Страж равновесия

Девичья светлица не шумит больше смехом подружек, не шушукается обсуждением парней, не замирает липким страхом от рассказов кормилицы. Сосватали Беляну. Теперь во всем доме шьют, прядут, вышивают да жемчугом расшивают платье свадебное да приданое девичье. В горнице, что под самой крышей, плетут лучшие умелицы вуаль, что прикроет до поры до времени красу невесты от жениха.

За работой дни бегут быстро. Не успевает бледное солнце осветить в доме пол, как уже кровавый туман за околицей глотает дневное светило, и наступает непроглядная беззвездная ночь. Работа стихает. Запираются наглухо ворота и ставни, чтобы не пустить к людям тварей из тьмы. И лишь зеленые искры над стонущими от нечисти Рваными болотами освещают вымирающий до утра город.

А на утро – снова усталые солнечные лучи, снова работа, снова кружева, бисер и жемчуг…

– Беляна-Беляна, – расхаживал по светлице Велимир, отец девушки. – Честь нам большая оказана, а ты замуж не хочешь. Тебя сам Страж сосватал, хранитель равновесия.

– Что мне с этого, батюшка, – вздохнула, расчесывая косу цвета льна девушка, – он со мной будет ровно до зачатия потомка. И все. И будут дни мои одиноки, а постель пустынна. И не видать мне никогда ласки мужской. Ведь жена Стража и мать Стража неприкосновенна для других мужчин. Касаться меня могут только женщины. Да и стар он. Говорят, сто лет ему, а то и всю тысячу.

– Ох, Беляна. Не только плотскими утехами жив человек, но и долгом.

– А что ж ты, батюшка, после смерти матушки на Забаве женился? Тело потешить захотел?

– Отколь речи твои, дочь моя Беляна? От швей-сплетниц наслушалась? Велю петь им во время работы, чтоб тень в дом не несли.

– Тень в дом наш Забава несет. Ей только гулять, да веселиться. Ты с ней все чаще к чарке прикладываешься, а при маменьке этого терпеть не мог.

– Белослава! Не смей так говорить про мачеху! Она тебе зла не желает. Все сделала, чтоб ты женой Стража стала.

Знала Беляна, что не для нее мачеха старается. Весь мир на краю. Твари, что еще недавно робко выглядывали из тьмы, все больше наглеют, а Рваные болота искрят все сильнее. Морок окутывает эти места, и кровавый туман в ближних лесах все чаще выпивает жизнь из забредших туда людей. Только на хранителя равновесия вся надежда.

В день свадьбы людная площадь зашумела многоголосьем. Жрецы затянули свадебные молитвы-заклятья, прося небожителей смилостивиться и благословить брак потомком мужского рода. Беляна стояла закутанная в белую паутину кружев совсем одна. В небе, затянутом мрачными громадами туч, парил дракон цвета стали.

– Мироздание! Я чувствую, что этот брак не то, что продолжит равновесие в этом мире, – воззвал дракон.

– Причин сомневаться нет. И времени у тебя тоже нет.

– Я должен был жениться на ее матери,– вспомнил дракон прошлое, – но она за несколько дней до свадьбы влюбилась в другого.

– Дочь стерегут лучше. Она чиста.

– Чиста. Но мое предчувствие…

– Времени больше нет. Песок дней твоей жизни на исходе, Страж.

– Я знаю.

– Невеста ждет.

Серый дракон сорвался вниз. У самой земли замедлился и красиво сел на постамент рядом с невестой. Сложенные крылья обернулись плащом, тело дракона приняло людской облик, являя статного, но уже немолодого мужчину. Черные волосы смешаны с седыми. Загорелая кожа лица без бровей и ресниц от солнца и времени. Серые глаза в сетке морщин. Взгляд внимательный. Строгий.

– Белослава, как ты похожа на свою мать, – тихо прошелестел голос Стража.

Вздрогнула невеста от звука его голоса и прикосновений рук. Руки большие, держат крепко. Не сбежать.

Велимир, под пенье жрецов связал руки новобрачных полотенцем, и девушки повели пару в башню Стража. Теперь это ее дом.

Бесконечные ступени под самую крышу. Уж сердце девичье заходится от страха, а ее ведут все выше и выше. И вот опочивальня – кровать огромная, больше девичьей светлицы – здесь ей со Стражем спать, ребенка зачинать. Подружки, развязав полотенце, вниз поспешили, подталкивая друг дружку, словно леший погнал их с болот, завывая вслед и хватая за пятки. Заметалась невеста по спальне, закружилась вокруг кровати, не давая жениху прикоснуться к себе.

– Белослава, – улыбнулся Страж, – я не обижу.

– Беляна.

– Хорошо, – кивнул мужчина, – пусть будет Беляна. Я такой страшный, что ты боишься меня?

– Ты старый.

– Семнадцать лет назад я был моложе, когда ждал свадьбу с твоей матерью, но ей помогли влюбиться в другого. Ты сама прекрасно видишь, что происходит вокруг. Мир на тонкой игле равновесия, и совсем небольшая доля зла столкнет его в пропасть тьмы.

