Странники

Несмотря на усталость, Эмилия долго не могла заснуть. Мать улетела в очередную командировку и попросила её навестить тётю, хотя и отлично знала, как тяжело Эмилии даются все эти визиты в клинику.

Тётю она, в принципе, любила, но навещать душевнобольного человека, да ещё и в специализированном учреждении, было занятием не самым приятным. Тем более что она ещё и незрячая и на фоне своего расстройства то и дело путала племянницу с её матерью, рассказывая Эмилии всякие подробности их совместной подростковой жизни. Далеко не все из них были интересны, а некоторых Эмилия предпочла бы и вовсе не знать. Но когда тебе всего семнадцать, слушаться родителей — вещь не самая опциональная. Ходили страшные слухи, что такой опции нет и когда тебе за тридцать, но девушка предпочитала в это не верить. На втором курсе — ну максимум на третьем — она найдёт работу, снимет квартиру поближе к Садовому кольцу и заживёт самой что ни на есть своей, только ей принадлежащей жизнью. А пока Эмилия ворочалась в постели и спокойного сна не видела даже в перспективе.

Был один способ, почти гарантированно помогавший ей решить эту проблему. Прибегать к нему Эмилия не любила, сама до конца не понимая почему. Было в нём что-то странное, почти противоестественное. Поначалу надо было всего лишь расслабиться и представить, что она лежит не на кровати, а на гладкой водной поверхности — в слабом лунном освещении, но без отвлекающей внимания луны. И вода под ней — абсолютно чёрная, заполняющая собой абсолютно всё: ни берегов, ни дна. Дальше надо было сделать над собой усилие, чтобы позволить своему телу провалиться вглубь этой бездны. Не нырнуть, а просто… разрешить. Вода, поначалу неосязаемая, вдруг обретала плотную текстуру и принимала расслабленное тело. А потом этот кисель вдруг превращался в воздух, а сама Эмилия оказывалась посреди каменистой пустыни. Это был и сон, и не сон одновременно. Она полностью осознавала происходящее и могла его контролировать, что в обычном сне ей никогда не удавалось.

Способ этот помогал заснуть, поскольку делать в этой пустыне было совершенно нефиг. Пейзаж, конечно, был красивый: выжженная до красноты, потрескавшаяся земля с немногочисленными живописными валунами. Но очень скоро глаза привыкали к этой картинке настолько, что мозг начинал потихоньку отключаться — из-за отсутствия новой информации. И, сама не заметив как, Эмилия проваливалась в глубокий сон. Трюком этим она обладала, сколько себя помнила. Когда ей было лет семь, она попыталась рассказать о нём подругам, будучи уверенной, что подобные уловки есть у всех без исключения, но после нескольких неловких моментов начала стесняться этой своей способности и прибегала к ней лишь в самых крайних случаях. Как раз таких, как сейчас.

Вздохнув, Эмилия устроилась на спине поудобнее и закрыла глаза. Какое-то время ничего не происходило, и девушка поймала себя на том, что слегка раскачивается в кровати, словно на плавательном матрасе. Поэтому трюк и не работал: покачиваться было нельзя — от этого по «воде» шли волны, а волны — это плохо. Эмилия и сама не понимала, откуда она это взяла. Что плохого в небольшой волне? Но почему-то ей казалось именно так. Девушка замерла, стараясь расслабить каждую мышцу в своём теле и позволить ему наконец-то провалиться в чёрную, почти неосязаемую бездну. Когда вода уже сомкнулась у неё над лицом, она испытала странное, незнакомое до сих пор ощущение, как будто рядом был ещё кто-то, кто «тонет» вместе с ней. Может, на расстоянии вытянутой руки, а может, через сотни световых лет от неё. Расстояние здесь не имело значения, а вот время — да, и Эмилия проваливалась в бесплотную толщу намного быстрее, чем этот кто-то. Ощущение ей не понравилось, и она постаралась стряхнуть его, как прилипший к пальцам скотч. И когда это получилось, она ощутила под ногами твёрдую, выжженную солнцем землю.

Солнцем ли? Эмилия вдруг поймала себя на мысли, что как раз солнца в этом странном месте она не видела никогда. Вокруг было довольно светло, но она даже не могла понять, то ли это время рассвета, то ли заката. Безоблачное глубокое небо светилось настолько равномерно, что было не очевидно, в какой стороне солнце спряталось за горизонт или, наоборот, собиралось из-за него вынырнуть. Воздух был тёплый и обволакивающий, как и всегда. И, как всегда, он был безжизненным, лишённым всякого движения. Здесь никогда не было не то что ветра — даже ни единого намёка на самый лёгкий бриз.

На миг Эмилия ощутила какое-то лёгкое, щемящее чувство, как от встречи со старым приятелем, которого давно не видела. Оказывается, даже по каменным валунам можно соскучиться, если не видеть их достаточно долго. Девушка подобрала с земли небольшой камешек и, повертев его в руках, бросила вдаль. Она ожидала, что он упадёт на землю, взметнув маленькое облачко пыли, но камень растаял непонятно где: то ли упал в какую-то щель, то ли просто растворился в воздухе. Понемногу Эмилией стала овладевать знакомая ей скука. Картинка была настолько статичной, что мысленно превращалась в плоскую. Казалось, что можно протянуть руку — и пальцы уткнутся в мольберт, на котором с такой фотореалистичностью написана эта картина. Девушка уже готовилась закрыть глаза и нырнуть наконец-то в спасительный сон, когда её внутренняя умиротворённость вдруг стала стремительно улетучиваться. Эмилия растерянно оглядывалась, пытаясь понять, что именно её взбудоражило, пока не заметила прозрачное, еле заметное движение воздуха, которое обычно можно увидеть разве что над костром. Оно было настолько чужим в этом мире неподвижности, что просто не могло вписаться в привычную Эмилии картину.

Едва наступившее хрупкое спокойствие рассыпалось мелкими осколками, уступая место стремительно нараставшей тревожности. Наверное, то же самое испытал бы человек, если бы картина, провисевшая в его доме двадцать лет, вдруг ожила. Почему? Почему сейчас? Ощущение было настолько непривычным, что девушка даже попятилась назад, хотя это лёгкое дрожание воздуха просто не могло нести в себе никакой угрозы. Или могло? Воздух закручивался всё сильнее и начинал темнеть, словно подбирая с засохшей земли песчинки, которых там никогда не было. Но, может, это были и не песчинки. Может, это были чёрные капли того самого озера, через которое Эмилия сюда добиралась. Девушка вдруг представила себе, как этот невесомый локальный смерч начинает стремительно подниматься, вырастая в крутящийся аспидно-чёрный водяной столб. И вместе с этим смерчем в ней росло ощущение какой-то неправильности. Скользкое, липкое чувство перетекало в почти животный страх. Учащённо дыша, она смотрела, как густеет и поднимается закрученное спиралью… что?

