Стрыга

- Вы только не волнуйтесь, - врач отводил глаза не зная, как донести до взволнованной пациентки новость. – Это совсем не опасно…

Ему нравилась эта женщина. Несмотря на то, что она являлась одним из богатейших людей города, и лежала в индивидуальной, платной палате, не было в ней присущей толстосумам надменности. Простая в общении, муж полковник полиции. Всего добились сами, детей вот только родить никак не могли. Даже ЭКО не с первого раза получилось, но они не сдавались, и с третьей попытки, когда уже за сорок перевалило вышло забеременеть, и тут такая неприятность.

Красивая, белокурая женщина с благородными чертами лица, и еще долгожданная беременность добавила ей ту самую, ни с чем не сравнимую удивительную изюминку материнства в облик, заставив глаза светиться счастьем.

- Что с моей дочерью? – Елена приподнялась на локтях на кровати. – Вы уже неделю не приносите ее мне, и никто ничего не объясняет. Она жива?

Еще немного, и начнется истерика. Она родила пять дней назад. Родила легко. На столько легко, что схватки скрутили ее только один раз, и затем сразу роды. Акушер, высокий, седой мужчина, в голубом хирургическом костюме и маске, скрывающей эмоции на лице, рассмеялся, и сказал, что так быстро, в его практике, это не происходило еще ни разу. Но потом, что-то пошло не так, и дочку забрали.

- Все хорошо, - доктор присел на табурет рядом с кроватью пациентки. – Просто небольшая мутация. Такое бывает. Очень редко правда, но бывает. Понимаете, обычно, на начальном этапе развития эмбриона формируются два двухкамерных сердца, которые впоследствии сливаются в один четырёхкамерный орган. Однако иногда происходит сбой, и у человека появляются два отдельных и вполне нормально работающих органа, - он улыбнулся. – Только не пугайтесь. У вашей дочери два сердца.

— Как два?.. Это опасно? Она инвалид? Она будет жить? – Во взгляде женщины появилось выражение мольбы ответить: «Скажите, что да! Умоляю! Скажите, что это всего глупая шутка!» - глаза наполнились слезами.

- Все будет хорошо, - еще раз улыбнулся доктор. – Самое опасное давно позади, если плод не погиб в первые несколько месяцев внутриутробного развития, то дальше будет жить, как обычный человек. – Он встал. – Сейчас вам принесут дочку, на первое кормление. Не переживайте, у вас прекрасный и здоровый ребенок. Для беспокойства нет причин.

Он ушел, а в палату вошла медсестра, далеко за семьдесят, худая старуха, с выбивающейся из-под косынки прядью седых волос, с неестественными, красными от волнения, щеками, и с блеклыми от старости глазами, в которых застыл ужас. Она положила на грудь матери, трясущимися руками, белоснежный сверток с грудничком, и буквально отпрыгнула в сторону:

- Убей ее! – Тихо выдохнула она.

Счастливая от встречи с дочерью женщина, не сразу поняла, что ей сказали.

- Что? – Она подняла улыбающееся лицо, и тут до нее дошел смысл слов. Лицо исказилось ужасом:

- Пошла вон, дура. Эй кто-нибудь! На помощь. – Закричала она в панике, в сторону двери.

Сказать подобное матери мог только сумасшедший, и что у него на уме неизвестно. Вдруг у этой свихнувшейся бабки под халатом нож? Сейчас кинется, и начнет резать ее и дочь, и пока придет помощь, может случится страшное. Надо защитить ребенка любыми способами.

Женщина сильнее прижала сверток с младенцем к груди:

– Помогите! Убивают! На помощь!

- Убей, - повторила тихо санитарка, и отвела наполнившиеся слезами, блеклые глаза. – Иначе она убьет тебя, и еще очень многих, пока кол не упокоит ее вторую душу.

- На помощь! – В истерике, сорвалась в хрип испуганная мама, и на крик в палату вбежал взволнованный врач и еще несколько санитарок.

- Что тут происходит? – Доктор замер на пороге, выпучив в непонимании бегающие от пациентки до пожилой медсестры глаза.

