Свет в заколоченном доме

Запах сырости неприятно щекотал нос и заставлял двигаться быстрее. Паутина висела лохмотьями, скапливалась во вмятинах голого бетона. Повсюду, вдоль и поперёк шли глянцевые трубы. Они ярко отсвечивали в лучах фонарика и, в отличие от стен, находились в идеальном состоянии. Глеб шёл, то и дело пригибаясь и стараясь не прикасаться к грязным поверхностям.

Впереди показался просвет. Его сердце заколотилось. Неужели он прав? Глеб выключил фонарик – убедиться, что свет ему не примерещился, и тут же ударился лбом об очередную трубу. Послышался короткий, но звонкий брень. Глеб поморщился, пригнулся и чуть ли не на корточках поспешил к проёму. Он горел нетерпением увидеть, что там снаружи.

Окно находилось под самым потолком, к тому же толстые стены ограничивали вид, но он сумел разглядеть небо и что-то серое. По видосу рассказывали, что дома завалены землёй. Глеб не верил. Теперь его сердце торжествовало. Жаль, никого нет рядом, разделить радость. Но может он уговорит кого-то спуститься и посмотреть? Впрочем, кто согласится? Окружающие держали его за дурака.

Глеб обхватил руками трубу и, перебирая ногами по стене, добрался до проёма, затем немного подтянулся и с силой ударил ногой по прозрачному пластику. Он немного поддался, но выдержал. Глеб пнул несколько раз, пока окно не вывернуло из креплений, и быстро выкарабкался наружу.

В лицо дунул свежий воздух, а вид озадачил: высокая стена с колючей проволокой. Этого Глеб не ожидал и застыл в растерянности. Разочаровываться он упрямо не хотел. В мыслях, хоть и размыто, он представлял поле. К тому же запахи нагретой земли обострили восприятие. У него засосало под ложечкой от чего-то забытого, но очень приятного из детства. Он захотел увидеть, что за забором.

Поразмыслив, Глеб решил двигаться на восток, к морю. Впрочем, думал он недолго. Его постоянно тянуло к морю. То он чувствовал, будто там кто-то ждёт, то словно забыл что-то. Он шёл на пляж при каждом удобном случае, и каждый раз разочаровано возвращался ни с чем. Свое влечение он считал не случайным и надеялся найти ответы рано или поздно.

Пошел медленно, пятка после выбитого окна гудела. Глеб ненавидел плестись, сразу начинала ныть спина. Видимо, из-за травмы. Он бы сейчас с удовольствием полежал, но интерес гнал вперед.

Забор тянулся сплошным макапластом. Ни одного просвета. Стена дома тоже удручала однообразием. Вернее, это был не дом, а линия домов, соединённых в единое целое. Ни одного окна! На бетонный фундамент примерно метр высотой, опиралась кладка из старых кирпичей и шла до верхнего этажа. Выглядело, как разные конструкции: одна над другой. Кому и для чего понадобилось закрыть город Счастье, Глеб не понимал.

– Стоять! – Глеб вздрогнул от неожиданности и обернулся: к нему неслись трое полицейских с собакой. Они явно злились. Глеб испугался, он считал, что об этом месте никто не слышал, и теперь оторопел. На всякий случай он поднял руки вверх, показывая, что сопротивляться не будет.

Полицейские приблизились. Тот, что с собакой, проворно зашел за спину и скрутил руку, заставив нагнуться. Подскочил другой полицейский, более грузный, разорвал ему робу на плече, затем, немного отдышавшись, перехватил кисть и сказал:

– Коли!

Третий, стоявший немного в стороне, достал какую-то бутылочку из большой сумки на боку и вставил в шприц-пистолет. Действия полицейских показались Глебу слишком странными, и он попробовал вывернуться, но второй прижал его за шкирку. Глеб упал. Грузный тут же навалился весом, и третий быстро ввел струю лекарства под давлением.

Глеб почувствовал резкую боль в плече. Полицейский поднялся, но продолжал придерживать, не давая встать. Глеба раздирала злость и обида. Ведь он ничего не сделал. Зачем они так? Он же показал, что не собирается сопротивляться. Зачем укол? Могли бы просто объяснить. Но говорить вслух не стал. Он молча лежал на пыльной дороге, сжав кулаки от бессилия. Их было больше, и приходилось терпеть.

Через пару минут тело Глеба начало расслабляться, а в голове появилась сонливость. Еще через пару минут он отключился.

