Судьбою не значился

За день мир изменяется несколько раз; изменяется глубина света, краски и оттенки неба и зеленой земли. Яркая освещенность зрелого дня идет на смену залитому солнцем позднему утру и сменяется прохладой сумерек, гаснущих теплых лучей солнца, рождаются в воздухе меркнущие точки темноты, резко возрастает глубина образов мира, глубина, которая в детстве так помогает воображению... День умирает.

На объекте, теснившемся напротив дороги, уходящей вглубь местности под названием "Березовка", батрачили два человека. Одному из них было почти сорок шесть лет: впалые скулы лица, грубые брови, старая поношенная кожа, более подходящая пенсионеру, два усталых, но хитрых глаза, смотрящих на всё под призмой помутненного рассудка на почве алкоголя. Броская рабочая одежда не добавляла плюсов в копилку внешности мужчины, а резкий запах, навеянный табачным изделием, и вовсе убивал всякую мысль о знакомстве, но реальность такова, что у человека иногда просто не остаётся выбора. Особенно хорошо, если человек не слишком привередлив.

Вторым рабочим был молодой парнишка, отроду которому всего семнадцать полных лет. Он обладал черными, как ночь, глазами и такими же тёмными волосами, посыпанные крошкой бетона, имел смуглую кожу, откуда проходил плотный волосиной покров, очень приметный на руках и ногах, носил большой всегда заметный нос, чуть сдвинутый в сторону, а с ним в комплекте длинные, как у мыши, уши. Его лицо украшали озорные, но малочисленные веснушки, распыленные по длине щек, простые мальчишеские губы — сухие и потресканные, тогда как стандартный лоб был засеян множеством неприятных глазу краснеющих прыщей. По телу: не спортсмен и не дрыщ, ибо не пренебрегает посещений в зал. Если обобщить, то выходит простой, как лом, парень безо всякой изюминки, которая выделила бы его из толпы. Такой же серый мышонок, как и большинство живущих в сем мире.

— Блин-а, куда катится мир. Эти Подземелья с Монстрами и, чередом за ними появившиеся среди простых людей, Охотники, которые их уничтожают. Представить даже если в голове: ну, не укладывающийся бред либо фантазия какого-то больного на всю голову автора. – недовольно пробурчал, чествуя зависть, Данил, выливавший в этот момент строительную смесь на голый пол.

— Да, это верно. Творится полнейшее безумие. Как помню, как сейчас, ровно десять лет назад, когда я и моя бригада возвращались с Уфы после "закатки" очередного объекта, по радио вдруг резко включили экстренные новости: мол, смотрите, по всему миру начали появляться массовые аномалии в виде крупных воронок. В каждом городе минимум по одной-две штуки! Во тогда трубили во все уши! А потом неделей позже из аномалий вырвались твари, именитые опосля "Монстрами". Помню даже в нашем городе, как летали военные самолёты, парили вертолёты, привезли тяжёлое военное вооружение, но, черт возьми, снаряды практически не брали этих уродов! Расправится удалось, хоть и были сотни, по-моему, погибших. Да. После. У некоторой очень малой части населения обнаружились сверхъестественные словно богом данные способности. Ну, а дальше ты и сам знаешь. Международные там-а конференции, мировые сям-а соглашения и так далее. – ностальгически ответил Фаниль, который аккуратно лопаткой размазывал плавающую гущу.

— Да, в каком же мы безумии сейчас живём, но плюсы всё таки есть. Допустим, те же магические ядра и магические кристаллы, которые намного эффективней и экологичней иных источников энергии. Сейчас их используют в новейшей технике: различные там гаджеты, авто, механизмы и далее по списку. Но их количество жёстко ограничено рейдами Охотников, а сама эффективность добычи зависит вроде как от уровня происхождения Врат. Типа, знаешь, чем сильнее "монстрик", тем лучшее ядро можно выковырять. До сих пор учёные бьются головой в попытках отгадать технологию этих приблуд, в игровом жаргоне, падающих в виде "дропа" с монстриков, а иные, как кристаллики, просто свисают с потолка, как сталактиты. Такое ощущение, что в какой-то момент мир скатился в откровенную экшен-рпг игру; только не хватает главного протагониста. - устало усмехнулся Данил, с которого градом шел пот от постоянного ношения сухого материала в двадцатикилограммовых мешках, а с ними десятилитровых вёдер, наполненных водой для разбавления сухой массы.

Его напарник тоже вовсю хлопотал, не покладая рук, выравнивая залитый пол.

— В чем-то ты прав, естественно. Многие из моих знакомых считают, что это преддверие конца человечества. Некий «апокалипсис». А Охотники только ускоряют процесс путем провозки трупов, материалов из этих, как там его, а точно, Врат. Как-то так. – тусклым от изнеможения голосом произнес Фаниль, жмякая на кнопку измазанного миксера.

Скептицизм на лице наивного школьника заиграл небывалыми красками...

— Хм, а твои знакомые случайно не верующие? Больно на них это похоже или на любителей теорий заговора. Встречал и я нечто похожее, только в интернете. Там люди считают, что, на самом деле, Охотники — это пришельцы с далекой планеты Нибиру, а Подземелья — это есть не что иное, как специальные ловушки, откуда человек выходит уже не собой, а подменяется на точную свою копию, но уже пришельца. Типа сознание полностью... Как там его... А вспомнил! Переформатируется на инопланетянское. Кхм. В общем, теорий хоть пруд пруди, но никому доподлинно ничего неизвестно. Будем ждать, когда учёные разгадают и эту тайну. – одухотворенно сообщил подросток, в чьих глазах читалась гордая, оттого и слепая вера, а с нею бок-о-бок шла чугунная убежденность в правоте сказанных слов.

Мужичок на это лишь зыбко осклабился, усмехнувшись простодушию "ребёнка", думая о том, как бы ещё раз вытрясти из того деньги на очередное дешевое пойло для "замочить горло".

«Как пить дать, надо давить на жалость? Ведь этот обалдуй слишком добр к тем, с кем пересекается в общении. В будущем это сыграет с ним в злую шутку. Пусть учится и пожмет этот горький опыт, где я стану зачинщиком этого жизненного опыта.»

— Ну-ну, не торопи события. Учёные не смогли ещё объяснить и десятой части нашего уютного мирка, а ты тут вознамерился на Подземелья! Откуда тебе-то всё знать и уповать на тех, кто знает столько же сколько и ты? Поэтому нелюбимые и отвергаемые тобою теории заговора имеют место быть. Люди сейчас крайне недоверчиво относятся к правительству, как в далекие десять лет назад. Тем более наши Охотники спонсируются нашим же дорогим государством. Сам понимаешь, какие "бабки" уходят на их только содержание, а это без учёта иных трат. И Россиюшку особо не жалуют, а с последними скандалами вокруг Охотников и впоследствии наложенными этими как их там... санкциями так вообще: кашу не сваришь. Создается такое, знаешь, ощущение, будто Запад хочет, чтобы нас сожрали Монстры или настраивается на что-то иное, но, точно говорю, нехорошее. Короче, не знаю, но веду к тому, что возможно всё это огромный всемирный заговор.

Данил, насупив в неверии брови, либерально ответил, потакая свободе мысли:

— А возможно ответ более очевиден, чем кажется на первый взгляд.

С этим их жаркие обсуждения прекратились. Теперь они полностью отдались работе, желая покончить с ней поскорее. Особенно с такими работодателями, которые любят накидывать дополнительную работку без оплаты. Сама оплата составляла скромные — тысяча рублей в день и пятихатка соответственно за полдня. Огромные манипуляции разгораются вокруг "полдня", ибо работодатели специально подстраивают условия так, чтобы вместо обещанных тысяча выплатить всего половину от этой суммы.

Как подобное "очко-затирательство" проворачивается, считая затем сказанное точкой зрения семнадцатилетнего школьника, для которого подобный труд стал первым опытом? Довольно просто, без крохи какой-либо оригинальности. Они, особенно, если оплата осуществляется не по объему выполнения, а по часам, отведенным на выполнение, запоздало сообщают о поступившей работе, поздновато забирают на пункт назначения и в довершении облагают словно б налогом слишком большой и в большинстве неподъемной работой, часть которой не разгрести в одно рыло за день. Бывало доходило до абсурдного: Данил работал до девяти либо же даже до десяти часов вечера, когда нормальные люди уже давно располагаются в домах за столом, налегая на очередной бокальчик со спиртным. И он, как человек худо-бедно соображающий, прекрасно осознавал свое ничтожное положение, а с ним приходящее бессилие, когда поспорить-то нельзя, ибо станется хуже: тем самым появится неиллюзорный шанс мигом потерять свое заработанное "рабским" трудом положение вместе с солидным, с колокольни школьника, заработком, а потому приходилось действовать сообразно заповеди, данной Богом: терпеть до посинения.

Его жизнь, коя была обличена в постоянную петлю повторения встреченных событий, была неказистой и скудной, местами до боли скучной и ничем не примечательной. Простой человек — обыватель. Даже способностей, какие могли бы выделить его среди всей массы, не было: умом слыл, как крепкий средняк, и ни капли выше, телом не был ни слабым, ни сильным — в общем-то просто и без излишеств — "ординарность", коих на свете много миллиардов душ.

"Блин-а, хотел бы и я стать кем-то наподобие тех же Охотников. Хотя бы Пробудиться Нижайшим рангом или может даже Низким, если повезет? У них, как слышно, зарплата хорошая. Даже Охотник фактически Пятого ранга, то есть Нижайшего, может выручить с ядер чудовищ около сорока тысяч рублей! Считай по пять тысяч за Нижайшее ядро! Это очень много! А ведь еще за добычу кристаллов сколько можно заработать, пойдя несчастным работягой, типа шахтером в Охотничьей клике?!"

