Ночь застала меня врасплох. За окном шумел дождь, тяжёлые капли бились о стекло, будто кто-то пытался пробиться внутрь. Комната была погружена в полумрак — свет настольной лампы отбрасывал длинные тени на стены, которые казались живыми. На моём столе лежала она — старая книга с потрёпанной кожаной обложкой, которую я вчера купил на блошином рынке.
Никаких названий, никаких подписей. Просто грубая, почти осязаемая пыль и потрёпанный переплёт, словно книга ждала меня долгие десятилетия. Я открывал её не раз, но страницы были пусты — белые и чистые, как лист бумаги, готовые принять слово.
И вдруг, посреди ночи, я проснулся от странного ощущения — будто кто-то невидимый рядом с моей кроватью. Глаза с трудом привыкали к темноте, но что-то тянуло меня к столу. Я подошёл, и, под светом лампы, увидел, что в книге появилась первая строка.
Чёрные чернила, будто написанные старинным пером, медленно растекались по странице:
"Сегодня начинается твоя история..."
Я замер. Сердце билось так громко, что казалось, его слышат все в доме. Я дотронулся до страницы — чернила были свежими и влажными. Не мог поверить своим глазам. Как такое возможно? Книга... писала сама?
С тревогой и одновременно любопытством я сел и стал читать.
Я пытался отвергнуть происходящее как какую-то странную игру моего воображения, но сердце не лгало — книга действительно оживала. Следующая ночь была ещё страшнее.
Когда дом погрузился в мёртвую тишину, я вновь проснулся от ощущения холодного дыхания у своего уха. С дрожью в руках я взял книгу. На странице появилась новая запись:
"Ты думаешь, что контролируешь судьбу, но судьба давно контролирует тебя."
Строки медленно расплывались, словно туман, но я читал каждое слово, будто от этого зависела жизнь. Я захотел закрыть книгу, но она словно приклеилась к моим ладоням. Страх охватил меня, но я не мог оторваться.
Текст менялся: появлялись сцены из моей жизни, которые я не рассказывал никому — моменты, которые казались забытыми или скрытыми даже от меня самого. Каждое событие было описано с жуткой точностью, словно кто-то наблюдал за мной из тени.
Через несколько дней после прочтения очередной записи, случались странные и пугающие вещи — знакомые исчезали, телефоны молчали, а ночью я слышал шаги на чердаке, хотя был уверен, что один в доме.
Я пытался рассказать друзьям, но никто не поверил. Они думали, что я сходил с ума или играю с нечистой силой. Я же понимал — книга не просто пишет. Она — предсказывает. Или даже хуже — предопределяет.
Однажды я обнаружил, что на странице появилась надпись, которую не помнил — «Вскоре ты встретишь того, кто принесёт тебе спасение... или проклятие». Сердце забилось сильнее. Что это значит? Кто это?
Прошло трое суток. Я почти не спал. Пытался выбросить книгу — она появлялась на моём столе снова. Я пытался сжечь её — огонь гас перед тем, как коснуться страниц. Один раз я даже закопал её в парке посреди ночи. Вернувшись домой, я застал её лежащей на кровати, открытой на новой странице.
Надпись гласила:
"Ты начал это — и ты закончишь."
На четвёртую ночь появился Он. Я слышал шаги в коридоре. Тихие, размеренные. Они звучали слишком реально, чтобы быть плодом воображения. Я открыл дверь и заглянул в тёмный коридор. Никого. Но пол был влажным, как будто кто-то только что прошёл босыми ногами после дождя.
Я вернулся в комнату и увидел: на стене над письменным столом появилось слово. Оно было написано теми же чернилами, что и в книге:
"Оглянись."
Я обернулся. В окне стояла фигура. Тонкая, вытянутая, чёрная, как сама ночь. Она не двигалась. Только смотрела. Я бросился к окну — никого. Лишь следы босых ног на мокром стекле с внутренней стороны.
В ту же ночь я впервые увидел, как книга пишет.
Это происходило медленно. Чернила как будто выталкивались из невидимого пера, строчка за строчкой. Я смотрел, не веря глазам:
"Он уже рядом. Ты видел его. Ты допустил его в дом. Теперь он будет с тобой."
Я выронил книгу, отступил назад, споткнулся и упал. В комнате повеяло сыростью. Лампочка мигнула и потухла. На несколько секунд — тишина. Только дождь снаружи.
А потом — лёгкий скрип. Кто-то открывал дверь в мою комнату.
Я замер. Не мог дышать. Скрип двери звучал слишком медленно, будто кто-то нарочно тянул момент, наслаждаясь моим страхом.
Я не видел, кто вошёл. Темнота поглотила комнату, и только откуда-то из глубины слышалось:
— Ты читаешь... значит, ты часть истории.
Это был не голос. Это было как шепот внутри моей головы — чужой, ледяной. Книга лежала на полу, открытая. Чернила продолжали появляться, строка за строкой:
"Он будет приходить каждую ночь, пока ты не напишешь конец."
Я понял: теперь не только книга пишет — она хочет, чтобы я продолжил. Чтобы я стал её продолжением.
Следующие дни стали кошмаром. Я не выходил из дома. Не спал. Книга требовала. Если я не прикасался к ней — по ночам начиналось что-то жуткое: стены трещали, лампы гасли сами, мои фотографии с лицами вдруг исчезали. Оставались только силуэты.
