства массовой информации, мы с вами сможем создать нужное общественное мнение. Расчет на молодежь — тем более что для подготовки нужны рекруты до шестнадцати лет, как я помню. Подростки на такое падки — наша задача сделать так, чтобы быть у всех на слуху, мелькать по телевизору. Какое-то количество отчаянных голов, готовых принести в жертву свой магический дар, мы найдем. А если у нас получится с третьими-четвертыми, то и новобранцы более высоких уровней к нам пойдут.

Я скептически хмыкнул.

— У молодых да горячих обычно есть трезво размышляющие родители.

Магистр приподнял бровь:

— И что? Отговаривать своих детей от службы государю и народу есть акт предательства. С юридической точки зрения, понимаете? Но это еще не самое худшее. Такой поступок крайне предосудителен сам по себе. Ни один отец не скажет «сынок, не иди в СТО, это глупо и опасно», потому что потеряет уважение собственного сына. Поймите или просто поверьте: это не Аркадия, это Сиберия. Тут другие люди, другие дворяне, другие нравы.

— Хм… У вас дети есть?

— Три сына и дочь. Предвосхищая ваш следующий вопрос — старший служит боевым магом, средний — офицер спецназа, с даром ему не повезло. Младший не допущен к службе особым указом короля — иначе и он пошел бы по моим стопам.

Я задумался. По сути, я должен потратить четыре-пять лет жизни только на первый этап этого плана. Альтернатива вернуться в Зону сулит куда больше веселья, но долго ли я там протяну? Увы и ах — у меня есть великая цель, однако в одиночку я ее не достигну.

— Ладно, и каков ваш план?

Министр улыбнулся:

— Сделаем из вас звезду для начала, только теперь уже нашего телевидения. Три недели назад охранники одного банка в городе по соседству сумели запереть в банковском хранилище одержимого. Если вы сможете с ним расправиться в лучших традициях кинобоевика — это станет отличным началом и сразу заткнет рты всем тем, кто сомневается в ваших двух десятках побед в Зоне. Что скажете?

Я ухмыльнулся. Кажется, все будет немного веселее, чем казалось поначалу.

— То же самое, что сказал, подойдя к вашему Рубежу. Жратву я уже получил — теперь дайте патронов.