Стыд

Началось с того, что Захару надоело торчать на «Илье Муромце» безвылазно. Один из рабочих подвернул ногу, и в буровую бригаду потребовался доброволец. Несмотря на напряженные отношения с тамошним бригадиром, Захар вызвался. Что с того, что доктор, – нужно же кому-то на замену выйти?!

Планета не представляла собой ничего особенного. Одна в ряду таких же безликих, обозначенных буквенно-цифровой последовательностью. Символы заканчивалась на ТуБи-13 – так планету между собой и называли.

Челнок опустился штатно, рабочие приступили к выгрузке оборудования. Захар как неспециалист находился на подсобных работах: под снисходительные взгляды профессионалов занимался тем, что в просторечии называется «принеси-подай».

Через час буровое оборудование установили и запустили в автоматическом режиме, бригада расположилась на перекур.

Захар сидел чуть сбоку и позади бригадира – его фамилия была Колычев – и внезапно увидел нечто странное. Камень, на который бригадир облокачивался спиной, вроде бы зашевелился, из него полезло наружу нечто продолговатое, наподобие толстого червяка. Призрачного.

Все произошло чрезвычайно быстро – на протяжении долей секунд, – поэтому остолбеневший Захар не успел крикнуть. Инопланетный червяк без малейших усилий переместился внутрь скафандра Колычева, в котором исчез. Прошел сквозь бронированную защиту и скрылся внутри, словно его не было!

«Чужой!» – мелькнула мысль.

Все это выглядело слишком невероятным, чтобы оказаться правдой, – хотя Захар наблюдал собственными глазами.

Доктор вскочил на ноги с намерением заорать, предупредить остальных, но в этот момент подумал: не исключено, что на камне – на котором он сам сидел – тоже затаился червяк. Поэтому отпрыгнул в сторону и внимательно камень осмотрел – но тот выглядел пустым. Такими бесполезными булыжниками завалено большинство планет мироздания: этот явно относился к их числу.

А Колычев уже поднимался со своего камня, с очевидным намерением продолжить работу – время для предупредительного крика было упущено.

Бригадир – человек грубоватый и несдержанный на язык – словно что-то почувствовал и обернулся к Захару:

– А ты чего встрепенулся, лекарь? Привидение увидел?

Он уже не первый раз именовал Захара лекарем. Хотя сам доктор не находил в синониме ничего оскорбительного: его лишь возмущала привычка бригадира вечно язвить и беспричинно подначивать. Что касается приведения – тут Колычев был прав, конечно. Но после грубой шутки признаться в том, что да – действительно увидел привидение – стало решительно невозможно. Да никто бы и не поверил.

– Ага, – произнес Захар, но ответным шутовским тоном, не предполагающим серьезного разговора.

Серега – один из буровиков – заржал.

– Работаем! Работаем! – прикрикнул Колычев на своих.

Бригадир не проявлял беспокойства, а деловито – явно не ощущая пребывания в своем скафандре инопланетного червя – распоряжался работами. Если заражение и имело место, его инкубационный период не был мгновенным.

От Захара потребовали помощи – пришлось бежать на выручку. Мысли тем временем судорожно метались по черепной коробке, выстраивая причинно-следственные цепочки самооправданий.

Во-первых, он никому не сообщил о том, что в скафандр бригадира заполз инопланетный червяк, потому что... Потому что это стыдно и бессмысленно. Никто бы все равно не поверил, ведь Захар был единственным, кто видел процесс заползания.

Во-вторых, могло ли ему почудиться? Сознание – в особенности богатое воображением, а у медиков воображение богатое – способно проделывать с организмом и не такие штуки. Это вторая причина, по которой он не поднял тревогу.

Наконец, имелась и третья причина. Заяви он, что бригадир заражен, предпринять до возвращения на «Илью Муромца» все равно ничего нельзя, за отсутствием медицинского оборудования, так что логичнее не заявлять.

Исходя из этого, сложился план: поместить буровиков на карантин, обнаружить в организме Колычева инопланетного червя, идентифицировать, начать лечение. Все просто – а необходимые полномочия у Захара имелись. В случае эпидемиологической опасности доктор автоматически превращался в важнейшее на звездолете лицо, наряду с капитаном.

