Сварщик

Пропал у нас на заводе сварщик Генка Селиверстов. В начале недели ещё пропал. Утром проходную прошел, даже трезвый был, и вроде на обеде в столовой видели его, а вечером в раздевалке не появился, вон, вещи торчат из шкафчика. И через проходную не выходил. Думали, было, что запил человек, не впервой ему, и просто где-то в кондейках отсыпается, но сегодня уже третий день пошел, а его нет нигде! Жена утром приходила на проходную, переживает: Егорыч – он хоть и алкаш, но семьянин хороший, ценит её и любит, почти не бьёт, да и детей тянуть надо…

Так, что это я сразу начал о Сварщике? Давайте, представлюсь. Зовут меня Серега Скоморохов, для своих – Комар. Когда в школе читали Пушкина, и узнали значение слова «скоморох», один умник пытался в Шута перекрестить, но «шут» в его произношении быстро превратилось в «фут», так что не прижилось.

Лет мне двадцать семь недавно стукнуло, работаю слесарем в ремонтном цеху, не расписан, но подруга имеется, конечно. Живем мы с ней на квартире у бабки моей: так вроде бабке и веселее, и пригляд, ну а бабка нас не достает особо.

Завод наш был основан в одна тысяча девятьсот двадцать шестом году, как предприятие по выпуску заготовок для каких-то там деталей к паровозам, в войну выпускал автоматы, потом несколько раз перестраивался в связи со сменой деятельности, и кое-как протянул в лихие девяностые благодаря «красному директору» Василию Петровичу Чащину (царствие ему Небесное). В середине нулевых на завод пришли московские акционеры, обещали производство модернизировать и выпускать вместо производившихся на тот момент ДСЕ* (детали и сборочные единицы) узкоколейных вагонеток и шахтных опрокидывателей фурнитуру для одного известного бренда складских товаров. Приезжал даже представитель того бренда, они торжественно резали ленту, жали друг дружке руки и лобызались в щёчки, но в итоге теперь треть цехов, которая подальше от болота, сдается в аренду под склады, треть корпусов заброшена и пришла в запустение, в остальных едва теплится жизнь. И мы, слесаря-ремонтники, стараемся всячески остатки той жизни поддерживать. Кроме нас - слесарей, очагом внутризаводской производственной активности остается, пожалуй, лишь сварочный цех – стоящее у самого болота угрюмое, довольно внушительных размеров прямоугольное строение с глухими щербатыми стенами из красного кирпича, световым фонарем вдоль конька пологой двухскатной крыши, с трех сторон – с огромными окованными железом деревянными воротами, двое из которых уже давно навечно заперты.

Ах, да, про болото. Территория нашего предприятия представляет собой относительно узкую полоску земли, примыкающую пологой дугой к краю Болота, такого обширного, что глядя с нашего берега кажется, будто тянется оно до самого горизонта. Болото в прошлом веке было широкой излучиной реки, с заливными лугами на противоположном берегу, но в годы, когда человек безраздельно властвовал над природой, излучину нашу спрямили каналом, ток воды совсем прекратился, и теперь только старый бетонный причал напоминает о том, что раньше здесь была судоходная водная артерия. Старица и залитые несколькими половодьями луга заболотились, постепенно заросли кочками, светящимися по ночам гнилушками и прочими атрибутами места с дурной славой. В общем-то, потому даже и забора по берегу толком не имеется: никто в здравом уме в болото не полезет, и оттуда не придёт. Ну, по крайней мере, все были уверены, что не придет…

…

О предстоящем визите акционеров стало известно ровно в середине июня. С утра руководство собрало начальников цехов, после обеда уже начальник цеха собрал нас и объявил «неделю борьбы с разрухой». Точнее, просто объявил, что через неделю приезжают товарищи-господа с аудитом текущего состояния завода. Нужно прибрать всё валяющееся, выровнять всё покосившееся, покрасить с видной стороны всё неокрашенное (насколько дадут краски), облагородить территорию, курить строго в отведенных местах и перестать разбрасывать бычки мимо пепельниц. В суете наведения марафета эти дни пролетели, как одно мгновение, и вот свежеокрашенные огромные ворота центральной проходной заурчали трехкиловаттным электромотором (надо же мотор где-то нашли, так-то последние лет пять их два охранника вручную толкали) завыли редуктором и, дрогнув, неуверенно уползли вбок. На территорию вкатились два черных блестящих автомобиля заграничной марки, зарулили к заводоуправлению и замерли у центрального входа. Из машин вышли по два дядечки в красивых костюмах (акционеры, значит) и по одному здоровяку в не менее красивых костюмах. Дядечки сбились в стайку рядом с задней машиной, здоровяки заняли места с боков, а со ступенек конторы навстречу приехавшим уже семенил наш Генеральный директор – Владимир Николаевич Анциферов. Просеменив шесть ступенек, самую нижнюю седьмую он перепрыгнул, подбежал к дядечкам, занял учтивую позу, что-то негромко заговорил, они благосклонно закивали, и процессия проследовала в контору. А нам приказали всем надеть выданные накануне новенькие спецовки, находиться на своих рабочих местах и без дела по территории не болтаться. Господа совершали обход владений, осматривали открытые площадки и корпуса, а когда процессия шагала в сварочный цех, тот самый, что оставался единственным «живым» строением на первой линии от болота, подошел к концу рабочий день, и мы быстренько свалили домой. Начальство не возражало.

