Стрела

Джек взобрался наверх как раз к началу рассвета. Последнюю сотню шагов он почти бежал. Теперь он отбросил свою амуницию в сторону и лег на спину посреди небольшой полянки на вершине покрытого лесом холма. Свет звезд заметно потускнел, стало светлее. Сердце Джека все еще учащенно билось, а легкие хватали холодный, чистый, как вода из горного ручья, предутренний воздух, когда небесный свод озарился рассветным сиянием.

Насладившись зрелищем рассвета, Джек обнаружил, что все еще не может отдышаться от скорого подъема: - "Да, за пять лет праздной жизни я утратил былую форму." - Пять долгих лет вольный стрелок Дэкелери Хагард (а по простому - Джек) почивал на лаврах: Десятки арендаторов трудились на его собственных полях, его деньги были вложены в четыре торговых компании, занимавшихся столь различной деятельностью на столь обширной территории, что ни одна война, ни один сумасшедший правитель, да никто в мире, не мог значительно поколебать его благополучие.

Он многого достиг в свои сорок два. Восемнадцатилетний парнишка, охотник на горных козлов, вступивший в армию Кнуда Серого в поисках лучшей доли мог только мечтать о том, что он получил через два десятка лет.

Десять лет походов и сражений не дали ему ничего, кроме опыта и шрамов, а денег, что достались ему из жалования и трофеев, хватало только на то, чтобы стать землепашцем на собственной земле, не попадая в кабалу ни к одному из лордов. Но Джек не хотел становиться крестьянином. Он с детства был охотником, а потом - солдатом. Копаться в земле представлялось ему занятием утомительным и недостойным. Он хорошо умел делать только две вещи: выслеживать и убивать.

Трудна и извилиста дорога вольного стрелка. Настоящих вольных стрелков уважают почти также, как лордов, а боятся почти также, как магов, но где уважают, там и завидуют, а где боятся, там и ненавидят. Их нанимают, чтобы совершить разбойный набег и чтобы поймать разбойников. Их нанимают, чтобы убрать конкурента в торговле, в любви или в борьбе за власть и чтобы защититься от подобных покушений. Многие из них разыскивают опасных преступников, многие разыскиваются, как опасные преступники. Иногда один стрелок является и тем и другим, по разные стороны границы. Жизнь вольного стрелка подобна горной тропе, когда с одной стороны отвесные склоны, а с другой - глубокая пропасть, когда любой сорвавшийся сверху камень может разнести тебе череп, а любой неверно сделанный шаг увлечет тебя вниз, на острые камни. Их профессия - охота на людей. Очень часто одна верно пущенная стрела ценней, чем сотня головорезов. Вольные стрелки пользуются луками и арбалетами. Огнестрельное оружие для них слишком громоздко и создает слишком много дыма и шума. Если кто-то скажет вам, что не боится никого, то надо понимать это так - никого, кроме магов и вольных стрелков.

Без малого десять лет Джек Хагард был вольным стрелком, прославился, и остался жив и богат. Если ты способен, словно ищейка, брать след, если ты, как лиса, запутываешь свои следы, если ты способен оказаться в нужном месте в нужное время, днями ждать, затаившись в засаде, попасть с трехсот шагов, при ветре, в щель в латах противника, убежать от погони, скрыться среди скал и лесов так, чтобы никто не мог тебя найти, если у тебя хватит осторожности отказаться от заведомо неудачного дела, если у тебя хватит мудрости остаться другом со своим противником-стрелком, или убить его, то, может быть, ты останешься жив, разбогатеешь и уйдешь "на пенсию", как и Дэкелери Хагард.

Солнце медленно вставало из-за Восточных гор, а Джек лежал на спине, глядя на меркнущие звезды, и думал о своей жизни и о том, зачем он сейчас здесь: - "Когда-то глупый мальчишка спустился с гор в поисках счастья. Тогда я думал, что счастье - это когда ты не мерзнешь и не голодаешь. Мы ходили в походы на Юг, я был сыт и не мерз, но я не был счастлив. Мне всегда чего-то не хватало для счастья. Вначале мне не хватало любви, потом свободы. Став свободным, я увидел, что мне не хватает богатства. В тридцать пять я стал богат, очень богат, но не бросил свое ремесло. Мне не хватало славы. Я добыл себе славу и лишних врагов. И тогда я понял, что мне не хватает покоя. Для счастья всегда чего-нибудь не хватает, мне пришлось с этим смириться, и вот, я пять лет провел на покое. Так какого же беса я здесь?! Дом, семья, дети, достаток - всего мне мало! Конечно, он предложил огромную сумму, но зачем мне эти деньги? Мне не нужны деньги для политики - я не собираюсь становиться ни королем, ни, даже, бургомистром. Для торговли? - Пусть за меня торгуют другие. Мне не нужны деньги, как власть. А для свободы денег у меня достаточно. Хватит и мне и моим детям. Неужели меня подвигло на эту затею то, что обо мне, вольном стрелке Джеке, стали забывать? Тьма меня раздери, неужели я убью этого беднягу Эдварда пятого только из тщеславия?! Только потому, что последние три покушения на него были организованы неудачниками и с треском провалились? И вот теперь пришли ко мне, к профессионалу, а я и обрадовался... Ну нет, это последнее мое дело, больше я на такие уловки не поддамся. Уходя от дел, я знал, что постепенно потеряю всю свою славу вольного стрелка, что уважение ко мне станет измеряться размером моих земельных владений и толщиной моего кошелька. Я знал, что со временем Джека-лучника забудут, и я стану просто старым, почтенным рантье Дэкелери Хагардом... Но раз уж я взялся за дело, то докажу всем этим соплякам, что я еще не стар, что я еще кое-что умею, а потом... буду посылать подальше всех, что бы они мне ни предлагали."