Но уже в следующий миг она видела только белую поверхность потолка, едва светлевшую в тёмной комнате. Лёжа на спине с широко распахнутыми глазами, Эмилия пыталась успокоить прерывистое дыхание, а заодно и сердце, испуганной белкой скачущее в груди. Перед глазами всё ещё стоял, даже и не приснившийся, а лишь придуманный ею же чёрный столб, и ощущение безопасности возвращалось неохотно, словно его по капле выдавливала из себя внезапно вернувшаяся реальность. Понемногу первобытный иррациональный страх покидал девушку, и на освободившееся место приходила такая же иррациональная злость. «Поспала, блин», — пробормотала себе под нос Эмилия и, перевернувшись на бок, засунула правую руку под подушку.

Пробуждение было предсказуемо неприятным. Эмилия проворочалась почти до утра и заснула за пару-тройку часов до будильника. Зевая и стуча голыми ступнями по паркету, она отправилась прямиком на кухню. Достала из холодильника пакет молока, но, представив, как будет помешивать в тарелке надоевшие хлопья, убрала его обратно. Кинула пару кусков хлеба в тостер и поставила на барную стойку банку с яблочным джемом. Мать почему-то запрещала ей есть за стойкой, говоря, что для этого есть кухонный стол. Эмилии этот ритуал был непонятен — ей нравилось сидеть на высоком барном стуле. Поэтому при каждом удобном случае завтракала она именно там. Но сейчас эту маленькую радость ей омрачила мысль, что таких удобных случаев стало как-то слишком много.

Достав из ящика чашку, Эмилия вспомнила, что молоко ей всё-таки нужно для кофе и, чертыхнувшись, снова достала пакет из холодильника. Включая кофемашину, она вспомнила, как мать радовалась покупке, то и дело повторяя, что наконец-то можно будет готовить себе капучино одним нажатием кнопки. У девушки этот фокус ещё ни разу не получился. Сначала кофемашина пискнула ей, попросив выбросить отработанный кофе. Потом не менее пискляво потребовала долить воды. Уже собираясь наконец-то ткнуть заветную кнопку, Эмилия, просто на всякий случай, заглянула в контейнер для зёрен — и, конечно же, там было пусто. Досыпав кофе и приготовив наконец-то свой капучино, она отправилась с чашкой за стойку, наплевав на оставшееся в машине «лишнее» молоко. Ещё одна роскошь, которую она могла себе позволить только в отсутствие матери.

Бросив в мусорное ведро недоеденный тост и оставив на стойке немытую чашку, Эмилия отправилась в комнату одеваться. До назначенного времени оставалось менее двух часов, а ехать в клинику надо было через пол-Москвы. День был жаркий, и, недолго думая, девушка достала из шкафа короткую юбку и майку, «забыв» таким образом про ещё одно материнское правило — соблюдать дресс-код для «официальных визитов». В прихожей Эмилия быстро влезла в белые кеды и, закинув на плечи маленький городской рюкзак, покинула квартиру.

Народу на улице было немного, но достаточно, чтобы приходилось лавировать между идущими на автопилоте людьми, уткнувшимися в телефоны, и уворачиваться от велосипедистов с самокатчиками на тротуаре. К счастью, дорога до метро была недолгой, и скоро девушка нырнула в прохладный склеп московского метрополитена, спустилась по эскалатору на станцию «Тимирязевская» и, войдя в полупустой вагон, удобно устроилась на угловом месте. Благодаря маршруту без пересадок и новой книге Мураками следующие сорок минут она почти не заметила. Не заметила настолько, что едва не проехала свою станцию и выскочила на «Пражской», чудом не прищемив рюкзак захлопнувшимися за ней дверями.

Больница находилась за высоким деревянным забором, который не ремонтировали, наверное, с момента постройки, но это Эмилии даже нравилось. Было в его облупившейся краске и щелях, размером с ладонь, что-то душевное. Мол, не особо мы вас тут и держим, а забор — он так, для красоты просто. Но само здание, хоть и не отличалось красотой, выглядело вполне добротным. Особенно решётки на окнах, да ещё и на всех этажах. Хорошо, что летом картину несколько смягчало обилие зелени во дворе, всё-таки деревья и кусты способны украсить любой, даже далёкий от совершенства, городской пейзаж.

На проходной женщина средних лет с крашеными волосами и полным безразличием на лице списала паспортные данные Эмилии и выдала ей пластиковую карточку-пропуск. Карта была даже более безликой, чем сама вахтёрша. Грязно-серого цвета, без единой надписи. Впрочем, подумала Эмилия, что бы она хотела там увидеть? Тиснённую чёрным готическим шрифтом надпись: «Последний приют для умалишённых» с изображением розового слоника под ней? Охранник неодобрительно окинул взглядом её легкомысленный наряд, но молча щёлкнул кнопкой турникета. Карта работала только на выход.

Двор больницы буквально утопал в зелени, и на старых, но свежевыкрашенных лавочках сидели пациенты, многие из которых провожали Эмилию заинтересованными взглядами. Девушка не увидела никого, кто бы за ними присматривал, и невольно ускорила шаг, торопясь добраться до нужного ей корпуса. Тётя находилась на втором этаже, делила палату с какой-то пожилой женщиной. На время встречи дежурная медсестра попросила соседку посидеть в холле и, недовольно ворча и браня медсестру, правительство, погоду и «эту припёршуюся шмыдру», старушка покинула комнату.

Тётя сидела в кресле, почти неподвижно. Если бы Эмилия не знала, что она слепая — подумала бы, что та пристально разглядывает что-то во дворе. Девушка неловко поёжилась, стоя у двери, не понимая, как начать разговор и уже заранее подозревая, что она не будет знать и как его закончить. Под конец подобных встреч тётя часто начинала бесконечный монолог, становясь раздражительной и даже агрессивной, если её пытались перебить. Тем более если её перебивали, чтобы попрощаться. Но делать было нечего, и, вздохнув, Эмилия подошла поближе к тётке.

— Ирина? Тётя Ирина? Это Эмилия…

Тётя продолжала «смотреть в окно», словно не слыша племянницу, но, когда девушка набрала в лёгкие воздуха, чтобы позвать её опять, она ответила, не повернув головы:

— Эмилия… Привет. А Катерина? С тобой?

— Мама не смогла сегодня. Она в командировке, в Пекине.

— В Пекине? Опять? Она же пару недель назад уже летала туда, по работе.

— Опять, — Эмилия попыталась добавить в свой голос нотки сожаления, но получилось не очень. Актёрскими способностями она никогда не отличалась. — У них сейчас очень много работы по проекту. И постоянно какие-то проблемы вылезают. Она и в выходные обычно по полдня на телефоне, а тут ещё…

— Перестань её всё время оправдывать! — тётя перебила племянницу с нескрываемым раздражением. — Конечно, проще работать, чем навещать сестру… Или воспитывать дочь.