- Она дура! Она сумасшедшая! Она хочет убить мою дочь! – Рыдала женщина, прижимая к груди ребенка, и тыкая пальцем в сторону сгорбившейся, потерянной старухи.

- Вера Николаевна, что тут произошло? Что вы еще учудили? – Врач повернулся к бабке.

- Она родила стрыгу, – бледная медсестра устало, со вздохом безнадежности, опустилась на табурет. – Она принесла в наш мир преисподнюю.

- Вы сдурели? Я, конечно, уважаю вашу искреннюю веру в Бога, но всему есть предел. Фанатикам не место в нашей больнице, да и на пенсию вам давно пора. Зайдете завтра в отдел кадров за расчетом, а сейчас уходите. Немедленно покиньте палату. – Он, отвернулся от бредущей к дверям, сгорбленной старухи, и подошел к кровати пациентки. – Не переживайте, она больше вас не потревожит. Перемолилась видимо в своей церкви бабка. Давно уже хочу отправить на пенсию, да все жалею. Послезавтра вас выпишут.

***

- Я нашел нам нянечку. Повезло. Отзывы в анкете прекрасные, рекомендации из столицы от самого… - Иван поднял многозначительно указательный палец вверх. – Она у него с внуком сидела, - он склонился над кроватью ребенка и улыбнулся. – Конечно это не дело, чтобы за нашей дочерью ухаживала чужая тетка, но я все понимаю, и принимаю. Конечно, тебе нельзя оставлять на самотек бизнес, да и мне со службы не отлучиться.

- Я люблю тебя, - Елена обняла мужа сзади.

Она действительно любила этого с виду неказистого, коренастого мужчину, с залысинами и нитками седых волос в черной, когда-то буйной шевелюре. Он был той спиной, за которой мечтает укрыться любая женщина. Опорой семьи несмотря на то, что зарабатывал на много меньше жены.

– Обещаю, что не буду на долго задерживаться, и любую свободную минуту отдам нашей крошке. – Она поцеловала его в шею.

- И я люблю тебя, он обернулся и то же поцеловал жену. – Сейчас, кстати, уже придет наша нянечка. Я на двенадцать назначил встречу. Имя у нее забавное: «Фекла», думал таких уже и нет, а отчество вполне ординарное: «Петровна». – Он рассмеялся.

- Главное, что бы аккуратная была и заботливая, - улыбнулась Лена. – Какая разница как ее зовут. Я очень волнуюсь, милый.

- А вот и она, - Иван кивнул в сторону входной двери их огромного, двухэтажного дома, где призывно зазвучал зуммер домофона.

- Фекла Петровна Крачкина, - женщина, сорока лет, в строгом, черном брючном костюме, слегка склонила голову, представляясь в экран. – Мы договаривались на двенадцать. Тут у меня рекомендации, характеристики и договор найма, - она поднесла к глазку камеры пухлую папку.

- Проходите, - Иван нажал кнопку. - Охранник вас проводит через сад. – Спустя некоторое время нянечка вошла в дом, и улыбаясь как-то неестественно слащаво, протянула папку. – Я потом посмотрю документы, а сейчас нам с женой срочно надо уйти по делам. У меня служба, у нее бизнес. Вечером вернемся и все подпишем, ну а что бы вы поверили в нашу искреннюю заинтересованность, вот вам небольшой аванс. – Он взял из ее рук документы, и в ответ протянул конверт.

- Благодарю. – няня еще сильнее, хотя, казалось бы, уже и некуда улыбнулась. – Можете не беспокоиться, у меня большой стаж работы с детьми. Идите смело по своим неотложным делам, с вашей дочуркой остается настоящий профессионал, она откинула наманикюренным пальцем с зеленых, видимо из-за линз глаз, длинную, черную челку.

- Но вы даже не посмотрели ребенка? - Подошла к ним Елена.

- Не переживайте, у меня будет еще время с ним познакомиться. Бутылочки, смеси, я так понимаю на кухне, а подгузники и пеленки около кроватки? – Обернулась к ней няня.