Красивые, а оттого дивные мысли с привлекательными и хорошо вырисовывавшимися картинками несметного богатства, о котором мечтают все в округе, вскружили голову паренька, даря тому истинное наслаждение от собственной глупой фантазии, где он, аки настоящий Охотник, убивает Монстров, получает деньги, становится популярным, целует красивых девчонок... Однако всё это лишь не более чем влажные сказки, которые останутся ими навечно.

"Эх, мечты-мечты. Хоть и быть Охотником имеет плюсы, но также несут и жёсткие ограничения. Допустим, в органы меня точно не пустят, как и на различные соревнования..."

Спорт почти бесповоротно закрывается из-за сверхчеловеческой силы оных Пробужденных до их официального становления Охотниками. Некоторые Охотники настолько сильны, что способны голыми руками проломить металлическую балку, чей диаметр десять на десять метров! В России, допустим, каждый Пробужденный, прошедшей процесс регистрации либо идентификации в реестре данных государства, обязан ходить на так называемые "Рейды" хотя бы раз в неделю без учёта травм и других факторов в течение определенного периода, который во многом зависим от ранга. Чем выше ранг, тем ниже порог времени вхождения в Рейды. Пробужденный, выполнивший свой долг, может уйти в обычную тихую жизнь и устроиться на доступную гражданскую работу либо же получить образование. Однако некоторые специальности и профессии Пробужденному или бывшему Охотнику будут недоступны. Существует четкая сегрегация в системе, когда Пробужденный и человек-обыкновенный никак не соприкасаются в тех сферах общества, где это по-настоящему необходимо, как пример, власть. Как обычный человек никак не может стать Охотником, так и Пробужденный никак не может стать чиновником в любой ветви власти. То есть существует тонкая грань между "той" жизнью и "этой". Конечно, не везде это одинаково работает и функционирует в принципе. Лишь в горстке стран существуют подобные вопиющие для "дерьмократов" принципы и законы. Однако это во многом компенсируется. И чем выше ранг у Пробужденного, будущего Охотника, тем больше привилегий ему дается и тем меньше законов действуют на него. Опять же это связано с существованием Охотников, наделенных свыше исключительными силами. Их мощь настолько велика, что способна стереть средний городок, населенным порядком тремястами тысяч душ, подчистую. Это Высший ранг или по-другому Нулевой. По международному стандарту это принято считать как "S" ранг. Однако существует горстка Охотников, выходящих за рамки даже этих классификаций. Это Национальные Охотники, они же просто Сильнейшие. Их могущество настолько велико, что сопоставимо вооружению целой державы. Для них не существуют сводов законов или прописанных правил. Они вольны делать всё, что им заблагорассудится, отчего возникает чувство будто сам Господь Бог бессилен против них. Этих мастодонтов едва ли наберётся десяток во всем мире. Человечеству дико повезло, что эта стихийная сила именно в их руках, а не в чьих-либо других.

Также существуют так называемые "Гильдии", а выше них "Ассоциации". Первых можно с натяжкой сравнить с рабочими, запряженными по полной для исполнения своих прямых обязательств, а вторых с организаторами, которые контролируют и координируют первых. Вторые напрямую подчиняются высшему эшелону власти в стране либо, как вариант, частным корпорациям, что прямо скажем не оглашается во всеуслышание. Гильдии, как организации, в правах во многом сходящихся с предпринимателями, создают Охотники за баснословные и весьма смешные суммы примерно в сотню миллионов рублей. Однако, если Гильдию как таковую создаёт Охотник Нулевого ранга, то Ассоциация делает щедрую скидку, и сумма по итогу составляет всего лишь десять миллионов рублей, что для такого уровня всего лишь жалкие гроши. Как понятно: Гильдии напрямую подчиняются Ассоциации в любых волнующих вопросах, не считая текущих законодательств естественно. Их отношения таковы, как между чиновником и государем. Весьма иронично, не правда ли?

Измотавшийся до седьмого пота, Данил, взяв несчастный веник, вымел мешающую пыль в сторону, запрятав ее по щелям и углам, чтобы только угодить начальству.

В его чуткий на раздражения нос ударил резкий запах пыльной смеси, забивая сухими плотными комками несчастные слизистые оболочки, отчего эта часть тела паче чесалась.

"Эх, че уж раскисать-то по сути дела? Моя цель — это школа МВД. В принципе, если удастся, то денюжки я буду доить неплохие. Государственная служба — дело, которое во все времена было всегда прибыльным, так как кобылка там реально из золота отлитая. Хех, то самое презренное поклонение золотому тельцу."

Солнце, плавно подходя к краю свободного небосвода, окрашивало багряным золотом верхние окна противоположных домов. Стекла их горели, точно куски расплавленного металла. Всё большая тень, как вуаль, падала на вещи, унося их прямиком во мрак. Небо над ними походило на поблекшую розу, на котором начинали сверкать первые звезды. А луна близилась к тому, чтобы подмять собой солнечное светило на своём посту, дабы одарить там, внизу ходящих, людей своим белым, а потому холодным светом.

— Да, да... Ага, мы закончили с этим... А с этим такая недомолвка: у болгарки не было лезвия... Ага... Так нам откуда знать, куда подевалось оно?! Да, ещё раз да. Все инструменты занесли, на замок закрыли, ключи отдали охраннику. Угу-сь. Ладно. Пока. Хорошего вечера... – мигом отключился Данил, тяжело вздохнув, опадая грузом на скамью.

Фаниль в вопросе вскинул бровь, на что Данил мгновенно дал ответ:

— Короче, попытались нас ещё работкой нагрузить, я их обломал. За нами эти типы не заедут. Придётся на маршрутке добираться. А так сказали, что завтра ты вроде в "дурку" собираешься, типа плиты будешь класть в тамошних застенках.

— Они понабрали много объектов для работ, а вот рабочих на эти самые объекты не наняли, что теперь мечутся, как меж двух огней. Между нами говоря, дебилоиды. Платят так же, как думают. Завтра тебя тоже возьму. Будешь помогать мне с укладкой плит. – произнес Фаниль, зажав меж губ папирос, поднеся затем горящую зажигалку.

Данил в порыве страха, вызванного внутренними колебаниями, недоуменно моргнул усталыми глазами, неуверенно и застенчиво начав выносить из уст слова:

— Эм, ну, я ни разу подобным в жизни не занимался, честно сказать. Надеюсь, научишь. Это ведь не сложно, так?

Мужчина, то ли в понимая, то ли нет, творящиеся внутри парня процессы, устало выдул вычурный дым от табака.

— Да уж, научу, куда деваться-то.

С этим они терпеливо сидели и настойчиво ждали, попутно обсуждая жизнь как в прошлом, так и в текущем настоящем, проводя бесчисленные, но по сути бессмысленные сравнения.

— ...Тогда казалось всё проще. Не было никаких там Охотников, Монстров, Гильдий, Ассоциаций и прочей мишуры... Эх... Времена моей молодости...

Данил подобно чуткому слушателю внимательно внимал слова собеседника, внося и свою малюсенькую лепту в общую историю повествования. Так продолжалось до поры до времени, пока не был достигнут конечный пункт в виде остановки напротив гипермаркета «Великан».

Носов, напоследок попрощавшись, поплел домой, не забыв поправить портфель, как рюкзак, на ходу... Доковыляв до десятиэтажного багрового здания, возведенного относительно недавно, он достал серую ключ-карту и тупым мановением приложил ее, ступая за порог родного подъезда...

— Я дома.

В самой квартире его никто не ждал. Мать и сестра находились нонче в бассейне, о чем ярко свидетельствовал факт недоступности звонка.

Разувшись и скинув портфель, Данил наскоро сбросил с себя грязную одежду, сразу бросив ту в стиральную машинку, и зашёл в душ, задвинув занавеску...

— Ммм~, пирожки-то с рисом и мясом! Мама — молодчина такая! Постаралась на славу! – радостно в пустоту промолвил школьник, что уже скоро вышел из душа влажным, но совершено чистым.

Сделав себе стандартный чай и положив себе в тарелку парочку пирожков, Данил принялся трапезничать, попутно для разнообразия атмосферы одиночества врубить "ящик", остановившийся на государственном канале «Россия Один».

— ...Недавно открывшиеся Врата предварительно ранга А в Санкт-Петербурге были успешно устранены усилиями Гильдии «Перун»(прим. от Автора: их символика — это щит в форме капли, заостренный конец которой направлен вниз. На поверхности изображён сам славянский Бог Перун с атрибутами громовержца — секира, меч, молния), которую возглавляет S-ранговый Охотник господин Иван Иванович Николаев, известный под другим именем — «Гром». Вследствие зачистки никто из представителей Гильдии «Перун» не погиб, а добытый улов по оценке экспертов составил около трехсот миллионов рублей. Сам господин Николаев подмечает, что это уже десятое за месяц А-ранговое Подземелье, устраненное без видимых потерь...

Данилу наскучило слушать новости и он благополучно выключил их. Сам же чередом достал телефон и поставил тот на стол, оперев о сахарницу, пользуя её, как подставку. А из чехла извлёк беспроводные наушники-затычки, запустив экран смартфона.

"Это намного интереснее всяких там новостей про всяких напыщенных пижонов в дорогих костюмах, стрекочущих на потеху публики. Лучше б так, как болтали, экономику поднимали. Недобитки!"

После гневной ноты, сопряженной со внутренней позицией к власти в целом, Носов увлеченно, аки дитя, устремился смотреть видео с "Ютьюба". Сплошная развлекаловка, которая не несёт никакой информационной ценности кроме напрасной траты времени, но кому можно это осуждать?

***

Звук смачного зевка, аки завывание, прошёлся по квартирке, возвратившись обратно к сонному владельцу.

"Пора баиньки. Завтра ещё на работу топать. Будильник выставлю, пожалуй, на семь утра. Как раз в девять должны дать прозвон. Ладно, пора баиньки..."

С последними мыслями Носов завалился на боковую, ни о чем не думая, ни о чем не гадая, потому что это вредно для сна...