* * *

На стоянке перед кладбищем из такси вышла стройная девушка. Хоть на ней не было траурных одежд, лицо выражало глубокую печаль. Не оглядываясь по сторонам, она направилась к могильному комплексу за черной решеткой. Вокруг монументального здания на газоне росли аккуратно стриженые кусты самшита, стояли скамейки, урны и автоматы с ритуальной мелочевкой.

В круглом склепе, облицованном гранитной плиткой, на равном расстоянии находились двери, а рядом – углубления и списки имен.

Аня, как звали девушку, уверенным шагом подошла к одному из ларьков, купила электросвечу, затем вставила её в углубление и как можно чётче сказала:

– Глеб Курамов.

После подтверждения загорелось соответствующее имя и щёлкнул замок. Аня поспешила внутрь, у неё было пятнадцать минут.

В пустой комнатушке на противоположной стене висела рама с яркой кнопкой. Аня нажала. Свет тут же погас, а в раме появилась голограмма. Аня в очередной раз поразилась реалистичности изображения: будто настоящий Глеб с задором смотрел на неё и даже хотел дёрнуть за косичку.

– Привет! – сказала голограмма. Родной голос отозвался теплой волной в её животе и покатился вверх. Но рассудок тут же остановил радостное волнение в горле, скомкав иллюзорную надежду.

Сегодня исполнялось полгода с тех пор, как его не стало. Сколько раз она говорила себе, что больше не придёт! Но тоскливая пустота тянула. Здесь ей казалось, она могла почти дотянуться к душе любимого. Почувствовать облегчение. Но вместо этого лишь бередила рану.

Аня смотрела на голограмму, не отрывая глаз.

– Спой! – выдавила девушка через силу, комок всё ещё стоял в горле.

Голограмма запела песню, записанную еще при жизни.

«Глеб не пел бы по команде», – подумала Аня. Можно передать внешность и голос, но характер воспроизвести нельзя. Теперь, когда её чувства перестали обманываться и видели перед собой лишь образ, Аня немного успокоилась.

– Стой! Не пой больше. Выслушай, – сказала Аня и закрыла глаза, она подумала, так будет легче. Ей нужно было рассказать, что у нее на душе. Она понимала: перед ней лишь дорогая кукла, но ведь где-то тут покоился и прах, частичка любимого. Чувство невидимой связи с Глебом не покидало. И хоть Аня не была религиозной, верила, пусть даже эфемерно, что Глеб продолжал существовать.

– Прости, – продолжила она. – Я люблю тебя. Ты мне нужен. Но мне нужно сказать важное. Тебя больше нет. Я страдаю. Но так жить больше нельзя.

– Надо жить дальше, – ответила голограмма заготовкой.

Комок в горле начал растворяться, и к глазам подкатили слёзы. Говорить стало легче. Она открыла глаза.

– Мы объяснились с мамой. Она сказала: меня зациклило и мне нужен психолог. Но что лучше я сама. Тем более психолог дороговат. Мы решили: я попробую сама. Но мне следует перестать ходить сюда. Какое-то время.

– Время, – эхом повторила голограмма.

– Но это не главное, – Аня замолчала, собираясь силами.

– Главное.

– Да-да, главное! Твой друг с работы, Сергей. Он так помогает мне, ты знаешь. Я рассказывала. С первого дня. Приходит и успокаивает. Иногда гуляем, вспоминаем тебя. Ну… Он ничего пока не говорил, но… Я думаю, скоро скажет. Я к нему нормально отношусь, но меня не тянет. Он вроде как нормальный, но мне с ним как-то… всё равно, что ли? Приятно, что он есть, но я всё равно люблю тебя. Мама говорит: это ненормально. Ты мертвый, он живой. И ты там, в другом мире, если этот мир есть, будешь рад за меня.

– Рад, – отреагировала голограмма.

Аня продолжила:

– Но тут, понимаешь? Она не понимает. А ты там и так знаешь. Но мне надо сказать. Я знаю, что она права, и ты хочешь, чтобы я была счастлива. Я не чувствую обязательств, как думает она или Сергей. Я не просто скучаю. Я хочу быть с тобой. Знаю – это невозможно, и это мучает меня, пугает. Надо жить дальше, а я не могу… В общем, я решила. В конце концов мама права. Если Сергей предложит, я соглашусь.

Аня пристально посмотрела на голограмму, но та лишь ответила:

– Жить дальше.

Свет замигал, пятнадцать минут заканчивалось. От мысли, что на этот раз она уходит надолго, внутри похолодело, а мир показался таким постным, что даже потерял цвет. Но принятое решение нужно выполнять. Аня резко развернулась, и вышла не прощаясь.