- Вы все правильно понимаете, - Елене не понравилась она, но другой не было. Из офиса уже четыре раза звонили, там богатый заказчик давал полчаса, иначе обещал уйти. Требовалось ее немедленное присутствие. На кону многомиллионный контракт, упустить такое никакой бизнесмен не имел права. – Обычно питанием ребенка занимается специально нанятый повар-диетолог, но сегодня, как на зло, у нее заболела мама, и я не могла не отпустить ее в больницу. Вам самой придется позаботится о кормлении моей дочери.

- Не переживайте, я справлюсь, - как более мило улыбнулась Фекла красными губами. – Это часть моей работы.

- Хорошо, - кивнули одновременно родители. – Дочку зовут Василиса. Вечером увидимся, и более детально все обговорим. Мы не прощаемся.

Как только дверь захлопнулась, нянечка, развернулась, и прошла в дом. Внимательно оглядела дорогостоящую обстановку первого этажа, и еще раз довольно улыбнулась

- Удачно я устроилась. Надо полюбезнее с хозяевами себя вести, - в это время на втором этаже заплакал ребенок, и она поморщилась. – Вот чего не спиться девке? Надо будет пару капель коньяка в смесь добавить. И имя противное дали: «Василиса», таким в старину и называть-то боялись. С таким именем и сглазить, и порчу навести могут, да и вообще ведьмы они все, с такими именами-то. – Она зашла на кухню, нашла на столике бутылочку со смесью, капнула в нее из пузатой бутылочки, что достала из сумочки, и поднялась по ступенькам. – Да иду я, иду! Не голоси! Надеюсь, ты в памперсы не надула уже. Переодевать тебя неохота, я еще и дом как следует не осмотрела. Сейчас успокаивающего глотнешь, и баиньки.

***

- Иван Тимофеевич, мы уже закончили. Тело можно забирать? – Следователь подошел к стоящему у окна, и нервно курящему хозяину дома.

- Забирай, Вася. Не хочу эту тварь видеть. Могла ведь мне дочь убить. – Не поворачиваясь ответил Иван.

Он буквально через час вернулся с работы домой. Едва Посмотрел на рекомендательные письма нанятой нянечки, и понял, что все они поддельные. Уже по дороге, по телефону от эксперта, которому дал задание выяснить личность, узнал, что Фекла аферистка, специализирующаяся на квартирных кражах. И как только не распознал сразу? И улыбка фальшивая, и глаза неестественные, и макияж броский. Опытная тварь, знает, как отвлечь внимание. И это он-то. Опытный следак, всю жизнь в полиции, уже дослужившийся до начальника отдела. Вот уж действительно глаза замылились, под носом гниду не рассмотрел, а все эта спешка, будь она неладна.

Жене ничего пока сообщать не стал, незачем беспокоить. У нее важная встреча. Сорвется непременно, и не подпишет договор, а это для нее так важно. Муж и отец сам разберется с проблемами. Посидит с ребенком до вечера. Свои дела подождут, распоряжения отдал. Парни в отделе не мальчики, опытные волчары.

Когда он ворвался в дом, Фекла лежала у ступеньки лестницы на второй этаж, и смотрела стеклянными, немигающими глазами в потолок. На ее груди ползала и угукала, улыбающаяся беззубым ртом с неестественно красными губами Василиса. Играя с бледным, обострившимся носом трупа, она пыталась открыть пальчиками посиневшие губы.

Ивана передернуло, словно ударило током. Он подлетел к мгновенно заплакавшему, словно у него отобрали любимую игрушку ребенку, и подхватив его на руки, трясущимися пальцами достал из кармана телефон. Он сделал, то, что и должен был сделать, вызвал следственную группу...