На пятый день я сдался.
Я сел за стол и взял перо. Оно уже лежало рядом с книгой, хотя я точно знал — не приносил его. Бумага была чиста. Я стал писать. Не зная, откуда берутся слова, как будто кто-то диктует их сквозь меня:
"Он сидел за столом, осознавая, что стал частью проклятия. Каждый его вздох впитывался страницами, каждое движение — превращалось в текст. Книга теперь была им, а он — книгой."
Я перестал. Рука дрожала. В комнате зашевелилось. Шёпот усилился:
— Пиши. Пиши. Иначе история продолжится без тебя.
Я снова взял перо. На этот раз текст сам полился:
"Сегодня умрёт тот, кто узнает о книге. Тайна должна оставаться в тишине. И цена за любое слово — чья-то жизнь."
Я выбросил перо. Закричал. Книга захлопнулась сама. В ту же секунду — тишина. Шёпот исчез. Свет включился. Я задыхался, но всё было тихо. Словно комната ждала. Словно она дала мне передышку. Ненадолго.
В тот же вечер позвонила Лена — моя подруга. Сказала, что хочет заглянуть. Я не ответил. Смотрел на книгу. Новая запись уже появилась:
"Если она войдёт — она станет следующей главой."
Я смотрел на строчку в книге и не знал, что делать.
"Если она войдёт — она станет следующей главой."
Я любил Лену. Она была единственным человеком, кто поддерживал меня, даже когда думал, что я теряю рассудок. Она не знала о книге. Я не хотел, чтобы узнала. Но что, если книга уже решила за нас обоих?
Звонок в дверь.
Я подошёл к двери, замирая при каждом шаге, как будто она была последней преградой между мной и гибелью. Глянул в глазок — Лена стояла на пороге с зонтом, волосы намокли, лицо взволнованное.
— Открой, — позвала она, — ты не отвечаешь, я волнуюсь. Что происходит?
Мой язык онемел. Книга слышала. Я чувствовал это. Её присутствие за спиной стало почти осязаемым. Как холодный взгляд в затылок.
Я почти коснулся дверной ручки, но заметил: в прихожей, на полу, лежала новая страница книги. Не книга сама — страница, будто вырванная, будто принесённая туда специально.
На ней было написано:
"Ты впускаешь её — ты впускаешь его."
Я отпрянул.
— Лена, — крикнул я сквозь дверь. — Уходи. Сейчас же. Не открывай. Не заходи сюда.
— Что с тобой?! — голос её задрожал. — Ты пугаешь меня. Дай мне просто поговорить!
Я не знал, как объяснить. Книга чувствовала колебание. Я услышал, как сзади, на письменном столе, перелистнулась страница. Я не открывал её. Она сама. Я вернулся в комнату, будто загипнотизированный.
Новая запись:
"Если ты отвергнешь её — он обратится к тебе. Ты станешь следующей жертвой. Ты. Не она."
Я понял. Книга предлагала выбор. Предательство или самопожертвование.
Я дрожал. Мокрый от пота. В горле пересохло.
И тогда я сделал то, чего не делал раньше.
Я подошёл к книге — и произнёс вслух:
— Это не ты решаешь. Это я.
Страницы затряслись. Свет мигнул. В стенах застонало. Будто дом задышал.
Я схватил книгу и понёс на улицу. Хлопнул дверью. Лена отскочила, испуганная, но я не дал ей войти. Мы бежали под дождём. Я выбрал старый пустырь. Там был люк — заброшенная старая котельная, глубокая, тёмная, как бездна. Я бросил книгу туда.
Раздался странный, глухой звук, как будто книга упала не на дно, а в чью-то пасть.
И всё стихло.
Но это ещё не конец.
Прошла неделя.
Я не верил своему счастью. Никаких новых записей, никаких теней, шагов, шёпота. Лена рядом, хоть и смотрела на меня с опаской. Я сказал, что был на грани срыва, но уже лучше. Она кивала, обнимала, но глаза её выдавали тревогу.
Я сам себе не верил. Но всё казалось… нормальным.
Пока однажды утром я не проснулся от запаха.
Запах старой пыли, сухих страниц, чернил и… сырости. Такой же, как тогда, в ту ночь.
Я встал, медленно, как во сне. Шагнул в прихожую.
И увидел.
У двери лежала книга.
Не просто та же. Та же самая. Та же обложка, те же углы, потёртые, как следы когтей. Она была мокрой, будто вылезла из-под земли, из чрева котельной. Но ни капли грязи, ни пятна.
Рядом — лист бумаги. Уже написанный.
"Ты бросил меня в темноту. Теперь я вернулась из неё вместе с тем, кто был внизу."
Рука дрожала. Я не брал книгу. Только читал, будто глядя в глаза собственному приговору.
"История не заканчивается выброшенной книгой. История заканчивается — когда исчерпаны все страницы. А их осталось 23."
Я поднял глаза. На соседней стене проступали слова, выцарапанные, будто когтями:
«Каждая страница — чья-то судьба. Ты должен дописать их. Все.»
С тех пор я пишу.
Потому что если я не пишу — книга пишет сама.
И каждый раз, когда появляется новая страница, я знаю: кто-то умрёт.
Или исчезнет.
Или станет частью текста.
Потому что книга пишет реальность.
И сейчас, когда ты читаешь это — она уже пишет о тебе.