* * *

Глеб очнулся в знакомой палате: белесые стены и глянцевый потолок, в котором мутно отражались четыре койки. Решетки на окнах. В голове звенящая пустота. Как и полгода назад, его немного подташнивало. На какой-то миг ему показалось, что он не уходил никуда, что не было этих месяцев адаптации. Он даже посмотрел на соседнюю койку, ожидая увидеть приятеля, но та была пуста.

Он сел одним рывком. В тот раз, он не мог встать из-за фиксаторов. Сказали, что ему не повезло: он появился на свет под завалами, поэтому доставали особенно тяжело.

Но почему он здесь опять? Его залихорадило. Глеб заставил себя успокоиться. Работа, квартира, адаптация, мысли, вопросы – всё это пронеслось у него в голове, вернув к обыденности. Но почему здесь? Там, где меньше всего хотел оказаться.

Последнее, что он помнил, это как пришел домой после работы и открыл дверь. Глеб поёжился: странное ощущение, словно дали молотком по голове. А ещё болели плечо и шея. Вопросы, вопросы. Но сидя на месте, ответов не найдешь, и он устремился в коридор.

Какое же тут всё неприятно привычное! Глеб четко знал, куда идти. Там перед лестницей, в небольшом аппендиксе должна сидеть медсестра. «Хоть бы не та крикливая с противной прической», – подумал он.

Дойдя до угла, Глеб аккуратно заглянул: за столом сидела новенькая и что-то печатала. Уловив движение, она подняла голову и широко улыбнулась.

Милая девушка в аккуратном синем костюме сразу понравилась ему. Было в ней что-то приветливое, располагающее.

– Вы проснулись? – спросила она, приглашая жестом сесть на кушетку.

– Как я сюда попал? – Глеб не хотел тратить время на церемонии.

– Сейчас расскажу, – охотно ответила медсестра и пошла к шкафу.

Через разрез на юбке Глеб разглядел стройные ноги и подумал, что давно не был с женщиной.

– Но сначала вас осмотрю, – сказала она и взяла в шкафу смотровой анализатор.

– Меня зовут Светлана, – добавила она и села рядом. От цветочного запаха духов у Глеба закружилась голова.

– Очень приятно, – смущенно ответил Глеб и закатал рукав. Только сейчас он заметил, что одет в больничный халат.

Светлана сосредоточено поводила прибором по руке, потом по груди, которую тоже пришлось оголить, покрутила датчики, опять поводила и, наконец, сказала:

– Всё в порядке. Можете идти. Рекомендую пропустить работу, хорошо поесть и выспаться. Больничный я выпишу.

– А как же врач? – приятно удивился Глеб. Насколько он знал, только врач может поставить диагноз.

– По новым правилам, я зову врача, если есть отклонение от нормы. А у вас всё отлично, – Света положила ему руку на колено и добавила: – Вы у нас лежали и порядок знаете. Вещи в персональной ячейке. Номер личный. Можете идти, – она встала.

– Спасибо. Но всё-таки, как я сюда попал? Я ничего не помню, – спросил Глеб настойчиво.

– Ах да, – сказала она, садясь в кресло, – У вас был приступ утром, и соседи вызвали врача. Вам сделали укол и привезли сюда. Вы спали примерно сутки.

– Приступ? – задумчиво спросил Глеб. – Приступ чего?

Света посмотрела на Глеба, словно на ребенка.

– У вас диагноз: посттравматический синдром. Соседи знают и присматривают. Ничего удивительного. Вам что-то привиделось, и вы упали с лестницы. Можете посмотреть на царапину, – Света достала зеркальце, но Глеб в ответ мотнул головой, он и без зеркала чувствовал ушибы. Она продолжила:

– Что вам привиделось, никто не знает. Но это и не важно. Важно оказать вовремя помощь.

Глеб молчал. Ему и раньше говорили, что он не совсем нормальный: носится со своими идеями, ищет ответы и не верит простым объяснениям. К тому же у него в голове периодически всплывали какие-то образы и обрывки событий. Он думал – это воспоминания из прошлой жизни.

­– Но… – протянул он, – потеря памяти это не сумасшествие. И видений у меня нет. Я иногда что-то вспоминаю. Признаю, это могут быть и обрывки снов, но разве это отклонение? Я раньше просто жил в другом месте. До того, как меня нашли, – произнес Глеб, удивляясь собственному равнодушию. Когда он сделал это открытие сам для себя, то не спал всю ночь от волнения. Но потом он столько раз произносил эти слова, пытаясь кому-то что-то доказать! Над ним насмехались, но он всё равно верил и задавал вопрос: «А как ещё объяснить странности этого мира?»