– Ты сейчас делаешь зло, принуждая меня.

– Хочешь увидеть зло, жена? – Страж едва заметно улыбнулся, а девушка, глянув на него, робко кивнула. – Прекрасно. Тогда подойди ко мне и посмотри в глаза.

Беляна, не снимая вуали, подошла к Стражу. Поднялась на цыпочки. Заглянула в его серые глаза и увидела, что один из них посветлел, став кристально-голубым, а второй принял в себя всю тень черного цвета. В светлом глазу – пронзительно синее небо с бегущими по нему белыми сдобными облаками; золото пшеничных полей; девушки, хохочущие над парнями; матери с детьми; столы с яствами; корабли под парусами, скользящими по янтарной глади воды в закатный час. А глянув в черный глаз, Беляна невольно отшатнулась– от леса остались горелые пни, поляусеяны трупами, реки окрашены в красный от крови цвет, пыль от сгоревших городов несет по зарастающим дорогам ветер, и везде – кровавый туман, скользкие черные твари, липкие раны зеленых болот… Оттолкнула Беляна мужа своего, закрыла лицо руками, заплакала.

– Равновесие очень хрупкое. Хотел ли я родиться Стражем? Не знаю. Я не выбирал. Мой отец так же сосватал мою мать, как я тебя, выбрав достойнейшую. Ты будешь воспитывать нашего сына, пока крылья его не окрепнут для полета, и он не сможет прикрыть собою вверенный ему мир ото зла. Ты отдашь ему всю свою любовь, и только так его сердце сможет выдержать весь мрак и не обозлиться.

Страж обнял невесту, и плащ, став крыльями, спрятал пару в своем коконе.

Ветер нежно выдохнул в узкое окно башни запах луговых трав, запел полевыми птицами. Крылья дракона чуть дрогнули, и муж с женой взлетели под высокий потолок башни. На пол легким перышком опустилась паутина вуали. Девушка, чтобы удержаться, обняла мужчину за шею, а тот гладил ее тело, жадно исследуя. Платье под его руками осыпалось белыми перьями.

Робкий поцелуй. Улыбка. Еще один. Крылья затрепетали, грозя уронить людей вниз.

Из одежды на невесте ничего не осталось. Страж не выдержал, впился в губы своей жены. Застонала девушка, и крылья плавно опустили пару на кровать.

Закружили вокруг башни птицы, звуками флейты полилась песня, тучи рассеялись, и солнце засветило ярче, заливая теплым золотом окружающий мир. Короткий женский вскрик сбил песню птиц, все звуки замерли на мгновенье, и из кокона под крышей башни вырвался мотылек.

Через несколько дней Страж поднялся на крышу башни. Взметнувшийся от ветра плащ расправил крылья и поднял человека, меняющего очертания своего тела на драконье, вверх к белым облакам. Беляна смотрела на полет дракона в узкое окно-бойницу. Вспоминала, как позавчера утром почернел низ его плаща, а уже к утру вчерашнего дня тьма доползла до середины. Не отпускала молодая жена мужа – он должен быть с ней, пока не услышит она в себе ребенка. Это закон. Но этим утром она проснулась от взмаха черных крыльев. Где-то на краю земли тьма перешла черту.

– Не пускай никого в башню, Беляна, – просил Страж, – дождись меня.

– Я только кормилицу. Она мне вторая мать, – умоляла мужа молодая жена.

– Ее можно. Но больше никого. Поняла меня?

Поцелуй с горечью полыни на губах, и тоска уже сейчас заливает сердце.

– Я вернусь. Меня нельзя убить. Я умру сам, как придет мой срок. Умру, вдохнув силу в сына.

Отпустила его Беляна. От дракона в небе уже след простыл, а она все смотрела туда, словно ждала – одумается, затоскует, повернет обратно, к ней.

За лесом, за горами, и еще три дня за степями да оврагами, стоял Мрачный лес. Дальше всех стоял, и приглядывать за ним было трудно. Рассекала лес дорога проезжая. Упиралась она в земли вольные. Не знавали люди здесь никогда главу. Жили сами по себе никому ненужные.

Кружил дракон над Мрачным лесом, да не мог рассмотреть ничего – черным молоком разлит туман-морок над лесом и не слышится сквозь него ни одной живой души. Опустился вниз дракон, и призывал все, что осталось доброго в том лесу, ответить ему. Тишина. Ни птица испуганно не вскрикнет, ни мышь в подполе не зашуршит. Поселение людей словно вымерло. Дома стояли черные как от пожарища, но не огонь сожрал краски, а плесень черная.

Шел Страж сквозь мертвое городище, искал дом светлой ведуньи, а найдя его, не поверил глазам. Дом сгорел до печной трубы. Там, где был вход, лежали железные засовы, запершие дом снаружи. Обойдя дом вокруг, Страж нашел засовы и рядом с окнами.