Солнце поднялось уже довольно высоко. Пора было приниматься за работу. Джек нашел себе место, с которого простреливались оба направления дороги - северное и южное, и сама развилка. - "Герцог подъедет с востока и в любом случае окажется под ударом, направится ли он на юг, на север, или, по узкой тропинке, ведущей вглубь холмов, на запад."

В засаде Джека не было видно ни с одной из сторон, ни, даже, сверху. Он устроившись поудобнее, приготовил стрелы и лук.

Легкий ветерок раскачивал зеленые листья у него над головой. Солнце просвечивало сквозь тонкие, резные листья кленов. Он вдохнул полной грудью свежий утренний ветер, он растворился в запахах леса, нахлынувших на него. Он стал кленом, к стволу которого прислонился спиной, таким высоким и сильным, радостно разбросавшим свои ветви навстречу утреннему ветру. Он почувствовал себя утренним ветром, шелестящим листвой в этом мирном лесу. Он раскинулся во все небо, подставляя себя щедро несущим тепло солнечным лучам. Он ощутил радостное единство с природой и счастье от самого своего существования, от того, что есть эта зелень и этот ветер, что букашки копошатся в этой земле, так щедро согреваемой утренним солнцем... Где-то совсем рядом затрещал кузнечик. Пёстрая стрекоза пролетела мимо. Защебетала, встречая утро, какая-то птаха.

Теперь никто, даже опытный маг, не мог бы найти его здесь, не раздвинув ветви убежища, потому, что на этом месте не было ничего инородного. Джек-лучник стал частью этого места. Его душу переполняли покой и счастье. Он ждал.

Счастье на миг сменилось раздражением оттого, что отряд из пятидесяти всадников разрушил гармонию леса, потревожив певших у дороги птиц, однако, вскоре раздражение прошло и осталась только легкая настороженность с которой лес следил за вторгшимися в его просторы шумными чужаками.

Джек вышел из оцепенения, когда боковым зрением увидел, что первые четверо всадников выскочили на перекресток и повернули на север. Внешне ничто в стрелке не изменилось, просто он оторвал спину от клёна, привстал на одно колено и чуть подался вперед. Блаженная улыбка не сходила с его лица. Через полузакрытые веки он, с добродушным безразличием окружающего леса, наблюдал за всадниками. Все всадники были одинаково одеты - серые островерхие стальные шишаки без украшений, взведенные кавалерийские арбалеты на правом боку и добротные пластинчатые латы, скрытые под серо-синими коттами имперской гвардии. И все же Джек узнал Его - по слишком гордой осанке и слишком властному взгляду, устремленному в даль, по рыжей, клинышком, бородке и четкому саальскому профилю. Словно ветер пробежал по лицу вольного стрелка. Куда-то исчезли расслабленность и блаженная улыбка: губы были плотно сжаты, черты лица обострились. Джек внутренне собрался, словно до предела сжатая пружина, он стал похож на увидевшего добычу горного орла. Взгляд его какие-то доли секунды скользил по телу жертвы и, зацепившись за четко видную щель между шлемом и верхним краем кольчуги, словно поставил там невидимую метку. Одним движением Джек вскинул лук и натянул тетиву до уха, а в следующий миг нанес удар, бросив стрелу не только силой до предела натянутой тетивы, но и мощным толчком, исходящим из всего напрягшегося тела.

Тетива звонко хлестнула о рукавицу, и руки, сделавшие свое дело, стали медленно опускаться. Во взгляде застывшего, как маска, лица Джека была пустота. Он был там, на три пальца впереди острия своей стрелы. Он стрелой вонзил свою душу в белое горло потомка саальских пиратов, почувствовав вкус мелькавших в этот миг в сознании Эдварда мыслей. Но стрела, посланная в цель по прорубленной сознанием Джека дороге, сбитая неведомой волей, ударила на три пальца левее, чиркнув краем наконечника по шее герцога, и вонзилась в горло ехавшего слева от него телохранителя.

Герцог лишь вздрогнул, оторванный от мыслей чьим-то вмешательством. Очнувшись, Джек тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. Правая рука его, рефлекторным движением, легла на висевший на груди амулет. Взглянув на мчащихся мимо конников, он увидел среди рядов безразличных или сосредоточенных, еще ничего не понимающих лиц, удивленное лицо Эдварда, тянущего руку к порезанной шее, а в следующем ряду, падающего с коня с простреленным горлом гвардейца.

Страшная догадка мелькнула в сознании Джека, а в следующее мгновение ехавший следом за герцогом телохранитель повернул голову в его сторону, и, сквозь скрывающую Джека от обычных глаз густую листву, посмотрел ему прямо в глаза. Ледяной коготь страха скользнул по сердцу лучника: Он понял, что шанса на второй выстрел у него уже не будет и, покрепче вцепившись рукой в амулет, бросился бежать.

Резкий порыв ветра за спиной разорвал зеленый покров, служивший ему защитой от вражеских глаз, но гвардейцы увидели там только примятую траву. Стрелок, словно горный козел, скакал по каменистым, поросшим колючим кустарником, склонам холма, падал вниз и катился под гору, убегая ему лишь известным путем туда, где ждала верная лошадь. И не было в его душе ни стремления спастись, ни досады, ни страха, никаких эмоций и мыслей, потому, что он уже давно всё заранее решил, придумав и подготовив себе дюжину путей отступления, и теперь просто выбрал один из них, но, главным образом, потому, что в тот долгий миг после выстрела он понял: в охране герцога есть маг, а значит, если он выпустит из себя хоть одну эмоцию или мысль, у него уже не будет никаких шансов.