- Удивительное стечение обстоятельств, - опер, капитан Василий Ермолаев, говорил прямо в спину задумавшегося хозяина дома, его прямого начальника. – Поднялась по лестнице, взяла на руки ребенка и пошла назад. Хотела покормить прямо на ходу, но выронила из рук бутылочку, та разбилась и няня, поскользнувшись на содержимом, скатилась вниз. По всей видимости свернула шею, вскрытие более точно укажет на причины смерти. Каким чудом уцелел ребенок непонятно? Любит видимо Бог вашу дочь, товарищ полковник. – Он задумался. – Тут еще такое дело, от смеси, что на полу растеклась, коньяком попахивает, да и в сумочке покойника бутылку обнаружили.

- Собаке собачья смерть. – Не поворачиваясь произнес Иван. – Увозите труп, скоро жена приедет, не хочу, чтобы она все это видела.

Маленькая Василиса неожиданно засмеялась на верху в своей комнате, куда ее отнес и уложил спать отец, и он, вздрогнув бросился к дочери, перепрыгнув через труп.

***

- Ну и зачем ты этой бабке про два сердца сказала? – Иван поправил одеяльце склонившись над кроваткой дочери.

- Не знаю, как-то само вырвалось. – Пожала сидящая рядом на высоком табурете плечами Елена. – Услуги этой нянечки стоят, как крыло самолета, а она еще и выделывается. «Глаза, видите ли, у девочки злые…» Ну я и ляпнула, про второе сердце.

- Ну и кто теперь с ребенком сидеть будет? Третья нянечка отказывается. – Повернулся к жене муж.

- Клаву попрошу. Сегодня она посидит, а завтра из Германии, женщина приедет. Они там не такие мнительные как наши. Я договорилась. Разговаривает правда с жутким акцентом, но сейчас это не столь важно, зато характеристики закачаешься. У какого-то графа фон Драка сына воспитывала, он всем своим знакомым рекомендовал, мне на силу уговорить ее удалось, - она поднялась, подошла к двери и в приоткрытую щелку тихонечко позвала. – Клава.

- Звали, Елена Сергеевна? – Через некоторое время в детскую поднялась, полная статная повариха, с добрыми, голубыми глазами, в белоснежном фартуке поверх аляповато разукрашенного розами платья, и чепчике, поверх коротко стриженных светлых волос.

- Да, - улыбнулась молодая мама. – Тут такое дело… Нам с Иваном Тимофеевичем по делам отъехать надо. Ты не могла бы посидеть с Василисушкой немного, мы хорошо заплатим?

- Я не против, - пожала плечами повариха. – Вот только за продуктами сбегать надо. Я не долго, за полчасика управлюсь.

- Хорошо, - Подошел к ним Иван. – Время еще есть, мы подождем, а ты скажи моему водителю, что бы отвез. Так быстрее получиться.

- А не подскажите, когда антенну наладят? Простите. Сегодня сериал, а я смотрю его, пока готовлю. – Покраснела Клава, решившись задать интересующий ее вопрос.

- За час управиться обещали. Ты только особо не увлекайся, не забывай, что на тебе ребенок сегодня, - улыбнулся хозяин дома. – Сериал и подождать может.

- Как можно, - еще сильнее покраснела повариха. – Ребенок — это святое, - она выскочила из детской.

- Хорошая женщина, - Елена опустилась на табурет рядом с кроваткой дочери. – Вот только то, что она готовит, не нравиться нашей Василисушке. Кушает плохо и морщится.

- Клава все правильно делает. Здоровая пища не всегда приятна на вкус, но зато смотри как быстро наша дочка растет. Красавица, щечки румяные. – Иван светился от счастья смотря на девочку. – Так и хочется поцеловать. Ангелочек.

Неожиданно на крыше что-то грохнуло, заскрипело, а за окном раздался сдавленный крик женщины.

- Что там еще случилось? - Иван Тимофеевич быстро распахнул створки и выглянул. – Как же так-то? – Вздрогнули его плечи.

Клава лежала в неестественной позе на мощеной плиткой тропинке ведущей от дома, через сад, к воротам, раскинув руки, и уткнувшись лицом в тротуар. Ноги ее подрагивали смертельными конвульсиями, а в голове торчал дюралевый обломок прута от остатков антенны, валяющейся рядом. Кровь растекалась по тротуарным плиткам, толчками вырываясь из развороченной раны, бордовыми сгустками, перемешанными с раздробленным, перемешанным с костями черепа мозгом.