***

— Чего?! Сегодня нет работы!? Фаниль не выходит на связь?! Ладно, хорошо. Понял, спасибо, пока. Тц, настроение только подпортил. – скрежетал от злости Носов, плетя крамольные на сей счёт мыслишки.

"Гребаный шрек! Тьфу. Его цитата: зарплата на пятнадцатых числах месяца. Охренеть, поворот, вот это я про*бался. Мне ещё Фаниль больше косаря задолжал, а тут такая напасть. Уф! Невезение! Чёртово невезение!"

Снова вздохнув уже в успокоении собственных пошатнувшихся нервишков, Данил вперевалочку поплелся в сторону маминой комнаты, дабы сообщить важную, с его точки зрения, информацию.

— Так у тебя нет сегодня работы... А что с напарником стало? – спросила мать, Лариса Ринатовна, приводя себя в порядок для рабочего дня.

— Черт его знает. Телефон не отвечает. Он мне ещё денег должен. Наверно, набухался и сейчас лежит где-нибудь в запое. Черт его подери! – вслух откровенно выругался озлобившийся Носов, откровенно проклиная нерасторопного напарника и своего злобного работодателя — "Дениса".

— Дозвонись как-нибудь до своего напарника и больше не давай никому взаймы. Варя! Не забудь сделать то, что я сказала! – почти собралась на работу Носова, прихорашиваясь у зеркала напротив.

Девочка что-то невнятно прокричала прямо из ванной комнаты, продолжив свое мероприятие...

— Ладно, я ухожу на работу. Пока. На обед приду. – простилась с детьми Лариса Носова, в мыслях уже прокручивая план работы на сегодня.

— Пока. Хорошего дня. – нейтрально помахал рукой Носов Данил, держась за ручку входной двери.

— Спасибо...

Женщина окончательно ушла, оставив детей наедине с собой. Данил же тем временем захлопнув настежь дверь, провернув замком, и снова вздохнул то ли от скуки, то ли от раздражения, накатившегося с утра.

"Что теперь поделать такого? Сегодня по календарю четверг. Тренировка лишь в пятницу. У Вари сегодня нет иностранного. Дома по правде только скучать. Может разок прокатиться на велосипеде? Немножко пройтись туда-сюда, может вплоть до Березовки? М-да, все варианты по-своему хороши, но второй как-то ближе, наверно. Надобно взглянуть на карту. Вдруг появилось новое Подземелье; с чем черт не шутит!"

Мысли его текли довольно обыденно и степенно как и полагается здравомыслию, царившему в его рассудке. Казалось, ничто не могло воспрепятствовать этому течению устремленных в даль головных дум, однако по случаю нежданности на его загудевший "умный-телефон" пришло, высветившись в малой иконке, сообщение из светло-зелёного мессенджера прямиком от адресанта — его отца.

"Как обычно." – с какой-то глухой пустотой внутри своего похолодевшего от противоречия сердца помыслил брюнет, пролистывая, как данность, очередные приветы, а за ними в догонку пожеланиями с самым наилучшим, конечно от "свыше", что Данил находил весьма ироничным.

"До сих пор верит в Бога? После стольких лет явления Охотников и Врат? Никак его не пойму. Может влияние деда? Да, скорее этот вариант. Наверное, за этим стоит какая-то история, уходящая вглубь. А ведь через месяц поеду с ним в Подмосковье. А там родственники. Они же быстро просекут, что я — гордый атеист." – отстраненно плел, аки ткач, собственные мысли школьник.

Затем он снова в обыкновении своем погрузился в мечты и размышления. Мысли его будто по частному мановению регулярно прерывались, меняясь какой-то незримой вьющейся откуда-то кроме внешнего пустотой; он уже, как минут двадцать, вышел на улицу, устремившись по прямой за угол иного дома, чтобы выйти к безлюдной тропке, засаженной высокой травой, и тем не менее совсем не давал себе отчета в окружающем, будто бы вовсе его не замечая, считая наваждением. Ему казалось, что мысль его застревает в мозгу на каких-то зубцах. И лишь яркое солнышке, вышедшее из-за беспросветных масс облаков, заставило Носова Викторовича вынырнуть из океана бесплодных грез, дабы недовольно сощуриться и раздражённо вздыхать от подступившей к коже жары. Как никак на улице стояло лето в самом своём разгаре.

"Я припоминаю это здание. Сейчас это один из штабов Гильдии, именуемой "Серебряный Крест"(Прим от автора: символика такова, что это был обычный христианский крест, на котором были высечены надписи на старом русском языке). Бывший дом печати обратился неплохим-таким аукционом для немногочисленных Охотников города, на котором можно было продать части Монстров и не только. Цены там, конечно, моё почтение. Меч, выкованный из какого-то там металла из Врат Низкого ранга, стоит около трехсот тысяч рублей. Я не заикаюсь про предметы более высокой категории. Там ценники — мама не горюй!"

Данил Викторович продолжал бездумно бродить, вышагивая свой окольный путь, и всё больше и больше забредал в район собственного дома; буднично, практически игнорируя, замечает недалеко от себя, в метрах трехстах, пленящие потусторонне синим сиянием, Врата, огражденные со всех сторон соответствующими знаками, а с ними, как всегда, заборчиками, очерченными высокой лентой.

"Судя по сводке, их ранг — "Средний", то есть С-ранг. Полиция огородила местность вокруг Врат, а, известная в наших краях, Гильдия «Курай»(прим. от автора: символ — башкирский национальный инструмент) приобрела их за кругленькую сумму в десять миллионов рублей у местной Ассоциации, сросшейся с администрацией. Хм, столько людей и все со своими сотовыми фоткаются напротив фактически портала, из которого через неделю без зачистки полезут опаснейшие твари, против которых у нас, простого люда, нет ни единого шанса. Какая же это всё таки несправедливая до жути нелепица словно насмешка юродивого Бога." – с какой-то старой закостенелой болью в сердце завистливо и злобно подумалось ему; покачав головой своим дурным и лезущим не знай откуда мыслишкам, он пошел дальше топтать траву, выйдя к вымощенной тропе, раскинувшей рукав в сторону Березовки.

Носов, кивнув себе, продолжил безмятежный шаг, попутно попивая холодный, а потому бодрящий квас в литровом пластиковом стаканчике...

В уме он из собственных мыслей созидал образы, представляя, как был кем-то другим, более великим с высокими целями и благородными помыслами, а главное — с недюжинной силой нежели то посмешище, коим он сейчас себя являет.

"А ведь это просто мысли, обретшие плоть. Ничего более. Однако я по наитию продолжаю цепляться за них, прекрасно осознавая то, что они бессмысленны, а оттого глупы, но они мне важны и до сих пор интересны, несмотря на всю их абсурдность и невозможность воплощения в реальность. Что ж таков я — сказочный идиот. Самокритика тоже критика. Хах, гениальные цитаты подъехали."

Промелькнуло в голове парня, продолжавшего пролагать путь вперед, неосознанно избегая прохожих. Автомобили, рыча движками, словно табун лошадей мчались нескончаемыми потоками то взад, то вперёд, исчезая после из виду. Ужасный гул словно пронзительный гром, издаваемый колёсами о дорожный покров, а с ним аккордом шедший шум, доносимый из-под капота машин, вынуждали его сердито потирать уши и прикладывать руку к лицу в попытках закроить приступ тупой боли, отдающейся в висках, которая незаметно сопровождала его в течение всего пути, но сейчас эта боль резко усилилась, а с нею нежданно подскочило сердце, став биться быстрее и сильнее.

"Что со мной?!"

Носов широко раскрыл глаза, не понимая происходящее, ибо всё пребывало словно в тумане. Даже ранее ненавистные ему машины размылись в легкой пелене, приобретая черты наваждения, тогда как общая реальность казалась ему такой дико-напыщенной словно фальшь, грозящая обрушиться на его голову в любой момент, отчего тянуло блевать, но эти рвотные позывы были приостановлены раздавшимся словно гром средь бела дня криком девушки.

— ПОМОГИТЕ! СПАСИТЕ!

Голос, эхом поднявшийся из глубин хвойно-лиственного леса, стоявшего слева от дороги, словно разорвал цепи иллюзий, заставив вовремя опомниться и стремглав сориентироваться.

"Бл*ть! Никого поблизости нет! Ни спереди, ни сзади! Я один! С*ка! Именно я! П*здец! Я не могу тут просто бросить человека! Потому что... хотел бы я, чтобы меня так бросили? Нет! Я бы желал спасения! Помощи! Я не верю в Бога, но верю в случай, что за поступки воздается! Давай! Шевелись! Голос поблизости! Метров сто, может меньше! А что если на нее напало дичь?.. Агх, не время для этого вперед!"

Более не думая, он молнией метнулся в направление ревущего стонами крика, также крича в ответ.

Данил довольно прытко пробирался сквозь заросли кустарников, лежащих на боку обваленных деревьев, различные рытвины разной глубины, огибая всякую неприятность на своем пути. Однако, несмотря на марш-бросок, зов о помощи оставался всё таким же неуловимым словно воздух, потому как источник не приближался, а, казалось, удалялся всё дальше и дальше, всё глубже и глубже, забредая в непроходимую чащу.

Носов уже начинал порядком уставать от продолжительного бега, войдя так глубоко, что в округе не было ни единой человеческой души.

— Эй! ВЫ ГДЕ?! АУ!! – кричал во все перепонки подросток, оглядываясь вокруг, вглядываясь во всякую мелочь, дабы только скорее отыскать искомую цель.

Отчетливый гул сердца ударял в уши, закладывая их, а боль, томимая издыхавшими легкими, расплавленным стержнем въедалась в мозг, плавя его. А чутье или скорее инстинкт, желавший себя сохранить, клокотал сильнее, чем голос в опасности. Конечности, как продолжение плеяды страданий, в коленках немного подрагивали от страшных мыслей, сокрытых в том, что ему придётся выбираться из глуши в цивилизацию, учитывая, что он совершенно не умел ориентироваться по лесу, а путь, который он проделал, был слишком путанным и закрученным в зигзаги.