Покрытый пылью, исцарапанный ветками, словно загнанный зверь выбежал он на неприметную полянку, где ждала старая, но еще вполне пригодная для скачки по лесам, рыжая, с белым пятном на лбу, кобыла. Она посмотрела на него большими, всё понимающими, глазами и, когда он, вскочив в седло, тронул пятками её бока, бросилась, со всей возможной для леса скоростью, вдаль от места покушения.

Джек двигался по лесу в нужном ему направлении совершенно автоматически, не думая об этом. С тех пор, как его пронзил блеск зеленых, колдовских глаз он, кажется, ни о чем ещё не думал. Он просто делал то, что должен был делать. Два раза замечал он всадников, прочесывающих лес, но это не вызвало у него ни страха, ни удивления. Он просто принял это к сведению, оставив размышления до более безопасных времен. Лес становился реже, темп скачки нарастал. Джек двигался на север, за границу Торэна: Там имперские гвардейцы уже не посмели бы открыто его схватить. Джек не напрасно опасался быть схваченным в Торэне, ведь тот, кого он хотел убить, был не просто герцогом Бэкворда, но и пэром Торэна, опекуном малолетнего короля и регентом королевства. Два года назад, когда королю Торэна было девять лет, его выбрали императором. Еще раньше будущий Торэнский король был помолвлен с дочкой герцога Эдварда. Выходит, Джек совершил покушение на родственника императора. Но имперская власть вот уже двести лет уважается только в тех странах Империи, где стоят имперские войска, а такие страны можно пересчитать по пальцам одной руки. Поэтому, за границами Торэна Джек мог бы чувствовать себя в безопасности. Вся сложность заключалась в том, что у Эдварда оказался защитник-маг.

Джек Хагард все подгонял свою лошадь, ни о чем не думая, слушая и созерцая окружающий лес и постепенно входя в то состояние растворения сознания с помощью которого он прятался в засаде.

Неожиданно что-то произошло в лесу. Какая-то чужеродная сила появилась в его пределах, но не удостоила Джека своим вниманием. Хагард с трудом сдерживал готовый вырваться наружу страх, бессмысленно, как трухлявый пень, ожидая чего-то ужасного, что должно было произойти. Его кобыла - Звезда, сбилась с шага, прибавила скорость, споткнулась, словно тоже почувствовала что-то. Джек хотел уже натянуть поводья, чтобы не расшибиться от столь быстрой скачки по лесу, когда почувствовал, что правая передняя нога лошади ушла куда-то вниз и в сторону, и услышал треск ломающейся кости. Он только успел вынуть ноги из стремян и, перелетев через голову Звезды, рухнул на землю.

Придя в себя после удара, Джек поднялся на ноги. Сильно болели ушибленные места, однако, на удивление, все кости были целы. Жалобное ржание лошади огласило замолкший лес и, словно в ответ, резкий порыв ветра налетел откуда-то сверху, немилосердно мотая древесные кроны. Жалость к умирающей лошади, к себе, страх оттого, что он попался, и жгучая злоба переполняли Джека, и он крикнул навстречу налетевшему ветру:

- Нелюдь! Мясник! Зачем ты убил мою лошадь?!

Ответ не заставил долго ждать. Почти тут же стрелок почувствовал холод и страх, такие, как там, на холме, и, попятившись назад, схватился рукой за амулет. Страх отступил, но не покинул его насовсем. Теперь он не хватал холодными пальцами душу, но присутствовал, словно наблюдая. Минуту спустя Хагард отпустил амулет, с ужасом ожидая последствий, но ничего не случилось.

"Видимо маг находится слишком далеко." - подумал Джек: - "Он знает, где я и следит за мной, но не может справиться с моим амулетом. Скорее всего он до меня доберется, но я бы предпочел встретиться с ним где-нибудь в людном месте, за границами Торэна."

Стрелок вложил лук в налуч, и, бросив прощальный взгляд на смотрящую на него полным страдания глазом Звезду, двинулся дальше, на север. Конечно, было жестоко оставлять её живой, со сломанной ногой, на съедение волкам, но он не мог вот так, взять, и перерезать горло Звезде - лошади, которая участвовала во многих его блестящих похождениях, которая десятки раз спасала его от погони и была если не лучшим другом, то олицетворением его промчавшейся молодости. Остаться же с ней и пытаться как-то её вылечить он не мог. Джека гнал пережитый страх и желание поскорей пересечь границу Торэна. Он шел, хромая, на север, и его душила ненависть к себе потому, что он не в силах выбрать то, что считает правильным, и к волшебнику, заставившему его делать этот выбор.

Прошли сутки с тех пор, как Джек Хагард вырвался из цепких лап страха: Через три часа быстрой ходьбы Джек перешел вброд небольшую речушку и вышел к довольно крупному и богатому поместью. Как сказали ему крестьяне, это была земля лорда Тэвика, который является вассалом графа Иоахима Гельда. Джек вздохнул свободней, поняв, что он пересек северную границу Торэна и оказался "на благословенной земле Лемурии" - как сказал бы кто-нибудь из многочисленного и сильного клана Гельдов, заправлявшего здесь. Торэн имел с Лемурией самую протяженную сухопутную границу и, поэтому последние триста лет, какая бы династия не заняла трон в Торэне, какая бы ветвь рода Гельдов не пришла к власти в Лемурии, эти королевства испытывали друг к другу постоянную, устойчивую неприязнь, каждые несколько лет подкреплявшуюся пограничными стычками, а иногда и полномасштабными войнами.

Поразмыслив над этим Джек решил, что, если он будет постоянно находиться на людях, а затем, с каким-нибудь обозом переберется в большой лемурийский город, то никакая сила, ни от имени Торэна, ни от имени императора ничего не сможет с ним сделать. А что до волшебника, успокаивал он себя, то, кажется, герцог Эдвард не имел формального права его нанимать.