— Вот черт, – побледневший Иван мгновенно выскочил на улицу. Помочь Клаве было уже невозможно

- Я не хотел! – Молодой парень, занимающийся ремонтом антенны, в красном форменном комбинезоне, выскочил одновременно с хозяином дома, и тут же, рядом с ним, согнулся в рвотном порыве, увидев умирающее, бьющееся в конвульсиях тело. - Я поскользнулся, и нечаянно выронил из рук, - он откашлялся и поднял голову. - А она… - Он не договорил, так как его снова вырвало. – Антенна вниз полетела, а она как раз из дома вышла. Все само-собой получилось, - сквозь спазмы рыдал он. - Я не виноват, сам едва вниз не съехал, скользко очень, мох там, и крыша крутая.

- Что там у вас? – Из окна высунулась Елена, и мгновенно побледнев скрылась. – Господи. – Раздался ее сдавленный голос, и тут же смех Василисы.

- Полиция. – Иван, содрогнулся от неуместного веселья дочери, и достал из кармана телефон. – Тут несчастный случай и труп. Это полковник Кромкин. Да. Я сам и есть свидетель. Нет тут никакого убийства. Давай сержант шустро наряд на мой адрес. Сам знаю, что уже во второй раз. Заткнись и выполняй.

***

- Не бойся маленькая, это словно комарик укусит: «Раз и все уже прошло», - зато никогда болеть уже не будешь. Вырастешь красивой, стройной и здоровой, - молодая женщина в белом халате, достав из саквояжа с красным крестом шприц и ампулу, набирала в тонкую иглу вакцину, а на руках матери закатывалась истерикой маленькая, голенькая девочка.

- Может в другой раз? – Елена подняла глаза с застывшими слезами на медсестру.

- Зачем откладывать? – Пожала плечами та. – Ваша дочь, как будто знает, что сейчас ей будет больно. Это так необычно для ее-то возраста. В следующий раз ничего не изменится, она все так же будет плакать, как только я войду в дом. Прививку все равно нам придется ей делать. Это необходимо, сами же все понимаете.

- И все-таки давайте перенесем на два дня. Послезавтра у меня с утра свободное время, и я буду вас ждать к десяти. Я заплачу за беспокойство. – Елена решительно положила дочь в кровать. – Думаю, что мы договорились?

- Разве в деньгах дело? - Медсестра неуверенно положила на столик у кровати шприц. – У меня ведь тоже дела. В десять другие пациенты ждать будут, я не могу опаздывать, и срывать график вакцинации, утвержденный Минздравом.

- Я очень хорошо заплачу, и еще: вас привезут и отвезут. Я пришлю личного водителя, - мама Василисы поднялась, и посмотрела в глаза медсестре. – Вы не пожалеете, поверьте. Благодарность моя будет щедрой.

- Ну хорошо, - сдалась женщина в белом халате. – Только пожалуйста водителя пришлите обязательно, не забудьте. У меня на послезавтра очень много вызовов, очень плотный график.

- Непременно Зинаида Петровна, без десяти десять водитель будет ждать вас у крыльца поликлиники, - улыбнулась довольная мама. – А сейчас вот возьмите за беспокойство, она протянула конверт.

- Не стоило, - покраснела медсестра, но конверт взяла. – Пожалуй я пойду, мне пора. Прощаемся до завтра, до утра, до десяти ноль, ноль. – Она сложила инструмент в сумочку и вышла.

- Ну что ты, красавица моя так расплакалась? – Склонилась над кроваткой Елена. – Прививки надо непременно делать. Послезавтра придет добрая тетенька, тебя тихонечко укусит комарик, а мама подует на ранку, и все пройдет. Ты только не плач. – Она посмотрела в дочери глаза, и отшатнулась, на нее смотрели злобные глаза старухи, и ехидно улыбались. Женщина провела ладонью по лицу, прогоняя наваждение, и вновь посмотрела на дочь. Обычный, симпатичный ребенок. Лежит и мило улыбается. Надо же такому привидится? Она перекрестилась, и взяв неожиданно заплакавшую Василису на руки, понесла пеленать на столик, на котором минуту назад лежал шприц. И тут девочка сменила настроение и рассмеялась, и от этого смеха внутри женщины все похолодело.