"Бл*ть, ну что за идиот! Нахеройствовался! На*уя я пошёл на голос?! Д*ун! Героям себя удумал, ага, счас!"

Вдруг эхо прекратилось. Более не было слышно чарующего женского голоска с мольбой о помощи. Остался лишь темный лес с его обитателями. Школьник вертел головой в стороны, пытаясь в очередной раз уловить источник закончившегося голоса, но этого не удавалось. Еле вздохнув и снова смачно выругавшись в мыслях, неразборчиво бормоча, побрел обратно в сторону нахождения, как он рассудил, предполагаемого дома.

Сотовой связи, как и ожидалось, не оказалось. Даже бывшего гула машин было не слыхать...

"На кой ляд я побежал?! Ну зачем?! Девку не спас, возможно ее уже растерзал какой-нибудь голодный медведь либо волки, себя не спас, оказавшись в настоящей западне! Если не выдеру отсюда-ва как можно скорее, то сердце понапрасну матери растревожу!"

Вдруг в одночасье все звуки абсолютно прекратились, ставшись призраком в ушах. Лес словно умер, начиная с травы, заканчивая деревьями.

Сердце парня ушло в пятки, забившись так сильно и натяжно, будто готовясь взорваться в любой момент. Липкий страх, подступавший холодной поступью, опустился ему на плечи, как невыносимый груз, заставляя словно в аффекте расширять зрачок. В этом потресканном состоянии он как никогда остро чуял неладное.

"Где звуки леса? Почему птицы резко перестали петь и шуршать? Куда в конце концов подевались даже ср*ные муравьи?!"

— Эй! Кто-нибудь здесь есть?! – едва уловимо отозвался Данил Викторович.

"Эхо вроде бы есть, но у местности..."

Не оглядываясь, Носов, подкрепленный будоражащим адреналином, достигшим пика в крови, даруя тому силу на побег от неизвестного, что есть мочи дал по педалям. Страх настолько был велик, что он чувствовал его за своей спиной словно его преследовали.

Спустя пару минут активного бега на всех порах школьник наконец остановился, подкосился вперед, тяжело дыша. Многочисленные градины пота стекали с него, обрамляя одежду во влагу. Живот крутило. Приступ тошноты стал ему ответом на его усилия. Ноги, подрагивая, неистово болели, одеревенев до такой степени, что, казалось, при малейшем усилии будут готовы рассыпаться. И впервые на его памяти лёгкие налились таким диким расплавленным свинцом словно готовясь прорвать его дыхательные пути.

С трудом твердо оперевшись, он сфокусировал взгляд на открывшееся обозрение. Страшная до дрожжи мысль словно током ударила его, пронзив всё его естество насквозь параличом.

"Почему? Почему?! Ну ПОЧЕМУ?!"

Окрестность вокруг него осталась прежней, как до бега, словно не изменившись вовсе! Как будто он вообще не бежал, черт знает, сколько!

"Это... галлюцинации?! Ошибки зрительного восприятия?! Помутнение рассудка или сознания?!"

Его терзала, угнетая, резко сменившая тон обстановка, ставшая слишком мрачной и пугающей. Чертовщина, творящаяся с ним, и вовсе вводила его в перманентный ужас, заставляя застыть на месте.

Чуть успокоившись и взяв себя в руки, Данил Викторович, всё еще тяжело дыша, вяло подошёл к стволу грозного дерева и на его ветвь вложил, аккуратно нанизав, свою кепку. Сам он торопливо всунул руки в карман, щупая гаджет, чтобы, достав, вложить его в пальцы, включив режим видеосъемки.

"Если это галлюцинации, то значит мои спектры восприятия: зрительные, слуховые и все остальные, могут нагло мне лгать, но техника, в которой лишь коды и системы нет. Поэтому мне нужно лишь бежать, опираясь на объектив камеры. Других вариантов нет. Благо зарядка находится на больше половины."

Изрядно отдышавшись, Носов нехотя перешел из состояния покоя в шаг, за ним бег трусцой, чтобы минутой опосля на "рысью". Он продолжал упорно держать набранный темп, подмечая что в кои-то веки замкнутое окружение начало сменять себя иными локациями, что значило лишь одно — скорый выход из замкнутого кружка предыдущей опушки.

Победная ухмылка, какая обычно приходит после проделанной работы, озарила его искаженное усталостью лицо, держась так до тех пор, пока его тело не впечаталось во что-то невероятно твердое и в то же время упругое. От неожиданности телефон выпал из рук и как реакция на бросок вперед обратным импульсом отбросило назад, заставляя воспарить ввысь, чтобы грузом обрушиться наземь.

Боль была такая жгучая, как будто его телом словно кувалдой стучали о кирпичную стенку, однако травм на удивление не было, по крайней мере так ему казалось. Нервно потирая ушибленные места, Данил Викторович вновь для себя открыл страшное.

От осознания этого факта его глаза вновь широко раскрылись, судорожно бегая в зрачках от неверия и непринятия.

"Нет... Не может быть! Как?! Телепортация?! Это проделки Охотников, Монстров?! Я никогда такого не видел!"

Он снова оказался там, на том самом месте, где только недавно повесил кепку на ветку. Точь-в-точь та же точка отсчёта его побега.

"Это что какой-то пространственный пузырь?! Что за хрень тут происходит!? И почему именно я?!"

— ЭЙ! ПОМОГИТЕ КТО-НИБУДЬ!? СПАСИТЕ! НА ПОМОЩЬ!? – прокричал что есть мочи Носов, отдаваясь после спича отдышке.

Однако звук в виде истошного крика, долженствовавший вернуться отправителю, не отдался эхом, а замкнулся, заглушившись в окончании.

Это окончательно добило Данила Викторовича...

Из его глаз потекли свежие слезы. Тело с головы до пяток пронзило ознобом, сменявшимся жаром. Горькое отчаяние, какое по обыкновению является из абсолютной безвыходности, овладело им. Он ругался вслух, заклиная себя, свою дурость и голос, который уже считал плодом собственного воображения.

"Это не выход... так я себе точно не помогу... не спасу себя... соберись... соберись, тряпка!.."

Тряхнув головой, Носов собрал оставшуюся в закромах надежду и волю в кулак и на их фундаменте поднялся, возвратив себе менее зашуганный взгляд, принявшись снова пускаться в измышления о выходе отсюда. И спустя полчаса дум и мук мысленных, а также осмотров самого "круга" с некоторыми прикидками он пришёл к нескольким ведущим выводам.

"Первое, диаметр этого сплюснутого круга примерно тридцать, плюс-минус, метров. Второе, это типа невидимый пространственно-временной звукоизоляционный барьер, прочность которого очевидно намного превышает мои физические данные, а ощущение времени искажается примерно на несколько часов. Также барьер негативным образом влияет на любую электронику. Тут она разряжается быстрее в десятки раз. У моего телефона всего осталось пять жалких процентов, и я его просто выключил. Третье, подпитка барьера скорее всего осуществляется, благодаря заряженной Маной среде, ибо иных кристаллов или чего-то магического, как и самого владельца обнаружено не было. К тому же, у него нету явных дыр или явных серых пятен, а грубо говоря это сплошное кольцо. Заключение, выхода отсюда как такового нет. Вариант остался один: ждать пока Охотник Магического Класса, поставивший барьер, рассеит его."

Парень нарочито спокойно вздохнул, стискивая внутрь себя преследовавший страх и наступающее железной пятой отчаяние.

"Чёрт, даже сил не осталось! Пить и жрать откровенно хочу. Жаль, в подсумок даже конфет не положил, а то в этой ловушке и подавно съедобного ничего нет." - безучастно подумалось ему, севшему задом на траву в ожидании "чуда".

Сон, незаметно подкравшийся к нему, попытался раскрепостить остатки его воли, сломить всякое сопротивление, поднимавшееся в нем, унеся в царство Морфея, но Данил Викторович не давался, продолжая буравить взглядом местность, вызывавшую в нем лишь стойкое отвращение.

"Даже на страх сил не осталось. Зачем я только так бежал, сломя голову? Знал бы раньше, что такая напасть придёт, то смирно сидел бы, не поднимая головы, а сейчас застрял без еды и сил. Сколько там человек может прожить без воды? Три дня? Хех, значит я обречён. Премия Дарвина мне обеспечена. Смерти глупее не найти — сдохнуть на опушке или поляне, хрен его знает, от собственной дурости. Бл*ть и черт!"

В кратком приступе гнева Данил яростно вдарил кулаком по жёсткой земле, после застонав от боли. Из глаз предательски потекли новые слезы.

"Я... не хочу умирать! Я согласен на всё, чтобы выжить! Не хочу! Хочу жить! Жить! Жить!! Жить!!!"

Никто не слышал его отчаянной мольбы, которая циркулировала в нем подобно крови. Тысяча сожалений, надежд и иных чувств, которые ломали его, как прежнего "Я", заполняя ядом кровоточащее сердце.

Парень уже не знал, сколько сидит тут застрявши в этой богом забытой земле, да и не задумывался толком, ибо энергии подчас на это недоставало.

Может час? Может пяток? А может все десять?

Недовольное и жалобное урчание болезненным стоном донеслось до его ушей.

"Пятнадцать?"

Тысяча и одна мысль мелькали в нем, как огни в ночном небе, за время ожидания собственной участи.

"Возможно, это результат моих действий. Я был плох сам по себе, как человек, посему мой итог такой же — долгое и томительное ожидание смерти. Я был безответственным сыном, плохим братом, другом и наконец ужасным человеком. Если бы я только мог выбраться отсюда... Возможно, я бы исправился? Или нет? Да! Честное — нет! Какой толк лгать самому себе?! Будто я могу изменить своему эгоизму, этой ненависти к самому себе до глубин души!?"