На минуту в палате повисла неловкая пауза. Эмилия не знала, о чём тётя думает в такие моменты, но сама она всегда думала об одном и том же. А что будет, если потихоньку выйти за дверь и быстро пробежать через двор и проходную? Будут ли вообще какие-то последствия, кроме угрызений совести, с которыми она как-нибудь да справится? Несмотря на то, что эта мысль посещала её каждый раз, когда она навещала родственницу, одна или с матерью, проверить её на практике она так никогда и не решилась. И не только потому, что боялась последствий — просто Эмилия чувствовала, что тёте нужны эти визиты и, несмотря на болезнь, в жизни она была не самым неприятным человеком. Эмилии попадались и более безумные кадры, которых она сама бы с радостью упекла в «дурку», дай ей кто-нибудь такую возможность.

После пары натянутых реплик между ней и тётей всё же завязался, пусть и не самый непринуждённый, но хоть какой-то разговор. Новостей у Эмилии особо не было. Она была на каникулах, а поскольку все её друзья разъехались по курортам и родственникам, большую часть времени сидела дома. Но тётя с интересом выслушивала даже те новости, которые и сама уже наверняка знала из радиопередач. Эмилию это не удивляло, она сама предпочитала узнавать новости не из новостных каналов, а от пары-тройки блогеров и знала, что интересность события зависит не только от него самого, но и от подачи.

Разговор шёл вроде бы нормально, но понемногу Эмилия стала замечать, что тётя становится всё более и более отстранённой, почти не слушая племянницу и отвечая невпопад. На этом фоне Эмилия и сама стала всё больше отвлекаться, а потом и вовсе достала смартфон и принялась скролить ленту, благо особой концентрации это занятие не требовало.

Друзья её активно постили фотографии из поездок и, насмотревшись на виды прозрачной морской воды и белых песчаных пляжей, Эмилия не выдержала и тяжело вздохнула. Тётя, которая уже вроде бы и вовсе не реагировала на редкие реплики племянницы, тут же оборвала свой скучный монолог.

— Что? Я тебя утомила уже?

— Нет… совершенно нет, — поспешно, даже слишком поспешно, ответила Эмилия. — Я просто вдруг поняла, что очень сильно соскучилась по путешествиям.

— Ты перестала путешествовать? — в голосе тёти звучало искреннее удивление.

— Так, едва эта чёртова пандемия закончилась, мама…

— Как ты меня достала в своё время своими путешествиями, — без особых эмоций, просто констатируя факт, сказала тётя.

Эмилия даже опешила от такого неожиданного заявления. Конечно, она любила рассказать тёте про свою очередную поездку, а кто бы не захотел поделиться впечатлениями от тайских пляжей или рассказать, как лазил по развалинам Ангкора? И тётя же всегда с интересом слушала эти рассказы. Актриса из неё была ничуть не лучше, чем из Эмилии, и изображать такой интерес в течение долгого времени она бы просто не смогла. И тут, на тебе: «достала!». Пока Эмилия пыталась сообразить, как лучше отреагировать на подобную реплику, тётя сама продолжила мысль:

— Тебе же всё равно было. Хочешь, в пустыню — раз, и в пустыне. А хочешь — на море. А прикрывать тебя кто должен? Мать в любой момент могла к нам в комнату наведаться. А тебя и след простыл. Я уже и подушки под одеяло подкладывала и внимание как могла отвлекала. Оно мне надо было, ты думаешь? Сама бы рассказала всё матери — и путешествуй куда хочешь…

От удивления Эмилия напрочь забыла про смартфон, который держала в руке, и, махнув ею в неопределённом жесте, едва не запустила гаджетом в тётю. Спасибо рефлексам — пальцы сами ухватили недешёвую игрушку.

Было совершенно очевидно, что тётя снова путает Эмилию с матерью, а вот всё остальное больше походило на какой-то бред. Какие путешествия? Какие подушки под одеялом? Какие пустыни? На этом месте Эмилию посетила одна странная мысль. Она же и сама как бы «путешествовала». Не на пляж, к сожалению, но в пустыню — вполне себе. И она бы не сильно удивилась, если бы узнала, что мать тоже могла провернуть подобный фокус. Если бы только рассказ тёти не подразумевал, что её сестра путешествовала вполне себе физически, чего, конечно же, быть не могло.

— Я же ненадолго, — осторожно вставила Эмилия.

— Ненадолго, — передразнила её тётя. — Тебе и два часа было ненадолго. А мне что в это время было делать? Не почитаешь даже — родители на свет прибегут. Спать я не могла, думала, не случилось бы с тобой чего. А ты возвращалась и давай мне всякие небылицы рассказывать. То про розовое море, то про две луны, то ещё про что-нибудь. Придумывала, понятно, половину. Или всё. Не проверишь же.

Тётя вдруг замолчала, а Эмилия, переполненная каким-то детским восторгом, пыталась придумать вопрос, который помог бы разговорить родственницу. Получить от неё хотя бы полунамёк на то, как её мать умудрялась путешествовать, не покидая комнаты. Но тётя молчала, и возбуждение Эмилии понемногу уходило из неё, освобождая место критическому мышлению. Какие путешествия? Какие миры? Наверняка же сёстры во что-то такое играли в детстве, а сейчас… Сейчас тётя находилась совершенно не в том состоянии, когда все её слова стоило принимать на веру.

А ведь Эмилии так отчаянно хотелось поверить в сказку. Как и все её друзья, она не брезговала книжками, фильмами и сериалами про людей со сверхспособностями. Пускай все эти истории выходили под лейблом фантастики или фэнтези, но и что с того? Когда-то фантастикой были полёты в космос и мобильные телефоны, но теперь они реальны. Может, настала пора и для телепортации, о которой десятилетиями мечтали писатели. И не только они — мгновенно переместиться куда-либо мечтал любой обычный человек, оказавшийся в московском метро в час пик.

— Я как-то смутно это помню… часто я путешествовала в пустыню?

Вопрос был неожиданный даже для самой Эмилии. Она просто хотела разговорить тётю, а единственным местом, куда она сама «путешествовала» вот так, среди ночи, была та самая выжженная пустошь.

Вот исправления — только орфография и пунктуация, без изменений смысла и стиля. Я привожу только готовый исправленный текст, без комментариев:

— Пустыня? — вопрос Эмилии словно разбудил тётю. — Какая пустыня? Это ты, Эмилия? Я думала, ты ушла уже. Ушла и не попрощалась даже. Как обычно.

На фоне накатившего разочарования у Эмилии даже не хватило сил обидеться на такое несправедливое обвинение. Тем более что в конце их встреч тётя всегда становилась какой-то рассеянной и иногда даже не отвечала на прощания. Неудивительно, что она их не помнит.

Выйдя за пределы больничного комплекса, Эмилия решила не нырять в ближайшую станцию метро, а пройтись до следующей, благо погода к этому более чем располагала. Порывшись в сумочке, она поняла, что наушники забыла дома, но не особо расстроилась. На музыку настроения всё равно не было. Так что, прихватив в ближайшей кофейне капучино с миндальным сиропом и сверив направление по навигатору в телефоне, Эмилия отправилась на импровизированную прогулку.

