Страшная любовь, или Старушки для замдекана

Косой солнечный луч немного мешал Леночке любоваться Яном Семёновичем, потому что мельтешащие пылинки становились хоть и невесомой, но видимой преградой между ней и ним. С другой стороны, этот же солнечный луч освещал предмет её обожания, делая его ещё более ярким, видимым до последней детали. От этого губы девушки начинали подрагивать в сдерживаемой улыбке.

- …и тогда каппа эпсилон преобразуется в сигму Кьюнтора. - Загорелая рука с усилием вдавила мел в доску, оставляя на графике, скромно примостившемся на единственном свободном месте исписанной поверхности, жирную точку.

Ян Семёнович повернулся лицом к аудитории, и Леночка чуть сползла вниз, прячась за головами сидящих впереди. Не то чтобы от Янчика можно было таким образом спрятаться, но сделать своё безделье не таким заметным – вполне.

Его пристальный взгляд под темными бровями, резко контрастировавшими с седой шапкой волнистых волос, обежал всю наклонку. Почему-то иногда он выглядел каким-то усталым или измученным – под глазами появлялись темные круги, нос заострялся, а взгляд становился ну совсем уж пронзительным.

Леночка на всякий случай уткнулась в конспект, больше изрисованный сердечками и витиеватыми узорами, окружавшими всевозможные вариации имени Ян, чем формулам и графиками.

Янушка, Януш, Яночка, Яни, Янну, Янусик, Янчик…

Пожалуй, на парах по сигма-моделям это единственное, что у Леночки получалось лучше всего – придумывать новые уменьшительно-ласкательные варианты имени Ян.

Сочетание слов «уменьшительно-ласкательные» вызывало у Леночки стыдливый прилив крови к щекам. Особенно, конечно, та часть, которая «ласкательные».

Сглотнув, Леночка выглянула из-за лохматой головы студента Севкова – Янушка уже не пугал своим болезненным видом и пронизывающим взглядом: он склонился над журналом и что-то писал. И теперь можно было без опаски любоваться красивыми мужскими кистями, изящно двигавшими ручкой по бумаге. Ещё – сожалеть, что сидишь далеко и не можешь впитывать красоту ногтей на этих пальцах, пересчитывать редкие седые волосинки на каждом из них и принюхиваться к аромату его туалетной воды.

Соседи тихо распихивали конспекты и ручки по сумкам и рюкзакам, старательно приглушали клацанье застёжек и шуршание «молний» - все хотели скорее оказаться дома: кто-то жил в городе, кто-то уезжал на электричках или автобусах, но всем одинаково хотелось закончить неделю и отдохнуть.

И только Леночка ничего не складывала и никуда не спешила – она оставалась на выходные в общаге – и радовалась, что пара замдекана последняя. Для неё это было хорошо, потому что ей не придётся шататься вокруг корпуса института в ожидании Янулички, чтобы потом, когда он пойдёт домой, тихонько красться следом.

Сегодня была пятница. А по пятницам после четвёртой пары Янушка закрывал аудиторию за последним студентом, забирал в кабинете свой плащ, отдавал вахтёру ключи и шел прочь.

А Леночка следовала за ним, стараясь по возможности не терять из виду высокую фигуру в форменном преподавательском плаще, но и не приближаться слишком близко, чтобы Янчичек её не заметил. Зачем она таскалась за своим кумиром, она бы и сама не сказала. Просто хотела, и всё. Так велела её душа и вдрызг влюблённое сердечко.

Вот и сейчас, выглянув из-за угла здания, где ждала, когда преподаватель выйдет, увидела его высокую широкоплечую фигуру. Выждав пару минут, выскользнула из своего укрытия и пошла следом.

Иногда она мечтала, что наконец-то узнает, где он живёт, и вот тогда…

Что будет тогда, она не знала, но это прекрасное будущее казалось ей настолько прекрасным, что яркий свет счастья слепил глаза, и она не могла разобрать, что же там, за ним.

Наверное, когда найдёт его дом, - она вздыхала, захлёбываясь воздухом, - она обойдёт его по кругу, касаясь пальцами шершавой стены, представляя, что и её Янулик вот так же когда-то касался этих стен хоть одним пальцем...

И её сердце сжималось от предвкушения радости, и неумная улыбка наползала на лицо.

Леночка вынырнула из своих грёз и поняла, что снова не заметила, как оказалась в том самом месте, где Януля пропадал.

Всегда, всегда на этом самом месте она его теряла! То ли пешеходное движение здесь становилось слишком сильным, и он терялся в потоке людей, то ли она, как сейчас, задумывалась о прекрасном, то ли жил объект воздыханий где-то в этом районе и незаметно скрывался в подворотне, то ли действовало какое-то волшебство, но каждый раз именно на этом участке улицы она теряла из виду высокую фигуру в чёрном плаще.

