Свежий гавалер

- Будущий преступник уже здесь.
Я не спускаю с него глаз, чтобы он не передумал.
Теперь он доведён до белого каления и читает
в соседней комнате «Отелло».
- Пожалуйста, не давайте ему дочитать
эту глупую комедию до конца.
Ему станет жаль Дездемоны…
- О, я её задушу, как собаку!

Влас Дорошевич, «Двадцатый век»

Театр одинокого актёра, сцена. «Человек повис над бездною и рвёт укроп. Ужасное занятье!» – напевает стеклянноголовый безумец Ликушин, окунаясь в бездну достоевистского мракобесия. Где-то на заднем плане виден торчащий на шестке бородатый портрет доктора филологии с несохранившейся фамилией – что-там слишком тихое пошоптывает в этой фамилии, поскрипывает и помракивает; впрочем, всё невнятно и невразумительно. Портрет гапонисто бородат, от него разит перекисшей капустой; портрет поглядывает свысока, временами начинает бешено вращать глазами и ругаться на встречных-поперечных «клопом». Встречные-поперечные на минутку останавливаются у портрета, делают домиком брови, морщат носы, показывают портрету кто язык, а кто фигуру из пальцев, посмеиваясь идут дальше, прочь, подхватывая, вторя – рефреном: «Уж-жасное занятье!» Уходят, и всё стихает.

***
Ночь. Кот спит во втором этаже, вольно растянувшись на кушетке. Он в Морфее, или Морфей в нём? Или это не Морфей, а братья его – Фантасос и Фобетор?* Кого из них послал моему боевому коту великий бог Гипнос? Кот что-то бормочет в чорные усы, тянет лапу, другую, пускает наружу белые когти. Ему что-то снится, он переживает снящееся, он живёт сном и сон – им живёт.

Гашу свет, спускаюсь в первый этаж – так, чтоб половица под ногою не скрипнула. В зале, под чорным кожаным креслом, свернувшись и накрыв нос рыжим хвостом, спит собака.

Сажусь напротив, закуриваю. Сна ни в одном глазу. Своенравный взбалмошник сон ушӧл от меня к ним – к зверушкам. Собака вдруг, среди сна своего, подскуливает, распрямляется сколько может в подкресельной теснине, лапы приходят в движение – она бежит, она стремится куда-то… Ей снится сон.

***
Сон и душа. Общее место, от языческих древнот до нынешних учителей Православия. Сон без души – возможно ль этакое?

Открываю ноутбук, в нём – отложенная с вечера статейка, где некий протоиерей (их не счеть, как песенных алмазов в каменных пещерах) научает: «В различных архаичных системах под строжайшим запретом нельзя было будить человека. Считалось, что душа не успеет вернуться в тело, пока он спит, он может умереть, если его вдруг побеспокоят. Эти опасения оправдывают себя, потому как во сне действительно происходит серьёзное отключение, и душа начинает жить более свободной жизнью».

Морщусь: фраза выстроена как Бог, видать, дал, ну да не всем дадено быть графами Толстыми. Или неграфами Тыняновыми. Или… Ну, Ликушиными, на крайняк.

Смысл ясен: связка душа-сон (сон-душа) действительна как для «архаичных систем», так и для нас, малых единиц системы новейшей.

Вдруг зеваю. Душе моей, видать, не терпится подышать свободой. Усмехаюсь: из монитора выторчивает цикутная цитата современного толковника: «Так происходит потому, - объясняет батюшка, - что во сне тело перестает диктовать душе свои законы.

Сон – это даже красивая тайна. Ведь сон ведь очень нужен нам. Не только для отдыха. Он переключает нас в другую, более тонкую область. Во сне душа получает некую свободу ведет себя более впечатлительно. Она омывается природой сна. И она омытая сном готова к новым восприятием. переживанием. Душа во сне не перестает работать только она работает в более чутком режиме, а значит во сне и бес может прийти, и ангел».

(Знаки препинания мне не подпинывать: не моё!)

***
Тайна. Есть ли у моих (и не моих) зверушат душа, и если нет таковой, то «чем» они видят сны? «Во что» к ним влезают Морфей и братья его – Фантасос и Фобетор? В мозжечок? В железу какую-нибудь, носящую славно слюнявое имя Академика-Нобеленосца Ивана Павлова?
Или так ловчей повернуть, отставив ножку, выверив картинковый, по Павлу Федотову**, жест да глотку форсировав: дамоспода не мои! за две-то тыщи лет уж пора бы выучить урок о том, что человек не звучит гордо, что человек смиренно должен звучать, с малым и наималейшим числом обертонов, и только тогда звук этот будет чистым… чистым настолько, что и в Эдеме вам одиноко-тоскливо-грустно-стыдно-стадно не будет… может быть; а может вам к Гельмгольцу, слуховые шероховатости, того – подшлифовать, поди давно уж как пора, улитки в безраковинье разулитить?..

Хорошо ль, нет? Верна ли интонация чтоб интенцию донесть?