…

В курилке было многолюдно, я зацепил ухом конец истории, рассказываемой бабой Светой – уборщицей второй смены, старейшей работницей завода, своим товаркам. Баба Света выпустила сигаретный дым в потолок и продолжила:

- … я и зашла безо всяких задних мыслей! Смотрю, балка на середину выкачена, и крюк почти до пола спущен, обошла загородку, вижу, всё начальство сгрудилось вокруг этого крюка, наш Николаич, четверо московских и мордовороты ихние оба, все в халатах серых одинаковых и шапках, вот что значит культура труда, спецодежду сами носят и Николаича заставили, так вот, стоят кружком, крюк осматривают, и планы производственные при этом тихонечко обсуждают: «Домна… Ферма…» Я и не стала мешать, бочком-бочком ушла, пущай трудятся! А сегодня ходила туда – воняет тухлятиной, и всё тут. Поди, какой сварной баланду свою проквасил, да не вынес! Ладно хоть, уже после совещания ихнего завоняло-то, а то конфуз бы вышел!

Баба Света затянулась сигаретой, её товарка Михеевна поддержала беседу:

- Да уж, вот сразу видно, деловые люди. Могли бы, как наши раздолбаи, пол пятого – бросил струмент и домой! А они, вишь, допоздна заняты, осматривают всё, планируют, обсуждают! А этот главный ихний, Альберт который, какой красивый статный мужчина! Волос воронова крыла, с проседью… Эх, мои бы годы… - мечтательно замолчала.

- Дуры вы, бабы, - возразил слесарь Семён Иваныч, тоже ветеран предприятия, - нахрен им наш завод не сдался, за баржей они приехали, точно говорю! Если её поднять, да весь металл сдать, это можно десять таких заводов купить!

Ах да, про баржу. Баржа – это наша заводская легенда. Помните, я рассказывал про остатки причала? В первую половину ХХ века основные поставки тяжелых грузов шли по реке ввиду дешевизны этого пути. Старики говорили, вскоре после войны разбилась о причал и затонула где-то неподалеку от него огромная баржа, везшая стальные поковки да бронзовые отливки. Естественно, пытались её водолазами найти да груз поднять, но в итоге отступились, и типа, лежат на дне болота тысяча тонн отличной английской стали и столько же колокольной бронзы, а в заводском музее вроде как даже хранилась железяка, покрытая ржавчиной красивого вишневого цвета, с различимыми выпуклыми буквами SHELTON B.S. Но лично я считаю, что всё это байки, и не было никакой баржи, да и музея нет уже три десятка лет, и разузнать, что на самом деле было, а что не было – не у кого.

- Если бы баржа на самом деле была, - возразил Иванычу сосед по лавочке, повторив мои мысли - её бы вынули и сдали еще в девяностые, так что, даже если там что-то когда-то и утонуло, то что-то мелкое, и подъем выйдет дороже выхлопа от сдачи. А эти приехали закрывать завод. Точно говорю: снесут корпуса к чертям и дома построят, как с мехзаводом в позапрошлом году…

Понимая, что всех историй в курилке не переслушать, я забычковал окурок, щелчком запульнул его по крутой дуге в урну (надо же, попал) и пошел на рабочее место.

…

Перед обедом работников пригласили в актовый зал на встречу с акционерами. Председательствовал наш Анциферов:

- Дорогие товарищи, мы сегодня собрали вас всех, так сказать, на беседу, - он вынул из кармана брюк платок, промокнул проплешину от пота, вернул платок обратно, продолжил, - Из Москвы приехали акционеры нашего предприятия, я вам их сейчас представлю: председатель совета директоров Альберт Эрикович Мухаметов, главный финансист Михаил Яковлевич Степановский, консультант по производственным вопросам Илья Витальевич Прыгин и начальник юридического департамента Абрам Иванович (в толпе кто-то хихикнул, Николаич незаметно для президиума показал в толпу кулак, смешок затих) Розенберг, господ референтов мы представлять, наверно, не будем, ха-ха. Господа акционеры поведают нам о планах и перспективах развития завода, потом выслушают предложения и ответят на ваши вопросы, только давайте по существу, пожалуйста! Итак, дадим слово председателю совета директоров, Альберт Эрикович, пожалуйста!

Альберт Эрикович встал, поправил полы пиджака, вышел к трибуне, бесцеремонно оттеснив от неё Анциферова.

- Спасибо, Владимир Николаевич, здравствуйте, коллеги, действительно, не просто так мы приехали, мы привезли с собой большие планы по реконструкции вашего, нашего завода. Конечно, нам всем придется основательно потрудиться, и результаты на первых порах будут неочевидны, но ведь мы с вами понимаем, что взять, и так просто восстановить то, что три десятилетия приходило в упадок, не получится. Так что мы рассчитываем на вашу помощь и участие в этом нелегком деле, подробности проекта расскажут мои коллеги. Пожалуйста, Михаил Яковлевич, - указал рукой на Степановского, - в двух словах про экономику, потом техническую часть обсудим.

Альберт Эрикович предоставил место за трибуной финансисту – несколько сместился в сторону, окончательно оттеснив тем самым Анциферова на второй план сцены.

