Судьба: Оруженосец

Тишина. Не секунда, не минута — застывшее, тягучее мгновение. Всё вокруг замерло, впитав последние мгновения перед бурей. Впереди вздымался Горнава — граница владений глингаров, сплошная стена из глины, расписанная рунами, высотой десяток метров. Впервые за 25 лет войны человеческое воинство стояло у самого порога их земли.

Поднялся ветер, завыл в ушах. Птицы с верхушек деревьев резко взмыли высь.

Над головами пронесся глиняный горшок. Яркий алый свет от руны на его донце осветил наши лица.

ВЗРЫВ!

Удар... в ногу? Где нога? Взглянул вниз. Не нога. Кровавая... мякоть. Белое. Кость? Не болит. Ещё не болит. ПОЛЗТИ. Тянусь, цепляюсь локтями. Ещё взрыв — осыпало землёй. Глаза заливает. Трясущимися пальцами срываю с плеч накидку. Жгут. Туго. Боль? Нет, ещё нет... И тогда — удар в спину. "Уфф!" Тяжесть. Сверху — сэр Фран. Не сдвинуть. Придавило. В ушах — сплошной свист. Застрял.

Вот и всё. Жди теперь своей кончины. Не так я её представлял. Где бочки бримля? Где красотки длинноногие? Да конечно так и прибежали, к сорокадвухлетнему оруженосцу — «ветерану чистки сапог», как прозвали сослуживцы. Хотя им явно сейчас не до смеха. Их ошмётки аккуратно разбросаны вокруг, добавляя красок в степной пейзаж. Я ещё легко отделался, подумаешь: ногу потерял — зато пиратом смогу стать, да и живой пока.

Живой, да... Надолго ли? Кажется, дела наши совсем плохи. Эти грязекопатели ждали нас. И странно что мы ударили в лоб. К самой границе подошли, стоило ждать засады. Хотя, нет. Учитывая, что наш командующий и дня в академии не отсидел, иначе быть и не могло. Я ж говорил. Да кто ж оруженосца-то послушает? Да, сэр Фран — тело, которого так любезно меня обняло, не давая встать. Папинький сынок получил звание за заслуги отца-губернатора. А что теперь? Как ты тут? Деньгами твоими помазать тебе брюхо? Может, кишки вернутся на место. Чего молчишь? Ах да, ты сдох — прости, не заметил сразу.

В глазах темнеет. Видимо, недолго мне злорадствовать осталось. Скоро стану очередным трупом, жертвой амбиций вельмож. Цели, конечно, объявили благородные. Вот только подтекст весьма алчен и скуп. Веки слипаются. И вдруг — грубый рывок за шиворот! Чьи-то руки дёрнули, потащили по земле. Над ухом рвался грубый голос, но слова тонули в сплошном гуле, в бессмысленном рёве.

ВЗРЫВ!