По дороге она всё ещё журила себя за лёгкость, с которой поверила в то, что её мать умела перемещаться между какими-то фантастическими мирами. Представила, как бы над ней смеялись её же собственные друзья, расскажи она им эту историю. До слёз, наверное. Семнадцать лет живёт на этом свете, а мозгов — как у ребёнка. И ладно бы, если б она услышала эту небылицу от самой матери, но тётя и в лучшие свои годы, когда болезнь ещё не прогрессировала, любила приукрасить истории из своего прошлого. Какое-то время Эмилия действительно верила, что к ней сватался наследный принц Марокко, встретивший её на отдыхе в Анталии, но вспыхнувший на границе конфликт заставил его вернуться в свою страну до того, как тётя решилась на замужество. Правда, когда Эмилия сказала матери, что, по её мнению, тётя врёт, мать ответила, что совершенно в этом не уверена. «Можно ли считать враньём неправду, в которую сам рассказчик свято верит?» — спросила она Эмилию, и та не нашлась, что ответить. В общем, придётся ей путешествовать старыми привычными способами. Главное — дожить.

Время пролетело незаметно, и, выбросив пустой стакан из-под кофе в урну у метро, Эмилия спустилась на станцию. Пару минут она пыталась сосредоточиться на книге, но потом сдалась и убрала её в рюкзак. Спокойный повествовательный стиль Мураками никак не вязался сейчас с её хаотично скачущими мыслями. Эмоции почти улеглись, но, хотя Эмилия уже не сомневалась в том, что рассказ тёти был выдумкой, она всё никак не могла перестать представлять себе, какой могла бы быть жизнь её матери, окажись это всё правдой.

Домой ей не особо хотелось, но больше ехать было некуда. Несмотря на обилие музеев, кинотеатров и других развлечений в Москве, находясь в одиночестве, Эмилия не видела в них особого смысла. Тот же поход в кино был для неё актом социализации, когда она делила расходы на ведёрко с попкорном с друзьями до фильма и могла обсудить его с ними после. Можно было, конечно, посмотреть очередной блокбастер и одной, но для этого у неё дома был телевизор.

Так что, поднявшись на седьмой этаж своей девятиэтажной «хрущёвки», она бросила рюкзак в прихожей, включила любимую радиостанцию и посвятила следующую пару часов бессмысленному интернет-сёрфингу, щедро прожигая время в социальных сетях. Эмилия немного гордилась тем, что, в отличие от большинства друзей, она не подсела на онлайн-игры, но прекрасно отдавала себе отчёт, что это её занятие ничем не лучше и не полезнее. Но почему бы и нет? Свободного времени у неё на каникулах было много, даже слишком много, и его надо было на что-то потратить. И сёрфить в интернете ничем не хуже, чем смотреть сериалы или читать какое-нибудь новомодное мыло.

Последняя мысль опять вернула её к разговору с тётей, от которого она как раз и пыталась отвлечься. Отложив телефон, Эмилия подтянула ноги на диван и, обняв руками колени, прикрыла глаза. Что, если просто поиграть? Если бы она и правда умела перемещаться между мирами, как бы она это делала? Согласно большинству историй, которые она читала или смотрела, достаточно было просто представить себе место назначения — и ты уже там. Но такой простой способ всегда вызывал у Эмилии массу вопросов. Как тогда переместиться в место, где ты никогда не была? Допустим, никак. Но что, если на месте, в котором ты уже однажды побывала, построили дом? Как тогда? Окажешься аккурат в середине фундамента или между перекрытий? Хотелось бы верить, что Вселенная сама подкорректирует все эти неточности, но по физике у Эмилии была твёрдая четвёрка, и Вселенной она немного не доверяла. Была ещё идея с порталами, когда некто мог перемещаться между определёнными точками. Эта идея Эмилии не нравилась тем, что такие порталы должен был кто-то построить. Как правило, некая могущественная и давно исчезнувшая сверхраса, оставившая это технологическое чудо потомкам. Эмилия не особенно разбиралась в технике, но совершенно точно знала про неё одну вещь: любая электронная или механическая вещь рано или поздно сломается. От времени, неправильного обращения или сама по себе — неважно. И воспользоваться древним, непонятно кем построенным порталом — это как прокатиться на лифте в здании под снос, в котором почему-то не отключили электричество. Может, доедешь, может, нет. Как повезёт.

Портала в любом случае поблизости видно не было, поэтому Эмилия решила положиться на собственное воображение. Точнее, на воспоминание о чудесной поездке в солнечную Верону пару лет назад на весенних каникулах. Была у неё там любимая кафешка недалеко от отеля, куда Эмилия повадилась бегать завтракать, пока мать пыталась доспать все те часы, которые недоспала в Москве из-за работы. Кафе принадлежало пожилой, очень дружелюбной супружеской паре, и, хотя они видели Эмилию каждый день, при каждой новой встрече пытались заговорить с ней на итальянском. И каждый раз, услышав от неё специально для них же выученное «Scusi, non parlo italiano», охотно переходили на английский, которым оба владели ненамного лучше, чем Эмилия — итальянским. Она понятия не имела, работает ли это кафе сейчас, но не особо волновалась на этот счёт. В конце концов, это же была просто игра? Скорее отвалившаяся часть МКС прилетит ей сейчас на голову, чем она окажется где-либо за пределами своей московской двушки. По мнению Эмилии, проводить такой эксперимент, комфортно сидя на диване, было бы ненаучно, и Эмилия перебралась на ковёр, в центр комнаты.

Сев в позу лотоса, выпрямив спину и положив руки на колени ладонями вверх, она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Сосредоточиться не получалось, поскольку Эмилия толком не понимала, на чём именно. Она пыталась воссоздать в памяти картинку той кафешки — простые деревянные столики и увитую плющом веранду, — но получалось не очень. Воспоминания были нечёткими и местами сумбурными. К тому же, Эмилия никогда не была «визуалом», и «изображение» в памяти состояло не столько из того, что она когда-то видела, сколько из эмоций, мыслей и запахов. Особенно мешал запах вкусного, настоящего кофе, который в Италии можно было купить на каждом углу и знать наверняка, что это будет «тот самый» напиток, а не лотерея из разнообразия зёрен, обжарки и настроения баристы.

Постепенно ей всё-таки удалось воссоздать некое подобие стабильной, пусть и не до конца чёткой картинки. И добавить в запах кофе аромат утреннего воздуха с нотками недавно испечённых булочек с кремом. Зато комната вокруг Эмилии теперь казалась чуть менее реальной. Хотя глаза девушки были закрыты, она вдруг почувствовала, как реальность начинает «плыть» и ускользать от неё, в то время как придуманный ей экстерьер итальянской кафешки становился всё более реальным, обретая чёткость и наполняясь деталями.

Эмилия ощутила граничащий с детским восторг и едва удержалась, чтобы не открыть глаза. Хотя разницы бы это уже не сделало. Эта короткая, но бурная волна адреналина начисто вымыла воображаемую Италию из унылого пейзажа московской действительности. А заодно Эмилия осознала, чем её чувство «перемещения» было изначально. Она попросту засыпала. Проведя бессонную ночь и вымотав себе нервы поездкой в клинику, ей было достаточно просто прикрыть глаза и расслабиться, чтобы провалиться в желанную полудрёму.