- Мы нашли инвестора для реконструкции производства, подготовили и защитили в министерстве проект, так что теперь будем работать не сами по себе, а с поддержкой областного правительства. Планы грандиозные, разбиты на несколько этапов.

Степановский близоруко сощурился на лежащий перед ним на тумбе лист бумаги, ткнул куда-то в него пальцем:

- Первый этап – расчистка и подготовка площадок под новые цеха. Мы вчера обошли всё, у нас половину территории занимают натуральные развалины. Будем расчищать. Вторым этапом обустраиваем подъездные пути, нам согласовали обустройство съезда с шоссе Либкнехта, в дальнейшем обещают даже мостовую развязку. Третьим этапом завозим оборудование и далее запускаемся. Весь план рассчитан на восемь лет. Финансирование будет поэтапное. У меня всё.

- Спасибо, Михаил Яковлевич, теперь дадим слово Илье Витальевичу, нашему техническому специалисту.

К трибуне встал производственник Прыгин. Тщедушный рыжий мужичок, он заговорил красивым поставленным голосом, совершенно не подходящим к его образу:

- Да в принципе, Михаил Яковлевич уже рассказал, что будем делать, первый этап – расчистка и подготовка площадки, я посмотрел вчера, здесь всё надо кардинально обновлять: электроподстанцию, технику – пресс у вас, у нас с клеймом на станине «завод имени Сталина»! Газовое хозяйство тоже… Магистрали текут! Да вообще всё устарело! Будем работать.

Юриста же к трибуне не пригласили.

Мухаметов наконец-то вернулся на свое место в президиуме – уступил место на трибуне Анциферову, всё это время неловко переминавшемуся с ноги на ногу за его спиной, и трудовому коллективу было позволено задавать вопросы о наболевшем: «А почему нам выдают в месяц по два куска мыла, а на мехзаводе работникам в позапрошлом году выдавали три?», «Дорожка перед детсадом номер семь совсем плохая, колесики колясок и каблуки в трещинах асфальта застревают», «Восьмой автобус ходит по району след-в-след за тринадцатым, потом-то то они в разные стороны разъезжаются, а вот по району хорошо бы их расписание разнести минут на пять-семь» и т.д. Акционеры кивали головами, с серьезным видом делали пометки в ежедневниках, обещали во всём разобраться и всё устроить. А я в это время, ссутулясь на заднем ряду, незаметно вздремнул.

…

В закутке нашей раздевалки за столом для приема пищи сидел сам начальник цеха и с задумчивым видом строил на обшитой жестью столешнице домик из костяшек домино. Как только я вошел, он поднял на меня взгляд:

- Так, Комар, ты Егорыча-сварщика не видел? И в столовке его не было…

- Вчера видел. Сегодня – не видел. На собрании, вроде, тоже не было.

- Куда же он подевался? Из проходной вчера не выходил… Патрубок еще вчера нужен… Ты сейчас чем занят? Будь другом, слетай в сварочный цех, поищи там!

Чё он, посыльного нашел что ли? «Слетай» ещё, юморист! Впрочем… Остальные все наши пошли баллоны грузить, и это на полный-то желудок! Так что я согласен прогуляться, подышать свежим воздухом с болота. Тем более что погодка отличная стоит. Солнечно, нежарко. Ну и я никуда не тороплюсь, руки в карманах, топаю прогулочным шагом по убитому асфальту, пинаю проросшие сквозь трещины сорняки, а вот уже и сварочный показался из-за арочного склада. Здесь, ближе к болоту, запустение более заметно, вот справа - руины лаборатории неразрушающего контроля, точнее, руины недостроя лаборатории, в конце восьмидесятых успели поднять стены чуть выше окон первого этажа, а потом страна кончилась, и финансирование кончилось; незащищенная, тяп-ляп сложенная кладка постепенно рассыпалась, кучи кирпича заросли кустами черемухи, боковым зрением заметил, питоны ползают по нагретой солнечными лучами груде обломков… Питоны? Повернул голову, пригляделся. Показалось: игра теней, поросль колышется от ветра. Зашел через распахнутые настежь ворота в сварочный. Никого. Точнее, работников – никого, только у самого входа электрик ковыряется в пульте кран-балки, тихо матерится.

- Здоров! Егорыча нашего не видел? Василь Борисычу очень его надо.

- Здравствуй, Комарик, нет тут никого. Вон, вонища какая. Сварные хотели шабашку делать, но там, в глубине цеха находиться невозможно! Поплевались и до завтра отложили. Ты посмотри в кондейках, может зашкерился и дрыхнет, похмелившись!

Воняло тухлятиной реально нереально. Я, прижав рукав куртки к носу, быстренько побежал по закуткам, в одном нашел лежанку, застеленную двумя телагами, под лежанкой валялась пустая чекушка от водки «Забористая» и разорванная фольга плавленого сырка. Точно, Егорыч был здесь, причем относительно недавно. Вернулся я к выходу, попрощался с электриком, с удовольствием вдохнул свежий воздух улицы и потопал обратно: теперь нужно найти начальника цеха, доложить ему, что нет Егорыча в сварочном, а там можно тихонечко в раздевалку, и переодеваться домой. Не, ну… От работы же кони дохнут!

