Маргарита проснулась с телефоном в руке.
Экран мигнул: «Алексей поставил вам лайк».
До этого был Дмитрий. Вчера — Павел. Позавчера — Аркадий.
И ни один из них,не запомнился.
Только уведомления. Только реакция. Только виртуальные подарки.
Она посмотрела в зеркало — слишком резко.
Мешки под глазами. Сухая кожа. Бессмысленный взгляд.И это в 35 лет!
Линия губ дрогнула, но она тут же натянула улыбку, как делают актёры, выходя к зрителю.
— Хорошая девочка. Всё в порядке, — сказала себе тихо, будто на исповеди .
Хотя в церкви она не была с тех пор, как развелась с Андреем.
Когда-то она мечтала быть женой священника.
Было белое платье, венчание, крест, косы.
Андрей был строгий, молчаливый, из рода священников.
Она верила, что будет идти за ним — через молитву, тишину и покой.
Но он уехал служить в деревню.
А она осталась.
Сначала в квартире. Потом в чате.
Она долго сопротивлялась. Не регистрировалась. Не искала.
Потом — «просто посмотреть».
Потом — «просто поболтать».
Потом — «а вдруг».
И всё. Затянуло.
Мужчины были разные.
Один читал Есенина на берегу. Другой приносил кофе и говорил, что она пахнет осенью.
Третий подарил украшение из красного янтаря, сказав, что он — как её глаза.
Она любила комплименты. Не людей.
Пятый попал в аварию, спеша к ней, хотя она сама написала: «Давай завтра».
Она не поехала в больницу. Даже не позвонила.
Только сжала губы и сказала в пустоту:
— Дурак.
И удалила чат. Без сожаления.
Она отвечала всем и никому.
Когда ей писали: «Ты мне очень дорога», — она отключалась.
Когда не писали — обижалась.
Когда кто-то говорил: «Я хочу с тобой семью», — она думала: «А я чего хочу?»
Когда кто-то писал: «Просто кофе» — она фыркала: «Как все».
Иногда она всё же встречалась. Но на встрече переписывалась с другим.
Иногда прямо за столом.
Сидит, слушает, как он рассказывает о своих родителях,
а сама пишет:
— «Привет, ты очень интересный. Чем увлекаешься?»
Уже другому. Уже чужому.
Уже по привычке.
Она больше не умела быть в реальности.
Её мир был на экране. Там, где всё чисто, аккуратно, в два касания.
Там, где легко сделать вид, что ты — другая.
Спокойная. Мудрая. Глубокая.
В анкете у неё стоял статус:
«Ничего не жду. Всё, что моё, — само приходит.»
Потом был другой:
«Жизнь научила молчать. А я — её игнорировать.»
Потом появился:
«Поживём — увидим.»
Она не знала, что значили эти слова. Но они звучали красиво.
А значит — подходили.
Однажды на прогулке мужчина, с которым она встретилась,
указал на храм, мимо которого они шли:
— Слушай, у тебя же в статусе была цитата от этого святого...
Ты не помнишь её?
Она замерла.
Цитата?
Святой?
Она помнила, кто дарил браслет, кто оплатил подписку на год вперёд, кто писал в 3 ночи.
Она помнила, кто первым назвал её «особенной».
Но имя святого...
Нет.
Ничего.
Пусто.
Она рассмеялась:
— Так давно это было. Наверное, случайно сохранилось.
И свернула разговор.
Позже дома открыла профиль.
Цитата была.
Из Серафима Саровского.
О мире в душе.
Она не помнила ни текста, ни смысла.
Но лайков было 27.
И это её успокоило.
Вечером ей написал очередной.
— Ты красивая.
Она ответила:
— А ты чем увлекаешься?
Через час — другому:
— Прости, сейчас не могу. У меня мама заболела.
Она не помнила, кому что писала.
Но всё шло как по маслу.
Как будто не она жила — а аккаунт.
А она только обслуживала его.
У неё был молитвослов.
Иконка.
Свеча.
Псалтирь.
Всё стояло рядом с ноутбуком.
Для фона.
Иногда она листала Псалтирь — не читая.
Просто, чтобы сделать красивое фото.
— Какая ты молодец, что молишься, — писали ей.
А она ставила лайк на комментарий.
И улыбалась.
Один мужчина сказал ей:
— Ты похожа на человека, который не верит в любовь, но требует быть любимым.
Она не поняла о чём это.И заблокировала.
Он слишком много увидел.
Это пугало.
Она старела.
Не в паспорте — в статистике.
Лайков стало меньше.
Подарков — тоже.
Её фото с фильтром больше не собирали восторгов.
Писали:
— Ты не выспалась?
— У тебя что-то случилось?
Она злилась.
Ненавидела эти фразы.
И постила следующее фото с другим фильтром.
Чтобы доказать: нет, всё хорошо.
Всё — под контролем.
Иногда она смотрела на крестик.
Маленький, золотой.
Когда-то Андрей подарил.
Он остался.
Она не снимала его — просто не замечала.
Он был как фон.
Как свеча.
Как слово «душа» в переписке — красиво, но непонятно.
Однажды ночью она легла слишком рано.
Телефон сел.
Молча лежала.
Смотрела в потолок.
Без света.
Без экрана.
Без слова «онлайн».
Сердце билось.
Странно. Слишком громко.
И ей вдруг захотелось помолиться.
Руки нащупали молитвослов.
Он был холодный.
Настоящий.
Открыла.
«Ангеле Божий, хранителю мой...»
Губы шевельнулись.
Пальцы дрожали.
И вдруг — экран мигнул.
Телефон ожил.
Сообщение:
«Сергей: Не спишь?»
И Маргарита... выбрала.
Она выбрала его.
Потому что он здесь.
Он живой.
Он отвечает.
Она не чувствовала себя плохой.
Просто — пустой.
Потому что если годами заменять любовь вниманием —
внимание становится богом.
Ночью она сняла крестик.
Просто чтобы не мешал.
Положила рядом с телефоном.
Потом прижала руку к экрану.
Он был тёплый.
Как чьё-то присутствие.
Она не заплакала.
Хотя могла бы.
Но в этот момент
Сергей написал:
«Я бы обнял тебя сейчас. Не хочу терять.»
И она улыбнулась.
И ответила.
А молитвослов как и остался неоткрытым.
И уже не казался ей чем-то важным.