Она едва не застонала вслух от нового разочарования и осознания собственной доверчивости. С такой степенью внушаемости можно оказаться в соседней с тётей палате — и там уже всем рассказывать, что для неё не проблема метнуться на час в Италию, окунуться в Средиземное море и к обеду вернуться обратно так, что картофельное пюре с котлетой даже остыть не успеют. Наверняка её возможные соседи — Наполеон и Екатерина Вторая — выслушают её с искренним интересом. Мысль была не самой весёлой, но пока что Эмилия чувствовала себя в здравом уме и твёрдой (не на уроках английского, но да бог с ними) памяти и решила особо не беспокоиться.

Перебравшись обратно на диван, девушка вытянулась поудобнее, накинув на ноги плед, и размышляла, чем бы ещё заняться. Музыку слушать не хотелось, как и сёрфить опостылевший интернет. Можно было бы почитать или посмотреть какой-нибудь ролик про путешествия. Что-нибудь про Италию. Эмилия снова прикрыла глаза, пытаясь воссоздать улетучившийся было пейзаж, и сама не заметила, как заснула.

По крайней мере в этот раз у неё не было никаких сомнений в том, что она спит. Вряд ли в реальности, даже в каком-то альтернативном мире, она могла бы стоять по щиколотку в кипящей лаве и хорошо себя чувствовать. Если быть более точной, Эмилия не чувствовала себя хорошо — она просто ничего не чувствовала. Лава должна была бы превратить её голые ступни в угли, причём в считанные секунды, но она просто переливалась через них, как сахарный сироп, не оставляя никаких следов на коже. Воздух вокруг Эмилии тоже должен был быть обжигающим, но никакого жара она не ощущала. Всё это её совершенно не удивляло — присниться же может что угодно. Что ей показалось странным, так это то, что земля была как-то ближе обычного, словно рост Эмилии вдруг уменьшился вдвое, а то и втрое.

Вряд ли лава оказалась здесь сама по себе, подумалось Эмилии, и, обернувшись, она увидела огромный, уносящийся в небо вулкан. Она стояла настолько близко к его подножию, что даже не могла видеть огонь, вырывающийся из его жерла. Но вулкан извергался прямо сейчас — об этом говорила не только горящая лава, стекавшая вниз, но и неровный хаотичный свет, освещавший чёрные плотные тучи, бегущие из эпицентра извержения пепельными клубящимися волнами. Время от времени сквозь них пробивался мутно-синий свет горизонтальных молний, энергии которых едва хватало на слабую подсветку этой гигантской разлитой чернильницы. Несмотря на давящую мрачность пейзажа, Эмилии не было страшно или грустно. Ей даже было неинтересно, что происходит вокруг, словно она потеряла способность чувствовать. И это было неправильно. Эмилия знала, что она должна что-то чувствовать прямо сейчас, что-то очень конкретное. Как будто кто-то украл у неё одни эмоции и пожадничал дать взамен другие. Но она откуда-то знала, что их можно вернуть — надо лишь напрячь органы чувств, которые сейчас почему-то отказывались работать.

Глядя на горящую лаву, текущую по её ногам, Эмилия пыталась не думать про осязание, но постаралась напрячь слух и вырваться из этого давящего безмолвия. Сначала ей казалось, что ничего не получится, но скоро она услышала невнятный, еле уловимый гул. Она ухватилась за него как за соломинку, и гул чуть усилился. И вместе с этим звуком Эмилия почувствовала лёгкий необъяснимый страх. Какая-то часть её подсознания хотела подавить этот гул и вернуться обратно в комфортную глухоту, но что-то заставляло её упрямо вслушиваться в этот единственный доступный ей звук. Гул нарастал, и вместе с ним рос и страх Эмилии. Поднимался из её живота наверх, прокатываясь по спине холодными липкими волнами, стремительно превращаясь в панику.

Уже проснувшись, Эмилия долго смотрела в потолок, мягко освещённый торшером, и пыталась унять бешено стучащее сердце. Заодно она пыталась понять, что именно её так взбудоражило. Кошмары Эмилии снились нечасто, но, если уж ей доводилось проснуться в холодном поту, она всегда могла объяснить, что именно её так напугало — если помнила сам сон, конечно. Но в этот раз всё было по-другому. Картинка во сне была странной, даже зловещей, но она не пугала девушку. Гул? Сам по себе звук не был страшным, но он точно был одной из составляющих того иррационального страха, который и заставил её проснуться.

Сердце понемногу возвращалось в привычный ровный ритм, Эмилия успокаивалась. Заодно вспомнила, что недавно читала статью, согласно которой источником ночного кошмара может быть обычный холод — и достаточно просто замёрзнуть, чтобы мозг подкинул спящему организму стимул побыстрее проснуться. Так что Эмилия решила не заниматься самоанализом, а просто стряхнула с себя остатки неприятного сна и отправилась на кухню, собираясь выпить стакан воды или сока. По дороге вдруг услышала недовольное урчание в собственном животе и поняла, что за весь день нормально не поела. Готовить было лень, да и ужинать уже было как-то поздновато, поэтому Эмилия достала из холодильника остатки вчерашней пиццы и кинула её в микроволновку. Взяла банку колы, но вспомнила, сколько кофеина и сахара уже впихнула в себя за день, и поставила обратно.

Удобно устроившись на диване перед телевизором, она включила онлайн-кинотеатр, моментально сообщивший, что вышел новый эпизод её любимого сериала. Без лишних раздумий Эмилия ткнула в просмотр. Пицца с ветчиной и грибами, хоть и вчерашняя, прекрасно утолила голод, а горячий чай, хоть и не был таким вкусным, как холодная кола, но сделал эту трапезу хоть немного похожей на ужин. Но зато сериал показался ей пресным. Сюжет казался слишком простым, а диалоги — насквозь искусственными. Вряд ли режиссёр, сценаристы и актёры разом так облажались — скорее, у Эмилии не было сегодня настроения поверить в очередную рассказанную кем-то сказку. Впрочем, торчать в повседневной, набившей оскомину реальности ей тоже не хотелось. Что было гораздо хуже — так это полное отсутствие хоть какой-то сонливости. Время перевалило за полночь, и, хотя на завтра у неё никаких особенных планов не было, сегодняшний день был не из тех, которые хотелось бы продлить. Как раз наоборот — поскорее отправиться в царство Морфея, оставив все сегодняшние впечатления пусть и в недавнем, но прошлом, выглядело как отличный план.