…

Следующим утром заводчане получили возможность побывать участниками небольшого представления: «Приходила собака с милицией», как говорил персонаж того фильма. Повышенной мохнатости немецкая овчарка в сопровождении невысокой плотненькой девушки-кинолога в мешковатом сером камуфляже с погонами младшего лейтенанта и строгого полицейского с папкой, в фуражке и повседневной капитанской форме. Работников попросили разойтись по своим рабочим местам, но кто в здравом уме откажется от бесплатного зрелища? В итоге за собакой от самой проходной следовала кучка зевак, женская её часть умилялась собакой, мужская пялилась на молоденькую кинологиню. Капитан же тихонечно злился, возможно, потому что чувствовал себя лишним на этом представлении, а может быть и потому, что зеваки отвлекали собаку от поисков.

Девушку с собакой провели в раздевалку, указали на шкафчик Егорыча. Младший лейтенант надела белые медицинские перчатки, вынула из шкафчика засаленную кепку и ткнула её в нос подопечной: «Ищи!»

Овчарка фыркнула, опустила голову к полу, покрутилась, взяла след и потянула кинологиню к выходу из цеха, где всю процессию уже поджидал сам директор завода. Немного косноязычно, потому что не решился разговаривать матом при полицейских, он мотивировал толпу зевак разойтись по рабочим местам. Собака уверенно повела полицейских по растрескавшемуся асфальту дорожки в сторону болота, лишь немного отвлеклась на руины лаборатории и направилась дальше, туда, где стоял на краю твердой земли сварочный цех, и возвышались над зеленой жижей остатки причала.

В воротах сварочного цеха собака замерла, втянула ноздрями воздух, начала проявлять беспокойство и заходить внутрь отказалась категорически. Девушке тоже не особо хотелось идти в эту вонь, но работа есть работа. Перехватив поводок покороче, она попыталась втянуть овчарку в проход, но овчарка уперлась в землю всеми четырьмя лапами и зарычала, оскалив зубы.

…

- … Девка эта, значит, тащщыт, тащщыт псину свою за веревку в ворота, дёргает. «Лайма, нельзя, Лайма, ищи» - командует, а Лайма-то – не дура вонь нюхать, рычит, упирается… У них, у собак-то, обоняние тоньше людского!

Это мы опять в курилке сидим, и баба Света, зажав сигарету в уголке рта, в ролях пересказывает Михеевне вчерашнее заводское представление.

- А потом она зубищами своими за поводок-то хвать, да как дёрнет! Девка и свалилась с ног! И что? Девка на четвереньках стоит, плачет, куда только спесь вся подевалася, ну, полицейский капитан сразу под ручку её схватил, встать помог и прочь поташщыл. А она всё головой вертит по сторонам и причитает: «Лайма, Лайма!»

- Жалко собачку, если пропадёт – задумчиво произнесла Михеевна.

- Что с ней сделается, лишь бы поводок на механизмы не намотало – деловито возразил Иваныч, - набегается, жрать захочет, и сама к столовке выйдет. На запах, - и заулыбался сам своей шутке.

- Ну, как в болоте утопнет? Не, всё-таки жалко собачку, надо бы поискать.

- А я видела утром, она по лаборатории лазила...

- Так, Комарик, а ты что здесь трёшься, уши греешь? Работу всю сделал?

Да блин. Принесла же нелегкая начальника цеха, встал над душой в костюме своём, с припухлой дерматиновой папкой под мышкой. Наверно, с совещания идёт. И, конечно, до кого докопаться надо? До самого молодого из присутствующих – меня.

- Василь Борисыч, я это, вот, на минутку: уши припухли – показал я сигарету в руке, – Сейчас дотяну и побегу на участок.

- Я тебя вчера в сварочный посылал, патрубок поискать. Селиверстов должен был штуцер к верхнему патрубку сотки приварить. Нашел патрубок?

- Я-то думал, Вы имели в виду, что самого Егорыча надо поискать… А в цеху его не было, я пошел к Вам доложить, а Вас тоже на месте не было.

- И на кой ляд мне Егорыч без патрубка? Давай, тунеядец, обед уж час, как закончился, мухой – на поиски! Если успел он сделать до пропажи своей – тащи сразу в газовое хозяйство, если не успел – детали в охапку, и ко мне!

- А если не найду?

- Если не найдешь – будешь искать, пока не найдешь! Газюки без него на ушах стоят с позавчерашнего дня, сам же знаешь! А чтобы тебе лучше бежалось, на тебе пирожок, жена всучила целый пакет, я все съел, вот один только остался.

Начальник расстегнул молнию папки, достал из неё весь в пятнах жира полиэтиленовый пакет с одиноким пирожком, на вид слегка помятым, но всё же целым, и протянул мне.

- Держи! Она их по старинному прабабкиному рецепту печёт, травки какие-то особые добавляет в фарш для вкуса и запаха, ты только попробуй!

Философ – наш Василий Борисыч, ничего не скажешь. И затейник: то ему Егорыча поищи, то ему патрубок у Егорыча поищи, сразу не мог нормально задачу поставить? Но за пирожок спасибо, моя-то не умеет их жарить, а у бабки невкусные получаются. Я вздохнул, забрал у начальника пакет со сдобой, без удовольствия парой быстрых затяжек докурил свою сигарету, забычковал и привычно запульнул по крутой дуге окурок в урну, и поплёлся в сварочный. Начальник тут же угнездился на освободившееся место, положил папку на колени и полез в карман за куревом.

