Страх потерять

Райнхард кажется совсем бесплотным, точно поздравления произносит голограмма, а не живой человек. Когда на пол падает и разбивается вполне материальный бокал, разбрызгивая шампанское, это выглядит ловким трюком.

В слегка шумящей от алкоголя голове Оскара назойливо бродит мысль о том, что этот год может стать для его кайзера последним. Что-то неизбежно случится – если не во время кампании, то после победы.

«Или уже случилось. В те дни на Гайерсбурге».

Ройенталь молча опрокидывает очередной стакан, не чувствуя вкуса содержимого. Глубоко внутри что-то кричит от боли, срываясь на звериный вой, и этот крик не заглушить ничем – ни музыкой, ни выпивкой. Лоэнграмм стоит в шаге от престола, куда шел долгие годы. И нет человека достойнее этого поста. Но что, если последний шаг окажется длиннее его жизни?

Почти что хочется самому пасть в бою, чтобы не видеть этого. Может быть, конечно, предчувствие врет. Но тогда почему так больно? Почему снова и снова вспоминается, что Рагнарек – это битва, в которой боги проигрывают?

«Не надо было сюда прилетать. Это не праздник, это похороны. Почему я не сообразил задержаться на пару дней, выдумать поломку? Все равно Вольф не здесь, занят на Изерлоне, а мое присутствие ничего не решает».

Выпив еще, Оскар наконец-то хмелеет. Тугой узел в груди становится чуть слабее, но все равно никак не получается перестать следить взглядом за Райнхардом. Неужели больше никто не замечает, как сильно тот похож на привидение? Выкрикивают бессмысленные здравицы, радуются, что кампания началась, не сомневаются, что Альянс падет. А Ройенталю больше всего хочется сейчас быть на Изерлоне. Вместе с Вольфом или даже вместо него.

В раннем варианте плана кампании так и значилось, но Лоэнграмм переиграл это. «Может быть, хотел видеть меня здесь? – эта эгоистичная идея не кажется глупой. Возможно, потому, что Оскар достаточно пьян. – Рядом с собой?»

Райнхард встает и нетвердой походкой выходит из зала. Это выглядит как побег – от праздника, от собственных людей, от всего. Ройенталь ловит себя на глупой мысли – что Лоэнграмм действительно сейчас сбежит. Не в свои апартаменты, а вызовет машину и отправится на «Брунгильду». И прочь с этой грязной планеты, слишком приземленной для духов в истаявшей оболочке. Такие, как он, могут жить только в космосе, в битве, пока можно не помнить о прошлом.

По логике все того же плана Райнхард не может улететь прямо сейчас. Но логика в разуме Оскара давно спасовала перед мистикой. Поэтому он идет вслед за своим кайзером, не прячась, но и не обращая на себя внимания.

Лоэнграмм его не видит. Он словно бы уже не здесь, и это началось еще тогда, когда он сидел в зале вместе со всеми. «Я видел его только потому, что я сам в мыслях был далеко отсюда», – думает Оскар. Райнхард не убегает, как он боялся, а направляется в сторону своего номера. Мимолетно Ройенталь жалеет о том, что не захватил с собой бутылку. Охрана на этаже чисто символическая. Можно было бы просочиться за Лоэнграммом в его номер, уговорить выпить вместе, успокоиться и вернуться к остальным. А так – пройти-то можно, но о чем говорить с Райнхардом? О глупых выдумках и галлюцинациях? «Мне мерещится, что вы отмечены смертью»?

А хуже всего, если Лоэнграмм просто ответит: «Я знаю» и закроет за собой дверь. И делайте с этим что хотите, герр Ройенталь, когда проспитесь...

Задумавшись об этом, Оскар отстал, в итоге оказался у дверей Райнхарда, когда они уже закрылись. Здесь все еще была слышна музыка, поразительная акустика в этом отеле, интересно, в номерах так же гремит? Словно и не выходил из зала. Да и зачем, собственно, выходил? Надо бы вернуться. Не стоять же под дверью, изображая почетный караул.

Или все-таки войти? Локи с ней, с бутылкой, в номере должен быть мини-бар. В эту ночь никто не должен быть один, можно так и начать разговор...

Ройенталь постучал в дверь, запрета входить не услышал и повернул ручку. В номере было темно, даже окна зашторены, но немного света проникло внутрь вместе с Оскаром и позволило увидеть что-то на полу. Форменный ботинок... нет, нога. Хлопнув по выключателю, Ройенталь подбежал к распростертому по полу телу. Лоэнграмм ведь почти не пил, так, символический глоток, тогда что с ним?

Руки немного дрожали, и если китель получилось расстегнуть почти аккуратно, то рубашка немного порвалась. Пуговица отлетела в сторону. Оскар приложил ухо к груди Райнхарда, но из-за музыки ничего расслышать не удалось, и тогда он бездумно коснулся вены на шее губами. Пульс был, хотя очень редкий и слабый.

Лоэнграмм слегка дернулся и застонал. Ройенталь выпрямился, но с колен не встал, вместо этого попытался приподнять лежащего.

–Оставьте, все в порядке, – скорее прочел по губам, чем услышал Оскар. Райнхард не открывал глаз, и до конца в сознание, похоже, еще не пришел.

–Совсем не в порядке, мой кайзер, – не смог промолчать Ройенталь. – Если вы не хотите, чтобы я звал на помощь, то я сам останусь с вами.

–Это вы? – ресницы чуть заметно дрогнули. Оскар все-таки встал и, пошатываясь, понес драгоценную ношу к дивану. – Я думал, Кисслинг... Не надо никого звать, Ройенталь. Хотите остаться – оставайтесь. Сейчас все пройдет, просто голова закружилась. Вы о чем-то хотели поговорить?

–Уже забыл, о чем, – Оскар невольно рассмеялся, хотя от этого смеха во рту сразу стало горько. Уложив Лоэнграмма поудобнее, он сел рядом, благо ширина дивана позволяла. – Что с вами творится?

–Ничего, просто забыл поесть, – это была явная ложь, но Ройенталь промолчал. – Там кофеварка на столике в углу, пожалуйста, сделайте двойной и побольше сахара, можно с коньяком. Никого не хотел пугать, честное слово.

«Если бы вы так упали на мостике, паника поднялась бы во всем флоте...» – но эту мысль легко отогнать – и подхватить игру, которую ведет Райнхард. Они пока не готовы к правдивому разговору.

Но, кажется, первый шаг к нему уже сделан.