Строгая комиссия

Quidquid latet apparebit, nil inultum remanebit (лат. Все тайное становится явным, ничто не останется без возмездия). Si vox est - santa (лат. Если есть голос - пой)! Случилась у нас однажды комиссия. Комиссия – это такие господа-чиновники, задача которых выискивать в разных государственных учреждениям какие-либо недочеты в работе, а больше в самом здании, где осуществляется та самая работа, дабы принять строгие меры по устранение обнаруженных проблем для улучшения жизненных и рабочих условий его обитателей.

В связи с этим в нашей нищенской Третьей городской был наведен идеальный порядок, не исключением было и наше доблестное хирургическое отделение. Потолки побелены, мебель починена, лампы заправлены, полы вымыты, даже новый унитаз принесен, и раковина в туалете установлена.

Все постели в палатах восточного крыла были сменяны, а больные переодетые в отглаженное и чистое, специально хранимое для таких важных событий. Кроме того, приведенные в приличный внешний вид больные были опоены-наколоты резко появившимися успокоительными и обезболивающими.

Я тоже дал Ансельму детскую дозу, чтобы мой маленький ассистентик не шибко нервничал и теперь, пребывая в легкой эйфории, он сбивал и врезался во все, что можно и нельзя, плавно покачиваясь из стороны в сторону.

Что же до самого меня, то я был совершенно спокоен. Подумаешь комиссия, да хоть ревизии! Мне-то что? Болезни никто не отменял, а стало быть, работаем, ни на что не отвлекаясь.

Пройдя немного по коридору, заглянув в пару в коем то веке облагороженных палат, строгая комиссия собралась на первый этаж, где кухня давно закончила жарить, парить, мазать икру, резать сервелаты, буженину и дорогие сыры, а наш заведующий хирургического отделения и мой заботливый родитель по совместительству сбился с ног, пребывая в непривычной для себя должности организатора банкетного зала.

- А где ваш новый хирург третьей операционной? – вдруг интересуется самый дотошный из тех важных гостей.

- А вон он, - отвечает абсолютно трезвый Свиномерок, с вожделением смотря на проносимый мимо ящик коньяка, - полы моет!

В это время появляюсь я собственной персоной. На четвереньках и с тряпкой в руках с видом щепетильной хозяйки навожу чистоту на своей территории. Подле меня поспешает Ансельм с ведром воды. Наблюдая за нашей половой жизнью, строгая комиссия с рьяным интересом устремляется вперед, в самое дальнее западное крыло.

Тем временем я воодушевленно приговаривая: «Hygiena amica valetudinis… Hygiena amica valetudinis (лат. Гигиена – подруга здоровья… Гигиена – подруга здоровья…)», окончательно выползаю из палаты, отрешенно намывая пол по пути в следующую палату и вдруг вижу перед собой дорогие туфли на неизвестных ногах. Пожав плечами, неспешно натираю данные туфли до зеркального блеска, затем улыбаюсь своему отражению.

- Мартин Алессандро Спейчери? – слышу над собой сильно ошарашенный голос.

- Он самый, - отвечаю я, продолжая обязательную работу.

- Вы, что же, санитаром подрабатываете? – удивляется другой голос.

- Никак нет, - тактично отвечаю я, тщательно отжимая тряпку, - просто санитарам недосуг блюсти должную чистоту, как и медсестрам осуществлять уход за больными, тем более за нашими с Ансельмом пациентиками, вот и приходится самим потихоньку-помаленьку… Утром и вечером… А как же иначе? Hygiena amica valetudinis (лат. Гигиена подруга здоровью), а врач… Врач… Medicus amicus et servus aegrotorum est (лат. Врач – друг и слуга больных)!.. Вот!

Чувствуя, как строгая комиссия медленно обалдевает, продолжаю озвучивать неоспоримую истину, более тщательно натирая пол.

- Ибо… Salus suprema lex medicorum (лат. Благо больного – высший закон для врача)! Но отчего-то многие про то забывают.

Лица комиссии резко вытягиваются, глазеющий медперсонал испуганно сглатывает и разбегается делать вид, что работает.