Безумие охватывало его и росло с безумной прогрессией...

"Черт, ну почему именно я?! Чем я не угодил кому-то там на небесах?! Есть люди в десятки раз, нет, тысячи раз хуже или лучше меня, так почему выбор случайности пал именно на меня, обычного русского непримечательного, черта подери, школьника!?"

Он отчаянно искал тайный промысел, запрятанный в творящихся с ним несчастьях, но такового попросту не существовало. Обыкновенно приключается так, что что-то происходит просто так без какой-либо на то серьёзной причины...

"Теперь я отчётливо понимаю фразу: никто не ценит, пока не потеряет. Я не ценил то, что имел, а теперь почти потерял это. А ведь так было всегда. Боже... Ха-ха-ха, что за бред сумасшедшего!? Ха-ха-ха, бред всё не так!?. За что же?!!"

Его рассудок уже помутился, а разум растворился в пучинах нескончаемого отчаяния. Рациональность словно ластиком была затерта. Теперь на месте прежнего человеческого отрока остался лишь безумец, отчаянно желавший...

Его упадочные мысли словно нити сплетались, постоянно путаясь в гордиев узел. Зажегшийся на миг в мире мрака огонёк начал медленно затухать, теряя былой запал. Его веки будто навсегда закрылись, утопая во сумеречной мгле.

"Ха-ха, интересно что там — после смерти? Ад или Рай?"

Умственная усталость, загнанная в истощенность, и сопровождающая боль, давящая в виски, отзывались в нем, заставляя вкушать плод жизни. И посему Данил Викторович возвратил в свои руки то причитающееся, что было занято безумцем.

"Всё равно не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Не хочу..."

Туман, гонимый чертогами взбухнувшего во мраке воображения, глушил звуки, притуплял чувства, и сознание, в кою была обличена личность, отказывалось признать, что где-то за этой влажной серой стеной, надвигавшейся со всех сторон, существует иной мир. Весь мир, вся вселенная как бы замкнулись, и границы их так сузились, что невольно хотелось упереться в эти стены руками и раздвинуть их. И то, что осталось там, в истинном бытие, казалось, было лишь сном, вернее — воспоминанием сна.

"Но что я могу сделать, чтобы выжить?! Тело стало таким вязким и деревянным, что двигать им стало практически невозможно. Мускулы скулят. Всё неистово болит. Я на яву чувствую, как желудок загибается, пытаясь сожрать самое себя... Это определённо конец. Органы откажут быстрее, чем улетучится моё сознание. Это настоящий конец. Таков незамысловатый итог моего бытия..."

Опущенные веки пытались растопыриться, желая вновь зрением познать окружающий мир, однако этому желанию не суждено было сбыться как и многим другим — может тысячам, а может и миллионам, какие обычно посещают человека пред забвением.

"Но я же толком не успел ничего сделать. Даже не прожил и восемнадцати лет. Это справедливо? Это правильно вот так умирать, как связанная в мешке собака, которая вот-вот утонет?"

Добрая искорка, ставшая наследницей ушедшего огонька, заиграла словно бенгальский огонь, попадая на томившиеся угли — производные горящего костра.

"Нет, это неверно. Такой итог я не приму..."

Падая на угольки, она вызывала ожог, урождавший новые искры на замен ушедшей старой; они, сойдясь в танце падения, обреченным в цикл, множились, в конце-то концов по-настоящему разжигая угольки в желтое пламя, грозившее обратиться пожаром!

"...Посему я обязан сделать всё, чтобы избежать его. Вставай. Вставай тело! Конечности работайте! Кровь давай циркулируй быстрее! Сердце тоже! Я не приму преемственность собственной судьбы! Я обязан изменить ее! Ведь я..."

Органы пришли в движение, заставляя организм бешено функционировать, тягая те резервы, о которых он даже не подозревал. И посему...

"...Хочу жить!!!"

...он, Данил Носов Викторович, вопреки законам здравого смысла поднялся, с трудом удерживая себя на обоих ногах, ощущавшихся хуже самых тонких веток. Его изморенный тяжбой усталости и голода взгляд сменился на пышущий последней отчаянной надеждой, влекомой фибрами именитой Души.

Его мозг отрабатывал производительность во все сто пятьдесят процентов. Всё его измученное тело, казалось, было переполнено силой, что, разливаясь, хлестала через край. Он взял всю эту новоявленную силу, аки потенцию жизни, и с натиском сжал, дабы претворить новую цель в жизнь. Она была проста, а потому хороша: столкнуть наименее устойчивое дерево, склоненное набок, дабы дестабилизировать барьер, который по прошествии продолжительного срока без внешней подпитки Магом, долженствовавший ослабнуть.

А посему он, сыскав наиболее удачную точку приложения сил, пинал ногами, бил кулаками, напрасно их стирая, обрушивал валящиеся толстые ветви — прилагал все нечеловеческие усилия, дабы добиться искомого. Его наверняка жалкие потуги, казалось, были увидены — дерево всей своей массой от холмки до комля наваливалось на стенки "тюрьмы".

Слабая полуулыбка наползла на него. Вот! Остался лишь еще один толчок и тогда точно сдюжит разгром этого "мора"! Он продолжил долбить в одно и то же место, дабы до конца свалить всё остальное, и у него это получалось! Дерево, словно потакая ему, полностью подчинилось, всем полностью обрушавшись на вспыхнувший голубоватым барьер, который, искажаясь в метавших искрах, пытался отбросить тяжёлый ствол, но не мог, поэтому ключ к победе застрял в наклоне.

Данил, не останавливаясь ни перед чем, уперся ногами о дерево, как об опору, стремительно побежав по нему! Со звериным рыком, вырвавшимся из легких, и рысьим рывком он очутился на самой макушке, наваливаясь массой, дабы протолкнуть, но бестолку. Тогда Носов в приступе вдарившего импульса прыгнул вперед вместе с острой палкой, но барьер словно легкую помеху прыткой молнией отбросил его словно букашку назад. И, не сдержав равновесия, он покатился кубарем обратно, куда по инерции его утянуло в сторону, грозя переломать кости в ногах из-за высоты падения. Подросток, пребывая в краткой вспышке невесомости, успевает, нащупав, ухватиться за ближайшие опоры в виде ветви, что, имея малые заостренные отростки, пронзала его пальцы болью. Он стойко превозмогал ее, тяжело дыша, и едва успешно пытался поднять собственное тело обратно наверх. Ему в величайшем напряжении сил едва удалось это...

Он, теряя прочность, побежал ещё раз, и вновь взметнувшиеся искры, а с ними непродолжительный полет назад. И так по кругу. Снова и снова, пока у его поистине бараньего упрямства не кончились последние силы даже на то, чтобы приподняться, а то густое пожарище, что поддерживало на протяжении этого малого срока, бесследно покинуло его остывшее тело, оставив сохим и босым.

Его мысли были теперь по-настоящему пронизаны пустотой. Конечно, надежда, где-то еще там, пыталась что-то изменить в этом обреченном исходе, но всё бестолку. Отчаяние оказалось намного могущественнее, и боль, какая уготовлена грешникам в аду, лишь помогала в этом.

Это полный проигрыш. Полный провал...

Мало того, что он исчерпал ресурсы тела, приблизив себя ещё ближе к смерти, так и еще почти что сдался!

Кровь забурлила и запузырилась, как кипящая жидкость, сочась из разных оконечностей...

"Хе... Так вот какова смерть на вкус... Как кровь... Я её чувствую..."

Разум говорит о бесполезности сопротивления неизбежному, но Душа упрямо твердит ему об обратном, что он не прав. Она взывает к нему, говоря, что умирать тут попросту неправильно...

"Я... обязан подняться. Даже если это означает, что я проиграю. Возможно, это ошибка, но не ошибается только тот, кто ничего не делает. Я не могу больше смотреть, как помираю, совершенно бездействуя. Я продолжу и впредь цепляться за собственную смертную шкуру, несмотря ни на что. Поэтому встану и продолжу делать то, что должен."

Данил Викторович, чувствуя невероятную слабость, вопреки логике вновь поднялся, готовясь пасть наземь в любой момент. Движения его были медленны, неловки и неточны. Задыхаясь и испытывая головокружение, он медленно, но остервенело, плывя в зрении, зашагал, делая короткие промежутки паузы, добираясь до павшего ствола. Шаг за шагом, подбадривая себя в том, что сейчас точно удастся, как в кино или в комиксах. Однако реальность была такова, что слишком отлична от художественного вымысла, на блюдечке преподносимого разумом. Он — не главный герой. Всего лишь обычный человек из восьми миллиардов живущих...

Носов, не гадая, прыгнул из самых последних сил, что еще оставались, но был снова послан в полет, теперь уже из-за неудачного расчета прямиком вниз. Чудом дрожащей от слабости руке, периодически спазмирующей, удалось, как за спасительный трос, ухватиться за случайную ветку. Но та не выдержала напора массы и отвалилась, отправив школьника довершать падение вниз.

"Не-ет!.."

Из уст павшего вырвался стон, сопровождавшийся выбросом слюны.

Истерзанное истощением тело с шлепком ударилось о землю. Всё, что составляло его части, нещадно ныло, глодая, а многочисленные ссадины, порезы, царапины, коими он был усыпан сполна за многочисленные попытки, стали кровоточить лишь интенсивнее, сгущая краски алым. Одно ранение было столь серьезно, что мясом выпирало наружу, нещадно горя. И вся эта какофония мук транслировалась напрямую в мозг, заставляя вовсю ее вкушать, как пир, вымазанный его конечностями...

"Боже... похоже я что-то сломал? Или мне кажется? Прямо на спину... Ужасно больно... боль такая адская, что мне сложно мыслить здраво, ибо ее шум перекрывает все остальное, заставляя желать ее прекращения, как визг ребенка в ночь..."