– Как вы не поймете? Нет никакого другого места. А потеря памяти - последствие лекарств. Лекарство очень хорошее, снимает все симптомы, но вот такой побочный эффект. Откуда эта навязчивая идея про другое место?

­­– Откуда тогда всё берется? Откуда эти инструменты, технические приборы, еда в конце концов? Где её выращивают? – он опять вспомнил поле. – А люди откуда берутся? Где дети?

– Дети? Какие дети? У вас опять фантазии, – ответила Светлана немного насмешливо.

Глеб почувствовал, как в нём поднимется раздражение, и он выпалил:

– Вы не знаете про детей? Это маленькие люди, они рождаются, потом растут и становятся взрослыми.

Светлана засмеялась. Глебу её смех показался издевательским.

– Вы себя слышите? Маленькие люди? Ах-ха-ха! Вы только представьте себе это! Ваши фантазии это нечто, ­– просмеявшись, сказала она и уставилась на Глеба с умилением, затем продолжила менторским тоном: – Люди зарождаются в специальной глине в горах. Это все знают.

Пересказ того, что регулярно рассказывают по видосу, разозлил его еще больше. Этот пафос, эта уверенность в своей правоте, это нежелание даже выслушать! От прежней симпатии не осталось и следа. В голове промелькнуло: «С ней разговаривать бесполезно!». Наконец буркнул с сарказмом:

– Ну да, я же сумасшедший, а это очень смешно.

Светлана немного растерялась, но после небольшой паузы затараторила:

– Вы не волнуйтесь, это не сумасшествие. Это как эпилепсия. Вам могут приходить в голову разные фантазии, не более, – она сделала паузу, но Глеб обижено молчал. Она продолжила:

– Вас просто неудачно выкинуло на поверхность. Вы не единственный такой. Со временем это пройдет.

Глеб немного остыл, когда девушка перестала ёрничать, но доверие пропало. Он решил поразмыслить обо всем этом позже, а сейчас как можно быстрее убраться из больницы.

– Спасибо за разъяснение, – произнес он вежливо. – Я устал, и немного не в себе. Я, пожалуй, пойду? Не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо. Кто знает, где мы еще встретимся? – Глеб постарался улыбнуться, как можно приветливей, чтобы сгладить впечатление напоследок.

Светлана приняла его слова на свой счет и кокетливо ответила:

– А знаете что? Я дам свою визитку, и если вам что-то покажется… М… Увидите что-то необычное, то обязательно звоните. Обещаю не смеяться, – Светлана протянула визитку. А когда Глеб хотел её взять, немного задержала руку, глядя ему в глаза. Глеб смутился, и, потоптавшись, помял картонку в руке. Затем попрощался и ушел.

Он подошел к камерам хранения на первом этаже и нашёл свою. Внутри лежали родной телефон и денежная карточка, а вот одежда была явно новой, хоть и походила на его прежнюю робу. Это удивило, но возвращаться, чтобы спросить, почему так, он не хотел. Что-то в медсестре его настораживало.

После запаха лекарств, воздух казался особенно свежим. Глеб вздохнул полной грудью, вспомнил, что работу можно пропустить и почувствовал себя свободным, даже немного счастливым.

Больница находилась недалеко от моря, и, хоть день выдался пасмурным, Глеба всё равно потянуло туда. Шум волн помогал думать. Садиться в магнитную вагонетку смысла не имело. Дорога шла под уклоном. Он шагал легко и быстро. Солнце давно взошло, но ощущение утра не прошло. Впереди показалась серая полоса, чуть темнее неба. С каждым шагом она становилась шире, пока не открылся берег. Дорожное покрытие резко обрывалось бетонными блоками перед песчаным пляжем. Спуск находился со стороны сквера, который узкой полосой тянулся вдоль всего города, а по сути одной длинной улицы.

Пять заветных ступенек, и Глеб почувствовал упругий, но вязкий песок.
Людей в это время было мало. Всего два человека, видимо, парочка. Они смотрели на море, взявшись за руки на другом конце пляжа.

Подходить близко к воде и, тем более, дотрагиваться было нельзя. Об этом предупреждала надпись на колючей проволоке, протянутой перед кромкой воды.

«Убьет током! Опасно для жизни!»