Время шло. От нечего делать Эмилия даже собрала всю грязную посуду в посудомойку и, хотя она заполнилась только наполовину, тут же включила. Постепенно она впадала в состояние, которое всегда терпеть не могла — нелепое, давящее на мозг сочетание крайней усталости и невозможности заснуть. Она даже пыталась почитать на английском. Обычно ей хватало двадцати минут, чтобы почувствовать сонливость, а через полчаса уже начинало «рубить». Но в этот раз фокус не прошёл, просто потому что читать она уже не могла. Глаза бессмысленно скользили по расплывающимся строкам, а мозг отказывался извлекать смысл даже из самых простых предложений. Сдавшись, Эмилия отложила книгу в сторону и просто лежала на боку с открытыми глазами. Может, дать ещё один шанс «пустынному сну»? Два ночных кошмара она за эти сутки уже посмотрела, а бог, как говорится, любит троицу. Тем более, если продолжать в том же духе, кошмары она начнёт видеть уже наяву — всё к тому и идёт.

Перевернувшись на спину, Эмилия вытянулась и, закрыв глаза, попыталась максимально расслабиться. Чёрное озеро подхватило её почти мгновенно, словно заждалось желанного гостя. И без малейшего усилия Эмилия провалилась вглубь. Пока она «тонула», вспомнила недавнее странное ощущение, словно одновременно с ней в озеро нырнул кто-то ещё. Сейчас ничего такого она не чувствовала и почему-то сочла это хорошим знаком. Раз до сих пор всё шло как обычно, может, обойдётся без песчаных смерчей и чувства тревожности, которое Эмилии за сегодня уже порядком поднадоело.

Как и всегда, она не заметила переход из «тонущего состояния» в пустынный пейзаж. Всё та же выжженная до горизонта земля и равномерно освещённое небо без всяких признаков солнечного круга. И хотя воздух вокруг был неподвижен, а мир пред ней — привычно статичен, по спине Эмилии вдруг пробежал неприятный холодок. Она внезапно осознала, что находилась здесь не одна. Не понимала, откуда это знает, но инстинктивно чувствовала чей-то взгляд, буравивший ей спину. Эмилия обернулась так резко, что едва не упала.

Перед ней, чуть поодаль, стоял худощавый невысокий мужчина в клетчатой рубашке, джинсах и видавших и лучшие времена кроссовках. Аккуратно подстриженные русые волосы и ничем не примечательное лицо. На вид ему было лет тридцать, может, тридцать пять. В Москве Эмилия прошла бы мимо, даже не заметив подобного типа, но здесь… Здесь она ещё в принципе никого не встречала. Пытаясь унять дрожь в коленях, она пыталась понять, почему этот всплеск адреналина не разбудил её. Обычно, чтобы проснуться, хватало и десятой части подобных эмоций. Эмилия даже предположила, что она и вовсе не спит, но такой вариант устраивал её меньше всего.

Мужчина смотрел на неё, не делая никаких попыток подойти или поздороваться. Просто смотрел. И как-то робко улыбался, словно хотел попросить у неё номер телефона или денег на пиво. И первых, и вторых Эмилия недолюбливала, но это же был просто сон, к тому же её сон, а значит, ничего плохого он ей не сделает. Понемногу девушка успокоилась, а, видя смущение и робость этого русого сновидения, набралась наглости и сама сделала «первый шаг».

— Можно уже и поздороваться.

— Добрый день, — ответил мужчина, и его улыбка превратилась из робкой в какую-то виноватую.

— Доброй ночи, — подколола его Эмилия, сама удивившись, с какой уверенностью прозвучал её голос.

Так-то она всегда любила вставлять остроты и подшучивать над людьми, но делать это с незнакомцами её постепенно отучила жизнь. Ничего критичного, но со временем она стала замечать, что подобную манеру общения далеко не все воспринимают легко, и одной безобидной, по её мнению, шуткой можно было серьёзно осложнить себе жизнь там, где не надо. Например, на экзамене в универе. Но вряд ли этот русый доходяга приснится ей ещё раз — это было бы совсем уж странно.

— Действительно, — опять виновато улыбнувшись, ответил русый.

Как ни странно, после ответа Эмилии он заметно взбодрился. Словно понял, что девушка его не укусит или просто не пошлёт куда подальше. Насчёт последнего, впрочем, Эмилия не была бы так уверена.

— Извините, что я вот так вот пришёл сюда. Просто мне очень надо поговорить с вами.

— Ну, если надо, то поговорите. Почему бы не поговорить с хорошим человеком? Вы же хороший?

Смешно, но мужчина задумался над вопросом. Причём настолько, что Эмилия успела пожалеть, что этот вопрос задала. Да и в принципе о том, что заговорила. Наверное, эта мысль как-то отразилась на её лице, поскольку собеседник вдруг неопределённо взмахнул рукой и торопливо ответил.

— Конечно! В смысле… Бывают люди и получше, наверное. Наверняка. Но я точно не самый плохой. Определённо!

— Ну вот и хорошо. Давайте, рассказывайте, зачем вы ходите по чужим снам, и, раз уж вы это делаете, почему вы не выше, моложе и не на белом породистом скакуне.

Мужчина вдруг внезапно погрустнел и как-то осунулся. И опустил голову, словно рассматривая, во что со временем превратились его кроссовки.

— Ах вот оно что… Вы думаете, вы спите?

Это даже не прозвучало как вопрос. По крайней мере, он произнёс это так, как будто не обращался к Эмилии, а просто размышлял вслух. Хотя в пустыне не было ни жарко, ни холодно, девушка непроизвольно поёжилась. Ещё не хватало, чтобы её сновидение рассуждало на тему того, спит она или нет. Мужчина вдруг поднял голову и посмотрел Эмилии прямо в глаза. И девушка в первый раз обратила внимание, что глаза у него яркие, пронзительно голубые. А вот лицо намного старше, чем ей показалось сначала, с тонкими морщинками вокруг глаз.

— Вы не спите, Эмилия, — спокойно и чётко, разделяя слова, произнёс снившийся ей мужчина. — Может, это выглядит для вас как сон, но… Вы ведь здесь не в первый раз? В этом месте? И даже если оно вам снится, то сегодня вам снится что-то особенное, правда? Не то, что вам снилось в предыдущий раз, например?

Эмилия вспомнила свой предыдущий визит в пустыню, закончившийся паническим «бегством», и почувствовала, что краснеет. И ведь наверняка этот чудак понятия не имел, насколько неудачное сравнение выбрал, но… В этот момент девушка вспомнила, что технически последний раз ей снился вулкан, и немного расслабилась. Хотела было рассказать ему, как стояла по щиколотку в горящей лаве, но почему-то передумала. Ей вдруг совершенно расхотелось откровенничать с этим русым незнакомцем, снился он ей или нет. К тому же теперь он выглядел ещё старше, чем ей показалось минуту назад.

— Ок. И если я не сплю, тогда что я тут делаю? Это такое виртуальное путешествие моей души сквозь пространство и время? — Эмилия не хотела сама подсказывать незнакомцу ответы, но надеялась, что сарказм, который она постаралась по максимуму вложить в свой голос, поможет этому упёртому сновидению понять её истинное настроение.

— Почему души? — искренне удивился незнакомец. — Вы тут, вполне себе… физически. Можете проверить. Порезать палец о камень или ещё что-нибудь…

— Что, например? — поинтересовалась девушка и даже сама чуть не вздрогнула от металлических ноток, вдруг прорезавшихся в её голосе.