Буровые работы на ТуБи-13 продолжались больше пяти часов. Наконец, завершились. Оборудование демонтировали, загрузили в челнок, стартовали.

Пристыковались штатно. Вошли в шлюз – причем Захар специально пробился вперед, чтобы иметь возможность сделать объявление. Когда буровики разоблачались от скафандров, перегородил дорогу и заявил:

– Внимание, карантин! Всем пройти в карантинный отсек.

Такой на «Илье Муромце» имелся: соединенный со шлюзом, изолированный – как раз для подобных случаев.

Четверо буровиков застыли в недоумении. Карантин означал, что в каюты они попадут через несколько часов, а то и дней – как доктор пожелает, – и все это время придется находиться в скученной и, прямо скажем, довольно скучной обстановке.

– Карантин! – решительно повторил Захар и добавил для пущей убедительности. – На основании пункта 486.1 Кодекса Космоплавания, – и сбавил тон, чтобы успокоить рабочих. – Учебный.

– А нельзя в другой раз? – огорчился Серега.

Нормальная такая реакция. Обычно после высадки на исследуемые планеты столь строгих медицинских мероприятий не проводилось. Кому понравится куковать в карантинном отсеке, ожидая, когда доктор проверит кровь на вирусы? С какой стати, если ничего нештатного во время высадки не произошло?!

В общем, недовольство бригады было предсказуемо.

Но больше доктора напрягала возможная реакция Колычева... который – а никто в том и не сомневался! – сразу проявил свою гнилую натуру:

– Ты чего, лекарь, берега попутал? Какой еще карантин?

Не мог же Захар прямо ему заявить: «В тебя заполз инопланетный червяк, бригадир»?! Стыдно человеку врачебной профессии пугать человека, не имея на руках доказательств. Тем не менее – несмотря на двусмысленность ситуации – Захар не дрогнул, заявив официальным тоном:

– Пункт 486.1.

Колычев разозлился.

Захару подумалось: «А если он попытается прорваться?».

В принципе, такое можно было представить. Достаточно отодвинуть плечом доктора, загораживающего проход, и дернуть ручку внутреннего люка. Нарушение профессиональной субординации грозило ослушнику серьезным дисциплинарным взысканием... но кто остановит разбушевавшегося Колычева, если тот надумает?

Однако, бригадир отступил. С проклятьями, он – вслед за остальными – проследовал в карантинный отсек.

Захар по прямому проводу связался с капитаном, сообщив о принятом решении поместить буровиков на учебный карантин: предположительно на несколько часов. О других соображениях умолчал. Будет время доложить позднее, если инопланетный червь обнаружится. Сейчас – на звездолете – случившееся представлялось более зрительной галлюцинацией, чем реальностью. Но следовало убедиться.

Иван Глебович – капитан «Ильи Муромца» – не возражал, хотя немного удивился. Ясное дело: момент для учебного карантина был неподходящим. Капитану даже пришлось уточнить, не случилось ли при буровых работах чего форс-мажорного.

Захар лаконично ответил:

– Не зафиксировано.

А что он мог предъявить? Для доказательного ответа требовались факты, которые отсутствовали: так, одни предположения. Тем более доктор не мог указать на Колычева как потенциальный источник биологической опасности. Стыдно. Об их взаимной неприязни было известно, поэтому голословное обвинение произвело бы на Ивана Глебовича негативное впечатление.

По этим причинам Захар и жаждал доказательств.

На протяжении последующих двух часов он занимался тем, что проводил рентгеноскопию, брал общеклинические, биохимические, цитологические, гематологические, гормональные, иммунологические и другие известные ему анализы – у всех буровиков, включая себя. Затем исследовал полученные образцы, пытаясь найти аномалии. Мироздание велико, в нем встречаются разнообразные создания, в том числе почти не оставляющие следов, – но должен же хоть какой-то след отыскаться?!

Больше остального Захара интересовали данные бригадира: их он изучил первыми. И ничего не обнаружил, то есть буквально: инопланетный червь – длиной приблизительно в полметра – бесследно растворился в человеческом организме. Привиделось, значит?