"В любом случае, даже официальный защитник герцога не имеет права преследовать меня на территории другого государства. В конце концов, и на магов есть управа. Есть ведь в каждой столице храм Величайшего, есть Священный Магистрат, и если маг меня покалечит или убьет, то я, либо мои знакомые (уж я постараюсь завести побольше таких знакомых) обратятся туда с жалобой. Тогда этому магу тоже достанется. Так что, даже преследуя меня, он будет опасаться нанести мне Большой Вред. Ну, а от Малого Вреда у меня амулет есть."

Джеку почти удалось себя успокоить, к тому же, оказалось, что завтра с утра табор бродячих торговцев пойдет отсюда в столицу графства, заходя по дороге в деревни, поместья и местечки. Так что, через три дня он оказался бы в большом торговом городе, а оттуда, с торговыми обозами, можно добраться и до родного Хейпвиля - столицы его родины, где он, пять лет назад прочно обосновался.

Джек сидел в местном трактире за маленьким столиком и, похлебывая пиво, слушал возбужденные голоса о чем-то спорящих торговцев и трактирщика. Его столик находился совсем рядом с согревавшим прохладный вечерний воздух камином. Дрова уютно трещали, а пляшущие над ними язычки пламени отбрасывали от каминной решетки причудливые тени. Горящий огонь вызывал из памяти неясные, давно забытые образы. Мысли вяло ворочались в голове, перетекая с одного воспоминания на другое. Почему-то вспомнилось, как он долго и критически осматривал место последнего дела, как карабкался на холм. Вспомнилась его одышка и то, как он лежал, глядя на гаснущие звезды, и то, о чем он думал, и то, что зря он согласился, поддавшись на уговоры... Стоп! Он усилием воли остановил плавное течение мыслей, потому, что знал, что НИКАКИХ УГОВОРОВ НЕ БЫЛО.

Он хотел оторвать свой взгляд от пляшущих язычков огня, но не смог. Он хотел взяться рукой за амулет, но руки его не слушались. Только в сознании всплыл заданный кем-то вопрос: "Поддавшись на Чьи уговоры?" - и холодный, мерзкий страх снова стал подбираться к самому сердцу. Его сознание забилось, как птица в клетке, хватая обрывки образов и мыслей, пытаясь противостоять ненавистному контролю, и когда перед глазами встал переполненный смертной тоской и мукой лошадиный глаз, сердце Джека наполнилось клокочущей, бешеной ненавистью. Джек обрушил эту ненависть на Того Кто Задавал Вопросы.

Незримые оковы ослабли. Джек, поспешно схватившись рукой за амулет, оторвал взгляд от горящих в камине поленьев и посмотрел в зал: Ни одного посетителя не было. Факела, горевшие по углам, освещая зал, были потушены. Куда-то подевался и сам трактирщик. В зале был только один человек - тот, кто сидел с ним за одним столом. Догорающие поленья слабо освещали его, но и при слабом освещении Джек узнал лицо герцогского телохранителя, который там, на холме, посмотрел ему прямо в глаза.

"Простофиля! Болван! Идиот! Расслабился, словно у себя дома!" - пронеслось в мозгу лучника. Захотелось вскочить, бежать, позвать на помощь. Он попытался подняться, но табурет, придвинувшись, больно ударил под колени, заставив их подогнуться, и мягкий толчок в грудь усадил его на место. Он хотел что-то сказать, но не мог шевельнуть языком. Тот, кто сидел напротив, отхлебнул из своей кружки пива и спокойным, уверенным голосом сказал:

- Не спеши, вольный стрелок Джек, у нас будет долгий разговор.

- Ты пил пиво и, задумавшись, смотрел на огонь. Я подсел за твой столик. Ты, кажется, был не против. Мы долго так сидели. Очень долго. Все посетители разошлись: ночь на дворе. Хозяин предложил нам уйти, но я не хотел тебя тревожить. Я сказал ему: "Закрой трактир и иди спать. Мы просидим в зале всю ночь. Конечно же, хозяин согласился." - озорная улыбка мелькнула на губах мага: - Не думай звать на помощь или делать другие подобные глупости. Если бы я хотел тебя убить, ты давно бы уже умер. Мне хочется просто поговорить с тобой, не совершая ничего такого, за что с меня потом взыщут в Магистрате.

У Джека совсем пересохло в горле, и он, обнаружив, что может свободно двигать руками, поднес кружку к губам и отхлебнул немного пива. Дышать стало легче. Теперь язык слушался его и Джек задал вопрос, все время вертевшийся у него в голове:

- Ты, кажется... подталкивал мои мысли, начиная с момента, когда я стал думать об этом покушении. Скажи, мысли что, вылетая из головы падают на траву или цепляются за ветви деревьев? А ты потом прошел, и, как ягоды, взял и собрал их, так что ли?

- Что-то в этом роде, только гораздо сложнее.

- Ты считаешь, что я слишком глуп и ничего не пойму?

Немного подумав, маг ответил:

- Все твои мысли изменяют окружающий мир. Несильно, но можно заметить. Видя происшедшие изменения, я могу судить о том, в результате чего эти изменения произошли. Я, кажется, доступно объясняю? - Джек молча кивнул.

- Ну что же, теперь моя очередь задавать вопрос. Я спрошу напрямик: Кто послал тебя убить Регента Империи и Торэнского королевства, Пера Торэна, Великого Герцога Бэкварда, Эдварда Аттиса?

Казалось, все громкие титулы герцога обрушились, как тяжелые гранитные плиты, на голову Джека, таким значением и гневом звучал голос вопрошавшего.

Вольный стрелок, склонивший голову, словно под грузом обрушенных на него слов, через пару секунд поднял ее и, глянув в глаза мага, тихо спросил:

- Это был полный титул Эдварда?

- Да.