Кто мог сжечь дом Добрейшей? Той, что лечила, благословляла, отпевала, грехи отмаливала? Не было у нее врагов.

Возле черного входа он услышал отклик. Пошарил рукой в пепле, вынул череп. Дрогнули веки Стража, с глаз блеснули две слезинки. Собрал их Страж на палец и коснулся черепа.

– Говори.

Череп подвис в воздухе, и пепел собрался вокруг него, изображая человеческое тело.

– Отпой меня, Страж. Сегодня сороковой день.

– Отпою. Где все люди?

– Тьма поглотила. Проклял людей дух-хозяин Мрачного леса. Найди на болоте плакальщицу. Не отвернись. Выслушай. И только потом решай – вершить ли правосудие. Но знай, если ты их не отпоешь, тьма поглотит все души людские.

Плащ взвился крыльями, поднял дракона над сгоревшим домом, и плюнул огнем Страж в пепелище, выжигая глубокую яму. Человеческая тень из пепла сошла в могилу, улеглась, сложила руки. И дракон запел. Задрожал лес. Завыли вурдалаки. На болоте застонала птица. Черные тучи вздрогнули и вылились грязным дождем над селением. Взмахи крыльев дракона собирали пепелище дома и укладывали его в могилу. Последней рассыпалась печная труба, скрыв под собой захоронение.

Замолчал дракон и услышал с болот жалобную песнь плакальщицы.

Под ногами чавкала болотная грязь. Человека давно засосало б в трясину, но не Стража. Крылья драконьи не легли в плащ, а остались приподняты, готовые враз взлететь. Шел Страж на звук жалобной песни.

Пела плакальщица о своей судьбе. Полюбил ее дух-хозяин Мрачного леса. Дарами богатыми задарил, каменьев самоцветных подол насыпал. Все давал, что попросит. Дичь, грибы, травы, ягоды. Сказки сказывал, песни пел, звал к себе. И влюбилась она. По тропинкам тонким в сторожку болотную бегала. Говорила, что оборачивается он добрым молодцем. Люб он ей. Все просила родителей – отпустить ее к духу-хозяину. Но родители дочь единственную отвели в дом соседа, что руки ее давно добивался. Не могли, не хотели потерять кровиночку из мира этого.

Месяц ждал ее дух за месяцем. Тосковал, дичь распугивал, с леса всех гнал. Умолял отдать красну девицу. Ему в жертву забили животных. Не принял. Привязали к дереву сироту бедную. И она не понравилась в дар. Понял хозяин леса, что не видать ему любимой больше. Разозлился да отнял ум и стыд у людей, что его обидели.

Понеслось безумие из дома в дом. Брат на брата пошел, дети на родителей руку подняли, гнали из дому и малых, и старых. Выходили на улицу, убивали, грабили, обуяла люд жаждагреховная. Напились они, и начался свальный грех. Похватали мужчины женщин без разбору, одежды сорвали, и сутки напролет предавались блуду.

Увидев все это, Добрейшая поняла, что случилось, и за сильными заклятьями потянулась к свету. Да не успела она к людям выйти и заклятия прочесть –ждали ее безумные уже у самой двери, набросились. Надругались, едва дышащую в дом кинули. Подожгли…

Вырвалась на свободу любимая духа-хозяина. Побежала краем болота в сторожку к возлюбленному, да напали на нее злые кикиморы болотные. Утянули в трясину последнюю душу чистую. Как узнал о том дух-хозяин леса Мрачного, проклял всех и людей, и нечисть. Никому на земле той не жить, не радоваться, тенью в мороке прозябать да плакать на веки вечные.

Больше всех ликовала нечисть. Нет больше у добра защиты. Можно зло творить безнаказанно. Чистых душ в Мрачном лесу не осталось. Все добро чернотой замарано.

Сошлись на поляне Страж и дух-хозяин леса.

– Что ты хочешь, Страж?

– Равновесия. Мне отпеть надо души, что застыли под мороком. Иначе, перевесит зло.

– Уходи, Страж. Ты не знаешь, что просишь. Отмаливая недостойных, ты пустишь в мир большее зло, чем пустил я. Улетай драконом к своей жене и оставь нас во мраке.

– Я отпою и твою любимую.

– Чтоб она без меня ушла звездой на небо, оставив мне лед одиночества? Отпевай тогда вместе со мной, но знай, что мои грехи очень тяжкие – столько жертв принесли мне, чтоб исполнил желания, столько крови здесь было пролито. Люди сами кормили и поили меня себе подобными, друзей-недругов в болотах притапливая, отдавая нежданных младенцев, лишний рот, стариков, больных, обездоленных. Отпевая меня, будешь рад, если только крыльев лишишься.

– Я попробую. Не дадут мне умереть раньше, чем я благословлю следующего Стража.

– Тогда отпевай.

Низкие давящие облака роняли слезы. Роняла слезы и Беляна. Отец, так долго праздновавший ее свадьбу, упился и повесился. Нашла его Забава, позвала своих людей – черных всадников. Похоронили Велимира на перекрестке по-тихому. Всем сказали, что уехал он в город соседний, торговать с купцами тамошними. Стал отец Беляны заложным покойником.