Интуитивно он чувствовал, что море – ласковый друг. Когда он приходил на пляж, то вспоминал вкус воды и ощущал кожей соль, словно заходил в воду раньше. А по видосу говорили, что морская вода опасна и так было всегда. На пляже порой его раздирали противоречия и нелепые мысли, но, странное дело, это доставляло ему удовольствие. В эти минуты он чувствовал, что близок к разгадке некой тайны.

Краем глаза он увидел, как парочка направлялась к выходу. Девушка что-то оживленно рассказывала и смеялась, а тот сдержанно улыбался, потом прижал её к себе и поцеловал в губы. И Глеб вспомнил вкус поцелуя. Четко и ясно! И тут же следом в голове всплыл образ красивой девушки. Она казалась родной. Но он совсем не помнил кто она. Его сердце забилось от возбуждения, которое тут же сменилось тоской. Воображение? Сумасшествие? Может быть, позвонить Светлане?

С моря подул свежий ветер. Сергей посмотрел вдаль. Что там за горизонтом? Живя в этом замкнутом мире, он никогда об этом не узнает. Он никогда не узнает, что это за обрывки воспоминаний и чувств. Объяснения, которые ему предлагают по видосу, слишком примитивные.

Нет. Он не смирится. Он найдет ответы, чего бы это ни стоило.

* * *

Они сидели в ресторане. Хмель мешал соображать. Зная, что сегодня должно произойти, она выпила больше обычного.

– Аня, – Сергей взял её за руку.

«Ничего», – подумала Аня. «Я ничего не чувствую к нему». Краем глаза она увидела, как официант чуть не уронил поднос. Ей показалось это до того нелепым, что она засмеялась. Сергей принял это за кокетство и осмелел. Второй рукой он накрыл её руку:

– Можно я проведу?

Аня вздрогнула и немного пришла в себя: «Началось».

– Как обычно, – тихо ответила она.

– Не как обычно, – настойчиво глядя в глаза, сказал Сергей.

Аня рефлекторно выдернула руку, Сергей откинулся на спинку.

– Прости, – сказал он и отвернулся.

Аня поняла, что всё испортила и понурилась. Пауза затянулась. Первым не выдержал Сергей:

– Я же не давлю. Я понимаю. Но и ты пойми. Я не могу больше притворяться просто другом.

– Я понимаю, – Аня всхлипнула, – но мне страшно, – в этот момент она сама не понимала, чего хотела. Сергея было жалко. Этот здоровый мужчина заслуживал настоящей любви. Умный, порядочный. Но отогнать его она не могла, она нуждалась в поддержке. К тому же она хотела с помощью новых отношений забыть Глеба, а лучше Сергея никого не было. Но как только доходило до дела, что-то внутри неё скукоживалось.

– Шампанского! – сказала она громко. Сергей ухмыльнулся и наполнил бокалы.

– За смелость! – сказал он, чокаясь.

Через полчаса они летели в такси. Аня закрыла глаза и притворилась дремлющей. Сергей задумчиво посматривал на неё. Тут раздался характерный сигнал. Водитель посмотрел на табло и четко объявил:

– Отключили пятнадцатый район. Как объезжать? Есть вариант по нулевой трассе.

Аня тут же встрепенулась и резко сказала:

– Нет!

– Я просто предложил, – обижено ответил водитель, – можно и по объездной, но будет дольше и дороже.

– По объездной, – спокойно сказал Сергей.

Аня благодарно посмотрела на него, а водитель пояснил:

– Я думал, молодые люди захотят глянуть на море.

Аня лишь вздохнула и не стала отвечать, ей было слишком тяжело говорить о причинах. Хорошо, что Сергей понял. Она дотронулась до его руки, он сжал в ответ и отвернулся. «Ревнует», – Ане стало обидно. Что она может сделать? На глаза навернулись слёзы. Она старается, ценит, но смотреть на море не могла, и, наверное, никогда не сможет. Тогда, полгода назад, она ждала на берегу Глеба. Он позвонил, что едет. Она ждала. Смотрела на море и ждала. Ждала. Когда осознала: случилась беда, побережье обесточили. Страх, волнение, море слились воедино в ожидании худшего. Это худшее оказалось правдой. Глеб разбился в аварии. В машине отказал магнитный регулятор по вине кампании производителя, его матери выплатили компенсацию. А она даже не смогла попрощаться с телом, ей сказали: «Там не на что смотреть». У неё опять внутри всё сжалось. Может быть, поэтому не может его отпустить? Потому что не попрощалась? В её голове он ещё жив. Нет, она просто больная. Его больше нет. Аня с надеждой взглянула на Сергея. Он поможет ей справиться, поможет жить дальше.

