Странствующий дьявол

Врата на миг приоткрылись, и из тьмы, из самых её глубоких недр, под покров летней ночи вышли два силуэта. Маленький город встретил их тусклым светом фонарей и воем собак. Животные словно почуяли, что пришли иные, те кому не место в этом мире.

Всего несколько слов на древнем языке, и собаки заскулили, заползли в будки, как провинившиеся шавки, и в страхе притихли. Двое продолжили путь в тишине. Двое – старик и мальчик. С виду просто странники, случайно забредшие в этот самый обычный городок. Впрочем, они и были странниками, вечными странниками.

Старик опирался на трость с золотым набалдашником, расписанную старинными иероглифами, прочесть которые было под силу только ему. Он называл себя Мастером, и никто не знал его истинного имени. Имени, что было дано при рождении тысячелетия назад. Рядом шёл Балор – совсем ещё юный, но последний, представитель древнего рода, которого старик спас несколько лет назад от смерти и выходил, подарив шанс на жизнь.

Тишина воцарилась в городе с их приходом. Все звуки, привычные в ночи, растворились в ней, и только гулким эхом раздавались шаги и стук трости.

Вскоре странники остановились у одного из домов. Улыбка скользнула по лицу старика, на мгновение смягчив суровые черты лица.

Перед ними был небольшой двухэтажный дом с неухоженным садом и автомобилем у ворот. В центре двора стояли старые качели, что тихо скрипели от раскачивающего их лёгкого ветерка. В одной из комнат горел приглушенный свет от ночника. А ещё в одной окно было открыто настежь, и на улицу тянулись тонкие кольца сигаретного дыма.

‒ Здесь, ‒ сказал Мастер.

После его слов тёмную синеву неба поразила молния, и в город пришла гроза. Первые крупные капли коснулись земли, а спустя мгновение ливень обрушился на крыши домов, рассохшийся асфальт и деревья.

1.

***

Герберт Гроуган проснулся в холодном поту посреди ночи. В ушах всё ещё стучал кошмар, но мужчина не помнил и малой доли того, что снилось. Едва он открыл глаза, фрагменты сна ушли из памяти, растворились во тьме комнаты, оставив только пустоту внутри. На виске больно пульсировала вена. Тело бил противный озноб, а майка была мокрой от липкого пота. С трудом он поднялся на ноги, как старик, а не молодой мужчина.

Герберт включил свет, что разогнал ночные тени по углам. Сунул ноги в тапочки и поплёлся в ванную. Умылся холодной водой и вновь почувствовал себя человеком, а не вялой сомнамбулой. Зеркало отразило уставшее лицо с двухдневной щетиной и тёмными кругами под глазами. «Надо поспать ещё немного», ‒ подумал Герберт, разглядывая свое отражение. Утром ему нужно было ехать на новую работу. Но спать совершенно не хотелось.

Он прошёл в гостиную и открыл настежь окно, впуская в дом прохладу ночи. Вытащил из помятой пачки сигарету и закурил, пуская сизые кольца дыма. С декабря он вновь вернулся к этой вредной привычке, и с декабря у него появились проблемы со сном.

Большой фонарь освещал двор дома. Холодный свет придавал нереальный тон, будто это был не двор с запущенным садом, а зона высадки НЛО, и где-то посреди кустов и деревьев притаились пришельцы с других планет. Дальше забора растеклась темень – хоть глаз выколи. Уличное освещение в этом городишке оставляло желать лучшего, впрочем, как и многое другое, казавшееся Герберту после жизни в мегаполисе нелепым и устаревшим. Но здесь он надеялся начать новую жизнь. Надеялся, что прошлое отпустит его…

Стрелки часов на стене приближались к четырём утра. Герберт вздохнул. До будильника оставалось чуть больше трёх часов, но спать, несмотря на усталость, совершенно не хотелось. Он затушил недокуренную сигарету и заглянул в комнату сына. С зимы он делал это почти каждую ночь, только чтобы удостовериться, что сын никуда не исчез. Так же неожиданно, как ушла из его жизни Ева. А ведь он так любил её и ещё любит…

Джимми (он же Джеймс Кэррин Гроуган) спал крепким сном, каким и полагает спать пятилетнему мальчишке. В его возрасте многое быстро забывается, становится далёким. Воспоминания растворяются, тускнеют в туманной дымке времени. Его не терзают каждую ночь кошмары, и только иногда на ясные глаза, ещё не омрачённые этим миром, набегают слёзы тоски по матери. Джимми скучал по Еве, но не так сильно, как Герберт.

Герберт глядел на его безмятежный сон, и сердце переполняла нежная любовь к сыну.

‒ Мы справимся, Джимми…

***

Раздался грохот. Герберт вздрогнул. На долю секунды ему показалось, что в комнате кто-то есть. Мужчина с ужасом огляделся по сторонам, выглядывая силуэт чужака. Но, никого постороннего не было, только он сам и спящий сын. На потолке плясали тени, отбрасываемые ночником, а Джимми тихонько сопел.

Герберт осторожно прикрыл дверь, чтобы не разбудить сына, и вернулся в гостиную. Достал из пачки сигарету и закурил. Гром раздался вновь, и ночное небо поразила молния, озарив на мгновение маленький город – новый дом Герберта и Джимми.

Гроза. Когда-то очень давно Герберт любил грозу. Это чудное явление природы вызывало у него в детстве восторг. Он любил в такие мгновения забираться на чердак дома и глядеть, как молнии рассекают небеса. Вот и сейчас ночная гроза всколыхнула в его душе прежние, давно забытые чувства.

Герберт смотрел на ночной двор своего дома, освещаемый не только фонарём на крыльце, но ещё и вспышками молний. Деревья казались теперь диковинными монстрами, сбежавшими с миров Лавкрафта. Их ветви походили на тонкие щупальца, дрожащие в воздухе. Качели скрипели, будто на них раскачивался некто невидимый. С каждым разрядом молнии двор всё больше и больше искажался в его глазах.

И две фигуры за забором в свете молнии тоже показались нереальными. Большая и маленькая – столь нелепые наблюдатели за его домом в столь поздний, или же ранний час? Но всё же Герберт попытался разглядеть их при следующей вспышке молнии.

‒ Что за хрень, ‒ прошептал мужчина.

Он мог поклясться, что разглядел их лица, оскалившиеся в гримасе. Глаза, блестящие в ночи. И мог поклясться, что эти двое не сводили глаз с их дома. От этих взглядов становилось не по себе. Захотелось немедленно схватить Джимми в охапку, прыгнуть в автомобиль и жать на газ, чтобы скрыться от этих застывших фигур у забора. Но, в следующее мгновение, они исчезли.

Герберт мысленно выругался, обвиняя себя в излишней мнительности. Эти фигуры – всего лишь искажение ночного двора, и это вполне могли быть те же деревья или кусты, или же тени, отбрасываемые от них. Всё что угодно, но только не реальные наблюдатели за его домом.

И тут хлынул ливень, прерывая размышления. Хлынул сплошной серой стеной, смывая остатки сомнений Герберта и наполняя воздух свежестью озона…

Мужчина почувствовал дикую усталость и еле добрёл до спальни. Едва его голова коснулась подушки, он захлебнулся чёрными водами Морфея, в которых нет места сновидениям.