Мужчина заметно побледнел и, на всякий случай, сделал шаг назад, хотя и так стоял довольно далеко от Эмилии.

— Я… я ничего плохого не имел в виду. Просто я не знаю, как ещё можно было бы оставить физическое воспоминание об этом месте. Особенно вам.

— В каком смысле, особенно? — сухо поинтересовалась Эмилия.

Незнакомец прямо оживился от её вопроса и даже вернулся на шаг вперёд. Девушка сама чуть не попятилась от такого энтузиазма, но всё-таки удержалась на месте.

— Это очень особенное место, Эмилия. Оно почти такое же особенное, как и вы.

Эмилия вдруг почувствовала внезапное раздражение от того, что незнакомец постоянно называл её на «вы», несмотря на то что сам был лет на двадцать старше. Или на тридцать? Девушка совершенно потерялась в том, на какой возраст он выглядит. И сама удивилась своему раздражению, поскольку обычно ей гораздо больше не нравились незнакомцы, обращавшиеся к ней на «ты». Получается, и так, и так ей плохо? Или виновата манера общения?

— Понимаете… Эта пустыня, она, по сути, тюрьма. Держит вас взаперти.

— Не держит, — ответила девушка сквозь зубы. Её раздражение внезапно сменилось злостью, словно она услышала в свой адрес что-то оскорбительное. — Я тут бываю не особенно часто и легко возвращаюсь домой, когда мне надо.

— Да-да, — поспешно согласился незнакомец, — домой… Но это место не даёт вам путешествовать в другие миры, понимаете? Неужели вы не чувствовали этого до сих пор? Каждый раз, когда вы пытаетесь отправиться куда-то ещё, вы всё равно оказываетесь здесь!

Ничего такого Эмилия не чувствовала. До вчерашнего дня она и не пыталась никуда «путешествовать», а в пустыню попадала только тогда, когда сама хотела здесь оказаться. Но что, если она просто не помнит? Идея казалась заманчивой, но малореальной. Эмилия отчётливо помнила, как впервые съехала по снежному склону на сноуборде, а ей тогда было всего четыре года. И умей она перемещаться между мирами, пусть даже в самом юном возрасте, она бы это точно запомнила.

Обсуждать это всё с незнакомцем ей было неинтересно. Сон этот как-то затянулся и выглядел слишком уж реальным, чтобы быть интересным. А ещё ей не нравилась идея того, что пустыня могла оказаться тюрьмой. Хотя бы потому, что в тюрьмы не отправляются по собственной воле, а свободу детей ограничивают разве что их родители. Наверное, это сон по Фрейду, решила Эмилия. Мать запретила ей ехать к друзьям в Питер, и вот она — ответная реакция подсознания.

— И кто же этот нехороший человек, который упёк меня в эту кутузку? — Эмилия старалась добавить в голос как можно больше равнодушия, но с учётом того, насколько она не хотела слышать ответа на свой вопрос, было странно, что она вообще его задала.

— Я не знаю, — просто ответил незнакомец.

— Не знаете?!

— Не знаю… Но вы поймите, это не так важно! Гораздо важнее, что я могу помочь вам сбежать отсюда!

«Пленницы пусть бегут», подумала Эмилия, но вслух этого не сказала. И тут она заметила что-то, от чего ей стало реально не по себе. А заодно она поняла, откуда у неё такие трудности с определением возраста незнакомца. Он постепенно становился старше прямо у неё на глазах. Если в начале разговора он выглядел максимум лет на тридцать пять, то сейчас ему можно было дать сорок с небольшим. Особенно если не смотреть на образ в целом, а сконцентрироваться на моментах, отчётливо говорящих о возрасте. Морщины вокруг глаз стали глубже, а овал лица едва заметно оплыл вниз.

— Что с вами? — из голоса Эмилии полностью исчезли сухость и злость.

— Со мной? — незнакомец был настолько поглощён тем, что рассказывал девушке, что ему было сложно так сразу переключиться на новую тему.

Потом он увидел, как Эмилия смотрит на него. Ощупал своё лицо пальцами и пристально посмотрел на свои ладони, развернув их к себе тыльной стороной. Потом снова посмотрел на девушку и скривил лицо в непонятной гримасе, словно хотел улыбнуться, но почему-то не смог.

— Это место, Эмилия… Как я и говорил, оно особенное. Для меня оно особенно тем, что моё тело не в состоянии выдержать его энергетику, оно просто стареет. Я знал это, когда решил прийти сюда, но, честно говоря, и подумать не мог, что этот процесс будет идти так быстро.

Эмилия почувствовала жалость к незнакомцу, а вслед за жалостью моментально пришло чувство вины. Если бы она не относилась к происходящему с такой иронией, незнакомец бы высказался быстрее и, возможно, состарился бы чуть меньше. С другой стороны, она его об этой услуге не просила. Что сразу же навело её на следующую мысль.

— Вам, наверное, что-то очень сильно от меня надо? Раз вы на такое решились?

Лицо мужчины приобрело страдальческое выражение.

— Нет… нет, Эмилия, от вас мне ничего не надо. Я сделал это, потому что люди, которые заперли вас в этом мире, не должны были этого делать. Это было неправильно. И не только по отношению к вам. Вы очень значимы, у вас есть миссия… Прошу, не спрашивайте меня, какая, я не знаю. Но я точно знаю, что она есть…

Видимо, теперь уже с выражением лица Эмилии было что-то не то, потому что незнакомец смешался и замолчал. Просто она с детства не любила, когда кто-то начинал убеждать её в том, что у неё есть некий высший долг перед кем-то, кого она даже не знала. Всего пару лет назад её угораздило показать неплохие результаты в секции по плаванию, и сначала тренер и классный руководитель, а потом ещё и мать оказали нешуточное давление, пытаясь убедить её в необходимости выступить на школьных соревнованиях. Всё бы ничего, но выступление подразумевало сотни часов подготовки, а у Эмилии были дела и поинтереснее. И хотя плавать она любила, потратить на это все силы, не говоря уже о времени, она была не готова. В том числе и потому, что не хотела выработать стойкое отвращение к такому приятному и полезному хобби.

— И как вы, интересно, настолько уверовали в мою значимость, если не знаете, в чём она заключается? А ещё мне очень интересно, как я эту значимость могла проявить, если никогда отсюда не выбиралась? А, подождите… — Эмилия изобразила наигранное понимание. — Я, наверное, последняя из древнего рода? Ну, того самого…

Наверное, незнакомец пытался скрыть чувство досады, но, если и так, преуспел он в этом не сильно. Помимо того, что оно отчётливо читалось на его лице, даже руки мужчины стали поддёргиваться, словно он пытался стряхнуть с себя слова девушки. Или хотя бы отмахнуться от новых.

— Нет, вы не последняя. И про ваш род я ничего не знаю. Тут вы правы: если бы дело было в этом, я бы слышал хоть какие-то легенды. Про вашу значимость говорят две вещи. Во-первых, тот простой факт, что вы оказались тут заперты. Запереть странника в отдельно взятом мире — не самая простая задача. А тем более в таком, как этот.