Поток машин разделился перед давящей чернотой жилого квартала и потёк вокруг, отделяя свет от тьмы. Неуютное соседство с обратной стороной мира.

– Хорошо, что не застряли внутри, – сказал водитель. – Я один раз застрял. Пока дошла очередь на платформу, так и энергия восстановилась. Клиент был злой. Всё ругался: террористы, террористы.

– Террористы, – подтвердил Сергей.

– Ну, их тоже понять можно, – осторожно сказал водитель, – кушать-то все хотят, а куда им?

– Мой отец на войне без ноги остался, чтобы нас с сестрой поднять. А эти: бездельники, – ответил Сергей.

Аня уловила в его словах злость и промолчала. Война длилась столько, сколько она себя помнила, давила невидимым грузом и служила оправданием любой несправедливости. Глеб так считал.

– Повезло, – сказал водитель сухо.

Они больше не разговаривали до самого дома.

Сергей расплатился и подал Ане руку при выходе. Старинный обычай часто высмеивали любители нового, но ей нравилось. Особенно сейчас, когда на душе скребли кошки. Ей казалось, Сергей обижается, но он выглядел приветливым, и она улыбнулась.

Вошли в квартиру. Аня успела немного протрезветь и чувствовала в голове тяжесть.

– Ещё вина? – предложила она, доставая бутылку из бара.

– С удовольствием.

Если бы Аня могла, то выпила бокал залпом.

– Ты слишком нервничаешь, – сказал Сергей, присаживаясь рядом. – Расслабься и выслушай меня. Я от тебя ничего не требую. Просто выслушай.

Она кивнула, от вина в груди растеклось тепло, и вернулась легкость. Сергей продолжил:

– Ты мне давно нравишься, но я не решался. Я знаю, ты любила его. Но его больше нет. Пойми. Я вижу, и не только я. Я говорил с твоей мамой.

– Как? – Аня искренне удивилась.

– Да. Это был очень хороший разговор. У тебя стресс, ты зациклилась. Но поверь, я смогу его заменить, только дай мне шанс. Вот увидишь, пройдет немного времени, и всё наладится.

Аня немного опешила, она думала, что Сергей хочет её любви, но он не требовал чувств. Он просил, его глаза просили лишь позволить любить. Ане стало его жалко, он ходит за ней словно тень и надеется. К глазам подкатили слезы.

– Хорошо, – сказала она, и мир немного поплыл.

Сергей прижал её к себе и начал ласкать. Аня доверилась. Сергей был нежен, даже слишком нежен. Каждым движением словно хотел угодить, но Аня лишь чувствовала фальшь. Свою фальшь. Сквозь туман она, наконец, честно себе призналась: он ей неприятен. Физически. Его кожа, его пот, его запах – всё было каким-то чужим, даже чуждым. Она вспомнила Глеба, и ей стало одиноко.

* * *

Зазвенел будильник. Глеб тут же вскочил с постели. Он не смог заснуть крепко из-за напряжения, но он знал, что даже такая полудрема даст силы не спать всю ночь.

На улице стемнело. Оставалось ровно полтора часа до комендантского часа. Должно хватить.

Глеб выпил кофе и легко перекусил. Он не стал убирать постель. А зачем? Завтра придет работница и приберёт. Он посмотрел на бутылки и коробки от еды в углу: за неделю мусора скопилось прилично.

Когда он вышел, улица уже почти опустела. Быстро, чтобы не успели заметить, проскочил придомовой участок, прошел немного вдоль сквера и углубился в кусты на тропинку. Однажды Глеб гулял по ней всю ночь. Тогда ему было интересно посмотреть на ночных демонов. Он в них не особо верил, но хотел удостовериться. Никаких демонов он не увидел, зато увидел патрули и свет в доме с заколоченными окнами.

Дом располагался в самом начале улицы рядом с администрацией напротив складов. Все в городе знали, что в этом доме никто не живет, и его вообще будут сносить. Поэтому в ту ночь Глеб очень удивился, особенно тому, что патрули спокойно ходили мимо, не обращая на внимания на свет. Тогда он не решился проверить, что там на самом деле.

После больницы внутри у Глеба что-то изменилось. Теперь им двигало не просто любопытство, а какая-то непонятная тоска, чувство, что тут всё не по-настоящему, и что где-то там, он сам не понимал где, его ждут. Мысль, что его обманывают и держат насильно, свербела, словно заноза.