Вот и сегодня то же самое. Её взгляд заметался по спинам и лицам прохожих, потом и сама Леночка побежала вперёд по улице. Потом стала заглядывать в каждую подворотню, пытаясь увидеть хоть краешек черной длинной полы.

Но всё напрасно…

Чуть не плача от отчаяния, она вернулась к институту и пошла домой, в общежитие. Кивнув дежурной и забрав ключ, уныло поплелась на свой верхний, шестой этаж.

Опять упустила…

Теперь она его не увидит до самого четверга. Или даже до пятницы. В четверг по сигма-моделям были практические занятия, и там его встретить было можно, но маловероятно: Леночке страшно не повезло - она попала в другую подгруппу, в которой занятия вела Виктория Игоревна, женщина хоть молодая и приятная, но не Яночулик.

Оставался вторник, когда замдекана с дежурным преподавателем, комендантом, старостой общежития и старшими этажей совершали обход. Вот тогда она сможет увидеть его и даже, возможно, снова сможет за ним увязаться, когда он пойдёт домой.

Леночка размышляла так, и глуповатая улыбка не сходила с губ, а руки сами по себе споро готовили скромный ужин – макароны с яичницей. Вдруг какой-то звук привлёк её внимание. Выглянула из кухни и поняла - звук слышится от входа в блок, из лифтового холла.

Животный ужас окатил её ледяной волной с ног до головы: на весь их шестой этаж оставалась она и Кролики - Коля и Оля. Кроликами они назвались то ли из-за созвучия имён, то ли из-за постоянного своего занятия. Вот и сейчас сквозь шум бешено колотящегося сердца Леночка разобрала монотонный скрип кровати под аккомпанемент тихих женских стонов и чуть более громкого мужского мычания.

Эти двое будто получали за это деньги, посвящая нехитрому занятию всё своё свободное время в будни и полностью - все выходные. Их присутствие в блоке было номинальным, и их можно было не считать. И оттого что Леночка осталась практически одна, звуки на лестнице казались и вовсе жуткими.

Девушка, неосознанно зажав в руке дуршлаг, крадучись двинулась к двери на лестничную клетку. Чем ближе она подходила, тем громче были звуки. Теперь она уже могла слышать женские голоса и всё более отчётливый скрежет чего-то очень тяжёлого.

- Янчичек Семёнович, прощай! – тихим дрожащим голосом попрощалась с жизнью Леночка и приоткрыла дверь блока.

На тёмной продуваемой всеми ветрами площадке она увидела чудовищную картину: две полуголые девушки, инфернально подсвеченные открытым лифтом, пытались вытащить из него диван. Створки с прямолинейностью механизма закрывались, с лязгом наталкивались на мебель и, шипя, разъезжались, чтобы снова закрыться, лязгнуть и разъехаться.

- Девочки, - пискнула Леночка, прячась за дуршлагом и дрожа на ветру, - что вы делаете?!

Обе, как по команде, бросили вытаскивать из лязгающего и шипящего лифта диван и обернулись к ней. Пожали вразнобой плечами и, тыкая пальцами и кивая на мебель, нестройно проговорили:

- Да вот… Да ото ж…

- А голые почему? – указал дуршлагом на короткие ночнушки на тонких лямках Леночка.

Девчонки, босые, с развевающимися волосами, опустили глаза на свою скромную одёжку. Одна, блондинка, махнула рукой и сказала:

- Так нету ничего больше.

А другая, рыжая, предложила:

- Может, поможешь?

Леночка кивнула и двинулась к дивану, который всё ещё жевал и никак не мог прожевать лифт. Дуршлаг пришлось положить прямо на обивку сиденья.

Втроем они справились и затолкали мягкую мебель во второй блок шестого этажа. Тот блок, что находился напротив Леночкиного, и всегда был закрыт.

- Тут вроде никто не жил… - протянула Леночка, озираясь и прижимая к груди свою кухонную утварь.

Этот блок, вообще-то, не просто так стоял пустой. Здесь иногда селили командировочных, если кто-то приезжал в институт из других городов или из столицы, но это бывало крайне редко, почти никогда. А тут вдруг две девчонки, среди учебного года и почти неодетые. Может, чьи-то родственницы?

Блондинка улыбнулась немного виновато и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но рыжая её опередила, изучающе рассматривая дуршлаг:

- Макароны варишь?

По одному этому взгляду Леночка поняла, что ей грозит голод, если не принять экстренных мер – нужно убираться, сейчас же! И потому отважно соврала, алея ушами:

- Это я посуду мыла после ужина, когда вы… вас услышала.

Рыжая с явным сожалением кивнула, а блондинка грустно вздохнула и потупилась.

- Ну ладно, девочки, спокойной ночи, – проблеяла Леночка, ругая себя за жадность и хваля за находчивость, и ретировалась в свою комнату.

Кролики все в том же ритме скрипели у себя в комнате, и Леночка выдохнула с облегчением. Но на всякий случай быстро-быстро унесла приготовленный ужин в комнату, а весь оставшийся вечер и все выходные старалась не высовывать нос из своей комнаты. Так, на всякий случай.