- И давно он стал Великим Герцогом Бэкварда?

- Месяц назад специальным эдиктом императора он был удостоен...

- То есть, Эдвард подсунул мальчишке бумагу и тот ее подписал. Если герцог подчиняется королю, то великий герцог - самому императору. Значит, Эдвард одним росчерком пера несмышленого мальчишки освобожден от вассальной зависимости и всех обязательств по отношению к своему законному сюзерену - королю Инета, Карлу седьмому. Будет ли Карл спокойно смотреть, как у него из подчинения выходит целая страна?

- Так тебя подослал Инетский король?

- Могут ли купцы Вольных Имперских городов спокойно смотреть на то, что Торэном и Бэквардом, фактически, правит один человек? Что через Великую Реку Твин, от Торэнского берега до Бэквардского, натянута железная цепь, что теперь у купцов нет выбора, на каком берегу платить налоги. Налог на провоз товаров стал одинаково непомерно высок, от Западных до Восточных пределов и сквозь эту широкую полосу земли должен пройти теперь любой торговый караван, идущий с Севера на Юг и обратно. Могут ли государи всех, сопредельных Торэну и Бэкварду стран спокойно смотреть на то, как на выжатые из купцов деньги увеличивается регулярная армия Эдварда? Как Торэнская знать относится к тому, что ими правит выскочка - саалец, герцог соседней страны. Я думаю, в самом Торэне немало обиженных, желающих ему смерти.

- Я удивлен. Не всякий лорд так хорошо разбирается в политике, как ты. Но кто же из названных тобой тебя нанял?

- Спроси у моей стрелы, кто ее послал.

- Её сделал ты.

- Я живу в Хейпвиле. Так значит, Хейпвильцы послали меня убить герцога?

Маг достал из-за пазухи стрелу, ту самую, которая летела Эдварду в горло, но лишь царапнула по шее. Он повертел стрелу в руках, тщательно изучая, пожал плечами.

- Вы, маги, все понимаете буквально? - занервничав, спросил Джек.

- Её послал... лес? Но ведь ты был там, откуда прилетела стрела! Я же видел тебя. Почему я не заметил тебя до выстрела? Неужели твой амулет может и это? - Рука мага через стол потянулась к руке Хагарда, все еще сжимавшей спасительную металлическую пластинку. Джек поспешно отдернул руку, но маг уже качал головой: - Нет, этот амулет лишь для защиты. Но тогда... Лес... Кто научил тебя делать это, стрелок?

- Зачем тебе знать это, маг. Я узнал этот трюк раньше, чем Эдвард стал Бэквардским герцогом.

- И все же, кто тебя научил?! - Маг подался вперед, готовый пронзить Джека взглядом.

Вольный стрелок сжал свой амулет так, что костяшки пальцев побелели, а на лбу выступил пот. Невидимая стена, ограждавшая Джека от пронзительного взгляда мага, словно обрела материальность, разделив две напряженные фигуры. Наконец, почувствовав себя в безопасности, лучник поднял глаза и, отчетливо произнося каждое слово, ответил:

- По собственной воле я не сказал бы этого даже в суде Магистрата... ведь это, быть может, единственный способ, позволяющий простому человеку укрыться от магов.

Маг уселся на табурет. Усмешка скривила его губы. Джек, не чувствуя больше готовой вломиться в его сознание силы, тоже немного расслабился, и незримая, прозрачная стена, вставшая, было, между ними, теперь истончилась, утратив свою материальность.

- Ты научился этому давно, и не от магов. В данном случае такого ответа достаточно. Но что ты имел в виду, говоря: - "Спроси мою стрелу, кто ее послал"?

- Ты не догадываешься, что я имел в виду?

- Я хочу, чтобы ты подтвердил мои догадки.

- Ну, хорошо... Если можно послать стрелу, и у других не будет возможности узнать, кто это сделал, то почему нельзя нанять вольного стрелка так, чтобы никто, даже сам стрелок, не знал, кто его нанял?

- Так ты не знаешь, кто тебя нанял?

- Да. Обычно для этого используются подставные лица, так что докопаться до истины совершенно невозможно.

- Кто же тогда тебе платит?

- Когда заказ выполнен, я получаю оговоренную сумму, иногда, от совершенно незнакомого человека.

- А если стрелку не заплатят?

- Тогда кто-то умрет: или не заплативший наниматель, или посредник, который не пожелает назвать его имя.

- Значит ты подобен стреле, не знающей, кто её выпустил? Так ведь очень легко ошибиться, не зная, кто твои враги, а кто - союзники.

- У каждой жертвы есть несколько врагов, имеющих основания желать ей смерти. По ряду косвенных признаков можно догадаться, от кого из них исходит заказ, хотя, при этом легко ошибиться, и, конечно, ничего нельзя доказать.

- И ты не догадываешься, кто заказал тебе убийство герцога?

- Нет. У Эдварда слишком много богатых, влиятельных врагов, я, даже, наверное, не всех назвал. Но если бы я о чем-то и догадывался, я не мог бы сказать этого тебе: Ведь, сказав, я либо подставлю невинного человека, либо предам клиента.

- Значит, ты не хочешь помочь мне, стрелок?

- Чем я могу тебе помочь?!

- Отложи амулет. Открой мне свой разум, вспомни о том, как, когда тебе предложили это дело. Вспомни всё, до мельчайших подробностей. Быть может, мне удастся сделать то, что не удалось тебе, и я предотвращу новые покушения.

- Ты что же, маг, предлагаешь мне добровольно пустить тебя рыться в моей памяти? Предлагаешь мне стать добровольным предателем?! Мало того, ты, своим вмешательством, можешь превратить меня в сумасшедшего!