Пирожок оказался нереально вкусный, тесто воздушное, мясо нежное такое, сочное, и этот тонкий аромат, мм… Никогда раньше подобного не пробовал! Пока жевал не спеша вкуснягу, дотопал почти до лаборатории. Скомканный пакет от пирожка улетел в один из оконных проёмов. Ни вчерашней сбежавшей собаки, ни позавчерашних питонов на руинах лаборатории я не встретил, да что там, вообще никого по пути не встретил – как вымерли все за три часа до конца смены! Вот и сварочный. Ворота нараспашку. А что это за след по земле, будто тащили что-то, и дальше к болоту трава замята широкой полосой. Сварные что-то крупное стырили и решили до поры в болоте притопить? Интересно же, пошел посмотреть. Выбрал из разбросанных вдоль берега остатков старого забора палку подлиннее и не самую гнилую, тыкал, тыкал ею в черную воду, докуда мог дотянуться – ничего, и веревок никаких из воды не торчит…

Вот же, а! То ли зря я так сильно нагибался и приседал сейчас, шуруя палкой в тине, то ли «прабабкины травки для вкуса и запаха» по-другому обосрись-травой называются, но «клапан прижало» мне внезапно и капитально. Что ж, если сесть на корты, со стороны завода меня под берегом не видно, а заодно можно будет и покурить спокойно, без суеты. Палку отбросил в жижу, сижу расслабляюсь, тяну с наслаждением дым, выпускаю через ноздри, хорошо… Солнышко голую поясницу пригревает, лето! Расположился я практически спиной к болоту, взгляд по берегу расслабленно скользит… Так. А трава-то примята в другую сторону, вверх по склону! Неужто и впрямь сварные баржу нашли и, пока москвичи движуху с реконструкцией не начали, по-тихому её дербанят?

Сделал я все свои дела, листьями лопушков экологично воспользовался, встал с корт, потянулся от души да пошел по следу до сварочного. Надо же, напрямую к воротам тащили, не через дальнюю калитку – видать, крупное что-то!

…

Взгляд зацепился за петлю серо-зеленой стропы под створкой ворот. Дернул носком ботинка за неё – звякнуло по бетону: один конец выскочил из-под воротины, на нём кольцо железное, поводок это, выходит, от вчерашней собаки. Уже привычно набрал в легкие побольше воздуха, чтобы подольше не дышать вонью, шагнул в прохладные сумерки цеха, и хорошо, что под ноги смотрел! Чуть не вляпался в клочья собачьей шкуры, а рядом – ошейник, потроха какие-то, и след кровавый внутрь цеха тянется… Сварные, вы совсем с дуба рухнули? Отморозки, блин. Обошел останки по дуге, прошел первую загородку, а за ней, дальше огромного сварочно-сборочного стола, стоит ко мне спиной Егорыч собственной персоной! Ссутулился, голову наклонил низко и… Жрёт он там, что ли?

- Егорыч, твою растак по-всякому, здорова! Тебя жена, тебя же весь завод с собакой и милицией ищет, а ты тут в цеху хомячишь сидишь? Патрубок давай! – заорал я, обходя сварочный стол.

Егорыч вздогнул, перестал жевать, расправил плечи. Хм, вроде он раньше не совсем лысый был! И ростом пониже был, и комплекцией весьма пожиже. И вообще, что у него с головой, с лицом? Уши где?

- Егорыч?..

А вот и не совсем Егорыч. Ниже обреза робы вместо ног оказались щупальца, просто пучок щупалец, из рукавов куртки тоже торчали щупальца. Порно-осьминог из японского мультика, блин! Существо выплюнуло недожеванные кровавые останки (собаки?), оскалилось в мою сторону зубными пластинами, и достаточно резво переместилось, нет, не ко мне, а к выходу. На мгновение этот его маневр привел меня в замешательство, но оказалось, что убегать он не собирался, а лишь отрезал мне путь к воротам.

Вот сука, а?

Я ломанулся в противоположную от него сторону, не разбирая дороги, левую ногу ожгло болью от удара коленом об опору сварочного стола. Споткнулся, присел непроизвольно на одно колено, и далее кое-как упрыгал за противоположную загородку. Затаился. Прислушался. Из центрального прохода слышалось шуршание и чавканье – очень надеюсь, что он оставил меня в покое и решил продолжить трапезу! Первый шок прошел, и нога стала ныть сильнее. Штаны на колене целые, но ткань начала напитываться кровью. А вдруг оно меня по запаху искать будет? Попробовал аккуратно согнуть ногу – больно, блин! Тихонечко на цыпочках я захромал вдоль загородок, весь превратившись в слух. Эх, по низу бы глянуть, в щель между экранами и полом, но нога… Вон, уже близко боковой проход между постов, из него есть выход на что-то типа сборочной площадки – сварные для шабашек организовали внутри цеха свободное пространство так, чтобы было не видно с центрального входа, и дальше через него – проход к воротам, к спасению. Немного осталось, как-нибудь дохромаю!

