Свет

Я проснулся во сне.

Нет ощущения того, что я вернулся к реальности. Я знаю, что я все еще сплю, но во сне я выплыл из липкой паутины другой, той, тревожной дрёмы и попытался понять, где я нахожусь и что происходит со мной.

…Странная комната, состоящая только из пола и потолка – нет стен, пространство по сторонам теряется во тьме. Потолок черный – или это только ощущение обманутых полутьмой глаз?

Полутьма? Откуда здесь свет? И вообще, есть ли он тут?

Я вижу, что с потолка свисает множество ламп на толстых проводах, блестящих в тусклом неверном свете. Навстречу им из пола тянутся другие лампы на таких же толстых, гибких, блестящих, словно чешуя змеи, проводах-шлангах. Как сталактиты со сталагмитами. Причем ни те, ни другие, похоже, не подчинялись закону гравитации, потому что лампы на проводах из пола раскачивались, словно бы они «висели вниз» - то есть для них пол и потолок как бы поменялись местами. Это наблюдение на пару секунд заняло меня, но тут же холодный ужас другой метафоры иголками проткнул тонкую плеву моей паники.

Змеи.

Будто бы почувствовав мой страх, змеи-лампы стали тянуться ко мне, удлиняясь, словно выползая из нор… Их было много, так много, что они принялись нетерпеливо отталкивать друг друга, стремясь достигнуть меня. Те, что свисали с потолка, извивались, продираясь сквозь такие же «заросли», выросшие из пола. Мне даже показалось, что я слышу шипение… Змеи-шланги хищно тянулись в мою сторону, но не приближались и не нападали, словно опасались чего-то.

В этот момент я понял, что их лампы-головы горят разными цветами, причем одна и та же лампа меняла цвет и яркость свечения. Почему? Что ими управляло?

Раздался тихий, едва слышимый, свист – и змеи-лампы послушно расступились, раздвинулись в стороны, словно открывая проход… Куда?

Я сделал шаг. Почему-то я знал – я должен идти туда.

Те огни, что обрамляли края открывшегося прохода, внезапно стали переливаться, играть зелено-синими бликами, будто приглашая меня идти вперед. Те же, что были подальше, принялись создавать калейдоскопически броские узоры, ткать в воздухе причудливые композиции из цветов, колышущиеся в пространстве, словно волны. Гармония движений ламп, их веерные покачивания завораживали. Я уже не различал, какие из них свисали с потолка, а какие «росли» из пола… Это было невероятно красиво и… успокаивающе. Мой страх улетучился.

Воздух тут был густым, как патока, и пах чем-то до боли знакомым. Я закрыл глаза, вспоминая.

Да. Так пахли ее духи в тот теплый майский вечер, когда мы впервые поцеловались…

Легкий ветерок, едва ощутимое движение воздуха внесли новую ноту в аромат. Господи, это же запах…

Ее волос.

- Здравствуй, милый… - ее шепот раздался совсем рядом.

Я вздохнул, открыв глаза. Некая глубинная часть моего мозга уже интуитивно осознавала, для чего я здесь, и то, что Майя оказалась рядом, меня нисколько не удивило.

Она появилась из полумрака, как тень, как воспоминание, как желание, которое я давно пытался забыть.

— Ты пришёл, — едва слышно сказала она, и её голос сладко отозвался в моей груди трелью воспоминаний.

Я не ответил. Не мог… Или не хотел? Слова казались лишними, ненужными, грубыми в этой хрупкой тишине, где каждый взгляд говорил больше, чем сотни признаний. Я молча глядел на мою Майю — на локоны блестящих золотых волос, струившихся по её плечам, на мягкий абрис её милого лица, словно выточенного из лунного света, на чудные, бездонно-черные волглые глаза, в которых отражались переливы света вокруг нас – казалось, что огни, будто живые, пульсировали в них, в такт нашему дыханию.

Её губы — мягкие, чувственные, идеально очерченные — были теми самыми, что я так обожал целовать, медленно, трепетно… и вечность словно бы растворялась в каждом поцелуе.

Простое шелковое платье в морских тонах, тонкое, как девичье дыхание, лёгкое, как прикосновение её сна, обвивало её тело, не скрывая, но подчеркивая роковую прелесть полноты спелой груди, округлую тяжесть и плавность изгибов бедер, хрупкую нежность плеч. Ткань словно бы мерцала, отражая свет огней вокруг них, будто сама была соткана из их сияния. Оно не просто облегало её – оно танцевало на ней и вместе с ней, как пламя, как желание, как зов страсти.

Каждое её движение — легкий наклон головы, улыбка, взмах ресниц — казалось, дирижировало слиянием и разделением удивительных волн света вокруг нас. Я застыл в восхищении… Всё, что я помнил о Майе, всё, о чем мечтал в необузданности своих самых смелых грёз, я видел сейчас перед собой. Она была не просто женщиной — она была явлением женской красоты миру, откровением страсти, сном, в который я когда-то вошёл…

Без права на пробуждение.

