Суженый

Стоит смешать кровь мужчины-воина со своей, девичьей, кровью и пустить в бегущую воду у слияния рек – как твой суженый найдёт тебя. Если же обмотать ладонь мужчины лентой, отмытой от жертвенной крови, то до смерти будете с этим мужчиной вместе.

Так учила бабушка, когда ещё не ушла в Мир Иной. И по утрам в бадье с водой её лицо иногда угадывается, значит, она напоминает о себе.

Туилли решилась. В мае, когда создаются семьи на одну ночь. Когда луна пошла на убыль, сочные травы полны сил и когда у Туилли появляется достаточно своей крови. Дочь вождя не будет ждать, пока старшие перестанут спорить и в третий раз сговорят её брак, как новый военный союз. От своей судьбы не скроешься!

…Пленник был молод и заносчив. Спросил её имя, она назвала, чтобы боги услышали, чью судьбу находить. А он сказал: «Марк».

Как его приносили в жертву, ритуальным ножом, она не видела, ушла, хотя имела право присутствовать. В глаза смерти она предпочитала смотреть на поле боя, чем вот так, на связанного и обречённого. Чашу жертвенной крови ей передали утром.

Сначала натёрла лицо и тело, шёпотом повторяя имя: «Марк. Марк. Марк». Вспомнила, что не в бой собирается, а за суженым, добавила в чашу своей крови и намазалась ещё раз. Будто заклинание: «Марк. Марк. Ма-а-арк…» Пропитала заготовленный заранее лоскут чёрной ткани. Надела простое платье. И пошла к слиянию рек.

Он появился. Сердце ёкнуло и едва не увлекло в воду.

Молодой. Статный. С тёмными короткими волосами на непокрытой голове. В железной кольчуге, в красном плаще, при оружии. Враг.

Засмотрелся на неё, чуть не упал, схватился за берёзу.

– Здравствуй! – крикнул через реку, на своём языке.

– Здравствуй! – встала Туилли.

– Я Марк Флавий.

– Я Туилли.

– Иди ко мне! – поманил, и она поняла его слова.

Отжала лоскут, который полоскала в реке, положила в корзинку, приподняла платье и пошла к суженому, стиснув зубы от студёной майской воды, доходившей до середины бедра.

– Ма-а-а-арк… – сказала ему ласково и взяла за руку. – Марк, ты мой суженый.

Похоже, не понял. Но принял и повёл в рощу.

Глаза большие, карие. Сияющие. Смотрит с неподдельным интересом. Не с вожделением, нет. Так смотрят на неземное. Так судьба смотрит!

Нос у него крупный, широкий. Мужской нос. А щёки гладкие, как у мальчишки. И лет ему не больше девятнадцати, наверно. Как раз по ней.

И имя у него – Марк!

Ладонь его оказалась расцарапана до крови, и Туилли, повинуясь чутью или наваждению, потянула его руку себе под платье.

– Твоя кровь. Моя кровь. Мы вместе навеки!

Он рассмотрел свою руку.

– Что?

Показала на него и на себя, а потом в небо.

– Да, – сказал он.

– Да, – повторила она на его языке.

Пристально глядя друг на друга, они соприкоснулись губами, и вкус у судьбы был терпкий, чуть горьковатый, невозможно оторваться и невозможно забыть.

Почему – враг?!

Усадил её на траву.

Попыталась оторвать полосу ткани от большого лоскута, показала Марку: отрежь. И получившейся лентой замотала ему ладонь, середину ладони, где ранка.

– Теперь мы будем вместе всегда, до самой смерти.

– Да, – серьёзно произнёс он. Понял ли?

Поцеловала его руку. И опять губы, знающие, чарующие.

Дальше пояснять не пришлось. Повалил её, задрал платье и, не снимая с себя ничего, кроме набедренной повязки, – ни доспеха, ни пояса – взял.

– Любимый!

– Моя!

Вот только что был отдельный человек, мужчина, иноземец. Раз – и уже её владыка, её пленник, её второе «я». Оспорить невозможно. Соединены. Срощены.

И с кем бы ни решил сговорить отец, никому другому принадлежать она уже не будет. Только Марку. Флавию.

– Приходи сюда через два дня, когда солнце будет вон над тем склоном, – объяснил жестами.

– Приду, – улыбнулась.

– Туллия…

Небо укрывали густые облака, и с далёкого моря несло сыростью. Нужен дождь и лесам, и посевам, и пастбищам. Нужен дождь, если не стаял последний снег на перевале.