Сварщик внезапно вывалился из того самого спасительного бокового прохода. И я смог рассмотреть его вблизи. Белесые глаза, не мигая, уставились на меня, безгубый рот открылся в предвкушении очередной жертвы, оголив острые зубные пластины. Одно из щупалец – то, которое проходило через остатки левого рукава куртки (кстати, Егорыч, вроде, был левшой), хлестануло в мою сторону наотмашь сверху вниз, вытягиваясь в полете. Я, позабыв про боль в разбитом колене, отскочил назад – в сторону. Щупальце с чавкающим звуком ударило по полу, начало сокращаться, протягивая под собой технический мусор, вдруг по щупальцу прошла судорога, Сварщик замер, потом затряс конечностью, я в это время смог дохромать до конца прохода. И оказался в тупике. Воротами с этой стороны цеха давно не пользовались, только калитка была всегда открыта – через нее ближе до столовой, но сейчас она оказалась заперта. Ударил плечом, еще раз – бесполезно. Сука! Да как так-то? Между тем, Сварщик уже успел стряхнуть со щупальца налипший мусор и продолжил ползти за мной, впрочем, полз он аккуратно, стараясь держаться середины коридора – подальше от кабинок сварочных постов.

Что же такое тебе так не понравилось на полу?

Я укрылся в последней загородке. Осмотрелся. Обычный сварочный пост: в углу старый, огромный относительно современных аппаратов, «триста шестой» балластник на подставке, рядом – ведро с огарками электродов, табурет из профильной трубы и сварочный стол, над столом – раструб вытяжки, с другой стороны – стеллаж с нехитрыми принадлежностями: струбцины, отбивочный молоток, вскрытые пачки электродов, какие-то куски проволоки, измазанные смазкой напополам с грязью разнокалиберные бэушные метизы, рулетка…

В щели под загородкой появился кончик щупальца. Спасибо великим ПУЭ, пять сантиметров оказалось слишком мало, чтоб дотянуться до меня сразу. Щупальце начало распластываться в стороны, вытягиваясь постепенно внутрь кабинки. Я схватил табурет и торцами трубок основания ударил со всей силы, судя по звуку, пробил насквозь до пола, эффект вышел неожиданным: щупальце перестало растекаться, но и табурет захватило намертво, выдернуть его, чтобы ударить еще раз, у меня не получилось. Красивой яркой лампочкой вспыхнула в мозгу идея: ведь это же сварочный участок (только бы цеховой рубильник оказался включен)! Я щелкнул выключателем балластника и быстро поднял все ножи, зажим земли зацепил за табурет, всё ещё торчащий из щупальца, а держак, зажмурившись и отвернувшись, ткнул в мясо щупальца у самой загородки. Пыхнуло знатно. Сварщик издал нечеловеческий рёв и… И, собственно, всё. Только к вони от самого Сварщика добавилась вонь палёной плоти. Сварщик быстро затих и ударом другого щупальца смял хлипкую стенку моего убежища. Я отринул, не удержался на раненной ноге, упал взад себя на пятую точку, да к тому же правой рукой угодил в ведро с огарками электродов. Вы когда-нибудь падали ладонью на щебень? Вот, больно было примерно так же, только немножко больнее. А главное – больше некуда отступать. Над остатками искореженной перегородки вырос Сварщик. Левый рукав его куртки был пуст: выходит, эта тварь, как ящерица, умеет отбрасывать конечности, потому и ток в триста ампер не принес ему особого вреда! В момент, когда щупальце, разнёсшее загородку, начало выгибаться в дугу, приподнимаясь для последнего удара, я, скорее уже машинально, загреб полную жменю огарков и швырнул их, что есть мочи, в морду монстра: «На, сука!» Сварщик снова взревел, зажмурил быстро вспухающий правый глаз. Левым же глазом он просто моргнул, обмахнув мусор кожистыми пленками, и всё. Странно, в морду попала вся горсть, но не все огарки возымели такой эффект! Я вскочил, дотянулся до стеллажа с электродами и, выдергивая поочередно из разных пачек, стал кидать их в Сварщика, словно дротики. Первые два просто воткнулись без особого эффекта, как табуретка ранее, а вот «четверочка» из бело-голубой пачки, вонзившись в основание одного из щупалец, чуть ниже обреза куртки, вызвал однозначную реакцию, весьма болезненную. Что там у нас? Эм-эр-три (что за дерьмом вы тут варите, парни!) Так, рутил* (минерал – диоксид титана с рядом примесей, основной компонент обмазки покрытых электродов одноименного вида), тебе, сука, что ли не по нраву? Что ж, лови! Я успешно швырнул еще один электрод и ещё. Сварщик выл нечеловеческим воем, один из электродов попал в лоб, правда, плашмя, оставив вертикальный рубец «ожога», и теперь занесенное, было, для удара щупальце прикрывало голову чудовища. Я выдернул с полки пачку с оказавшимся внезапно эффективным оружием, и пошел на Сварщика, не переставая сначала метать, а когда подобрался ближе, уже просто хлестать наотмашь и втыкать в щупальца электрод за электродом. Зажав в кулаке невеликое количество оставшихся электродов, я отшвырнул пустую пачку, вплотную подошел к туше Сварщика, оперся здоровой ногой на основание одного из щупалец, ухватился левой рукой за сварочную робу, подтянулся вверх и со всей силы воткнул электроды куда-то в стык между головой чудовища и его шеей. Чавкнуло. Электроды воткнулись примерно наполовину. Сварщик немного наклонил голову, уставился на меня незаплывшим левым глазом. Рот приоткрылся, обнажив зубные пластины, из его рта тонкой соплёй на меня потянулась густая жижа. Он смог бы, наверно, укусить меня сейчас, но торчащие из шеи электроды сыграли роль упора… Я выдернул один из электродов обратно, загнул его на треть длины буквой «Г», и со всей силы ударил Сварщика в уцелевший глаз. Глаз брызнул, электрод погрузился в голову существа практически полностью. Сварщик с рёвом, в последний раз, выдохнул, как-то сразу весь обмяк и завалился вбок. Хорошо хоть, не на меня завалился.