***

Яна Семёновича она снова увидела, как и ожидала, во вторник. В сопровождении свиты он проводил обход общежития, выставляя оценки за чистоту, уют и бережное отношение к имуществу института. И на шестой этаж зашёл в самую последнюю очередь.

Леночка провожала глазами комиссию, заглядывавшую в полном составе в каждую комнату блока, на кухню, в умывальник и даже туалет. А когда всё было осмотрено и оценено, потом смотрела вслед на спины сгрудившихся у лифта членов комиссии.

«Странно, странно, - думала Леночка, по-дурацки улыбаясь и не сводя взгляда с Янушки Семёновича, и строила планы. – Он же сейчас домой? Пойти, что ли, следом? Сколько времени у меня, чтобы собраться?»

Когда дверь лифта лязгнула за последним вошедшим, Леночка приняла очевидное решение.

Однако сначала воспользовалась затишьем и безлюдьем: глядя на плотно закрывшиеся створки лифта, спиной отступила ко второму блоку на своем этаже. Не оборачиваясь, нащупала ручку двери и подёргала её. Почему-то вчерашнее событие не шло из головы, заставляя раз за разом обливаться холодным потом.

Дверь оказалась закрыта. Ледяные мурашки ужаса снова промчались по нежному девичьему телу.

- Мне всё вчера показалось, - неуверенно пробормотала Леночка и ушла к себе, стараясь забыть не только вечер пятницы, но и окатывавший её беспричинный ужас.

Хотя причины всё же были, если задуматься. Откуда в запертом блоке могли взяться полуголые девицы? И почему комиссия не зашла в соседний блок, если девицы всё же там были? И если они там были в пятницу, то куда делись сейчас? И почему блок закрыт?

- Всё, всё, всё! – строго сказала себе Леночка и стала собираться на прогулку. Ей предстояло приятное свидание со знакомой мужской фигурой в чёрном плаще, жаль, что очень дистанционно.

Уже выйдя из общаги, она вдруг подумала, что комиссия заседать будет долго: выставление баллов каждой комнате, потом итогом – каждому блоку, потом - этажу в целом, потом ещё оформить решение, чтобы все расписались. Леночка когда-то помогала комендантше в подобном мероприятии, поэтому знала точно. А если так, то она успеет нагуляться и устать, и опять отвлечётся и пропустит своего Янулика.

Может, тогда пойти сразу к тому месту, где терялся самый притягательный в мире мужчина? Встретить его, так сказать, в лоб?

Леночке понравилась эта идея, и от этого её улыбка стала умной и даже расчётливой. Более того – коварной! И девушка припустила в намеченную точку.

Слегка заплутав в малознакомых улочках, она, впрочем, явилась к нужному месту вовремя - издали, будто проявляясь в свете уличных фонарей, вырисовывалась темная широкоплечая фигура в форменном плаще, двигаясь навстречу.

Это Янчик или нет? Леночка не могла поверить в такую неожиданную удачу. Но легкомысленнной влюблённой нечаянно помог ветер. Очередной порыв, и капюшон сорвало с головы, и наружу выглянули, затрепетали белые, как флаг капитулянтов, волосы. И Леночка облегчённо выдохнула, улыбнулась и отступила в тень старого здания.

Когда Янулька подошёл совсем близко, Леночка смогла рассмотреть озабоченность на его лице: он шарил вокруг взглядом, кого-то выискивая, и девушка прижалась к пыльной холодной кладке – не хотела быть замеченной.

Ян Семёнович прошел совсем рядом, так, что девушка почувствовала запах его туалетной воды и чуть не осела от переполнившего её восторга прямо на грязный асфальт.

Янушка свернул в ближайший двор. В подворотне порыв ветра затрепал его шевелюру, и теперь белый ореол седых волос развевался, будто диковинный факел, указывая путь Леночке.

Затаив дыхание, переждала, пока кумир пройдёт вглубь двора, уже заранее празднуя победу – наконец, она увидит, где живёт любимый замдекана! И шмыгнула следом. Притаившись за чахлым кустом то ли жасмина, то ли чубушника, она жадно следила за темной фигурой, направившейся к одному из подъездов, единственному, рядом с которым стояла лавочка.

На ней вольготно расположились две старушки. Они с любопытством уставились на подходящего к ним мужчину. И Леночку вновь обдало знакомой жутью по спине – любопытство в старческих глазах было жадным и даже жаждущим.

Ей показалось, что Янчик ускорил шаг. Так хочет домой или… его привлекают пенсионерки?!

- Мамочка! – прошептала Леночка, прикрывая рот ладошкой: то, что произошло потом, просто не могло быть правдой.

Ясенька, её любимый Янчичек, будто пьяный кинулся к одной из старушек и, схватив, стал трясти, наклоняясь к ней всё ниже. Что он делал с несчастной, было не видно из-за его широких плеч. А вот вторую старушку Леночка видела хорошо – она повисла на одной руке замдекана и причитала, гладя на него со слезами на глазах.