Майя плавно подняла руку, будто дирижируя. Её кисть описала небольшой полукруг в воздухе, и произошло неожиданное: змеи-шнуры принялись извиваться, сплетаться друг с другом. Они двигались, послушно подчиняясь её воле. Вскоре перед нами возникло что-то наподобие большой кровати, призывно блестящей, переливающейся огнями, словно это ложе желания только и ждало нас.

Майя присела на его краешек, грациозно, как богиня, и посмотрела на меня. Её взгляд прожигал меня зовом обещания. Лампы вокруг ложа загорелись снова – не ярко, но интимно, как свечи, зажжённые для страсти ночи. Цвета их переливались, сменяясь от нежно-персикового через оранжево-красное к глубокому бордовому, от лавандового к тёплому янтарному. Меня захватила эта симфония предвкушения близости.

Я подошёл к Майе, медленно, даже несмело, боясь разрушить магию момента. Она не отводила взгляда. Я наклонился, и наши губы встретились — сначала осторожно, нежно, потом страстно, чувственно, как слияние двух миров. Её дыхание стало моим дыханием, её тепло — моим теплом.

Мы легли, обнявшись.

Огни начали пульсировать, как мне казалось, в унисон с нашим желанием. Цвета менялись — с каждым движением, с каждым судорожным вздохом страсти. Когда наши тела сливались в нежности, свет становился мягким, молочным, как рассвет. Когда страсть нарастала, он вспыхивал рубиновыми, золотыми, фиолетовыми оттенками, будто сама природа праздновала нашу близость.

Майя лежала на спине, закинув руки за голову, неглубоко и часто дыша. Я чувствовал, что она невероятно заведена желанием, и ее чувственность, ее пламя мгновенно передались мне. Я начал нежно, призывно гладить ее волшебную грудь – легонько массируя, я постепенно, но все более настойчиво ласкал соски, так, что они сморщились и вздыбились от удовольствия.

Другой рукой я гладил внутреннюю поверхность ее бедер – мне казалось, что они горят огнем, настолько горячими от желания они были. Неожиданно для меня, та часть «ложа», что находилась под Майей, подалась кверху. Промежность Майи раскрылась, как прелестная лилия. Я нежно притронулся пальцами к ее лобку, затем медленно опустившись в заветную ложбину. В этот момент один из шаловливых огней изогнулся и приблизился к ее лону – так, что его страстно-алый свет теперь озарял набухшие, повлажневшие губки вагины.

Майя тихо застонала и подалась лоном чуть выше, навстречу моим пальцам. Я никогда не дотрагивался до нее там, и это невероятно электризующее ощущение ее готовности, ее влаги вздыбило меня так мощно, что мне стоило большого труда сдержаться и не…

Еще один гибкий «помощник», с изумрудно-зеленым светом, несколько раз очертил небольшим кругом лобок Майи, словно приглашая меня. Я понял и принял игру света. Ложе теперь выстроило некое подобие кресла с сильно откинутой спинкой. Майя полусидела в нем, расставив ноги, и по-прежнему держала руки за головой. Она словно бы отдалась в мою власть. Когда я приподнялся, то увидел, что несколько тонких плетей-проводов прочно прихватили ее запястья – впрочем, она и не сопротивлялась. Ее глаза были полузакрыты, пересохшие губы слегка раздвинуты, и я не удержался, жадно припав к ним своими.

Огни вокруг ложа словно бы заметались разноцветьем – я понял, что Майя управляет и цветовой гаммой «комнаты», или, скорее, огни реагируют на ее состояние, на ее ощущения.

Тот же «зеленый маяк» теперь настойчиво чертил дорожку от ее губ вниз, к лону. Я понял, чего он – а вернее, страсть самой Майи… - хочет. Мои губы медленно прошлись по ее шее, задержались ненадолго на обоих ее сосках (я никогда не испытывал такого мощного заряда страсти и похоти, когда чувствовал, как Майя дрожит и словно бы старается подставить соски под мой дрожащий от нетерпения язык). С каждым сантиметром моего движения вниз буйство огней вокруг нас множилось и усиливалось. Откуда-то полилась ритмичная, тихая музыка, и всполохи огней теперь подчинялись ее тактам. Спинка «кресла» постепенно опускалась все ниже, а выступ под Майей слегка приподнимался, так, что теперь ее пах оказался поднятым вверх, с промежностью, полностью открытой моему жадному взгляду. Я с изумлением обнаружил, что несколько таких же тонких и гибких плетей-проводов, спустившихся с потолка, обвили лодыжки Майи, подняв их выпрямленными и разведя их в стороны. Эротичность такой позы едва не свела меня с ума…

Я опустился на колени перед Майей. Ее лоно теперь словно бы дразнило меня своей близостью и доступностью. Я склонился над ним. Едва уловимый аромат - ее аромат… - вызывал дикое желание впиться губами и высосать всю влагу из ее набухшей от страсти вагины. Она все также тихо постанывала – я понимал, что это призыв, но удержался от того, чтобы овладеть Майей сразу (огни по краям ложа заполыхали переливами оранжево-красного… Одобрения?? Похвалы??), и вместо этого начал нежно, обольстительно полизывать ее бедра изнутри, ближе к лону. Постепенно приближаясь к цели, я судорожно вдыхал ее аромат – и вот уже мой язык царствует в складках ее губ…

Она застонала так громко, что заглушила музыку. Теперь Майя почти рычала, подергиваясь и подаваясь вагиной навстречу моим губам, словно бы насаживаясь ей на мой язык. Но я был коварен… На время отстранившись, я слегка раздвинул ее промежность ладонями и так же нежно, ласково принялся полизывать ее анус.