Страшный сон снился Беляне, что лежит ее муж на пыльной дороге весь оборванный. И лицо его даже не белое – серое. Плащ в лохмотья изорван. Жизни нет в нем ни капельки. Только ветер шевелит серые волосы. Вурдалак покружил вдалеке, поглядывая, да убрался прочь, судьбу не испытывая.

Рассказала тот сон кормилице.

– Детка, сны всегда перевертыши. Раз больной лежит, значит он в пути.

Но все чаще Беляна стала ночь ждать со страхом. Липкий ужас плел паутину снов над ее кроватью. Одной ночью привиделось ей, что кто-то решил ограбить лежащее на дороге тело. Страж внезапно дернулся, когда рука вора дотронулась до его груди ища амулеты или цепные кошельки, ухватил преступника за волосы, рванул к себе и впился ему в горло. Вор закричал, затрясся и обмяк. Страшным стало лицо Стража – черты дракона проступили в нем, пока высасывал он из человека жизнь.

– Кормилица, а чем питаются драконы? – спросила утром испуганная Беляна.

– Мясом питаются, кровью живых существ. А когда они в человеческом теле, то все едят, что мы едим.

Третий месяц прошел, как улетел дракон. Страшно Беляне. Кровавый туман прячет солнце. Отец мертв, Страж пропал, Забава-мачеха вечно пьяная все стучит в башню, просится. За себя страшно, и за Стража будущего, что под сердцем живет у жены юной. Но страшней всего сам Страж. Перевертыши ли сны ее?

– Возгордилась ты, Белослава, – опять заладила мачеха. – Помянуть отца родного не желаешь со мною. Я ж одна у тебя осталась. Да неужто не выпьешь с матерью?

Что ответить Беляне мачехе? Приходила вчера кормилица. Говорила вещи страшные, что не сам Велимир повесился, что казнили его люди Забавы. Что душа ее черная, ведьминская служит Тьме, а не свету белому.

– Мой совет тебе, Белославушка, про отца родного не рассказывай муженьку своему. Ему надобна дева чистая, безупречная, и не с папенькой пьяным висельником. Говори, что уехал в торговлю дальнюю. Не должно быть у Стража тьмы в родне. А иначе умрешь ты от гнева мужниного.

Ложь ильправда в словах мачехи? Страшно жить с драконом, боясь гнева его. Комнатою ниже, что под спальней, часть стены в черной копоти. Кого сжег дракон в гневе страшном? Страж не за добро. Он за равновесие. Что если она, Беляна, злом ему покажется? Или жертвой станет на весах судьбы?

Утром страшный грохот разбудил Беляну – кто-то выбивал дверь в башню. Подкравшись на цыпочках, она выглянула с окна над крыльцом. Под дверью, опираясь на алебарду, стоял Страж. Распахнула Беляна двери. Волосы Стража стали совсем белыми, лицо в глубоких морщинах, в одной руке алебарда, в другой окровавленный меч.

В подвал, где заперся Страж, Беляну не пускали. Она видела странных людей, выносивших из подвала мешки с обглоданными костями. Слышала предсмертные хрипы животных. Вопли неизвестных ей существ, неслись с подземелья под крышу башни по лестнице. Беляна пряталась с головой под ворохом одеял, боясь, что придут и за ней. Губы, что ее целовали, руки, что ее ласкали, рвут сейчас в подвале живую плоть. Равновесие требует жертв.

Под утро, сквозь беспокойный сон, Беляна услышала шаги. В спальню вошел Страж, неся с собой факел. Утро ли, день – сплошной сумрак и только ночь стала еще темнее.

– Мне надо ехать на север, Беляна, – тихо прошелестел голос Стража. – Те земли уже в сумраке, и лучи солнца не прорываются сквозь тьму. Нужно вернуть туда свет.

Молодая женщина задрожала, боясь открыть глаза и увидеть монстра, а не мужа. Пусть она помнит его таким, как во время свадьбы. Рука легла ей на живот, а ей захотелось свернуться клубочком как ежик, чтоб никто не тронул того, кто живет внутри нее.

– Хорошо, – ладонь заскользила по телу, слегка приласкав. – Я вернусь через пару месяцев. Максимум, через три. Не пускай никого сюда кроме кормилицы.

Быстрые шаги вниз. Ржание коня. Затихающий стук копыт. Тишина.

– Это даже хорошо, что ты будешь моим мужем только до рождения ребенка, монстр, – произнесла вслед затихающим шагам Беляна.

Страж, лишенный крыльев, поскакал пыльными дорогами через леса и поля одно мрачнее другого. И чем дальше он ехал на север, тем темнее становилось вокруг. Деревья тонули в кровавом тумане. Рваные болота сливались в единую цепь и лишь их пульсирующий зеленоватый огонь хоть немного освещал путь. Диковинные твари встречались Стражу – толи лошадь, толи паук – тело крупное, на множестве длинных лап; женщина с глазами стрекозьими; скорпионы с лицами детей человеческих; получеловек-полуморж; многоножки из людских туловищ. С каждым говорил Страж, узнавая их имена и историю. Каждому находил доброе слово.