А вот той, что собралась якобы пострелять уток, дождь не нужен. Оставила лук дома.

Надела лучшую одежду, посеребрённый пояс и украшения, накинула новенький чёрный плащ. Из оружия – только охотничий нож на поясе.

На свидание пошла Туилли. Вниз, к слиянию рек.

Марк уже ждал её, в прежнем своём виде, и даже с перевязанной чёрной лентой ладонью.

– Здравствуй! – сказала на его языке.

– Здравствуй! – обнял её по-хозяйски.

Свой, единственный, суженый…

– Будет дождь. Идём, вон там есть хижина, сможем спрятаться на всю ночь.

– Куда? – спросил он. – В деревню мне не положено одному.

– Да не в деревню. В нашу деревню я бы тебя и сама не повела, убьют там. Здесь недалеко есть хижина для пастухов. – Туилли изобразила, как гонит овец. – Будем любить друг друга сколько захочешь.

Вроде бы понял.

Туилли шла первая, Марк за её спиной. И она чувствовала его взгляд, впитывала, предвкушала. Ей нравилось быть женщиной. Нравилось, что воин могущественной Римской республики идёт за её спиной не как преследователь, а как её мужчина, как равный и самый близкий, знающий. Судьба!

Хижина подарила не только укрытие от дождя, но и от посторонних глаз. Марк даже снял кольчугу, лёг в груду сухой листвы, стал ждать Туилли.

Она прыгнула. Прямо на него прыгнула, грудью, как в жаркий день прыгают в озеро. Поймал! И уже не отпускал, любил, любил, любил. Зарывал в листья, упирал в плетёную стену, поднимал на руках, даже переворачивал вниз головой… Или тихо-тихо, почти неподвижно, упиваясь долгим поцелуем и слушая их общее дыхание… Общую тайну. Общую жизнь.

Хруст веток за дверью заставил вскочить. Марк мгновенно выхватил меч и набросил плащ. Туилли осталась обнажённой.

– Тс-с-с! – попросила его молчать, не говорить на языке врагов.

В хижину зашли двое, укутанные с головой в мокрые чёрные плащи.

– Ой! Мы здесь не одни! – вскрикнул первый, точнее, вскрикнула. И открыла лицо.

– Это наше место! – второй отодвинул первую, обнажил меч.

– Брена, это я! – Туилли встала за плечом Марка. – Я и мой мужчина.

– Тебя все обыскались! И… Кто он?! – продолжала кричать Брена.

– Туилли! – Нарвин окинул взглядом хижину, меч не убирал. – Тебя сватают Гуаннону. Их племя сильнее нашего, и мы сможем вместе противостоять…

– Она путается с врагом! – визжала Брена.

– Май ещё не закончился, – уверенно возразила Туилли. – Я имею право лечь с кем хочу.

– Предательница… – Нарвин сплюнул на пол.

– Марк – мой суженый! – Туилли подошла ближе к Нарвину. – Мы с ним связаны на крови! И не смотри на меня, тебе всё равно не достанусь!

– Очень нужна ты мне, как же! – Нарвин коряво усмехнулся. – Ты вообще не женщина, ты свобода нашего племени! Была… – Он снова сплюнул.

– Я зарок военного союза. А с кем будет союз, боги уже решили!

– До смерти, значит? Вот я сейчас ускорю волю богов!

– Нарвин, стой! – прыгнула наперерез ему Брена. – Если они связаны на крови, не трогай!

– Вот ты, как там тебя? – наступал Нарвин. – Марк? Что молчишь?! В штаны наложил?

Марк продолжал молчать. И Туилли молчала, она всё, что нужно, уже сказала. А пустые крики не по ней. И Марк такой же?

– Туилли, я завтра скажу твоему отцу и своей бабушке, – тараторила Брена. – А больше никому.

– Что ты им скажешь, глупая девчонка? Туилли решила стать римской шлюхой! Они, – он ткнул в сторону Марка, – не признают браки с нашими, я знаю.

– Туилли, хочешь, я вообще никому не скажу?

Внезапное движение, и Нарвин корчится на полу, уронил меч из вывернутой Марком руки.

– Туллия, переведи, чего он хотел.

– Он… Нарвин говорит, вы не признаёте браки с нашими… – Туилли не знала, как объяснить жестами. – Заступается за честь нашего племени.