Последние недели, ему во сне и наяву грезилось лицо девушки. Его тянуло к ней, причем настолько, что он даже нахамил Светлане, когда та позвонила. Кто эта женщина, Глеб вспомнить не мог, как ни старался. Он хотел знать, кто она, хотел вспомнить, хотел понять, каков мир на самом деле. Он должен был что-то сделать, несмотря на риск.

Между корней старого дерева, лежал приготовленный заранее рюкзак с инструментами. До заброшенного дома оставалось совсем немного. Он быстро добрался, тихо раздвинул кусты. Вдалеке шел человек, но на таком расстоянии и при таком освещении прохожий разглядит только силуэт.

Негромко, но настойчиво загудела сирена, уведомляя о начале комендантского часа. Вот-вот выйдут патрули. Сирена смолкла. Глеб еще раз оглядел улицу, затем прислушался, но разобрал лишь шум листьев. Нужно было пользоваться моментом, ещё немного и будет поздно. Если выйдут патрули, придется отложить на завтра. Но кто знает, что будет завтра?

Решился. Достал плазменный резак, закрыл глаза, несколько раз вздохнул, подавил эмоции и метнулся к дому. Не мешкая, прорезал дверь в месте замка, она поддалась на удивление легко. Толкнул плечом и ввалился в дом. Захлопнул.

Глеб попытался осмотреться, но было очень темно. Фонарик взять он не подумал, пришлось включить резак, но света тот почти не давал. Чтобы что-нибудь разглядеть, Глеб подносил его вплотную. Площадка внутри оказалась маленькой и пустой, от неё вверх шли ступеньки.

По лестнице он поднимался медленно, стараясь не поднимать шума. Он помнил, что свет горел на третьем этаже. Сквозь окошко на площадку второго этажа падал свет от уличного фонаря. Поблескивали перила. Глеб провел по ним рукой, они оказались холодными и шершавыми.

Скоро он различил монотонный гул, который с каждой ступенькой становился громче. С гулом нарастало и его беспокойство. Тайное, но мысленно далёкое ещё пару минут назад, становилось отчетливым и реально существующим. Это удивляло и волновало. На Глеба разом накатились переживания и сомнения. Но он должен был узнать, что там. Монотонный гул шел из-за запертой двери.

Немного потоптавшись, он достал резак, прорезал замок и осторожно вошёл. Помещение оказалось нежилым. Везде стояли компьютеры, сервера и прочие модули, они и гудели. Мигали индикаторы, тянулись провода. Экраны показывали цифры, графики. Глеб увидел приоткрытую дверь, в следующей комнате горел свет, и он заглянул. За одним из компьютеров сидел толстый мужчина. Глеб воодушевился, с одним он вполне сможет справиться, к тому же мужчина не выглядел атлетом. Глеб хоть не любил физическое насилие, но другого способа узнать правду не придумал. Время вежливых вопросов закончилось. Он больше не верил, что ему ответят.

Глеб приготовился. Сначала нужно зажать рот, чтобы тот не позвал на помощь, но и руки нужно обезвредить. Взгляд упал на провод. Растянув его в руках, Глеб подкрался сзади, одним махом закинул на жертву и притянул к спинке кресла. Мужчина вскрикнул и попытался вырваться, но Глеб прижал крепко, шепотом приговаривая:

– Тихо, тихо.

Наконец толстый понял, что ему не вырваться, перестал дергаться, и Глеб немного ослабил хватку.

– Что тебе нужно? – спросил толстый, выворачивая голову рассмотреть обидчика.

– Я пришел за ответами, – ответил Глеб, скрупулезно привязывая того к креслу.

Он почувствовал облегчение, покончив с неприятным делом. Совесть его не мучила, в конце концов, не будет же он убивать толстяка. Всего лишь задаст пару вопросов. Но всё равно было жаль, от этого даже проникся симпатией. Закончив привязывать, он развернул кресло и попытался скорчить приветливое лицо.

– А… Вот ты кто, – тут же отозвался толстый и как-то обмяк. Затем продолжил со смешком: – А мы тебя ищем повсюду. И как ты только пробрался? Никогда бы не догадался.

– Как это? – удивился Глеб.

– Посмотри на экран, – сказал толстый.

Глеб взглянул и увидел множество видео с камер наблюдения. На нескольких он узнал свою квартиру, и ему стало не по себе.

– Вы следили за мной?

– Ну да. Мы за всеми присматриваем, но за тобой особенно. Ты у нас звезда. Вечно куда-то лезешь, – последние слова толстый произнес с сарказмом и добавил: – Охраняем от черных демонов.