Я разжал пальцы левой руки, скатился на пол с подрагивающей в конвульсиях туши, отполз, на всякий случай, к самым воротам и наблюдал. Если он сейчас встанет – шансов у меня не будет: оружие моё я всё истратил. Но нет. Туша Сварщика уже перестала дергаться, я встал, хромая подошел поближе. Интересно же, что за зверя я завалил в поединке! Стал осматривать. По загнутому концу электрода стекали остатки глаза, из приоткрытой пасти свисала сопля жижи, забавно – вокруг макушки сохранились редкие остатки соломенных волос… Так, а это что на шее? Подобрал электрод тут же с пола, пошурудил им под воротом куртки, вытянул веревочку, точнее, тоненький канатик из нитей желтого металла. Подтянул я этот канатик, из-за ворота выскочил кулон: круглая плоская штуковина размером примерно с дно пивной банки, посередине крупный фиолетовый камень, красиво ограненный, от камня расходятся вроде как лучи, по кромке по кругу какие-то знаки - надпись переплетающимися друг с дружкой буквами незнакомого алфавита.

…

- Ну что, Скоморохов, так и будем отрицать? Смотри: люди видели, как ты вслед за Селиверстовым в тот цех заходил? Видели. Селиверстов электродом эм-эр-три заколот, а пальчики чьи на пачке? Твои пальчики. Кулон, принадлежавший покойному, где нашли? У тебя нашли. Последний шанс тебе даю на чистосердечное!

Да уж, не ожидал я оказаться «в темнице сырой». Обрадовался тогда, что такого монстра в одну харю завалил, трофей – кулон забрал себе. Прокрался тихонечко в раздевалку, отмылся от грязи и вони, крови своей и жижи монстра, одежду после работы домой унес и застирал, а вот, поди ж ты, пропалил кто-то всё равно, да ментам сдал. И сегодняшнее утро началось у меня не с кофе: приперлись ни свет, ни заря, перевернули вверх дном всю квартиру, уволокли в околоток. И сейчас я сижу в кабинете с зарешеченными окнами, одетый в свою спецовку – первое, что под руку попалось в прихожке, напротив меня за столом с бумагами сидит мужик в полицейской форме с погонами капитана, тот самый, что приходил к нам на завод вместе с собакой искать Егорыча. Капитан курит и пишет, пишет и курит. Мне курить не предлагает, а я бы уже не прочь, уши начинают припухать.

- Я ничо не знаю, кулон я нашел на городском пляже на позапрошлой неделе, ну да, сорян, не снёс в мен… полицию. Дак он и не стоит, поди, ничего: на нем ни пробы нет, ни клейма. Алиэкспресс в чистом виде. И что теперь, за это вот так со мной? Дверь выломали, подругу и бабку напугали, меня мордой в пол разложили, рёбра до сих пор болят…

- Ну если на пляже на позапрошлой неделе…

- Дак я и говорю, на пляже!

Капитан улыбнулся натянутой улыбкой, заговорил вкрадчиво:

- Сережа, этот кулон принадлежал работнику вашего предприятия, электрогазосварщику третьего разряда Селиверстову Геннадию Егоровичу, пятидесяти двух лет. И найти кулон на пляже на позапрошлой неделе ты ну никак не мог, потому что был он подарен Селиверстову Гэ Йе господином Мухаметовым А Э, вашим акционером, всего пять дней назад, вручен прямо на рабочем месте за перевыполнение производственных показателей, о чем у нас имеется письменное свидетельство от господина Мухаметова А Э, вот, смотри!

Капитан вынул из папки и помахал перед моим лицом соответствующей бумагой.

Вот ничего себе оборот! Егорыч, алкаш этот криворукий – лучший работник? Что-то здесь нечисто.

- Сначала покажите Егорыча. Тогда всё подпишу.

Попрепирались мы с капитаном, капитан на меня от души поорал, я пару раз огреб по башке картонной папкой «Дело №_», набитой бумагами, но в итоге таки упросил свозить меня в морг на экскурсию.

…

«Луноход» вкатился в глухой дворик морга, скрипнул тормозами и замер у входа. Сержант открыл дверь обезьянника, я спрыгнул на асфальт, размял затекшие ноги, осмотрелся. Да… Тихое унылое место.

Капитан подошел сзади и толкнул в спину:

- Шевелись, Скоморохов, у меня кроме тебя ещё куча дел!

В центре небольшого зала стояла каталка с укрытым простыней телом. Санитар – тщедушный мужичок со щетиной и тонким флёром перегара, в условно-белых халате и колпаке, откинул простыню в сторону. В туше на каталке человек узнавался с трудом. Это был обмылок человека: едва угадываемые уши, нос, губы. Правая сторона лица была до жути опухшая, левый глаз отсутствовал, в глубине глазницы виднелась дыра, поперек лба багровел вертикальный шрам ожога. Левой руки не было, остальные конечности выглядели, как просто длинные отростки от тела, без пальцев. Забавно, что к общему состоянию трупа вопросов у капитана, видимо, не возникало. За то стало понятно, как Егорыча опознали: корявые синие татуировки на груди и правом плече были точно его.