– Не убивай! – махала руками Брена.

– Туллия, возьми его оружие.

Она утащила меч и кинжал, наконец накинула на свою наготу плащ.

– Нарвин, Брена, послушайте! Я люблю этого человека, боги дали мне его, по древнему обычаю, и даже если римский закон не признает наш брак, мы будем вместе.

– Решать будет твой отец и совет племени, – весело отозвался Нарвин. – Моя смерть ничего не поменяет. Можете съесть мой хлеб.

Марк отпустил руку.

Сказал, что не собирается убивать Нарвина, иначе уже убил бы. И ещё много слов сказал, красивых и непонятных. Воззвал к богам. А потом забрал у Туилли плащ и повесил на жердь поперёк хижины.

Туилли оделась и подала Марку его тунику.

Брена развязала мешок, вынула ячменные лепёшки, свежий козий сыр, завёрнутый в каштановые листья, сыр копчёный, зелень и яйца. Разложила на чистой тряпице, на плетёном коробе, который служил здесь столом.

– Пусть ест наш хлеб как союзник, а не как захватчик.

Нарвин подошёл, осторожно разминая пострадавшую руку, преломил хлеб и протянул Марку.

– Держи, союзник.

Марк хлеб взял. Протянул Нарвину свою флягу:

– И ты держи.

– Май заканчивается, – грозно сказал отец. – Ты больше не сможешь ложиться с кем хочешь. Совет только при одном условии признает твой брак с этим человеком: если боги дадут вам ребёнка! Потому как твой Марк Флавий – простой десятник и не имеет права заключать военные союзы. Римляне хотят от нас покорности, но никогда не признают равными. Если есть воля богов на то, чтобы мы покорились Риму, на его условиях, значит, будет у тебя ребёнок от римского воина, и римская власть на нашей земле будет растить свои плоды. Древние обряды крови – это связь до смерти, но для будущего нам нужна жизнь. Идёт большая война, Туилли. Либо ты зачинаешь ребёнка до следующего полнолуния, мы покоряемся Риму и – скорее всего, так потребуется – сражаемся на его стороне. Либо – мы присоединяемся к союзу, организованному Гуанноном, и ты идёшь с нами. Ты воин и дочь вождя, Туилли!

– Твоя воля, отец.

Туилли любила Марка. Туилли возненавидела Гуаннона и весь его союз. Как воровать чужой скот, так люди Гуаннона первые. А как большая война – почему-то требует принимать его сторону!

Туилли любила Марка.

Да, Марк простой десятник, и ему восемнадцать лет. Да, говорить на его языке она пока не научилась. Да, его могли подкараулить и, несмотря на приказ отца, убить.

Туилли старалась встречать и провожать его каждый раз. Кормила лучшей пищей, какую удавалось раздобыть.

После близости стояла возле большого дуба вверх ногами, чтобы точно зачать ребёнка. Как воин, она знала, что боги любят действие. И понимала, что быть вместе до смерти – не обязательно означает долгую совместную жизнь.

Нарвин и Брена сыграли свадьбу, скромную, только своей деревней, Длинным Рогом. Но вождь и Туилли приехали на их пир, а Туилли привезла им два десятка уток, которых лично настреляла у озера.

Марк видел, как она охотится, и восхищался меткостью. У них, в Риме, женщины не учатся ни охотничьему, ни воинскому искусству. Сам попробовал стрелять из её лука, но получилось средненько, как у восьмилетнего мальчишки.

– Смотри за ветром, почувствуй отклонение, и если не первая, то вторая стрела прилетит в цель.

Это он понял. Применил. Стало лучше. Но не настолько, чтобы демонстрировать умения перед настоящими горскими воинами.

– А ножи метать умеешь? – спросила, замахнулась и засадила нож в середину ствола большого бука, локтях в тридцати выше по склону. – Теперь ты!

Марк замахнулся без поворота, будто дротиком, и нож вонзился в ствол гораздо ниже, чем у неё.

– Женщин в вашу армию не берут? – спросила, хотя уже знала ответ.

Не берут.

Но Марку определённо нравилось, что она – воин. А ещё больше – что она женщина. Воистину боги соединили их. Как две реки.

– Нам нужно зачать ребёнка до полнолуния, – растолковала она Марку. – Только тогда отец признает наш брак.

– Я спрячу тебя, – сказал Марк. И ещё много слов сказал, из которых Туилли поняла только «осень» и «зима».