- Тогда мне придется сделать это без твоего разрешения. Я сломаю защиту амулета и проникну в твой разум, но, только, тогда ты наверняка потеряешь часть того, что считаешь своим Я, превратишься в ничего не смыслящего идиота или в помешанного, терзаемого страхами и страстями, потерявшего связь с этим миром.

- Ты мне угрожаешь?

- Да! - глаза мага гневно сверкнули.

- Ну что ж, давай, - глаза Джека прищурились, ноздри раздувались от возбуждения, рука крепче сжала амулет: - Вломись силой, если сможешь. Только, либо ты не в силах этого сделать, либо боишься, что уничтожишь именно ту часть моей памяти, которая тебе так нужна. Иначе чего же ты ждал до сих пор? К чему был огонь в камине, к чему весь этот разговор? Или... тебя сдерживала совесть? Что-то не верится мне в то, что столь сильный вспомнил о совести, столкнувшись со столь слабым.

Маг молча слушал, подбрасывая поленья в камин, словно выжидал, когда выдохнется злоба стрелка, то ли чтобы задать вопрос, то ли, чтоб нанести, наконец, свой удар.

- Чего же ты ждешь? Ломай мою защиту, отрабатывай свое жалованье, защитник "Регента Империи"! Выжимай из моих мозгов то, что тебе хочется узнать, беги, как ищейка, по следу, найди подставных лиц, докопайся до клиента, убей его. Ты думаешь, покушения прекратятся? Эдвард Аттис рвется к власти. Он достаточно смел, чтобы идти по трупам, но недостаточно мудр. Он хватает то, что ему взять не по силам. Он сам создает себе врагов, стремясь перекрыть путь торговле Севера и Юга, хватаясь грязными саальскими руками за железную корону Империи. Он сеет ненависть, а пожнет стрелы в спину и кровопролитные войны. Я, вольный стрелок, никогда не выполнял больше трех поручений для одного клиента, потому, что не хотел ни от кого зависеть. Ты, могучий маг, стократ более сильный, служишь сторожевой собакой у этого выскочки... Чего же ты ждешь, действуй. Но не знаю, получится ли у тебя отвратить от него все стрелы. Умная собака не спасет от смерти дурного хозяина. Не знаю, виновен ли ты, защитник, в том, что всё так обернулось, но, наверное, раз ты маг, значит должен был знать, кого идешь защищать. Ты знал, за какую берешься задачу, знал, что тебе придется стать не защитником, а мясником. Неужели тебя остановит совесть из-за какого-то старого стрелка, ведь не остановила же она тебя, когда на пути оказалась старая лошадь?

Лошадиное ржание за дверями трактира прервало Джека. Он замер на секунду, а потом удивленно спросил:

- Звезда?

Ржание вновь раздалось в ночи. Да, это был голос Звезды. Губы стрелка дернулись, словно от боли, и он, с укоризной посмотрел на мага:

- Опять твои колдовские штучки?

- Нет. Это действительно твоя лошадь. Она стоит у коновязи, рядом с моей.

- Ты решил меня подкупить?

- Я отдам тебе лошадь безо всяких условий. Захочешь ты мне помочь, или нет, она всё равно останется у тебя, живой и здоровой... Просто я тебя потерял, хотя отвлекся всего на минуту, рассылая часть охранников прочесывать лес. Наверное, ты снова применил этот свой прием и "растворился" в лесу. Я долго не мог тебя найти. Но я почувствовал большое животное, почти всё это время бежавшее на север. Я решил, на всякий случай, заставить его остановиться. Я не думал тогда, что ты можешь столь умело скрываться. Знай я, что это лошадь, я бы заставил её споткнуться, но не стал бы ломать ей ногу. А дикое животное должно было меня послушаться. Ну, она стала сопротивляться мне, нервничать и, на полном скаку, угодила ногой в какую-то нору. Дальше ты знаешь.

- И что же, ты пожалел Звезду и... лечил ее, в то время, как я удирал во все ноги?

- Далеко бы ты пешком не ушел, а лошадь страдала и могла умереть из-за моей ошибки, вот я и задержался ненадолго, по дороге.

- А тот гвардеец, он, что же, умер?

- Да. - В голосе мага зазвучала горечь: - Твоя стрела просто разорвала горло бедняге. А я ведь, вообще-то не лекарь, это не мой профиль. Да тут и лекарь вряд ли мог бы что-нибудь сделать. В этой смерти тоже есть моя вина. Ты не промазал. Твоя стрела летела прямо Эдварду в горло. Я заметил её слишком поздно и не успел отвести дальше. Я следил только за безопасностью герцога, и просто не успел оглядеться и прикинуть, куда же стрела попадет потом.

Джек слушал, как маг оправдывается перед ним, да, наверное, не перед ним, а перед собой, и лучника переполняли удивление и раскаяние. Всё это время он видел а маге врага, могучую злобную тварь, стремящуюся обмануть, подчинить его, заставить поступать по своей, а не по его, Джековой, воле. И вот, теперь он увидел, что сам сеял зло и смерть, что все действия мага до сих пор сводились к тому, чтобы защитить герцога от грозящей опасности, что маг действовал против него также, как против его стрелы, в последний момент заметив и предотвратив удар и теперь вопрошая: - Стрела, кто послал тебя?.. Лес? - И еще Джека переполняла горечь от того, что всё понятое и осознанное им сейчас ничего, в сущности, не изменит. И от этого у него, привыкшего к смерти и утратам, почти совсем очерствевшего от специфики ремесла, наёмника, появилась какая-то жалость к этому, столь остро чувствующему чужую боль магу.

- Выходит, ты высоко ценишь жизнь... И жизнь человека, и жизнь любой живой твари. Много выше, чем я. Но скажи, неужели, будучи защитником, тебе не приходится убивать самому? Ты ведь должен был предвидеть с чем столкнешься, берясь защищать такого человека, как Эдвард. Почему ты взялся за эту работу, если так сильно чувствуешь чужую боль?