Через день медсестра не приехала. Не умеют покойники ходить. Иван Тимофеевич рассказал вечером, о жутком убийстве медсестры в собственной квартире.

Она неожиданно вернулась домой и застала там грабителей. Что понадобилось бандитам в квартире небогатой женщины, непонятно. Следствие пришло к выводу, что искали наркотики. Медсестра делала иногда уколы больным раком, ведь тем положен подобный препарат, уменьшающий на время боль. Но это только гипотеза, что же произошло на самом деле, оставалось загадкой, которую еще предстояло решить.

***

Она нашла ее в церкви. Бывшая медсестра продавала свечки и иконки, не прекращая при этом молиться.

- Помните меня?! – Прошипела ей в лицо Елена. - Почему вы просили меня убить дочь? Что вам такое известно?

Бабушка вздрогнула, отшатнулась и побледнела, перекрестившись.

- Помолись доченька. – Ее бледные губы едва открываясь произнесли слова с такой тоской и болью, что сердце женщины сжалось. – Помолись у икон, попроси силы у Бога, а потом подожди меня на лавочке в парке. Тут недалеко есть парк, рядышком с храмом. Напротив ворот. Там мы поговорим, и я все попытаюсь объяснить.

Она ждала ее, содрогаясь от предчувствия надвигающейся беды. Ворота церкви видны с того места, где сидела женщина. Солнце едва пробивалось сквозь густую крону липы, бросая замысловатые тени на асфальтовую дорожку, и почему-то пугали. Что вроде бы в них страшного? Наоборот, должны радовать в жаркий летний день прохладой?

Бабуля вышла из дверей храма, когда ударили колокола. Развернулась, перекрестилась, низко поклонившись, и вновь развернувшись быстро подошла. Бледная, маленькая, в черном платье, в черном платочке, в стоптанных туфельках. Она остановилась напротив, поклонилась женщине, и присела рядышком.

- Спаси Господь. Ты прости меня доченька, - голос ее дрожал. – Нет твоей вины в содеянном, то все происки сатаны. Стрыгу ты родила. Жуткую тварь. Если ее не остановить, то много горя принесет она людям. – Бабка повернула голову, и Елена увидела блеклые, выцветшие, наполненные слезами сострадания глаза. Не было в них никакого безумства, одна только скорбь. Не страдает свихнувшимся разумом старуха. Елена вдруг это отчетливо поняла, и от этого знания ей захотелось выть. – Много смертей будет. Болью она человеческой питается.

- Откуда вы все это знаете? – Женщина вздрогнула, словно ее ударили кнутом, и отодвинулась.

- Архангел мне во сне явился. Молилась я на ночь, в тот день, за здоровье твоей крошки доченьки, с аномалией в сердце рожденной, не знала тогда еще ничего про дьявольское нутро, - вздохнула бабушка. – Явился ко мне Серафим, и велел порожденье дьявола остановить. Слаба духом я доченька, не смогла дитя удавить. Уже и руки наложила, на шейку тонкую, да только не смогла.

- А я значит дочь убить смогу! – Воскликнула в отчаянии женщина и подскочила, склонившись над старухой. – Она моя дочь! Ты понимаешь это старая! Дочь!

- Понимаю, - опустила голову та. – Но ты ведь не просто так пришла? Происходит вокруг тебя что-то страшное? – Пробурчала она в землю.

- Все, кто не нравится моей Василисе, умирают. – Елена села рядом и заплакала. – Это проклятье какое-то…

- Так и дальше будет. – Еще раз вздохнула бабка. – И это только начало. Смертей будет очень много. Только кол дубовый в правое сердце, остановит порождение дьявола.

- Собственной дочери кол в сердце?! – В истерике вскочила вновь женщина. – Ты в своем уме? Ты думаешь, что предлагаешь?