Через плечо заглянул скучающий Серега:

– Доктор, ну скоро, что ли? Дел по горло...

– Да-да, уже заканчиваю, – отмахнулся Захар, изучая цифирь.

И вдруг позвоночник пробило холодом. А что если инопланетный червь не полез в человеческое тело, а остался в скафандре и до сих пор там остается – или выполз из скафандра, чтобы спрятаться в шлюзе или карантинном отсеке?!

От такого предположения Захар оцепенел.

Он видел, где Колычев разоблачался. На негнущихся ногах проследовал в шлюз и заглянул в скафандр, прицепленный на вешалку. Бригадирский скафандр был пуст: инопланетный червь не свил в нем уютное гнездышко. То же самое в других скафандрах, которые Захар скрупулезно осмотрел. Также он заглянул в другие места, где теоретически могла найти пристанище полуметровая тварь, но снова ничего не обнаружил.

– Скоро, доктор?

– Да-да, почти закончил.

И язвительный колычевский голос:

– Лекарь, кончай хрень пороть! Надоело.

А озадаченный Захар думал уже о другом.

Строго говоря, тварь могла уже перебраться на «Илью Муромца». Проникла же она вовнутрь скафандра? И через внешнюю обшивку могла, наверное, – почему нет? Если так, то именно он – а кто еще, как не доктор?! – виноват в проникновении на звездолет призрачного червя...

От такой постановки вопроса Захар содрогнулся.

«Только не это! Господи, только не это! Это не со мной происходит», – понеслись в голове пугающие мысли.

Но панике поддаваться нельзя, ведь доказательства существования инопланетного червя отсутствуют. Нет никакого червя – Захару почудилось! Никто не забирался к бригадиру в скафандр – все нормально. Можно расслабиться и привести нервы в порядок, все равно в данный момент горю ничем не поможешь.

Если только...

Для очистки совести Захар решил поискать червя по внешнему виду. Из карантинного отсека справочная база была доступна. Доктор, как смог, сформулировал и отправил запрос по червеобразным, обитающим в этой части Галактики. Особенно его интересовали существа, способные проникать через твердые поверхности: газообразные или умеющие иным образом устранять телесность.

Бортовой компьютер приступил к поиску. Захар откинулся в кресле и закрыл глаза.

Плененная бригада продолжала демонстрировать недовольство:

– Доктор, ну сколько нас можно мучать? Пропустим ужин.

Наконец, компьютер выдал результат: ни один из видов, обитающих в этой части Галактики, заданным признакам не соответствует.

– Сейчас. Я практически закончил.

Буровики оживились и принялись ускоренно доигрывать начатую шахматную партию. Вздохнул спокойнее и Захар.

«Продолжить поиск по остальной части Галактики?» – спросил компьютер.

«Да».

Через минуту компьютер выдал результат: «Найден один вид, отвечающий заданным признакам».

Что там еще такое?! Что за вид, обнаруженный в другом звездном квадрате, в тысячах световых лет от того места, которое они исследуют. Скорее всего, схожий, но не идентичный, а возможно, даже не схожий – существует же в биологии понятие конвергентной эволюции.

Захар углубился – словно перетек умом и телом – в информацию, выдаваемую бортовым компьютером. Сведения прямо относились к области его медицинской компетенции, но раньше он никогда с ними не сталкивался. Объем знаний слишком велик – для того и существуют справочники.

Итак, что там по обнаруженному виду?

Полтора века назад назад индийская научная экспедиция «Био-Дхарма» исследовала малую планету – похожую на ТуБи-13: ничем не примечательную, обозначенную буквенно-цифровой последовательностью. Исследования завершились трагедией: на звездолетчиков напали инопланетные черви, ранее ксенобиологии не известные. Позднее они получили латинское наименование Vermes despectus.

Пользуясь способностью прореживать плоть, черви свободно проникали сквозь скафандры в тела людей и оставались там в течение двадцати часов, в разреженном состоянии – за счет чего обнаружить их не представлялось возможным. Затем черви размножались, давая от 5 до 10 детенышей. Пребывая непосредственно после размножения в материализованном состоянии, уползали на следующие жертвы... из мертвых тел, так как человеческий организм не выдерживал: в кровь выделялись смертельные яды.