Прерывисто блея, Носов лежал, распластавшись на почве. В этом разбитом состоянии он мог лишь беспомощно наблюдать, как лягушка на дне колодца, за моветоном ветра, впоследствии за движениями мощных ветвей, расползающихся по всей длине ствола обозреваемого дерева, и, устремив взгляд выше, мог узреть мягкое безоблачное небо, по которому лениво плыло солнце. И судя по его положению, расплывавшемуся из-за многочисленных древесных преград, время уже близилось к девяти вечера. Однако тут оно текло с задержкой. Неужели он уже провел здесь, на богом забытой земле, фактически больше дня? Сделав так мало? Приложив все усилия? Настолько он жалок и слаб, что за всё это богатое время лишь понапрасну убивался, подведя тело к финишной прямой.

"А ведь я сделал в этой жизни так мало... не закончил школу, не повидал столицу, не побывал за настоящим бугром, не заработал денег, не встретил первую любовь, не целовался, не занялся сексом да друзей толком не завел..."

Глаза, безразлично глядевшие перед собой, медленно тускнели, становясь пустыми. Мысли его все чаще прерывались каким-то забытьем, и он в ответ мог лишь отдаваться ему, расплываясь в обманчиво приятной усталости, оплетающей его своей паутиной. Свет сознания по-тихоньку угасал, как восковая свеча, имевшая свой срок.

"Эх, всё же я был не прав... Во всем не прав... А это ли важно сейчас, когда смерть неминуемо наступает?.."

Перед ним всё чаще и чаще всплывали картины из далекого теперь прошлого, где в замазанных тоннах он отмечал свой первый юбилей в окружении семьи, встречал Новый год, заглядывая под елку в поисках подарков от Деда Мороза, которому писал письма; рассекал улицы на велосипеде, на собранные деньги приобрел дорогое издание любимой игры, удочкой ловил рыбу вместе с отцом, встречал вечера под заревом пыхающего костра вместе с ним, бесился на выселках у дедушки с бабушкой, поджимая на это "дядя Гену", молился в храме дедушки, иногда засыпая, глядел в окошко автомобиля, впечатляясь красотами многоводных рек своего края...

"Боже... я... действительно... сожалею?"

Пленка, игравшая плеяду из воспоминаний, во много раз ускорилась, проматывая пред глазами всю его жизнь, заставляя тихо рыдать.

"Как же я был не прав... Как же я глубоко ошибался... Всё это лишено всякого смысла..."

Пролеживаясь так ещё некоторое время в состоянии полного оцепенения, Данил, на миг выплеснувшись из грез, впервые услыхал постороннее движение, вернее вибрирующий шум, чем-то отдалённо напоминавший по звучанию пылесос с прикрепленным на него вереницей динамиков, включенных на все сто. В моменте земля содрогнулась сама и мелкие камушки, разбросанные по ней, медленно взмылись в воздух, левитируя в отрицании всякой гравитации.

Сделав пол-оборота головой направо, погибающий позволил себе удивление, граничившее с шоком...

Перед ним из мелкой точки, как бельмо, в пространстве распахнулись настоящие Врата угрожающе алого цвета подстать его крови.

Данил Викторович опосля бросил ироничную усмешку, адресованную в пустоту.

Теперь он точно труп. Ничто уже не сможет его спасти из лап такой ловушки. Ни глубокая решимость, ни отчаянные крики на срыв о помощи, ни молитвы к Богу, общим словом — ни-че-го.

"Ха-ха, это так забавно, бл*ть. Ну какое совпадение! Что именно тут появилось Подземелье да еще и красного аж цвета! Я обожаю свою удачу! Ха-ха-ха, боже, н*хуй всё."

Впервые он настолько близко, всего в сантиметрах тридцать от себя, соприкасается взглядом с величайшим злом всего человечества без исключения — Вратами в Подземелье. Эта рубиновая, устилающая пространство легкой дымкой оранжевого с выбросом черно-красных искр, огромная дыра, аки воронка, закручивающая фиолетовый и перламутровый лоскут в едином водовороте, завораживала его, приковывая непосредственное любопытство. Так красиво, так неестественно, так маняще и так опасно!

Нежданно для себя словно в каком-то дивном сне Данил Викторович потянулся дрожащей рукой в эту клубящуюся неизвестность, касаясь ее лишь краешком пальца. И та ответила на его тягу, втянув парнишку в себя.

***

"Где это я?.."

...

"Неужто на том свете?.."

...

"Если так, то почему так всё сине?.."

Мысли его часто прерывались, сменяясь какой-то пустотой; он не спал и сознания не терял, но тем не менее совсем не давал себе отчета в окружающем. Ему казалось, что мысль его застревает в мозгу на каких-то зубцах. И теперь в таком шатко-валком состоянии он старался разобраться в своем положении, освещенным синим. Он все еще был жив, но очутился черти ж где? Тут он вспомнил о последних великих усилиях, какие он приложил, и вспышке, последовавшей следом. Зачем он это делал? — с ненавистью обращенной к себе вопрошал он сам себя, не находя ответов.

"Бесполезно... думать об этом. Нужно встать... Выбраться хотя бы наружу..."

Попытавшись подняться, он закономерно потерпел крах, пав на колени.

"Черт, будто судорогой сводит..."

Ноги словно были набиты ватой, тогда как ступни словно смазаны маслом. Сил взять на то, чтобы хотя бы приподняться, было просто неоткуда, ибо резервы организма были практически на исходе, держа его в сознании.

"Чего еще я мог ожидать... Провал... Как всегда..."

Знакомая безнадега, которую он так отчаянно отбрасывал, вновь помахала ему рукой, обнимая отчаянием, заставляя ненавидеть самого себя.

"Какой же я, с*ка, жалкий. И как меня это за*бало! Почему я не могу просто взять и встать, уйти и естественно сдохнуть в другом месте?! Откуда такие преграды?!" – усталой прытью пронеслось у него в трещавшей от боли голове.

Глотая заряженный Маной воздух, парень почувствовал прилив сил!

"Как по замыслу, сами-знаете-кого..."

Изнеможенными конечностями он по прошествии времени восстает в полный рост, от и до опираясь своими ногами, и без мыслей очень устало и вскользь осматривает раскинувшееся взору помещение.

Это было подземелье — самое настоящее в этом слове. Траншеи, уходящие куда-то вглубь, освещались расставленными горящими синим пламенем факелами. А под каждым таким источником света расположились величественные изваяния неизвестных воинов, облаченных в сталь и держащих в своих руках разнообразные виды холодного оружия.

Только сейчас Данил, застыв на месте, как прикованный, осознал, что он благополучно потерял сумку, в которой были ключи и наушники, и с ними вдогонку очки для зрения, которые незаметно слетели с него, когда он неуклюже упал с вершины дерева. Брюнет мысленно простонал от материальной потери. Хоть телефон, лежавший всё это время в кармане, остался с ним — и то сахар.

"..."

Его минусовое зрение оставляло желать лучшего. Он сильно щурился, чтобы ухватить как можно больше деталей впереди, ибо проснувшийся инстинкт настойчиво просил его об этом. На многое его, конечно, не хватило, и, простояв в происках пару минут, израненный присел на гузно, не в силах больше пребывать в стоячем положении.

"Черт, идиот! На что только время и силы растащил! Глубокий вдох и выдох..."

В мыслях заело лишь это. Ему нужно срочно восстановить дыхание.

Спустя считанные минуты Носов с приложением невероятных усилий вновь поднялся и, шатаясь из стороны в сторону, доковылял к порталу, горевшему тем же рубином в метрах пяти от него. Он попытался пройти обратно через него, но тот был словно заблокирован аналогичным барьером, что стоял там, в мире людей, окутывая голубоватым оттенком, а потому вернуться обратно не представлялось возможным.

Данила схватил озноб, а рот беззвучно открылся.

Он... не мог возвратиться обратно!

"Какого хрена?! Почему?! Никогда не любил Охотников, но даже мне известно, что не существует таких Врат, которые запираются изнутри! Мне так пацаны сказали!"

Теперь Носов платит сполна за свое бездумное и безрассудное действо.

"Чёрт! ЧЁРТ! Лучше умереть, не мучаясь, чем от Монстров! Я даже не Охотник! У меня нет даже самого элементарного оружия! Я вообще еле ногами волочу! Даун, бл*ть!"

Он обречённо опустил плечи, умостившись рядом с сияющим порталом, чтобы начать навзрыд плакать словно в истерике. Солёные слезы, влажной дымкой опутывая глаза, ручьем стекали по его щекам, обрушиваясь ниц мелкими каплями, а эти горькие всхлипы были так громко слышны, что невольно задумываешься о том, что они исходят от девчонки нежели от молодого парня.

"Хе, я — жалок. Само воплощение этого слова..."

Да, он, глядя действительности прямо в лицо, мог это сказать, ибо действительно жалок. Хуже всего, что теперь всякий шанс, всякая надежда были потеряны в глубине портала, раскинувшегося в глухом лесу.

Школьник не ведал сколько просидел, скуля то от боли, то от собственного горя в пересмешку со внутренним разочарованием. В конце концов, он был просто человеком со своими пределами.

Может у него и была стойкость, но сейчас и та была глубоко погребена страхом. Не каждому приятно осознавать, что вскоре он умрет бесповоротно и окончательно.

В момент слабости плоти и упадка духа взгляд статуи, занимавшей свое положение у стены, стал будто осмысленным, и та по мановению собственной воли зашевелилась, поднимая двуручную секиру перед собою, с грохотом наступая. Эти грозные движения ожившего камня зычно отдавались отзвуком по всему окружению, разбредая затянувшееся затишье, да так, что даже хнычущий Данил, чьи заплаканные очи мало что могли различить, углядел массивный мрачный силуэт, нависший прямо над ним.

Нечеловечески огромная, просто гигантская, тень перекрыла собой весь обзор. Она медленно замахнулась, грозясь располовинить незадачливого брюнета.