- По-другому стрыгу не остановить. Да и не твоя это уже дочь, не та, что ты родила. Сатаны, это дитя, на погибель людям посланная. Душа у нее черная, в твоей утробе в правое сердце подселенная. Светлая-то душенька в левом сердечке затаилась, и не показывается, нечисти боится.

- Кто вообще это такая, стрыга? – Руки Елены дрожали, слезы лились из глаз, хотелось бежать от этой ведьмы куда подальше, но бабка говорила о том, что происходило вокруг в последнее время. Надо было понять, и принять какое-то решение.

- Демон в облике человеческом. Тварь с двумя сердцами, в одном из которых тьма. Рождается очень редко, и, если не убить живет, долго сея вокруг себя смерть. – Ответила со вздохом бывшая медсестра роддома.

- Но я читала, что люди с двумя сердцами не такое уж чудо. Рождаются и живут обычной жизнью, – Елена посмотрела на склоненную голову. – Что-то у тебя не сходится. Врешь ведь, да только не пойму, зачем тебе это надо?

- Рождаются и с двумя сердцами, но только это совсем другое. То дитя человеческие, а твой ребенок от дьявола, - подняла бледное лицо бабушка. - Нет в этом твоей вины. Сатана и не на такое способен. Ты уж прости меня убогую, но говорю все как есть. Демона ты родила, матушка.

- И что же теперь делать? – Вздрогнула под блеклым страдающим взглядом Елена.

- Убить, - отрезала старуха. – Вот, держи, - она вынула из-под полы маленький колышек. – Он дубовый. Воткнешь девочке в правое сердце. Только помолись перед этим. Бог милостив, и, может быть, ты убьешь только черную душу, а светлая жить останется. Тогда и дочка твоя выживет, и ребенок сатаны сгинет. Шанс небольшой есть. Спаси господь.

***

Николай вел по знакомому маршруту автобус. Скоро остановка и суетливые пассажиры войдут, и выйдут в салон торопясь по своим важным делам. Очень хотелось курить. Так неожиданно припекло, что жуть. Не положено вроде водителю автобуса в рейсе, но он потихонечку: «Прикроет форточку в салон автобуса, и опустит немного боковое стекло на дверях. Сигарету в кулак спрячет затянется, и…» Даже рот слюной наполнился от предвкушения горьковатого дыма табака.

Он достал из бокового кармана пачку, но та выскользнула из рук и упала, отскочив от колена, под педаль тормоза. Николай грязно выматерился, и нагнулся за ней, а когда поднял голову было уже поздно, что бы то ни было предпринять. Он не успел.

Женщина переходила через пешеходный переход, и бампер автобуса сбил ее на асфальт, а черное колесо, прокатилось многотонным весом по голове бедняги, прямо по застывшему в непонимании происходящего лицу.

Николай помнил этот взгляд голубых, заплаканных, страдающих о чем-то своем глаз, он преследовал его днем и ночью. Не смог бывший водитель автобуса с этим дальше жить, и только повесившись в камере предварительного заключения, на оторванном рукаве собственной рубахи, смог избавиться. Не примет его Господь, но и жить дальше он с этим не мог.

***

На похоронах жены Иван Тимофеевич прижимал дочь к груди. Он не плакал, он этого не умел. Он шептал:

- Остались мы с тобой одни доченька. Гад сбил нашу мамочку, прямо на пешеходном переходе. Не дошла она до своей машины. Торопилась к тебе видимо. Но ты не переживай, я постараюсь заменить ее. Клянусь, что никому не дам тебя в обиду. Все ради тебя сделаю. Жизнь отдам.

Он говорил, а девочка словно понимая его слушала, и когда прозвучали последние слова рассмеялась.

P/S:

Стрыга, в славянской мифологии, злобная крылатая женщина-демон с двумя душами. Монстр чем-то похожий на вампира. Человек при жизни, с двумя сердцами. После смерти ей вбивали дубовый кол в грудь, чтобы не смогла подняться из могилы.