Индийская «Био-Дхарма» полегла в полном составе, за ними – половина спасательной экспедиции, поспешившей на помощь. Лишь затем – много позднее – удалось разобраться в причине нестандартного отравления.

К описанию прилагалась картинка, на которой Захар с ужасом опознал инопланетную тварь, заползшую в скафандр Колычева. Черт возьми, это не галлюцинация! Бригадир действительно заражен, а рентгеноскопия не дает результатов из-за того, что возбудитель Vermes despectus находится в разреженном состоянии.

Захар на мгновение отвлекся и услышал, как буровики – оживленно болтая – потекли из карантинного отсека в шлюзовой. Внутренний люк радостно вздохнул, как случается, когда его отворяют.

– С... с... ссс... – от волнения Захар начал заикаться и рванул в шлюз.

Люк в самом деле был открыт, сквозь него пробирались оставшиеся: доиграв шахматную партию, они посчитали, что карантин завершен. Ну точно, он сам успокаивал: «Я практически закончил».

Как назло, первым из прошедших в жилую часть оказался зараженный Колычев – за ним вылезали другие.

– Стойте, – просипел Захар.

Его не слушали, разумеется. Последний из буровиков обернулся на протестующий сип, засмеялся и проговорил с дружеской укоризной:

– Ну ты и зараза, доктор! Нельзя же так... – и удалился.

Захар остался в одиночестве.

Понимая, что теперь уже все: что случилось, то случилось, – он покинул шлюзовой отсек, аккуратно его захлопнув.

Vermes despectus находился – даже не в карантинном, а в жилых отсеках «Ильи Муромца». До размножения оставалось порядка шестнадцати часов. Если верить справочной информации, в этот период инопланетный червь не представлял опасности, так как пребывал в разреженном состоянии.

Мозг работал как часы, отстукивая не только время, но и последствия. Выхода нет: нужно идти с повинной к капитану – Ивану Глебовичу.

Захар представил тяжелый – безобразный даже – разговор, который неминуемо состоится.

– Итак, – спросит капитан, не поведя бровью на каменном лице, – вы утверждаете, что видели, как в Колычева вполз инопланетный червь?

– Да, – ответит Захар.

– И ничего не предприняли, Захар Леонидович?

– Ничего.

– Почему? Как насчет профессионального врачебного долга?

Захар примется путано объяснять:

– Я не хотел сеять панику среди буровиков. Наличие в этом секторе Vermes despectus оказалось полной неожиданностью. Раньше это считалось невозможным.

– Хорошо, на ТуБи-13 вы ничего не могли предпринять, – парирует Иван Глебович. – Допустим. А когда предприняли?

И тут Захар запнется, потому что – только благодаря его халатности – зараженный Колычев миновал карантин и находится сейчас в жилых отсеках.

Можно ответить, конечно:

– Сейчас. Вот, докладываю вам.

На что Иван Глебович возразит:

– А какие у вас предложения, Захар Леонидович? Доказать заражение Колычева нельзя до тех пор, изолировать на «Илье Муромце» тоже нельзя, и что остается? Вернуть Колычева на планету и дожидаться, скончается ли он в течение суток? Если скончается – значит, заражен. Правильно?

– Да, – пролепечет Захар.

– Ну спасибо, Захар Леонидович, удружили! – скажет капитан. – Иначе говоря, я должен вызвать Колычева и объяснить ему, что он, оказывается, заражен – по словам доктора, с которым дружен, как кошка с мышкой? И объявить, что высаживаю его на сутки на ТуБи-13 – в преддверии смерти.

– Э-э-э...

– А если Колычев останется жив, то, наверное, еще поблагодарит вас за врачебную ошибку. Мог ведь и умереть, не правда ли? Как считаете, Захар Леонидович?

Захар представит, в каких словах Колычев поблагодарит его за часы, проведенные на ТуБи-13, и поежится. Идеальный способ мести: если бы доктор захотел отомстить бригадиру за глупые шутки, то не смог бы придумать издевательство более изощренное. Стыдно, если кто-то решит, что Захар способен на такое.