Леночку обуял такой страх, что она спиной вперёд стала отступать за угол, в подворотню, всё прикрывая рот ладошками, чтобы не выдать себя воплем ужаса, рвущимся с губ.

Последнее, что она заметила, - как Ян Семёнович стряхнул причитавшую старуху со своей руки и произнёс что-то вроде: «Ты будешь следующей!»

***

Как Леночка добралась до общежития, она не помнила. Немного пришла в себя, только когда увидела за раскрывающимися дверями лифта коридор своего этажа.

Она мышью проскочила к себе в комнату, проигнорировав все приветствия товарищей по блоку, и крепко закрыла за собой дверь. Раздражённо шипя и путаясь в рукавах, стряхнула пальто, досадливо бросив куда попало, и поспешно сдвинула тумбочку, чтобы забаррикадировать ею дверь.

Потом долго сидела на краю кровати и смотрела, как дрожат руки. А в голове крутились страшные картины, где её любимый мужчина, замдекана Ян Семёнович, душит старушку и угрожает расправой другой…

Леночка так и не вышла из комнаты в этот вечер, долго плакала, лёжа на кровати, да так и заснула.

Среду и четверг она безвылазно просидела в своей комнате, с трудом восстанавливая самочувствие. Но в пятницу пришлось выйти на улицу – кончились продукты, да и соседи по блоку стали стучать в двери и спрашивать не случилось ли чего.

Выйдя на свежий воздух, Леночка вдруг поняла, что жизнь не так и плоха, что светит хоть и холодное, но всё же солнышко, что весна крадётся бесшумными шагами, что вокруг живут люди, они любят и радуются, а некоторые даже ходят на занятия в институт. Там же на улице, она встретила старосту своей группы, и та сказала, что если Ленка продолжит прогуливать пары, то вскоре декан заинтересуется ею не по-детски.

И Леночка, побаиваясь, а если уж честно – совершенно жутко труся, пошла на занятия.

Но боялась напрасно. Всё было, как всегда: корпуса и аудитории на своих местах, студенты – на своих, даже преподаватели были всё те же и в обычных локациях – у досок.

А на большой перемене совершенно неожиданно в полутёмном коридоре Леночка наткнулась на Янушку Семёновича, когда спешила в буфет за чашкой кофе. Едва не врезалась в него, вылетев из-за угла, и тут же замерла, как кролик перед удавом. Но замдекана прошёл мимо, задумавшись о чём-то своём, замдеканском, и не заметил парализованную ужасом студентку.

Похолодевшая от страха Леночка похлопала глазами, а потом отмерла и, подрагивая, продолжила свой путь к буфету, пытаясь понять, что же её сейчас так удивило в лице её личного идола.

И только глотая горячий неважный кофе из бумажного стаканчика, пахшего деревоперерабатывающим комбинатом, поняла: он наконец не был измученным, круги под глазами куда-то делись, нос перестал быть острым, а скулы чуть смягчились и уже не так натягивали кожу щек.

Это её озадачило. Но то, что мир продолжал вертеться вокруг солнца, как-то немного успокоило страхи нервной студентки.

***

Вечером Леночка, сделавшая все домашние задания, слегка ожившая и повеселевшая, вдруг обнаружила, что её мусорный пакетик переполнен. Она завязала его на узел и робко выглянула из блока на лестничную клетку, размышляя: оставить ли до утра тут или спуститься на улицу, к мусорным бакам.

В коридоре, как всегда, было темно и гулял ледяной ветер, и Леночку вновь захлестнуло иррациональным ужасом, поэтому она тихонько поставила пакетик в уголок, чтобы прихватить завтра утром по пути на занятия, и уже дернулась втянуться обратно в свой блок, как вдруг заметила, что дверь второго блока на этаже приоткрыта.

Девушка задохнулась колючим порывом ветра и замерла, примерзнув к полу.

А потом, будто загипнотизированная, с заледеневшими руками и ногами, стоявшими дыбом волосками на спине и вообще на всём, сделала шаг. И ещё один. И ещё…

Трясущейся рукой прикоснулась к ручке блочной двери, и та медленно, со скрипом отворилась.

А за ней…

В тёмном нутре блока метались слабые тени и звуки голосов, искаженные пустым помещением. Девушка сглотнула вязкую слюну и сделала медленный и трудный шаг внутрь.

- А-а-а! – оглушил её вопль, и Леночка судорожно заметалась взглядом по помещению, нащупывая дверь в туалет. – Привет!

Давешняя блондинка выскочила из полуоткрытой двери одной из комнат, и Леночка выдохнула – фух, всё не так страшно, и туалет, кажется, не пригодится.

- Ты нам так помогла с этим диваном! А мы даже не познакомились! – верещала блондинка и лезла обниматься. – Я Лида, а она, - и указала на рыжую, высунувшуюся из той же комнаты, - она Любка!