- Потому, что я чувствую, как страдает народ. Короли воюют друг с другом, сжигая деревни, угоняя людей, словно скот, а император не в силах им помешать! Император просто стал одним из королей. В тех странах, где раньше имперская гвардия воспринималась, как спасительница от междоусобных разбоев и бунтов теперь саму мысль ввести имперскую гвардию воспринимают, как оскорбление местного властителя. Каждый король ждет нападения соседей, обирает свой народ, стремясь увеличить армию, построить новые крепости, нанять для войны магов. Мало того, теперь каждый граф стал столь же сильным, как и король. Людей судят теперь не имперские и королевские суды, людей судят их же бароны и графы! Они прибирают к рукам земли свободных крестьян, вольный народ обращают в рабов. Людям не к кому обратиться за справедливостью. Император бессилен, короли заняты войной, а народ Империи стонет под гнетом. Наши предки, основавшие Империю, изощрялись в создании произведений искусства и в изобретении механизмов, мы же изощряемся в искусстве причинять друг другу боль и страдания, в изобретении новых способов ведения войны! Хвала Величайшему, у Империи нет внешних врагов: саальские пираты никогда не представляли собой сильной угрозы, а народы Дальнего Севера всегда нам покорялись. Так что же? Минула нас чаша войны? Уже триста лет, с тех пор, как умер император Константин, Империю раздирают междоусобные войны! Мы воюем сами с собой! Много раз за это время в разных местах предпринимались попытки возродить былую мощь Империи, поднять на должную высоту императорскую власть. Все они, пока, оканчивались провалом. Но сейчас, я чувствую это, настало время. В ближайшие десятилетия Империя возродится, если найдется человек, который в силах начать этот процесс. Я думаю, что человек этот - Эдвард Аттис.

- Ты всерьез считаешь, что кто-то в силах объединить Империю? – Джек был несказанно удивлен самой идеей, что такое возможно. Кажется, сколько существует этот мир, столько существовала и Империя, и все это время она находилась под несказанно слабой императорской властью, раздираемая взаимной враждой властителей. Истории о том, что когда-то Империя была единой, уже давно воспринимались как древнее предание, а первый император Возрожденной Империи Константин скорее, представлялся сказочным героем, а не реальным правителем.

- Эдвард Бэквардский - мудрый правитель. - продолжал тем временем маг. Он искусный политик, и там, где другие ввяжутся в войну, он возьмет своё миром. Герцог прекратил постоянно предпринимавшиеся ранее Бэквардом попытки избавится от власти Инета, и признал себя вассалом Карла Хэгана седьмого. Так он избавил Бэквард от опустошительных набегов. Прошли годы, и вот, Инет, разоренный гражданскими войнами, уже не может противостоять отделению Бэкворда. Герцог не принимал участия в этих войнах, и теперь его страна, окрепшая за годы мира, сильнее иного королевства. Герцог женат на Изабелле Рааль и, когда умер ее отец, Эдвард стал хозяином графства Рааль, что на юге Торэна. Другой попытался бы отделить графство от Торэна и присоединить его к Бэкварду, но герцог решил иначе: Он объединил Бэквард и Торэн под единой властью. Став регентом королевства, он сделал малолетнего короля императором. Конечно, на выборах большинство земель проголосовало за девятилетнего короля с далекого юга, надеясь при нем сохранить все свои вольности и привилегии... Да, Эдвард Аттис интриган, выскочка, негодяй, идущий к власти по трупам, но именно такой нужен, чтобы расчистить путь. Своего единственного ребенка, дочку Мари, он отдаст в жены королю. Он любит короля, как собственного сына. Эдвард - талантливый правитель, и, когда король достигнет совершеннолетия, в его руки попадет не раздираемое противоречиями и раздорами королевство Торэн, а единая, мощная держава, простирающаяся от Восточных до Западных пределов, быть может, потеснившая или поглотившая своих беспокойных соседей. Налоги, собираемые с торговцев, везущих товары по Твину, идут на увеличение имперской гвардии и когда совершеннолетний император твердой рукой возьмет скипетр власти, то никто не сможет, на законном основании, противиться его приказам, ибо он был избран подавляющим большинством земель. Ну, а если какой властитель проявит неповиновение, то у императора, впервые, быть может, за три сотни лет, хватит сил, чтобы заставить непокорных уважать имперскую власть! Сильный император прекратит междоусобные войны, ослабит гнет лордов над простым народом, установит справедливый порядок и мир…

Туманными и несбыточными казались Джеку мечты мага. Жар и убежденность говорившего приковали внимание лучника, но слова мага не находили отклика в его душе. Джек никогда не старался изменять существующий миропорядок и стремление мага к сказочным временам императора Константина вызывало у него то благоговейный страх перед недоступными пониманию, грандиозными планами говорившего, то снисходительную улыбку перед почти детской верой мага в древние сказки. Тем временем маг продолжал:

- Я знаю, у Эдварда много врагов. Труден и опасен его путь. Но меня беспокоит не это. Год назад, когда Эдвард принял окончательное решение возродить былое могущество Империи, на него было совершено покушение. Покушение довольно профессиональное, но, к счастью, неудачное. Затем в течении четырех месяцев, были раскрыты три заговора, целью которых было либо смещение регента, либо, даже, смена династии. Пять месяцев назад было совершено второе покушение на герцога, причем он был очень тяжело ранен. Стало очевидно, что охрана герцога не справляется с возложенными на неё задачами, и тогда обратились ко мне. Мне удалось обезвредить стрелка, который хотел довершить начатое и добить Эдварда. Два месяца назад на Аттиса снова пытались совершить покушение. Причем, попытку эту совершил некто Грегор Гиль, которого многие считали лучшим стрелком во всем Тике.