– Кстати, – задумается Иван Глебович, – Вы могли не заметить, как аналогичные черви вползли в других буровиков – в вас в том числе. Ведь зараженный не чувствует симптомов? Вот и вы не почувствовали. С этой точки зрения необходимо отправить на планету всю бригаду. Это гарантия того, что остальные члены экипажа уцелеют.

– Но, если заражен только бригадир, остальные погибнут, даже незараженные! – воскликнет Захар. – Vermes despectus размножится и переползет на нас.

Тут Иван Глебович посуровеет.

– А у меня нет выбора! Вас пятеро, а в экипаже «Ильи Муромца» двести четырнадцать человек. Чистая математика...

Капитан не дрогнет, отправив буровиков обратно на ТуБи-13 – откуда никто не вернется... если, конечно, Захару не почудилось, что инопланетный червь заразил бригадира.

Такой получится разговор. Наиболее вероятно, что жизнь пятерки буровиков – Захара в том числе – завершится отравлением продуктами инопланетной жизнедеятельности. Это не трибунал за проявленную халатность, ожидающий по возвращении на Землю, а кое-чего похуже.

Вот если бы Колычев исчез, попросту испарился...

Захар истерично захохотал и упал на кровать, зарыв голову в подушку. Его колотило от беспомощности и отчаяния, тем не менее он нашел в себе силы отправиться на ужин.

Никто не проявлял испуга – все жили обыденной жизнью. Встретился знакомый пилот, кивнул добродушно:

– Добрый вечер, Захар Леонидович.

– Добрый.

Прошли двое техников. Один, не подозревая о нависшей над экипажем биологической опасности, рассказывал второму:

– А я гляжу, плата к чертовой матери полетела. Видеокамеры в батискафной и примыкающих отсеках отрубились. А скоро планово маневрировать – латать уже после маневра придется. Сейчас не успеем.

Батискафной называли помещение с капсулами сохранения – «батискафами», где свободные от вахты спасались от перегрузок. Рубки управления защищались спецсредствами, оборудовать которыми весь звездолет не представлялось возможным.

А вот и столовая...

Там Захар получил возможность наблюдать Колычева: как всегда, развязного, ни о чем не догадывающегося. Захар так пялился на бригадира, что тот обернулся и громко – так, чтобы все расслышали – брякнул:

– Ты чего, лекарь, меня рассматриваешь? Втюрился, что ли?

Несколько человек из колычевского окружения загоготали.

Захар понурился и ничего не ответил. В голове промелькнула мысль: а может, и хорошо, что этому записному юмористу недолго осталось? Вот только при чем здесь он – Захар?! И прежняя мысль: если бы Колычев – который все равно обречен! – внезапно исчез, все бы проблемы мигом разрешились.

Если бы... если бы...

Закончив обедать, Захар – весь в мыслях – поплелся к себе в лазарет.

По внутренней связи объявили: «Всем свободным от вахты лечь в капсулы сохранения в связи с маневром. Срок исполнения: до 15:02. Планируемая продолжительность маневра – три часа. Предполагаемые перегрузки: до 15 g».

Ага, техники правильно сказали: плановый маневр. Что там они еще обсуждали: видеокамеры в батискафной не работают.

И тут Захара осенило: а ведь это единственный шанс – второго не представится! В течение трех часов Колычев будет находиться в капсуле сохранения, при неработающих видеокамерах. И если за это время скончается, вместе с ним скончается и Vermes despectus – об этом упоминалось в справочных данных.

«А вдруг меня поймают на убийстве?», – ужаснулся Захар.

Нет, недоказуемо. Тем более что на «Илье Муромце» он единственный врач: для диагностики труп доставят в лазарет. А что диагностируют на Земле, уже неважно: любые подозрения померкнут перед фактом обнаружения в мертвеце останков инопланетного существа.

«А если кто-то из остальных заражен, не только Колычев? Маловероятно. В любом случае придется рискнуть».

Народ потянулся к батискафной. Укладывались в капсулы и включали аппаратуру, проваливаясь в искусственный сон.