- Попрошу, - глубоким контральто протянула-пропела рыжая. – Я – Любовь.

Девушки снова были в ночнушках на тонких бретелях, зато на ногах уже красовались сланцы, делавшие шаги шаркающими, а стопы – большими.

- А тебе как зовут? – пропела Любовь, опираясь спиной о косяк двери и закуривая сигарету.

- Меня… - облизнула губы Леночка, - Лена. А… - и протянула руку в сторону сигареты, - у нас тут нельзя… в блоке. На балкон надо.

И нервно махнула себе за спину, в сторону двери в коридор.

Люба прищурила глаз, в который наплывали клубы дыма, и состроила ленивую гримасу, означавшую: «А плевать!»

- Коменда злая!.. – робко устрашила Леночка, понимая, что если застукают, то накажут всех, даже тех, кто просто стоял на одном квадратном километре с курившей.

- Ай, - снова радостно заорала Лида и щелкнула замком блока, - сколько там той жизни!

Любовь величественно кивнула, а Леночка снова сглотнула – закрывать дверь на замок не разрешалось, если в блоке находился хоть один студент.

- А… - снова стала заикаться Леночка в попытке продолжить светскую беседу. - Вы на каком учитесь? А света почему нет?

Лида, слушавшая её склонив голову и жизнерадостно поблёскивая в полутьме улыбкой, немного притушила радость и вопросительно повернулась к курившей Любе, будто та знала больше.

- Да ты проходи, - сказала рыжая и повела дымившейся сигаретой в сторону комнаты, одновременно отступая от такого удобного на вид косяка. – У нас чай ещё не остыл. А свет… Так лампочка перегорела.

Переступив порог, Леночка немного расслабилась.

С одной стороны, перегоревшие лампочки были и в самом деле проблемой, хорошо знакомой каждому студенту-общажнику. С другой, в комнате пахло чем-то съедобным и теплым.

А с третьей... Там, в комнате, была ещё одна девушка. Она сидела на кровати с испуганным и одновременно счастливым лицом. В целом эта композиция чувств была похожа на офигение, только очень странное – застывшее, будто законсервированное.

В отличие от уже знакомых, эта одета была не в ночнушку. Она была завернута в простыню, что навевало на мысли о её глубокой бедности – не повезло бедняге, даже убогой питтечки типа короткой распашонки не нашлось, одна только простыня.

На появление Леночки новый персонаж отреагировал слабо, скорее даже автоматически: новенькая чуть подвинулась на кровати, освобождая место, чтобы гостья могла присесть. Только вот движения у неё тоже были заторможенными, а взгляда от своего прекрасного далёка она так и не отвела.

- Привет. Я Лена, - несмело сказала девушке Леночка, смущенная её отсутствующим видом.

- А, не обращай внимания! – Позади шумно задвигалась Лида и подтолкнула садиться. – Она своего имени не помнит ещё!

В спину будто хлестнул ледяной шквал ужаса, и Леночка медленно обернулась.

- К-как не помнит? Почему «ещё»?

Меланхоличная Люба встретила её испуганный взгляд, улыбнулась ярко накрашенными багровыми губами и медленно выдохнула слова, смешанные с табачным дымом:

- Всё она помнит, просто у неё потрясение. Видишь, нервничает. Мы её чаем отпаиваем. Успокоительным.

- Что, двойку схватила? – уцепилась за что-то знакомое в этом кошмарном сюре Леночка, присаживаясь на свободный краешек кровати.

За время учёбы нервничающих девушек она насмотрелась хоть отбавляй, но такого странного нервного ступора ещё не видела ни разу.

- Да нет, там другое, - расплывчато объяснила рыжая сквозь зажатую в губах сигарету. И разлила всем чай в разномастные и явно неновые чашки.

На столе, прямо в целлофановых пакетах, лежала еда: чёрный хлеб ломтями, лук и чеснок, солёные огурцы, сало и колбаса, нарезанные так, будто их кромсали тупым ножом. Хотя не «будто», именно им и кромсали - тупое орудие жирно поблескивало из-под обрывков пакета, с которого умопомрачительно пахла полукопчёная колбаса.

Леночка шевельнула носом – она сегодня, кажется, не обедала. Это если судить по количество слюны, выделенной организмом навстречу аппетитным запахам. Но она не позволила низменным инстинктам взять над собой верх и всё же оторвала голодный взгляд от еды и перевела его на Лиду и Любу, что уселись на табуретки с другой стороны стола.

- Так на каком факультете учитесь? – спросила сглатывая.

- Мы только оформляемся, - брякнула суетливая Лида, накладывая сало и колбасу на большой ломоть хлеба, попутно задев локтем Любу, которая возмущенно приподняла бровь.

- Как? Среди учебного года? Во втором семестре? – Леночка почувствовала, как её глаза расширяются от удивления, куда более сильного, чем ужас.