Давно слухи ходили об этих землях, десять лет назад Тьма воцарилась тут. Молодой правитель проигрывал войну соседнему королевству и по настоянию советника-колдуна испил из Рваного болота в новолуние. Подарило ему болото силу да хитрость, но изменило навеки. Победил он всех врагов своих, поработил соседние земли. Но жажда обуяла правителя. И гасить ее мог он лишь человечиной. Не хотел он своих людей поедать, посему пошел войной дальше на север. И пока война шла, ел он мясо поверженных врагов и кровью их запивал. Так и вышел к Ледяному морю, где люди не жили вовсе.

Жажда не унималась, а лишь разгоралась с новой силой. Колдун-советник опыты всякие проводил и выяснил, что ежели человека не убивать, а конечности у него отсекать и их потреблять, то лучше жажда правителя утолялась. Обернулся в конце концов правитель против своих подданных. Поначалу преступников да предателей конечностей лишал, затем всех подряд стал уродовать. Из живых еще обрубков-людей создавал колдун монстров – один ужаснее другого, волю их сковывал и собирал уродов в войско жуткое. Кто мог ворожбу злую перебороть – сбегал, кто не мог – наводил на людей страх и ужас.

Гнилью и червоточиной северные земли стали. Даже солнечный свет над ними потускнел и погас. Ежели этот гнойник очистить, то сместится баланс, сильно качнется маятник равновесия в сторону света. Долго откладывал Страж поездку сюда. Слишком мощное тут было зло, но настало время на риск идти.

С такими мыслями Страж и въехал на земли правителя-людоеда.

Конь прял ухом и робко ржал, осторожно ступая копытами по черной брусчатке. Впереди виднелась крепостная стена огромной высоты. На воротах уроды один другого страшней высились и грозили Стражу оружием. Жаль, нет крыльев дракона, не взмыть в небо, не выжечь тварей.

Долго бился Страж, пока до палат правителя не дошел.

– Нет здесь у тебя власти, Страж! – зашипел на всадника колдун-советник. – Не тебе здесь суд вершить!

– Не тебе решать это, – покачал головой Страж. – Наливаются мраком дни, нечисть и зло вы у себя пестуете, клонятся к мраку чаши весов,я же пришел за равновесием.

– А помнишь град Светозар? – вдруг оскалился колдун. – Тот самый, где ночью улицы светлой ворожбой освещались, и люди могли летать, точно ангелы? Где утро начиналось прекрасными песнями, а вечера – калейдоскопом радуг в кристаллах горного хрусталя на главной башне? Где плач можно было услышать лишь в театре да в светлице матери, пеленающей малыша?

– Помню, – тихо ответил Страж.

– И что сейчас с этим городом? Где его жители? Тоже помнишь?

– Помню.

– Я был ребенком в ту пору. Мне было пять, когда ты в обличии дракона налетел и сжег Светозар. Я помню, как падали кристаллы с башни, помню, как люди сыпались с неба огарками свеч. Мы не виноваты, что жили слишком хорошо.

– Вы виноваты в том, что не терпели инакомыслия. Изгоняли из города за провинность малую. Разлучали семьи, разрушали любовь. Все во благо идеи светлой. Слишком светлой, чтоб быть правдою.

– Нет, Страж, это все равновесие твое. Ни черного зла ты не терпишь, ни яркого добра. Серости тебе надо. Баланса твоего проклятого! Убийца ты, кровь людская на руках твоих!

– За всю жизнь свою долгую не видал я еще ни разу такого, чтобы в мире добро стало перевешивать. Все со злом борюсь, как умею. С такими, как вы.

– Это наша земля и наши правила! Я пережил тот день. И я поклялся, что буду сильным, сильнее всех вокруг и сильнее тебя! Убирайся восвояси, монстр. У тебя здесь нет власти!

Колдун руками взмахнул, и полчища тварей уродливых со всех сторон ринулись к Стражу. Но за спиной Стража тоже войскоросло. Все те монстры, что сумели подавить злую ворожбу в своей душе, что вырвались и сбежали прочь из города правителя-людоеда, с которыми успел поговорить Страж по пути, теперь пришли помочь и отдать своей земле последний долг.

Завязалась битва.

Кровь. Звон металла о металл. Хруст костей и крики агонии. Всполохи пламени. Длилась битва та много времени, и закончилась криком воронья да пеплом с пожарища.

Страж мечом колдуна проткнул и перед правителем-людоедом встал.

– Не убивай! – взмолился тот. – Не убивай! Ты не понимаешь, что вырвется, коли убьешь меня!

Занес Страж меч над людоедовой головой. В его разного цвета глазах плескались отблески горящих вокруг домов.