Казалось, что огни вокруг тронулись умом. Буйство красок, их невероятные переливы показывали, какое наслаждение испытывает Майя. Музыка усилилась, ее темп возрос, ритмичность ее словно бы подсказывала мне, как часто и… возможно, как глубоко?... – мне нужно ласкать ее. Я подчинялся движениям Майи, ритму музыки и сполохам огней – всё вместе доводило меня до исступления, и я уже был готов к тому, чтобы кончить, но почувствовал, что меня что-то сдерживает, причем…

Физически?!

Я на мгновение оторвался от желанного лона и посмотрел вниз.

Такой же тонкий жгут провода, петля, прочно охватила мою мошонку, не позволяя мне кончить. Я судорожно охнул, но в это же время несколько проводов принялись оглаживать мой член лампами-крошками – они были ярко-синими и такими холодными, что я живо потерял желание финишировать.

Все тот же «зеленый подсказчик» требовательно уткнулся в ее анус…

Мне было занебесно сладко целовать и вылизывать Майю, но вскоре огни заполыхали все более горячими тонами, Майя застонала как-то особенно протяжно, и я понял, что она кончила от моего кунни.

Это было невероятным ощущением. Я никогда не представлял, что доберусь до предмета моей любви и добьюсь ее пламенности таким изысканным способом, еще до того, как...

Но это было только началом.

Каким-то невероятным образом провода-жгуты извернулись, и Майя оказалась теперь лежащей на животе, на некоем подобии высокой, узкой кушетки. Ее лоно было как раз на уровне моего раскаленного от желания члена…

Ее руки и ноги оказались попарно схваченными все теми же жгутами – правая рука с правой ногой, левая – с левой; она лежала на животе, с вагиной, открытой моему вторжению. И я понял, что именно так она и хотела…

Стать моей.

Феерия огней подтвердила мою догадку.

Я плохо помнил то, что происходило дальше. Вакханалия сполохов цвета, тактильных ощущений, ритма музыки и наших движений, сладострастие стонов, криков, изгибы и услужливость «ложа» в удовлетворении наших страстей, неутомимая ярость Майи в желании насытиться мной… И невозможность полного насыщения…

Сказка.

Наша близость заполнила собой целую ночь. Или больше. Или меньше. Это же сон…

Но я знаю одно: так прекрасно мне не было никогда в моей жизни. И это не клише.

…Свет не просто был источником, поводом для видения мира вокруг — он чувствовал, он жил, он отражал нас. Мы были центром этой галактики, и она пела о любви, о слиянии, о вечности.

«Я не знал, что свет может быть телом. Что комната может дышать вместе с нами. Что любовь может быть стихией.»

…Я проснулся в предрассветной тишине.

Комната была обычной, моей – стены, потолок, окно, мебель, кот Крюшон, тихо сопящий в своей корзинке. Ни одной лампы, ни одного шнура, ни следа того волшебства, в котором я растворялся.

Но воздух… воздух всё ещё хранил её дыхание.

И кожа помнила прикосновения. И губы — вкус её поцелуев.

Я сел на край кровати, провёл рукой по лицу. Всё, что произошло там, было слишком ярко, слишком живо, чтобы оказаться просто сном. Это было… чем-то куда большим. Признание? Откровение? Судьба?

Я подошёл к окну. За стеклом рождался день. Первые лучи солнца пробивались сквозь облака, и в них было что-то знакомое — тот же мягкий янтарный свет, что струился по её коже. Я смотрел, как он ложится на мои руки, и чувствовал, как внутри меня разгорается тепло.

«Майя…» — прошептал я, и имя её, как капля света, упало в зарождающееся утро.

«Она была светом. Или, может, свет был ею.»

Я не знал, вернусь ли я туда снова. Не знал, была ли она сном, памятью или чем-то большим. Но я знал одно: с этого момента я не был прежним. Что-то в ней — в её взгляде, в её прикосновении, в её умении управлять светом и тьмой — зажгло во мне огонь, который не угаснет.

И когда я прикрыл глаза, в мозгу снова вспыхнули лампы — одна за другой, как звёзды загораются в вечернем небе. И в их свете я снова увидел её силуэт, её улыбку, её зов.

И понял: она не где-то там.

Она — во мне.