Но тут в руку ткнулся огромный бутерброд, почти такой же многослойный, как у Лиды. Голодная, а от этого особенно аккуратная и бережливая Леночка нежно подхватила его и как-то незаметно поднесла ко рту. Поняла это, только когда почувствовала на языке прохладную пористость хлеба, солоноватую жирность сала и пронзительную кислоту квашеного огурца. Зажмурилась от простого человеческого счастья, увлекалась богатством вкусов и запахов и не заметила, что её вопрос остался без ответа. И того, что Люба сделала страшные глаза Лидке, а та смутилась, откусила кусок побольше, заняв рот едой и уткнув взгляд в чашку, тоже не заметила.

- А вот давай в чаёк кой-чего, м? – подмигнула тяжело накрашенными ресницами Любовь и качнула бутылкой с чем-то соблазнительно густым и маслянисто-желтым.

Леночка точно помнила, что никакой бутылки, кроме зелёного эмалированного чайника с отбитой у дня эмалью и измазанного губной помадой носика, на столе не стояло. И она, глотавшая кусок божественно вкусного бутерброда, от неожиданности немножко подавилась и… случайно кивнула. А когда прожевала, изрядная порция горячительного булькнулась в её щербатую чашку и спорить было уже как-то не с руки.

А когда ты сыт, пьян и нос в табаке, то уже неинтересно, откуда берутся полуголые девушки в запертом блоке. И даже леденящий ужас теряет свою остроту…

Домой, к себе в блок, Леночка вернулась на удивление скоро – из всех соседей только дуэт "Кролики" заперся у себя в комнате и привычно скрипел кроватью и постанывал. Остальные жили повседневной жизнью: слушали музыку, курили – кто в отдушины в туалете, кто в открытое окно кухни, - толкались и по-лошадиному ржали в холле блока, некоторые мыли посуду.

Настроение у Леночки было доброе-доброе, хорошее такое! И потому на вопрос: «А где это тебя так угостили, Ленок?!» - она промолчала, улыбнувшись загадочно, ненароком копируя одну из улыбок томной Любови.

Заплетающейся походкой прокралась к себе в комнату, а там… Там сил хватило ровно на то, чтобы упасть на кровать прямо в одежде.

Глаза закрылись сами.

***
Утром голова была тяжелой, а веки и мысли слипались, пока плохонький кофе из буфетного автомата чуть-чуть не прояснил сознание.

И Леночка почти все занятия усиленно думала, пытаясь сложить факты в одну картинку. Комиссия не зашла в блок напротив. О чем это говорит? Девушек в блоке стало больше, они почти голые и «только оформляются». Что это может значить? Замдекана задушил старуху и стал лучше выглядеть. Связаны ли эти факты между собой? Неизвестно откуда взявшиеся девицы ведут себя вольно – курят и пьют, закрывают дверь блока и вообще ничего не боятся. Кто им покровительствует?

Как она ни думала, как ни ломала голову, а картинка не выстраивалась, но мучила Леночкин ум, занимая мысли и не позволяя думать ни о чём ином. Ей нужно было разобраться!

И потому на следующий день Леночка решила сходить в тот двор, где любимый Янчик Семёнович душил бабулю. Может, хоть там она сможет что-то узнать?

Ведь замдекана не расскажет, даже если спросить. А при мысли о том, чтобы спросить, студентку пробирал животный ужас. Девушки из блока напротив накормили, напоили, но не дали никакой информации. Вот и оставалась последняя надежда на разговорчивых бабушек.

И Леночка пошла.

Идти было страшно, хотя на улицах только начало смеркаться. Она всё время оглядывалась и втягивала голову в плечи, вздрагивала от резких звуков автомобилей, то и дело замирала у естественных укрытий – в нишах зданий, за деревьями или колоннами.

Но за ней никто не крался, по голове дубиной не бил и даже не смотрел в её сторону. И потому в ужасный двор она вошла уже почти спокойно.

Старушку, которую видела в прошлый раз, тоже узнала.

Она сидела на той же лавочке в глубине двора и, будто кого-то ожидая, привстала, завидев Леночку. Но гляделась, рассмотрела хорошенько и уселась обратно.

Леночка сделала вид, что просто туристка и ходит, осматривает архитектуру. А потом с усталостью пешехода опустилась рядом со старушкой.

- Хорошо у вас тут, - сказала, через довольный прищур осматривая чистый и зелёный двор.

- Хорошо, - не сильно радостно ответила старушка и чуть отодвинулась.

- А что невесело так говорите? – деланно озаботилась Леночка и повернулась к пенсионерке. – Неужто умер кто?

- Тьфу на тебя, зараза! – в сердцах бросила бабуля и скосила неодобрительный взгляд на нежеланную соседку по лавке.