Глаза парня широко раскрылись, а сердце заклокотало, как взбешенное, словно вот-вот выскочит из груди. Адреналин ударными дозами вливается в кровь, расширяя сосуды и улучшая кровоснабжение, ускоряя ее поток. Он, не взирая на многочисленные ранения и в целом истощение ресурсов организма, немедленно, как сайгак, вскочил, в последний момент уйдя в пародии на перекат от линии замаха рубящего оружия.

"П*зд-..."

Этот удар был настолько могуч, что не просто расколол породу под собой, оставив многочисленные борозды повреждения, и подверг серьезному оглушению с дезориентацией, а заставил землю под собой буквально вздрогнуть от разницы в мощи.

"...-ец! Надо сматываться, пока этот дровосек меня не порубил!"

Носов бежал, заходя вглубь этого непонятного Подземелья, боковым зрением замечая, как статуи оживают одна за другой, отчего за ними вслед гасятся единственные источники освещения — факела, бережно расставленные незнамо кем.

Мозг, действовавший на запредельных возможностях, стремительно анализировал поступавшую информацию, полностью процеживая её, приводя в понятия.

Десятки оживших статуй совсем не спешным шагом преследовали его, желая убить. Данил, как в отместку, отчаянно бежал от своей смерти, вкладывая всё, чтобы только протянуть чуть на подольше.

Марш-бросок в сто метров был преодолен за рекордные шестнадцать секунд с учётом всех ран, но до трех "тёмных точек", мелькавших вдали, оставалось ещё двести, а "рыцарей" становилось всё больше и больше, заполоняя все свободные углы. Они следовали по пятам, и спереди, и сзади, пытаясь его взять в окружение, сомкнув в кольце. Однако Носов с удивительной прытью от всех их уходил в стороны, пользуясь единственным своим преимуществом — проворностью. Ему не иначе как чудом удавалось сбегать от линии огня, не теряя ни единой конечности. Правда во всем этом был один спорный нюанс. Он быстро и верно выдыхался, достигши максимума на сто двадцать шестом метре, тогда как големам было хоть бы хны.

Лёгкие не просто пылали, казалось, что они отмирали от затесавшегося жгучего газообразного металла в них. Но Данил Викторович не мог взять и пасть на колени в усталости. Если он остановится хоть на долю мгновения, то непременно умрёт. Если он позволит себе замедлиться ещё сильнее, то его проткнут насквозь, как мясо шампуром.

Иных вариантов просто не затесалось в загашнике выбора. А потому он, как и всегда по жизни, просто бежал, мало что различая перед собой, ибо картинка, выстраиваемая глазными яблоками, просто плыла и периодично покрывалась настойчивой пленкой из тьмы, но Данил усилиями воли подавлял себя на потерю сознания, только потом, но не тут и не сейчас, в такой роковой момент.

"Беги! Беги! Беги! Беги! Беги!.. БЕГИ!!!"

Единственное, что кружило в его мыслях, проигрываясь, как пластинка на граммофоне. Его существо всеми фибрами души пыталось выжить, уподобляясь всякому живому.

Почти настигнув трехсотого метра на финишной прямой, парень наконец мог схватить взглядом то, что его подло поджидало впереди. Это были тяжёлые стальные двери. Или же нет?

До него дошло это слишком поздно: это были не просто три пары дверей, а самые что ни на есть ожившие камни, аналогичные тем, что волочились сзади, дыша в спину. Только шире, больше и с иными очертаниями.

"Что делать?! Что делать, мать его?!."

Пред ним встала дилемма, толкавшая на безумство. С одной стороны он никак не мог остановиться, ибо тогда погибнет от случайного удара. С другой он не может пробиться вперёд, ибо тогда в упор столкнется с тремя рыцарями, преграждавшими путь, где благополучно сгинет.

Он не ведал, что делать в подобной безвыходной ситуации. Всё окружение, а с ним и трактовавшие его условия были до смешного настроены конкретно против него, даже в этом участвовало и его собственное тело, которое вот-вот упадёт без сил.

Так что ему делать? Что предпринять? Как быть? Абсолютно безвыходная ситуация? Это она и есть.

"Думай! Быстрее думай! Хоть что-нибудь! Любой доступный вариант!" – мысли его метались с часа от часу то от одной, то к другой, сталкиваясь в противоречии, где потворство быстро вскрывалось, заставляя выть от безнадеги.

Почти настигши конца своего сущего, освещенного тусклым голубым огоньком, Данил Носов резко, скользя по инерции, останавливается перед рыцарями со щитами в виде дверей, представая фактически на блюдечке.

"У меня будет всего одно окно для маневра — один единственный шанс, иначе я — труп."

Позади его почти настигает воин с копьем, тут же попытавшийся насадить на острие, но Данил едва успел отскочить, начав упоительно глотать воздух. Он, наклонившись вперед, уперся в колени, став боком к опасностям, дабы не спускать с них глаз.

"Давай же! Ставка только одна, и она твердит ставить ва-банк!"

Големы по ошую от него сторону, как он и полагал, начали поднимать щиты, предварительно разжавшись в строю, чтобы вертикально вдарить, как молотом.

"Это мой шанс!"

Данил тут же подался вперед и, задействуя всю мускульную силу своих ног, отталкивается, впоследствии уходя в скольжение через щель, образованную двумя рыцарями.

"Есть! ДА!"

Едва победный звук срывается из его уст, как неизвестное на запредельной скорости просвистывает у самого уха, вонзаясь в правое плечо, застревая. Данил в тиши собственной немоты медленно поворачивает голову и, не сдерживаясь, пробует закричать от боли, но у него не хватает на это голоса. Какой-то гортанный, хрипящий свист вырывается из его горла, заставляя осесть от шока на холодную породу.

"Мое плечо!!! Боже! О, боже! Господи!.."

На секунду он стал дикарем, порабощенным вздымавшейся в нем волной страха и боли. В этот бесконечно малый промежуток времени он походил на испуганного тигра, исполненного бешенства и ужаса в предвидении ловушки. Будь он только дикарем — он убежал бы прочь либо набросился на нее и уничтожил. Но в ту же самую секунду в нем шевельнулись зачатки дисциплины, с давних времен сделавшие человека несовершенным социальным животным. А потому, трепыхаясь от раздирающего жара, пронзившего его плечо, он едва оглядывается, воочию наблюдая, как к нему мчатся, войдя в бег, статуи, громко лязгая доспехами.

"Надо бе-..."

Носов, стиснув зубы, терпя нажим лихорадочной боли, оставлявшей кровавый отпечаток на полу, начал ползком уходить, пытаясь собрать силы, чтобы встать.

"Как же больно! Боже, как же это ужасно больно! Не могу! Аргх..."

Всем телом предчувствуя стремительное сближение с каменными надзирателями, Носов сильнейшим приложением сил воли, скуля и воя в уме, поднимается, дрожа, грозясь подкоситься в ту же секунду, но на третьем дыхании, отперевшимся в столь нужный момент, переходит в бег, мечась в незнании в какую сторону бежать.

"Агх...Куда?! АРГХ...Лева? Права? Середка?! К черт-гху!"

Не думая, Данил Викторович, ведомый инстинктом, вбегает в крайний левый проход, ближайший к нему. Вбежав в него, парень пролетел, приземлившись грудью, услыхав, как подступы ко входу, затрясшись, как от землетрясения, были обрушены валом из породы, а с ними и последние островки огней исчезают, оставляя Данила в кромешной тьме наедине с собой.

Он сокрушено кладет голову на пол, не находя сил даже на лишнюю мысль. Единственное, что им ощущалось, так это дыхание, дававшееся с болью равной той, что застряла в плече.

"..."

И самое ужасное в его положении оставалась застрявшая стрела, которую даже не вытащить без посторонней помощи да и не рекомендуется. Ибо тогда кровь хлынет из дыры, оставленной снарядом, размерами в лунку для гольфа.

Спустя минуты лежания его спектр восприятия боли подвергся изменениям, расширившись настолько, что теперь ему в ощущениях была дана каждая клеточка, питавшая его тело для продолжения брожения в этой бочке под названием — "бытие". Эту боль было не описать простыми словами. Это хуже всякой агонии, страшнее даже пыток Ада.

Он просто разлегся, заполняясь стенаниями. Каждая его конечность изливалась алым, оседая мокрым по полу. Все таки его умудрились задеть при побеге.

Теперь даже кровь не пугала его как раньше. Даже нанесенные увечья казались ему не такими уж страшными, ибо самым большим страхом для него была царившая неизвестность. Он уже четырежды пожалел, что просто не дал себя рассечь тем статуям, а попытался согласно закону жизни выжить. И из-за этого он теперь находился в состоянии между: быть или не быть.

"Я... Обречён?.."

Вдруг инстинкт, который подсказывал ему, когда уклоняться, куда бежать; инстинкт, благодаря которому он ещё бродил в мире живых, так неистово зарычал, скалясь зубами, что опасность раньше теперь выглядела просто смехотворной.

"..."

В начинании этого всё, резко замерев, тут же отмерло, начав интенсивно трястись, вызывая завывания породы. Из окружавших стен массово начали вылезать чьи-то руки, что пытались схватить несчастного брюнета, пришедшего от этого в дикий ужас.

"О, Боже!!! Что за х*йня!? Срань господ-гхня!!!"

Носов, едва перебирая конечностями, отползал, уже не имея каких-либо сил встать, и, не оглядываясь назад, быстро, как мог, шевелил руками и ногами, слыша позади вместе с воем будто сирен свое собственное биение внутри груди.

"Давай! Ну же! Поднаж-гхми! Я чувствую, как оно пыт-гхается меня сжать, заб-гхрать к себе! Шевел-гхись!"

Чудом ему удалось избежать очередного кошмара — быть сжатым в тисках каменных ручищ, достигнув света в конце туннеля...

"Гд-гхе это я?" – вопросил Данил, укрывая ладонью глаза от заливающего ярким света.