- Кстати, - начинаю резать дальше сокрушительную правду-матку, - когда прекратиться вечный дефицит лекарств, не говоря уже о перевязочных материалах, а еще было бы не лишним появиться истинному хлороформу, а то от того сомнительного эфира пациентики сильно страдают! Одного, вон, целые сутки посменно с Ансельмом в чувства приводили!.. Вот что нам пациентикам говорить, ась?! Простите великодушно, но Вы можете не проснуться от данного наркоза?! А «баю-баюшки-баю», знаете ли, при удалении аппендицита никоем образом не действует, как и при усечении грыжи!.. Когда у нас свет постоянный будет? На ощупь оперировать как-то тяжеловатенько, тем более что мой Ансельм в темноте вообще не видит! Сколько ему пальцы себе из-за того резать? Мне при цельных пальцах ассистент нужен! Да и с закатом солнышка не все больные имеют способность сразу же засыпать… Когда у нас окна мыться, когда положено будут?! Когда я их в первый раз мыть стал, так дворовые собаки напрочь перепугались, узнав, что оказывается тут народ, все ж таки, обитает! А когда отмыл, так объяснительную писал по причине того, куда стекла дел, потому как все были уверены, что они матовые!.. Когда у нас вода нормальная, наконец-то, появится в полной мере и не эта ледяная ржавчина? Надоело на ладошки перед операцией плевать! Слюны, знаете ли, не хватает… Когда у нас туалет будет круглосуточный, с туалетной бумагой?! И сколько можно один бинт по сто раз стирать-проглаживать?! У меня ассистент не прачка, да и я тоже. Нам и без того работы с лихвой хватает!.. С тараканами что-нибудь сделайте! Один мне в штанину залез и укусил так, что я неделю сидеть не мог! Кстати, они везде шныряют, в том числе и в инфекционке! Думаете, охота посля ни за что сифилис лечить?! Я-то от них кое-как отбиваюсь и то не всегда могу позволить себе дрыгаться, дергаться и руками махать. Работа оперирующего хирурга, видите ли, недвижимого сосредоточения порой требует, и руки при том заняты… Оперируемым в уши заползают! Кто их отгонять от них должен?! Вот эти, внезапно объявившиеся, что ли, которых завтра тут не будет?!

К слову сказать, в тот день из ниоткуда материализовались «мертвые души» в виде трех наркотизаторов с помощниками, а также целый штат сиделок, несметная ватага медсестер и санитаров, а еще судомойки, прачки и швея-кастелянша в количестве целых пяти штук.

- А на Ансельма тараканы вообще глядят как на лакомый кусочек, - продолжаю набирать возмущенные обороты, - в операционную одного боюсь пускать… Ведь обглодают в два счета!.. А клопы? Сколько можно посля работы на пороге дома раздеваться?! Соседи, уже косо смотрят, когда мимо них в одних туфлях прохожу, один меня даже зажать пытался, другой навешать ни за что!

- Не слушайте эти глупости, - заметно нервничает профессор Берекли, - лучше посмотрите нашу столовую!

- И больным что-нибудь оставьте, - трясусь в полном негодовании, - а то еще на прошлой неделе последние клювы в габерсупе позаканчивались!

- Не обращайте внимания, - продолжает сглаживать обстановку поджавший уши профессор Берекли, - он просто лекарство свое не принял.

- Ах, лекарство свое не принял… - процеживаю сквозь зубы.

С внушительным видом встаю во весь свой стремительный рост и упираю руки в боки, сердито стуча мыском туфли. Строгая комиссия озадаченно смотрит снизу вверх и испуганно крестится. Профессор Берекли потеет, краснеет, наливает кровью глаза и уводит заметно дрожавших господ от меня подальше. Мы же с Ансельмом как ни в чем не бывало продолжаем свою плановую работу во благо здоровья пациентиков.

С той поры в нашей Третьей городской ничего не изменилось, за исключением того, что отныне день приезда комиссии был объявлен для меня строго выходным. Причины, думаю, объяснять не надобно.