— Странника?

— …во-вторых, — незнакомец проигнорировал вопрос Эмилии, — вы ошибаетесь насчёт того, что вы никогда не покидали этот мир или ваш собственный. Просто это было настолько давно, что вы этого не помните. Не исключено, впрочем, что воспоминания вам стёрло не только лишь время.

Теперь уже Эмилия даже не понимала, о чём она хочет его спросить и хочет ли. Мысли были настолько хаотичными, что выцепить из них ту самую, важную, было почти невозможно. А нахлынувшие на неё эмоции ничуть не облегчали ей эту задачу. Она уже сама не верила, что это сон. Не бывают сны такими связными и такими последовательными. Конечно же, иногда Эмилия видела очень реалистичные сны. Настолько, что она понимала, что спит, только когда небо вдруг заволакивали неестественно чёрные тучи, среди которых вдруг пролетала парочка гигантских дирижаблей. Но во сне ей ещё никогда не доводилось вести такие длинные и эмоциональные, хотя и странные, диалоги.

Задать вопрос у Эмилии так и не получилось. Она что-то почувствовала. Что-то, похожее на лёгкое, почти неощутимое движение воздуха. А потом она увидела еле заметное движение за спиной незнакомца. Как и в прошлый раз, это было лёгкое завихрение чего-то, похожего на песок. Почти прозрачные песчинки медленно кружились, понемногу ускоряя темп и обретая плотность. Увидев, с каким выражением лица Эмилия смотрит ему за спину, незнакомец торопливо обернулся. Когда он повернулся обратно, его бледное осунувшееся лицо с уже глубокими морщинами вокруг глаз полностью потеряло выражение застенчивости и неуверенности, к которому Эмилия уже успела привыкнуть. Черты лица незнакомца стали острее, а глаза выражали непонятную девушке решимость.

— У нас мало времени, — его голос тоже изменился до неузнаваемости. Нерешительность сменилась почти металлической твёрдостью. — Точнее говоря, у меня мало времени, но сути это не меняет. Я могу помочь вам выбраться отсюда, снова научиться путешествовать. Всё, что мне нужно, — это ваше согласие.

Эмоции буквально бурлили внутри Эмилии, а вместе с ними броуновским движением скакали мысли, наталкиваясь одна на другую. Всю её жизнь мать повторяла, что не надо принимать подарки от малознакомых людей: потом самой дороже выйдет. И Эмилия чувствовала, что вот это как раз тот самый случай. Но слишком уж заманчивой выглядела идея обрести эту неизвестную ей или просто забытую свободу. Махнуть на выходных не на Пушкинскую площадь, а в неизвестный ей мир, плывущий под таким же неизвестным солнцем. А то и двумя. И не менее соблазнительной выглядела возможность быть не такой, как все. Не на словах, которые она слышала от каждого первого, а на деле. К тому же Эмилия не могла понять: то ли она чувствует во всей этой истории подвох, потому что он там есть, то ли потому, что ей с детства внушали мысль, что он обязательно должен быть.

— Я прошу вас, Эмилия… — речь незнакомца стала торопливой, но голос не терял своей твёрдости. — Вы нужны за пределами вашего мира… тем более за пределами этой тюрьмы. Есть люди, которые нуждаются в вас, ждут вас…

Пока он говорил, смерч раскручивался всё шире, и очень скоро незнакомец оказался внутри него. Песчинки становились всё плотнее, их количество стремительно росло. Уже буквально через пару минут они совсем почернели и стали похоже не на песок, а на чёрные капли из хорошо ей знакомого бездонного озера. Незнакомец всё ещё что-то ей кричал, но она не могла разобрать ни слова из-за нарастающего свиста, волнами исходящего от поднимающегося смерча. Раз в иногда она видела пронзительные умоляющие глаза мужчины, которого чёрный с редкими прорехами столб скрывал уже почти целиком. Девушка не понимала, что она должна делать, но зато была абсолютно уверена, что второго шанса на принятие решения у неё уже не будет. Видя, как незнакомец исчезает в чёрном колеблющемся завихрении, не в силах справиться с переполняющими её эмоциями, Эмилия шагнула вперёд и выкрикнула согласие. Она даже вздрогнула, услышав, как хрипло и неестественно прозвучал её голос.

Смерч уже стал совершенно непрозрачным, превратившись в аспидно-чёрный столб бурлящей жидкости, и неожиданно он вырос до самого неба, словно проткнув его грифельной спицей. И небо треснуло. Тот самый равномерно освещённый свод, который она считала послезакатной или предрассветной глубиной, просто разбился, роняя свои гигантские части вниз. Сквозь падающие осколки Эмилия увидела настоящее ослепительно белое небо и яркое до боли солнце, светившее ей прямо в глаза. Она подняла руку, заслоняя лицо от этого невыносимого сияния, и отвернулась… лишь для того чтобы увидеть второе солнце. Немного меньше первого и не такое яркое, оно светило уже более привычным для неё желтоватым светом.

Для Эмилии это стало последней каплей. И без того стучащее со спринтерской скоростью сердце забилось ещё быстрее, и волна эмоций подхватила её слабеющее сознание и бросила его в глубину чернеющей бездны. Обычно спокойное бездонное озеро закрутилось слепым водоворотом и вышвырнуло Эмилию в привычную ей реальность.

Уже в который раз за прошедшие сутки Эмилия смотрела в потолок собственной спальни, пытаясь унять дыхание и как-то отойти от случившегося. Назвать это сном она даже не пыталась. Не бывает таких снов. Может, кто-нибудь, кто является постоянным клиентом наркотического притона или психиатрической клиники, и способен видеть такие сновидения, но только не она. В комнате было тепло, даже жарко, но она всё равно натянула одеяло до самого подбородка, пытаясь унять накатившую дрожь. Как она могла в это ввязаться? И что теперь будет? Какие-то часы назад Эмилия мечтала о возможности путешествовать, наплевав на все визовые ограничения вместе взятые. Но она совершенно точно не мечтала о «нуждавшихся» в ней людях. Эмилия терпеть не могла, когда кто-то начинал в ней нуждаться без её на то разрешения.

Растаявший в столбе, то ли песка, то ли воды, незнакомец так и не поделился с ней сакральным знанием о том, как именно у неё получится переместиться в какой-нибудь другой мир. Но сейчас это её волновало меньше всего: путешествовать неожиданно расхотелось. Особенно туда, где её ждут с таким нетерпением. Интересно, как она узнает, где это? Будет скакать из мира в мир, пока не наткнётся на толпу крестьян с вилами и заготовленными дровами для костра, радостно орущих: «Вот тебя-то мы и ждали?» Эмилия попыталась представить эту ситуацию как комичную, но вместо желания посмеяться ощутила потребность забраться под одеяло уже с головой. Однако солнце уже вовсю светило даже сквозь плотные шторы, и шанса подремать в таком состоянии у неё не предвиделось. Тяжело вздохнув, Эмилия нехотя скинула с себя одеяло и босиком пошла на кухню.