- Ну всё, Скоморохов, налюбовался на результат дел своих? Поехали в отдел, чистосердечное писать!

Твою же мать! Выходит, там, в цеху это реально был Егорыч. Жалко мужика. Стоит ли рассказать им подробности, кем стал Егорыч в последние дни жизни?

Я сник, кивнул: «Поехали».

Сопровождающие без слов заняли свои места в нашей процессии, и мы гуськом потопали к выходу. Сержант толкнул дверь морга, я шагнул навстречу летнему солнышку, следом вышли капитан и второй пэпеэсник.

- Оба-на, картина Репина «Приплыли», - пробурчал капитан.

У входа в морг, рядом с усталым полицейским бобиком стоял и сверкал на солнце полированными боками, нагло выпятив вперед бампер с московским номером, мерседес заводских акционеров. Рядом с мерсом стоял сам Альберт Эрикович в сопровождении обоих референтов. Альберт Эрикович шагнул навстречу нашей маленькой процессии, в руке он держал мобильник.

- Капитан, здравствуйте! Кажется, это Вас, – сдержанно улыбнулся, протянул мобилу капитану, слегка кивнул головой, мол, давай, поговори!

Капитан взял трубку.

- Слушаю, капитан Вострецов!.. Узнал, товарищ генерал-майор, здравия желаю! Так точно, веду! Да, со мной, доказательства железные!.. Как? Понял... Но доказательства!.. Но… Есть!

Вернул трубку Мухаметову, повернулся к нам, ткнул пальцем на сержанта, потом на меня

- Этого отпускаем и поехали на базу.

Сержант безразлично пожал плечами:

- Как скажете, за него Вы расписывались, Вам отвечать…

- Действуй, сержант!

Сержант, развернул меня, взяв рукой за плечо, снял наручники, хлопнул по спине: «Свободен». Я подошел к москвичам. Мухаметов был – само радушие.

Мы пожали друг другу руки.

- Вы, Сергей, извините – заговорил акционер, наблюдая за пакующимися в бобик полицейскими, – к сожалению, раньше не получилось Вас вызволить.

- Спасибо Вам, Альберт Эрикович…

- Очень хорошо, что Вы ничего не рассказали полиции о монстре, для них это – лишнее знание. Мы ведь, собственно, из-за этого и приехали, разобраться в феномене, так сказать. У нас ведь уже рамочные договора на восстановление цехов согласованы, а ну как набрали бы заказов, а тут эта тварь! Ведь это тогда все производственные планы к чертям!

Мухаметов проводил взглядом выезжавший из двора полицейский автомобиль и жестом пригласил меня сесть в машину, сам пошел первым, повернувшись ко мне спиной. Я шагнул следом, и тут мой мир погас от разряда электрошокера в шею.

…

Очнулся я от странного резкого запаха, ударившего в нос. Ухватил кусочек тихого разговора:

- … да, точно трезвый, прямиком из кутузки, а там не наливают.

- Хорошо, а то выйдет, как в прошлый раз.

- Солнцестояние уже прошло…

- Ничего, времени не много упущено, думаю, всё получится!

Я разлепил глаза, обнаружил себя подвешенным за ворот спецовки на крюке кран-балки в том самом цеху, где у нас состоялся бой со Сварщиком. Швы рукавов больно давили подмышки. Руки были связаны за спиной, ноги тоже, к тому же согнуты в коленях и подтянуты вверх к рукам. В довершение картины я оказался засунут в большой полиэтиленовый пакет, так, что снаружи торчала только голова и шея.

Вокруг меня стояли семеро в серых балахонах и шапочках. Я дёрнулся, тут же получил удар ладонью по макушке, судя по силе – от одного из референтов. Больно!

Рыжий коротышка Прыгин – технический специалист акционеров, отвёл от моего лица небольшую керамическую баночку с благовониями, закрыл её крышкой, спрятал в недрах балахона и произнес влево себя:

- Великий Магистр, он очнулся, можно завершать перевоплощение!

- Я скосил глаза вправо, кто это там у нас Великий Магистр?.. Ожидаемо, Мухаметов. Скосил глаза в другую сторону. Сука! Ладно, эти, понаехавшие, но и Анциферов заодно с ними!

Рыжий извлек из недр балахона другую баночку, чиркнул в нее зажигалкой, тут же задул занявшийся огонёк, тихонечко затянул какой-то мотив, стал водить дымящей баночкой перед моим лицом. Хм. Смутно знакомый приятный запах. Вдруг реальность в моих глазах на мгновение раздвоилась и тут же вернулась обратно, только цвета стали какие-то странные. Рыжий прекратил петь, заглянул в моё лицо, удовлетворенно кивнул, закрыл и убрал баночку, вернулся в круг. На его место, вплотную ко мне шагнул Великий Магистр, в руках он держал тот самый кулон. Растягивая в кольцо плетеный тросик из золотистых нитей, акционер протянул кулон к моей голове, бубня что-то на незнакомом языке: «Доминус… Инферно…»