Захар направился вместе со всеми, но намеренно замешкался, якобы случайно уронив коробочку с сосательными конфетами. Разноцветные шарики рассыпались по полу. Пока собирал, время для того, чтобы лечь в капсулу, почти вышло. С последними секундами – под мигание красной лампочки – залег внутрь, но крышку капсулы полностью не захлопнул, зная, что без этого оборудование запущено не будет.

15:02 наступило, но маневр еще не начался. Пора.

Захар знал, где находится капсула Колычева, и видел, как тот в нее укладывался.

Открыл крышку и выбрался наружу. Рванулся к капсуле с Колычевым, но именно в этот момент «Илья Муромец» совершил первый маневр, и возникла перегрузка. Пока небольшая: где-то около 5 g, по ощущениям. Захара отбросило немного в сторону, но он шустро – на коленях – пополз к искомой капсуле.

Благополучно дополз до нее и вскрыл. Автоматика сработала на отключение... но до того момента, как Колычев проснется, оставалось около трех минут – ровно столько, сколько требовалось для удушения.

Захар, не мешкая, приступил: склонившись над капсулой, двумя пальцами зажал Колычеву нос, а ладонью другой руки – рот. Бригадир, хотя и находившийся в сонном – бессознательном – состоянии, сделал инстинктивный вдох, но не получил искомого кислорода. Грудь лежащего в капсуле запрыгала, конечности задергались и некоторое время продолжали дергаться.

– Ну же... ну... – поторапливал Захар.

Наконец, дерганье прекратилось. Примерно в тот же момент сон покинул мертвое тело... Но, видимо, не совсем мертвое, потому что Колычев внезапно раскрыл глаза и, увидев склонившегося над ним доктора, захотел что-то вымолвить – наверняка язвительное... но уже не смог. Глаза у него окончательно закатились и потухли.

Захар пощупал пульс и не обнаружил: бригадир был мертв – вместе с ним умирал сейчас Vermes despectus. Нет, не умирал – умер. Это стало ясным из того, что труп стремительно посинел, из физиологических отверстий пошла пена.

Передернувшись от отвращения, Захар захлопнул капсулу, вновь заработавшую на сон. Опасность быть отправленным на ТуБи-13 была устранена – хотя бы ценой преступления.

Оставалось доползти до своей капсулы сохранения, забраться в нее и захлопнуть крышку. Не стоит считать, что это легко далось! Борясь с перегрузками, доктор порядком обессилел, поэтому каждое движение давалось с трудом.

Вот она, капсула, родная – совсем близко! Три метра. Два. Один.

Оставалось забраться внутрь и опустить крышку... но перегрузки внезапно возросли. «Илья Муромец» или совершал второй плановый маневр, или уклонялся от метеорита. Как бы там ни было, перегрузки достигли невыносимого для незащищенного человека уровня: 20 g – а может, и более.

Захара, который почти дополз до спасительной капсулы, вдавило в пол. Голова кружилась, слабость прогрессировала.

Нечеловеческим усилием воли доктор изогнулся, ухватился за край ложа и попробовал подтянуться, но нечего было и пытаться! Очевидно, он умирал от перегрузок.

И в этот момент над одной из капсул – они были установлены в ряд – показалась мордочки нескольких инопланетных червей: пяти или шести. Это был капсула кого-то из буровиков – кажется, Сереги. Значит, не только Колычев заразился: имелся еще один больной. Инопланетный червяк размножился раньше предсказанного срока.

Молодые черви – наполовину призрачные, наполовину телесные – выплыли из капсулы и начали осматриваться, зыркая по сторонам выпуклыми глазками.

– Сюда, – прошептал Захар, делая движение пальцем.

И черви увидели. В отсутствие других реципиентов они – дружной шестеркой! – устремились к Захару и вошли в его умирающее тело.

«Ага! – подумал доктор в полутьме. – Теперь-то вы попались, потому что умрете вместе со мной. Только не уходите: устраивайтесь поудобнее. Недолго же вам осталось».

Потом в голове поплыли другие мысли, совсем уже сумбурные и лихорадочные:

«Экипажу ничего не угрожает... Если никто из оставшихся буровиков не заражен, конечно... Я умираю как герой... Жаль, что никто не узнает... Теперь не стыдно, по крайней мере... Не стыдно... Не стыдно...».