– Я держу в себе это зло! – снова начал правитель. – Вырвется жажда – и всех без разбору сведет с ума. Будут младенцы пожирать матерей, а родители – детей своих…

Не разжалобить Стража такими речами. Сколько он слышал их уже на своем веку. Сгинули колдун и правитель-людоед, но солнце не могло пробиться сквозь тьму боли и проклятий. Надобно отпеть все души невинные. Оглянулся Страж, а вокруг него жизнь изуродована. Боль во всех глазах да страдание. Боль без утешения порождает боль. Кто ж утешит всех изувеченных?

– Чистая вода, омывай меня. Теплая вода, согревай меня. Живая вода, наполняй меня. Заговорная вода, защищай меня, – пела Беляна, нежась в купальне. – Мой малыш, ты уже шевелишься, – погладила живот молодая женщина, – скоро ты родишься, и тебе подчинятся весы равновесия. Ты будешь мудрым, справедливым, всесильным. И станешь всегда защищать слабых. Так хочется, малыш, жить и не бояться. Радоваться солнышку, теплым дням, добрым людям.

– Добрым людям? – словно из-под земли раздался голос.

Беляна вздрогнула и увидела отца привидением,качающимся под балкой на толстой веревке, что шею ему сломала. Привидение шевельнулось, веревка разрезалась невидимым ножом пополам, и покойник подплыл к Беляне. Прозрачность призрака нежитьюобернулась – часть лица сгнила, с рук местами отвалилась плоть. Смрад разложения заполнил комнату.

– Батюшка! – ахнула Беляна.

– А твой Страж добрый?

– Ты сам отдал меня ему в жены, батюшка, – Беляна, прячась, погрузилась в воду до самого носа.

– Передумаля. Убить мы его не сможем, но он и сам умрет, как родитсяследующий Страж. Да только младенец будет под защитой мироздания. Что же делать нам, Беляна? Как убить Стража древних? Идеальный вариант они для сохранения равновесияпридумали. Только одно не учли – можно матьубить, дитя монстраносящую.

– Меня? – прошептала Беляна, задрожав от ужаса.

– Тебя! – прошептал в ответ отец, схватил ее за плечии окунул с головой под воду.

Беляна задергалась, силясь освободиться, но отецдаже нежитью был сильнее ее. Недолго борьба продлилась. Выждав время, покойник отпустил плечи утопленницы, разбил кувшин с настоем трав да исчез.

В купальню, на звук разбитой посуды, вошла кормилица.

– Беляна! Деточка! –раздался крик во всей башне.

Кормилица вытащила тело из-под воды, похлопала по щекам. Беляна не очнулась. Вынув утопленницу из лохани и набросив на обнаженное тело простыню, бросилась пожилая женщина на улицу – на помощь звать. Открыла тяжелый засов башни, и была сметена ворвавшимися людьми Забавы.

– Взять ее! – приказала Забава, вошедшая последней в башню. – Закрыть дверь! Наверх.

Сдернула Забава простыню с тела Беляны, приложила руки к ее животу и засмеялась.

– Потерпи, дитя монстра, сейчас мамочка оживет, – сказала и к людям своим обернулась. – Несите ее наверх и готовьте к ритуалу. Кормилицу сбросьте с крыши башни, чтоб подумали, будто она сама упала.

Кормилица закричала, пытаясь вырваться из рук охраны Забавы, но та плюнула ей в лицо, и кормилица онемела.

В комнате под светлицей Беляны насыпали кучу птичьих костей и черепов. Уложили на них утопленницу, а по краям холма из останков черные свечи зажгли.

– Тьмою призываю тебя, Белослава, очнуться и служить мне! Не придешь на призыв, сгоришь на костях воронов, которые младенца в тебе вместе с тобоюзаклюют. Услышь меня, пожалей свою кровиночку.

Забава взяла в руки ведро, зачерпнула из него и брызнула на тело Беляны. Кровью окропила кости и женщину. В ответ услышала тихое карканье. Усмехнулась Забава, забубнила монотонный заговор, и пошла по кругу, кропя тело кровью. И все громче слышалось карканье. Черепа клевали тело Беляны клювами. И вздрогнула покойница, почти вся кровью залитая. Стала от клювов уворачиваться, извиваться на шевелящихся костях. Села, поджав под себя ноги. Черную воду изо рта выплюнула и глазаоткрыла.

– Вот и умница, доченька моя русалочка, – улыбнулась Забава, обтирая о подол свой руки кровавые.

Стали люди башню драконью стороной обходить. То проклятья из нее слышались, то песни тоскливые, а ночами такой заунывный плач разносился из узких окон-бойниц, что прохожие сединой покрывались.

– Тужит по дракону Белослава Велимировна, – люди говаривали. – Муж уехал в одну сторону, батюшка пропал в чужих городах, кормилица с башни рухнула, видать, посмотреть хотела, не летит ли дракон. И осталась Белославушка с ведьмой-мачехой. А уж Забаве только дай погулять, кутежи устроить да оргии.