Н-да-с. Ночь на дворе и в доме, в целом полумирье – ночь и сон, душа и вольность. Так и ода выйдет. Отчего ж не выйти-то ей, этой самой оде, хоть бы и распаршивенькой? Я вот и с хорошенькими актрисами знаком. Разные водевильчики… гм… тоже-с. Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» - «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то всё…» Большой оригинал. Я, разумеется.
***
Зеваю. Сон наяву. Собака похрапывает (ой, та ещё она у меня храпуша!). Кот кушетку во сне когтит. Тихо. Сумерки, и те давно вышли. По-английски. Я один. Ночь-полночь в сквозном проёме незадёрнутых гардин. Ну, дальше как по маслу – белых мокрых комьев быстрый промельк моховой (может – маховой, тогда оленей можно во сне увидать, или упряжку с Дедом Морозом; но разве «маховой» не маховый?), и прикончить – только крыши, снег, и, кроме, крыш и снега, никого. Сомнительно, конечно, что «никого», ну да для черновой редакции сойдёт. К чорту! К чертям собачачьим-котячьим, в душу их туда, разсюда…

***
Репетнуть чтоб не заснуть. Итак, «собака может понять, как открывается дверь, но не способна задаться вопросом, откуда дверь взялась и зачем существует». Вот, дамоспода не мои, представьте сэбе на минуточкэ, как говорит один знакомый полутаджик-полуизмаильтянин, что вы померли (живите по сту лет!), ну, как бы во сне своём померли, живыми оставаясь, а померев таким вот хитрым макаром и пошли себе прямейшей из дорог, да на исходе её уткнулись в ключника и дверь за ним. Что вы поняли, о чём догадались в эту самую минуточкэ, а? Что коли ключник поставлен, значит, дверь открывается, так ведь, верно? Это для вас даже не вопрос – сразу готовый ответ. А вот «откуда дверь взялась и зачем существует» спросите ли вы, да хоть бы и у себя самих?

Хватит духу – спросить? Бог-то он всеведущ, всё-превсё слышит! Э-э! – закрутите вы пред моим долгим-прямым породистым носом пальчиками своими чистенькими, – что мы, дураки вроде тебя, чтобы в эдакий момент да такие ещё вопросы неуместные спрашивать! Врёшь, не проведёшь! Мы и так знаем: дверь – от Бога и для нас, а больше ни для кого.

Значит, не способны вы задаться вопросом? – ухмыльнусь я. – А может, вы доминиканцы, той-терьерчики Божии, собаки бездушные, ась на снюсь и снюсь на масть?

…
И тут ведь всё закрутится, завертится волчком. Оно и понятно: обидно ведь, когда тебя от самого Рая в толчки да взашей и пинками могут. И далеко могут. До самых крючьев, о которых («откуда и зачем») один только чортополох Фёдор Палыч Карамазов додумался поинтересоваться: человек с большущей буквы в слове заноза!

Я буду долго гнать велосипед (это ничего, что зима на дворе, в тех краях и зимой велосипед не помеха), а вы станете догадываться. О чём только? Не о том ли, что Фома-апостол оттого «неверующий», что не по месту и не по чину вопросы задавал? Что связь между способностью и необходимостью задавать вопросы и наличием/отсутствием души как ответчицы и Ответа в ней вовсе не очевидна и совсем уж не ухослышна (это для тех, кто ещё помнит, что в начале было Слово). Я буду… Э, да что там!

Ночь. Душа-сон.

***
Поутру ещё – снег, хлопьями, к вечеру набрякло слякотным, под куранты полетели клочьми тьма и чернота: дождь, острый, льдяной, то мелким горохом, то будто у пролетающего с кражи Луны чорта мешок с лесными орехами прохудился. Откуда в мешке орехи, коли там должно быть Луне, спросите вы. Любопытные. Из сна моего. Чорт их честно заработал – всё себе, себе любимому, и больше никому: ни котику, ни собачке, ни олешку, ни зайчишкам подкустовым.

Гордыня в нём, в чорте, ой гордыня…

А души нет совсем. Али есть таки, и чорт – просто псих?*** Чем-то он «Осанну» должен возопить.
Ох, и глупа наша человеческая комедия, дамоспода, ох и глупа!

***
… И опять зачертит иней, и опять завертит мной прошлогоднее унынье и дела зимы иной.
Точка. У Пастернака здесь – точка.

*См.: Овидий, Метаморфозы.

**Известнейшее произведение, имеющее, как ни странно, несколько названий: «Свежий кавалер», «После пирушки», «Утро чиновника, получившего первый крестик».

Второе название, мнится мне дураку, ближе к телу. Сюжетного кота на гитаре можно-нужно оставить, кухарку на сносях – убрать. Крест… Крест – польский, мне ни к чему.

***Психея – олицетворение души. От брака Психеи с Эротом родилось Наслаждение (Гедона), от Наслаждения пошли строем гедонисты, они же люди, задающие глупые вопросы в самый неподходящий момент. Для чего? Да чтоб избежать страданий.