- То есть все живы и никто не умирал? – уже всерьёз заинтересовалась Леночка и вгляделась в профиль старушки. Та что-то высматривала в дворовых воротах, но ответила, хоть и не повернулась к собеседнице:

- Да живы, живы, живее всех живых и даже ещё живее, - пробормотала та и вдруг повернулась к удивленной Леночке. – А шла бы ты отсюда, девка!

Леночка отпрянула.

- П-почему?

Бабка вызверилась, лицо злобно перекосилось.

- Шляются тут всякие! А потом цветы вон вытоптанные! Иди отсюда, кому говорю! – И глянула так сурово, что Леночкино тело как-то само собой встало с лавки и сделало два шага назад.

- Давай, давай! – подбодрила её злая бабуля, бросила беглый взгляд на ворота и вдруг резко преобразилась: приосанилась, расцвела радостной улыбкой и рукой махнула Леночке, мол, сваливай, быстрее давай.

Немного смущенная необоснованной агрессией, Леночка сделала ещё несколько шагов назад и спиной врезалась в густую шапку высокого и почти голого куста. А потом перевела взгляд на того, кто вызвал радость на лице злобной старухи: из ворот, прямо к лавке с бабкой шёл… Янушечек Семёнович собственной персоной!

Глаза горели чёрным голодным огнём, скулы, нос и даже надбровные дуги заострились, а походка стала какой-то дерганой. Он видел только пенсионерку и шел к ней с предопределённостью механизма. Леночка поглубже внедрилась в куст и зажала рот рукой – она поняла, что замдекана сейчас будет убивать следующую старушку.

Вот только почему старая карга так этому рада? Жить совсем надоело?

Леночка замерла, в ужасе наблюдая, как руки Яна Семёновича сжались на плечах пенсионерки и затрясли немощное тело, а его горящие глаза уставились в радостные старушкины.

- А-а-а-а! – закричала Леночка. Она не сдержалась – увидеть убийство было выше её сил, - и вывалилась из кустов прямо, споткнулась о бордюр и повисла на руке замдекана, продолжая кричать.

Последнее, что она увидела, был его удивлённый взгляд, обращённый на неё.

***

Леночка проснулась утром с дикой головной болью. Она не могла вспомнить половину вчерашнего дня, и, конечно, определить причину ужасного самочувствия тоже не получалось. Постанывая не хуже Оли из дуэта "Кролики", она сползла с кровати, с трудом умылась в общих удобствах и поплелась на занятия, даже не сделав попытки позавтракать – от одного слова «еда» её тошнило.

Побывав в медпункте, перехватив таблетку от головной боли, она кое-как дожила до четвёртой пары и только тут поняла, что сейчас придёт замдекана! Неприятные ощущения отступили, головная боль почти ушла, усиливаясь лишь от одного – от попытки вспомнить вчерашний вечер.

Леночка пересела повыше – чтобы было удобнее и незаметнее любоваться Янушечкой-душечкой. Сердце сладко заныло, когда он, в выглаженной белой рубашке с закатанными рукавами, с аккуратной седой шевелюрой и черными бровями вошел в аудиторию. Свеженький, розовый и будто чуть располневший. Или нет, скорее поздоровевший. Улыбка Яна Семёновича сияла, как новенький пятак, и он обвёл счастливым взглядом студентов.

- Рад приветствовать вас! – сказал, и абсолютно все поверили, что он рад, и заулыбались в ответ.

Леночка тоже улыбнулась – такая была заразительная улыбка у преподавателя. А потом её взгляд встретился с темным взглядом замдекана, он чуть заметно кивнул ей и начал перекличку.

А Леночка… Леночка замерла, глядя прямо перед собой. Он ей отдельно кивнул? Янушенька-золотко ей кивнул?! Лично ей?

Опьяневшая от счастья студентка съехала по сиденью вниз, чтобы скрыться за лохматой головой впереди сидящего студента и спрятать свои сверкающие восторгом глаза.

Но тут что-то смутное зашевелилось в памяти, что-то, что произошло вчера вечером. Голову снова заломило, и Леночка отодвинула мысли подальше, оставив только возможность любоваться своим драгоценным Янчем.

Но чем дольше она любовалась, тем сильнее шевелилась память. И приходилось даже писать что-то в конспект, чтобы не замечать всплывающих полупрозрачных, блеклых образов – вот она идёт по улице и боится. А вот знакомая подворотня. Вот – двор, аккуратный и озеленённый.

Леночка уже и глаза закрывала, и самым красивым почерком рисовала схемы в тетрадь, и брала ручками разных цветов, чтобы не вспоминать то, что её так пугало, но память всё выдавала и выдавала маленькими порциями то, что холодило спину и заставляло неметь руки.

Наконец раздался звонок. Леночка торопилась – она боялась остаться в аудитории последней, поэтому забрасывала в сумку тетрадь и ручки. Но руки дрожали, и всё высыпалось. Пришлось наклоняться, собирать и снова бросать в сумку, а в аудитории становилось всё меньше и меньше студентов, а память всё показывала и показывала картинки, где она врезается спиной в куст, где из темного зева арки выныривает знакомая фигура, где старушка улыбается навстречу замдекана…

- Елена, подождите! – донеслось в спину, когда она уже была возле двери.