Ему открылись огромные покои, вернее, нечто походимое на зал, какой есть в храмах востока, в котором таились тусклые огни, аналогичные тем, в самом начале. Внутри ощущался запах древности. Было сыро, холодно и мрачно, как в потайной гробнице. Пол, стены, потолок — все проросло густейшим мхом. Этот зал, познанный в ощущениях, был не просто большим, а огромным, обладая высоченным куполом, простирающимся в небеса.

"Это... статуя! Бог-гха?!"

На троне восседало огромнейшее фарфоровое изваяние размером в небоскрёб, что царственно восседало на троне, тогда как по углам были расставлены рыцари намного крупнее прошлых. Данил же отчаянно желал проснуться от этого нескончаемого кошмара.

"За что м-гхне это?! По-гхчему я страд-гхаю?!"

Глядя на всё сквозь призму затуманенного взора снизу-вверх, Данил рядом с собой приметил скрижаль на неизвестном языке, которую в руках удерживал четырёхрукий ангел, чей мраморный лик был скрыт за мантией. Снова оглянувшись, он прищурился, с трудом обводя взглядом главную статую.

"Его зрачок... Он двигался! Точно двиг-гхался!.."

Его лоб покрылся крупными испаринами; сердце сжалось, покрывшись холодом, а по телу пробежал табун мурашек, заставляя кровь стыть в жилах. Он, как животное, готовился к рывку во имя собственного спасения, ибо двигал им инстинкт, вписанный в его природу.

Он продолжал щуриться, в попытках выудить еще больше деталей, и вскоре пожалел об этом, полностью побледнев, сравнявшись в цвете с мелом.

"Э-это... Эт-то!.."

Уста главной статуи, осклабившись, расплылись в ужасном кровожадном оскале, предвещавшем жатву.

"Бл*ть, бл*ть, бл*т-гхь..."

Все оставшиеся статуи внезапно ожили, начав приближаться в его направлении, как и та с оскалом, что поднялась с трона, урождая землетрясения, а с ними механические волны, заставлявшие пол буквально подпрыгивать.

Данил Носов нечеловеческими усилиями воли, движимыми неустанной одержимостью, заставил почти что мёртвое тело шевелиться, вернее жалко трепыхаться, под тяжестью собственного веса.

"Шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевелись, шевели-"

Глаза кровожадной статуи засверкали ярым желтым...

Инстинкт настолько громко ревел в ушах, что Носов кубарем прокатился в сторону, избежав аннигилирующего луча.

"Чт-гхо за..."

Данил Викторович, привстав на четвереньки, стремительно пополз, в основном опираясь на руки, гребшие ему путь к центральной точки фокуса глаз, где расположился стол...

"Это алтарь!.. Жертвенник!.. Им нужна жертв-гха!?"

Данил хотел было отползти назад, но ступня массивного чудовища с оскалом преградила путь. Вторая нога существа, поднявшись в воздух, занеслась в желании раздавить его, как назойливого жука.

Носов судорожно пытался развить скорость в столь неудобном положении, дабы избежать карающей смерти, но получалось совершенно противоположное: он становился лишь медленнее, потому как тело, давно перечеркнувшее предел, уперлось в потолок природных ограничений, представ теперича балластом. Статуя, казалось, только раззадорилась этому, помирая с хохоту, продолжая назидательно опускать свою массивную ступню прямо на него.

"Я... успею! Давай ж-гхе!"

Раздался сокрушительный треск, а за ним распространившиеся клубы пыли с вылетевшим на скорости щебнем так словно метеорит обрушился на землю...

Неожиданно для себя он подкосился, растеряв опору ног. В попытке дознать: почему? Он медленно, не обращая ни на что более внимания, оборачивается головой, более расширяя отчаянные глаза. Он закусил язык до самой крови, пускаясь в слезы, когда осознал, что произошло с его ногами...

Они были превращены в месиво похуже фарша ниже тазовой кости. Просто безжалостно раздавлены каменным прессом. Кровь хлестала только в путь, а из рта Данила вскоре вырвался алый кашель. Далее его вырвало желчью от представления в голове состояния собственных ног, а штаны стали малость мокрее от жёлтой мерзкой жидкости из мясного инструмента.

"Бл*ть, на*уй, с*ка, б*я, п*здец..."

Круговорот истеричного мата проходил в его голове до тех пор, пока он своими ушами не услыхал очередной смех, что пробирал до самых костей, исходящий от статуи, наверно, божества. За смехом следовали рыцари в тяжёлых доспехах, которые порождали основной гомон.

Данил отринул мысли и шевелил остатками своего тела с целью достигнуть хотя бы алтаря, чтобы не подохнуть столь жалко.

"Дав-гхай! В посл-гхедний р-гхаз!

Он упорно полз...

Его и стол без швейцара разделяли каких-то три жалких метра. Маленькое расстояние? Однако для него этот путь занимал целую вечность. Его тошнило от напряжения, а временами он почти терял сознание; он ничего не видел, перед глазами мелькали красные пятна и искры света, мучительно яркие, словно бриллиантовая пыль, и на этом мелькавшем красном фоне отчетливо ютились черные линии, расползавшиеся всё дальше и дальше, всё глубже и глубже; сердце отчаянно билось, вызывая приступы удушья.

Руки служили этаким эхолокатором, благодаря которым он мог понять, что сдвигается с места; они были его основным инструментом переноски, когда всё остальное просто отмерло.

"ПОЛЗИ! ПРОШУ!!!"

Его немевшие руки наконец-то прощупали остовы алтаря.

Вдруг Данил почувствовал, как кто-то со стороны поднял его в воздух и беспощадно бросил в алтарь с такой силой, что половина костей в его теле была точно сломана.

Он не мог даже вымолвить и слова от того, что его горло было переполнено сухостью металлического привкуса. В глазах летали звёздочки, а линии мрака становились только чётче, словно он всё ближе и ближе подбирался к смерти, вернее сказать, подобрался так близко, что до нее оставалось расстояние вытянутой руки. Оставшиеся части тела умерли. Лишь скулы лица могли шевелиться. Он попытался состроить улыбку, как в пафосных фильмах, где герои шли на смерть с улыбкой на устах, но в итоге получилось лишь отчаяние, сожаления — всё самое отрицательное отразилось на нем.

Копья, мечи, алебарды, секиры... — все они, мучительно долго тянясь к нему, пронзили его насквозь, пригвоздив к кругу.

Поток крови моментально хлынул из рта и многих мест ран. Совместный удар был настолько болезненным, что мозг чуть не лопнул от испытываемых ощущений и даже не отключился. Он сам вообще не мог разуметь, почему он ещё не потерял сознание или хуже того не помер от всех тех многочисленных увечий и глубоких ран, украшавших его тело?

"Такова моя суд-гхьба. Собаке собач-гхья смерть. Это про м-гхеня..."

Сознание отказывалось меркнуть, чрезмерно заполоняясь темными линиями в глазницах...

"Но. Я не поним-гхаю. Почему из всех л-гхюдей. Был я-гх? Был ли я насто-гхлько ужасен, несостоятелен или делал ли я чего-то настолько пу-гхгающего, чтобы смерть взяла мен-гхя в свои хладные объят-гхия столь рано."

Весь алтарь был окрашен в тона его крови. Статуя продолжала измываться над жалким смертным, гогоча, чьи глазные яблоки настолько раскрылись, что почти выскочили из своих орбит.

Правда заключалась в том, что он...

"Я не хочу умирать. Я НЕ хочу умирать! Я НЕ ХОЧУ умирать!! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!!"

Отчаянно взмолился парень, прося всех известных ему Богов о чуде, которое его сумеет спасти. Но. Чудес ведь не бывает?

Последняя статуя с холодным оружием замахнулась, метя прямо в череп...

Отчаяние захлебнуло его по самое горло. Однако последняя искра надежды продолжала в нем теплится до сих пор, но и та была погашена новой волной отчаяния и неизбежности собственной судьбы.

"Я... Лишь... Хочу... Знать... Почему... Именно... Я... Почему... Из... Всех... Ныне... Живущих... Был... Выбран... Именно... Я... Неужели... Я... Хуже... Самых... Ужасных... Злодеев... Убийц... Предателей... Насильников... Тогда... Всё... Же... Почему... Я?!."

И в этот момент, словно кто-то наблюдавший за ним поставил на паузу, чтобы куда-то отлучиться; лезвие, что устрашающе неслось на него, остановилась, зависнув в воздухе. Нет, он ошибся. Оно вовсе не прекращало своего падения. То была не пауза, а замедление времени. Словно слоу-мо, растянутое на тысячу кадров в секунду.

"Что?.."

Индифферентно промелькнуло в его сознании, ибо он смирился со своею участью. В голове объявился ласковый, но безэмоциональный женский голос.

[ Секретное Задание: Доблесть Жалкого Ничтожества. Последнее условие выполнено. Задание завершено. ]

В его помутненном рассудке на почве нескончаемой незабвенной боли прозвучала мысль:

"Хе-хе... Что... Происходит..."

Вне зависимости от воли Данила, в которого словно вкололи допинг, голос продолжил свой доклад.

[ Вы заслужили право стать Игроком. Вы хотите его принять? ]

"Хе-хе... Так... И... Думал... Это... Всего... Лишь... Сон... Я... Должен... Лишь... Проснуться... Тогда... Боль... Уйдёт..."

[ Время данное на размышление истекло. В случае отказа ваше сердце остановится через 0.001 секунду. Вы принимаете? ]

"Хе-хе... А... Разве... У... Меня... Есть... Иные... Варианты... Я... Согласен..."

Он уже ничего не понимал и лишь бредил, но частичка рациональности, присущая ему, осталась нетронутой, и именно она сделала выбор, пока Данил безумно хихикал в своей голове.

[ Система приветствует Игрока. ]

Внезапный ослепительный свет окутал его тело целиком, отправив сознание далеко-далеко за пределы этого мира...