И все чаще люди стали замечать, Белославу с Забавой на крыше башни танцующих. Обе простоволосые, в длинных тонких рубахах едва наготу прикрывающих. Словно ведьмы обе –молодая и зрелая, распустили косы по ветру и хохочут, болтая с тучами.

– Не к добру это все, – зашептались люди.

Конь принес седока уставшего. Постучал он в дверь башни, и открыла ему старуха.

– Повитуха я, господин мой. Белославушка тошнотою мается, я как знахарка за нею присматриваю. Кормилица Беляночки с крыши сорвалась, все тебя, касатик, высматривала. Не буди ты нашу Белославушку. Уж она с ребенком умаялась. Пусть уж лучше спит, чем ее тошнит.

Страж, крадучись, прошел в спальню Беляны. Увидел бледную жену, откинувшуюся на высокие подушки. Руки девушки обнимали большой живот.

За окном птица каркнула – вздрогнула молодая женщина, но не проснулась. Тихо затворив дверь, Страж спустился вниз, не заметив довольную улыбку на губах Беляны.

У дверей Стража ждал посыльный.

– Я от Велимира, мой господин, – пряча глаза, проговорил посыльный. – Хозяин просил передать, что Восточное море морской дух данью обложил. Царица там с жиру бесится, а народ голодает, бедствует.

Вздохнул Страж, выпил воды студеной ковш да снова седлал коня. И в ночную тьму понес скакун уставшего всадника.

К Восточному морю Страж направился. Долго ехал, долами да предгорьями. А как перевалил через хребет, так дорога пошла через еловый лес. Все светлее становились земли. Все меньше следов нечисти видел Страж. Реки несли воды свои чистые, шумели кронами ели да сосны, качали своими бутонами луговые цветы. А за лесом увидал Страж город славный – дворец золотой крышей блестит, крепостная стена белая, что снег. Вокруг по морю корабли туда-сюда снуют. И паруса белые у всех. Да и весь город точно светится.

Но известно было Стражу и без посыльного, что царица этих земель давно все богатство свое да власть на красоту тратит. Краса город звался. И все в Красе ради красоты делалось.

Ехал Страж по вымощенной мостовой – кирпичик к кирпичику, подъехал поближе к стенам крепостным. Сами стены белизной сверкают, аж глазам больно, а под ними утлые лачуги, грязь, люди тощие в лохмотьях.

– Куда путь держишь? – спросил тут у Стража старик.

– В Красу, царицу повидать.

– На берегу она песчаном нынче, – махнул рукой старик. – Морского духа ублажает, чтоб он ее красоту стерег. Месячный ритуал…

– Спасибо, мил человек. Поеду на берег, – кивнул Страж и поводья натянул, чтобы конь вправо повернул.

А старик едва слышно бросил ему вслед:

– Ты, Страж, уж разберись с ней да духом этим как следует. Нету нам с ними житья…

Спустился по широкой дороге Страж к берегу. Волны зеленые на белый песок накатывали, шипели, пенились. Ветер пробрался в складки плаща. Расправить бы сейчас крылья, да над водой низко-низко пронестись, касаясь морских бурунов краем крыла. А после взмыть в зенит и кружиться там, подставляя солнечному свету бока… Но нет у Стража крыльев больше, есть лишь отростки жалкие. Ждать еще долго, пока во всю длину вновь вырастут.

Стояла царица по колено в воде обнаженная, а чудище морское о восьми ногах тело ее ласкало. Наблюдала за всем этим стража безмолвно. Наблюдали и юноши нагие, что на коленях перед стражниками стояли – восемь человек.

– Здравствуй, царица! – обратился к красавице Страж, спешиваясь. – Дело у меня к тебе имеется.

Оторвалась тогда царица от монстра морского, обернулась, ничуть не стыдясь. Была она красоты неописуемой – тело гладкое, складное; груди, словно дыни; глаза огромные и синие, будто ледниковые озера; нос прямой; брови полумесяцами; волосы, точно золотой водопад.

– И что за дело у тебя ко мне, Страж? – голос красавицы оказался глубоким и чистым, как родниковая вода. – Неужто решил и меня наказать, как правителя северных земель? У меня солнце светит ярко, нечисть вся перевелась иль в любовники ко мне попросилась. Добро и благоденствие! А на юношей этих не смотри, это небольшая плата за красотумою и земель спокойствие.

Кивнула царица, блеснули лезвия мечей, и головы людей, стоявших на коленях перед стражей, упали. Красными кляксами на белом песке теперь кровьрастекалась. Стражники взяли каждый по голове и к чудищу морскому направились. Подали ему головы, обвил тот их и в пасть к себе потянул.

– Темны твои дела и помыслы, царица! – нахмурился Страж. – Не может так больше продолжаться. Равновесие нарушено.

– Я одна этот край своей любовью охраняю. Коли убьешь меня – тьма тут все заполонит! Не совершай ошибки, одумайся, пока не поздно.

– Не стану я тебя трогать, – прищурился Страж. Помнил он, что на северных землях случилось – убил зло, так пришло на его место еще большее.