"Вот как? Значит, третью попытку совершил Гиль?" - удивлению Джека не было границ: - "Почему же я ничего об этом не знал? Говоря о трех дилетантах, неудачниках меня, значит, бессовестно обманули?! А я то, дурак, отвык держать ухо востро, утратил старые связи, стал слушать сплетни и не гонялся за правдой... Знай я, что на этом деле попался старик Гиль, я не был бы так опрометчив. Конечно, хитрый Грегор когда-то и в подметки мне не годился, но он всегда был серьезным противником, а за последние годы, говорят, сильно вырос." - Главное, что теперь беспокоило Джека - "Зачем же его обманули, зачем?" - Весь скепсис Хагарда куда-то испарился и теперь он слушал мага с удвоенным вниманием.

- ...причем, Грегор был настолько хорошо осведомлен о моих методах работы, что, хотя мне и удалось пресечь несколько покушений, я долго не мог его поймать и, в конце концов, мне пришлось его убить. Но самое интересное в том, что, хотя я и провел тщательное расследование всех покушений и заговоров, я ни в одном случае не смог найти того, кто ДЕЙСТВИТЕЛЬНО направлял все эти удары. Найденные мной ниточки обрывались на подставных лицах в самом широком смысле этого слова: Это были посредники, которые на самом деле забыли, кто велел им передать заказ, это были заговорщики не имевшие реальных причин бояться или ненавидеть Эдварда, это были лорды, сожалевшие о скоропалительно принятом решении, даром выброшенных деньгах, в сущности, боявшиеся смерти Аттиса и последующих перемен не меньше самого герцога. Среди заказчиков и заговорщиков не было ни одного из тех, кто действительно, твердо решил, что Эдвард Аттис должен умереть. Но, самое интересное, я узнал от герцога, что первое покушение было совершено после того, как он принял решение, объединить Империю, но до того, как он стал проводить его в жизнь, и до того, как он кому-либо об этом решении вообще сообщил!

У Джека все поехало перед глазами от нереальности нарисованной магом картины. Такого не могло быть, потому... потому, что это просто невозможно! Но, вместе с тем, перед Хагардом вставали подтверждающие эту странную картину вопросы: - "Зачем меня обманули? Почему, если Гилю было сообщено о том, что герцога охраняет маг, то ему, Джеку, об этом ничего не сказали? Кому понадобилось вообще, играя на самолюбии и тщеславии, втягивать в это дело его - утратившего былую сноровку старика, когда полно молодых, смышленых и гораздо более дешевых стрелков?" - И с каждой секундой Джеку все ясней становилось то, что нанявший его знал КАК Джек прячется от магов, и знал, что этого мага можно так обмануть, что тот, кто втравил его в эту авантюру знал, КАКОЙ амулет есть у Джека, знал, что этот амулет создает непробиваемую защиту от этого мага, знал, что у защитника не будет возможности добраться до нужной ему части памяти Джека, и знал, что Джек ни за что сам не позволит магу рыться в его воспоминаниях. И тогда лучник задал себе вопросы, заранее зная ответ: "Мог ли устроить это все человек, смертный. Мог ли смертный организовать вообще всю эту серию покушений и остаться не пойманным защитником-магом?" - И на все эти вопросы ответ был один: - "Нет."

Задумчиво устремленный в бесконечность взгляд Джека сконцентрировался на лице сидевшего напротив мага. Маг молчал, видимо ожидая от стрелка какой-то реакции, какого-то решения. И, словно очнувшись от наваждения, ощутив всю реальность сложившейся ситуации, Джек спросил себя: - "В чем же сейчас мой выбор? Мне-то что теперь делать?" - Взгляд его медленно опустился на сжимавшую амулет левую руку. Да, у него был выбор. Он мог разжать левую руку и пустить колдуна в свою память. При этом он предал бы клиента и подверг большому риску свое душевное здоровье. Он мог сжать амулет ещё крепче и вступить в очередной неравный бой с магом. И тогда его ждали страх, безумие, смерть и... и всё. Зная, ЧЕЙ заказ он выполнял, он не мог сказать, что его будет ждать чувство, что выбор сделан правильно, чувство исполненного долга. Он почему-то не чувствовал моральной ответственности за предательство перед той невидимой силой, которая толкала его и всех его предшественников на убийство Эдварда. Он знал, что если предаст ТАКОГО клиента, то его не будет мучить совесть. Потому, что впервые за всю свою долгую жизнь Дэкелери Хагард по настоящему почувствовал себя стрелой, пущенной чтобы пробить чью-то глотку. Он почувствовал себя пешкой, которую меняют на ферзя. Он понял, что в этой партии просчитаны все его возможности и способности, все действия мага и его ответные реакции, всё, кроме той маленькой детали, что он СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК. В отличие от защитника, тот, кто двигал его, как пешку, рассматривал его именно как пешку, а не как личность, и это для Джека было, быть может, самым большим оскорблением.

Джеку было плевать на судьбу Империи и Торэна, на то, короли или графы будут судить чёрных людей, на то, кто будет выбивать из них оброк - бароны, или имперские чиновники. Он понял главное: Он понял, что тот, кто сидит напротив него, будет лишь отводить в сторону брошенные в Эдварда стрелы, предоставляя людям самим вершить свои судьбы, а тот, кто его нанял, будет решать, нужна ли людям сильная Империя, платить ли купцам пошлины, проплывая по Твину, жить ли Эдварду Аттису, отказывая людям в праве самостоятельно мыслить и чувствовать, совершать, пусть ошибочный, но свой правильный выбор.

Он поднял навстречу магу спокойный, уверенный взгляд и разжал левую руку.

Пенза 1994