Судорожно сглотнув, Леночка остановилась, и, будто загипнотизированная, медленно-медленно повернулась к говорившему.

Последний студент вышел из аудитории, и она с обречённостью поняла, что осталась один на один с всплывающим из глубин памяти кошмаром. Её взгляд встретился со взглядом Яна Семёновича.

И последняя картина всплыла в памяти. Он чуть улыбнулся и сказал ей:

- Спасибо вам, Леночка.

Всё встало на свои места: вцепившийся в старушку замдекана, обещание «Ты следующая!», голые-босые девушки в закрытом блоке, «ещё не помнящие» своих имён, неважный внешний вид Яна, внезапно сменившийся бодростью и жизнерадостным настроением – Леночка всё поняла, наконец, картинка нарисовалась полностью.

И свет померк.

Несколько лет спустя

- Проходите, проходите, Софья Викторовна!

- Ой, Леночка. - Старушка тяжело опиралась на руку медсестры и медленно шла к кушетке процедурного кабинета. - Что за счастливая женщина, родившая такую дочь! Какая же ты, дочка, добрая!

Софья Викторовна тяжело опустилась на клеёнчатую поверхность и обвела выцветшими слезящимися глазами кабинет.

- А что так поздно-то? – качнула головой в сторону окна, за которым уже была глухая темень.

- Так доктор из другого отделения, Софья Викторовна! – ласково улыбалась старушке Леночка. – Поэтому только вечером и может.

- А долго ждать?

Леночка не успела открыть рот, чтобы ответить, как дверь в процедурную распахнулась и вошел высокий широкоплечий мужчина с седой шевелюрой и чёрными глазами под тёмными бровями.

- Здравствуйте, Софья Викторовна. Меня зовут Ян Семёнович, я доцент, занимаюсь как раз такими проблемами, как ваша.

- Ой, какие там проблемы! – обречённо махнула рукой старушка и отвернулась, пряча горечь во взгляде. – У меня только одна проблема – старость, тут мне уже никто не поможет…

- Так, - строго, но с улыбкой сказала медсестра, - Софья Викторовна, не унывать! Ян Семёнович именно по этому вопросу крупный специалист. Он доцент, между прочим, кандидат наук.

Мужчина в белом халате подошел к старушке, положил ей на плечи руки и сказал каким-то глухим, утробным и даже немного жутким голосом:

- Смотрите мне в глаза.

И когда два взгляда встретились, медсестра Леночка сделала осторожный шаг к Яну Семёновичу и шепотом неспешно отсчитала:

- Раз, два, три! – И схватила его за руку. – Ян! Посмотри на меня!

Ян Семёнович с трудом отвёл взгляд от старушки и болезненно улыбнулся. Расслабил плечи, отпустил замершую пенсионерку, которая могла испугать остекленевшим взглядом, повернулся и обнял Леночку.

- Спасибо тебе, родная! Снова вовремя…

- Посиди здесь, а я отведу Софью Викторовну в палату, - ласково похлопала её тонкая ладошка по крупной аккуратной мужской кисти.

Старушка непонимающе осмотрелась вокруг, а заботливая Леночка уже поднимала её с кушетки и вела к выходу из кабинета.

Лишь возле палаты Софья Викторовна посмотрела на Леночку:

- Как же… так? Ничего не помню, а ноги ходят, глаза видят. Будто десяток лет долой…

Леночка ответила доброжелательно:

- Я же вам говорила! Только это секретный проект, понимаете?

- До чего медицина дошла! – Софья Викторовна обернулась на пороге и улыбнулась. – Я никому не скажу.

И твёрдо, даже как-то молодо, прошла в палату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Леночка кивнула и поспешила к своему Янушке-зайчику.

- Как ты? - спросила, едва переступила порог процедурного кабинета.

Он улыбнулся немного устало и протянул руки ей навстречу, усадил рядом, обнял за плечи.

- Спасибо тебе, Леночка! Я так благодарен! Ты ради меня пожертвовала карьерой, помогаешь подкармливаться старостью…

- Я же тебя люблю, - сказала она тихо и положила голову ему на плечо.

Полминуты блаженной тишины, и Леночка глянула на своего Янушку-Янчика-Янчоночка-Янульку снизу-вверх хитро и немного весело и добавила:

– И потом, когда я стану стареть, ты как раз научишься себя контролировать и будешь мелкими глоточками отпивать моё возраст. Ради того и карьеры не жалко.

Уважаемые читатели!
Я не большой мастер в ужасах и мистике, а в сочетании с любовным романом и вовсе вышло что вышло, какой-то ироничный кактотам. Не смогла я выдержать серьёзный тон, сочиняя вот это. Так что хочу добавить постскрптум: в жанрах тут ещё однозначно присутствуют ирония, юмор и стёб.