Нет крыльев дракона у Стража, но сила его осталась. Простой меч, выкованный хорошим мастером, в мгновение ока влетел в глаз морского чудища. Упало существо в воду, и почернела вода от крови. Тотчас потемнело небо, ветер стал бурю нагонять.

– Что ж ты наделал, Страж! – крикнула царица. – Кто теперь мою землю от нечисти защитит?

– Обещай, что перестанешь ритуалы да обряды свои проводить и с нечистью якшаться, тогда я землю твою защищать буду!

– А сил хватит у тебя? Что же ты на коне сюда приехал, а не в обличии драконовом с неба сошел? Али крылья твои кто отобрал опять?

Промолчал Страж, улыбнулась на это царица:

– Пойдем со мной в палаты. Слово дай, что будешь защищать меня и земли мои, а я тогда помогу твои крылья поскорей вернуть.

Согласился на это Страж. Поднялись они в высокую башню – из окон все восточные земли видно было бы, коли буря бы не бушевала. Взяла царица Стража за руки, в глаза ему заглянула снизу-вверх. Понял тогда Страж, какую ворожбу та использовать решила. Но делать нечего – прижал царицу к себе и в губы червленые поцеловал. Обвила она руками его шею, на постель широкую повалила и села сверху. Поцелуями тело покрыла, морщины пальцами нежными разгладила да раздела всего. Засветились ладони ее оранжевым, по жилам огонь к лону потек. Красивая она стала в этот миг пуще прежнего. Точно и не человек, а небожитель какой на землю сошел. Застонала царица, и свет из ее тела во все стороны заструился.

Долго Страж жил да никогда еще не видал такого искусного сплетения ворожбы светлой и темной, но подумал он об этом уже много позже – когда буря улеглась, и наступило новое утро.

Время проносится птицею быстрою. Мается в башне Беляна, задыхается.

– Забава, посмотреть я хочу на Рваные болота. Тянет меня туда. Задыхаюсь в башне, как рыба без воды на воздухе.

–Белослава, тебе муж запретил из башни выходить, – пьет вино Забава, дразня мать будущую, – вот родишь, оставим ребенка на мамок и загуляем.

– Поехали к болотам, ведьма, – зашипела Беляна, – а то ни глотка сделать больше не сможешь. Вино в тебе в жабу превратится и будешь мерзко квакать.

– Рожать тебе скоро? На болото тянет?

– К воде. Боюсь я Стража. Не хочу, чтоб меня спалил дракон, как поймет, что русалка я. А в воде я быстро затеряюсь, скользким угрем сквозь пальцы ускользну. Пусть забирает свое дитя, а меня оставит в покое.

Редкий люд от зрелища того разбежался – бродит дочка Велимира по болоту топкому да не тонет, только подол платья белого пачкает.

Гнал Страж коня домой. Чувствовал, что родится вот-вот его продолжение. И не только это он чувствовал – темней всего теперь в доме его.

Остановил Страж коня, спешился. Смотрит – башня брошена, двери настежь открыты, улицы безлюдны – некого спросить о жене беременной. Закрыл тогда глаза и увидел шабаш ведьм. А в центре шабаша Беляна тужится. Не успеть верхом. Взмахнули крылья еще молодые, короткие. Подняли в небо дракона и понесли на шабаш.

Лежала Беляна на болоте топком, а вокруг нее кружили нечисти. И не плюнуть в них драконьим пламенем, не отпеть.Побоялся задеть жену рожающую. Опустился дракон ниже и сожгло заклятье ведьм и нечистей крылья полностью. Успел подхватить Страж новорожденного, как ушла под воду Беляна. На кого оставить ребенка, если самого его в тину засасывает? И не выбраться, не спастись, словно кто за ноги под воду утаскивает.

– Это наш ребенок, – загалдели нечисти. – Отдай! Отдай нам! Отдай! – сотни грязных рук тянулись к Стражу, а он уже по грудь в тину ушел – не вырваться.

– Это мой сын! – закричал Страж. – Осталось только благословление.

Засмеялась нечисть, развеселилась.

– Это наша царица, последний дракон. Наша!Темная!

Не поверил им Страж. Он же слышал, что был сын в животе у Беляны. Окунул младенца в воду и увидел, что родилась девочка. Посмотрел ей в лицо. Та открыла глаза мрака полные. Как успела Беляны душа чистая стать болотной темной нечистью?

– Благослови нашу дочь на бессмертие, – осмелев от беспомощности Стража, вынырнула из болота Беляна и ребенка из рук его вырывала, чтоб не унес он дитя с собой в мир иной.

– Нет, – прошептал последний дракон, уходя под воду.

– Ты не умрешь без благословления! Века проведешь здесь проклятым привидением, – прошептала Беляна проклятие. – И никто не освободит тебя, не отпоет! В людских сказках драконы будет навеки прокляты!

И полетел детский крик над болотами, обращая все, чего касался, в чернильную тьму.