– Я не верю в демонов. Мне нужны нормальные ответы.

– Умный, да? Догадался? Но ничего, укольчик сделают, и не вспомнишь ничего.

– Укольчик? – Глеб застыл. Светлана тоже говорила об уколе и побочном эффекте. Его осенила внезапная догадка: – Не было никакой болезни! Я память не терял. Я что-то узнал, и мне сделали укол!

Толстый кивнул, нагло глядя в глаза.

– Что здесь происходит? – Глеб разнервничался.

– Нет смысла отвечать. Понимаешь? Рано или поздно сюда зайдут, уколют, и ты забудешь все ответы. Даже если успеешь уйти, выход из города только один, и он под охраной.

Глеб застыл, пытаясь осознать сказанное. Он прокрутил в голове вопросы, метания, обрывки воспоминаний и родное лицо незнакомки. Посмотрел на один экран, потом на другой, везде были видео. На некоторых горожане спали, на других занимались чем-то повседневным, кто-то предавался страсти, не подозревая, что за ним смотрят. Труд толстого теперь предстал в ином свете. Он подсматривал за ними. Изучал. Как животных.

Глеб подошел к компьютеру проверить догадку. Ответы оказались на поверхности. Никто даже не пытался это скрыть, придать видимость чего-то приличного. Это было мерзко. Над ними ставили эксперимент. Над живыми людьми. Глеб посмотрел на толстяка, его рожа теперь казалась ему омерзительной. Как хотелось врезать! Но он сдержался, процедив сквозь зубы:

– Скоты!

– Только не плачь, – ответил толстый, кривляясь.

По интонации и лицу Глеб понял: толстяк не только не стыдится, но и не боится. Что он уверен в своей безопасности, уверен, что Глеб ему ничего не сделает. Уверен, что Глеб тюфяк. Эта мысль стала последней каплей и Глеб взорвался.

– Думаешь, не грохну тебя? – заорал он и ударил по толстой щеке со всего размаха, отчего та тут же покраснела. – Мне нечего терять! Понимаешь? Я придушу тебя! Заберу в могилу, если не выведешь! Понял? – Глеб замахнулся ещё раз.

Толстый засопел. Испуг на лоснящемся лице немного успокоил, на толстого нашлась управа, и Глеб не стал бить ещё раз.

– Ну? – требовательно спросил он.

– Я понял. Не бей. Давай поговорим. А там, как знаешь, – заговорил толстый другим тоном.

– Только быстро, – ответил Глеб строго, он начал опасаться, что сюда действительно придут.

Толстяк закивал:

– Ну, подумай сам. Тут ты на всем готовом. А там, куда пойдешь? Ты же там ничего не знаешь. Не помнишь. И ты там никому не нужен. Будешь шляться, пока не сдохнешь. А тут хоть доброму делу послужишь. Мы же как лучше хотим. Изучаем, как наладить быт, чтобы люди счастливы были. Там ведь в большом мире страсти кипят, войны, революции, страдания. А у нас тихо, спокойно. Не надо тебе туда. Лишний ты там, как и миллиарды других.

– Вы мне жизнь разрушили. Прошлое отняли. Внушили, что я сумасшедший, – ответил Глеб со злостью. – Лучше…

– Да не разрушили, а спасли! – толстяк повысил голос, чтобы перебить начавшийся поток возмущения. – Да, да. Спасли! Умер ты. Умер в аварии. А мы тебя с того света вытащили. Для всех твоих ты умер. Даже могила есть, – выпалил толстяк и с интересом уставился на Глеба, ожидая реакции.

Глеб немного опешил, словно его холодной водой окатили, но тут же сердце отозвалось тоской от потери чего-то важного, дорогого. В мыслях опять всплыло родное лицо. Глеб отвернулся, сложил руки за спиной, он думал. Ответы не дали удовлетворения, а мысль о возврате к привычной жизни вызывала протест. Назад пути нет. Если он забудет ответы, то опять начнется тоска, и так будет, пока он не сломается. Нужно идти напролом, и будь что будет.

– Проведешь меня и отпустишь. Остальное тебя не касается, – Глеб снял рюкзак. – Вернее, я тебя отпущу, – достал плазменный инструмент. – Ты знаешь, что это?

Толстяк побледнел. Глеб улыбнулся:

– Поведешь на выход. Я буду держать под руку. Резак накроем. Готов?

– Зря! – ответил толстяк. – Но, как знаешь, – добавил развязанным тоном.

* * *

Рассвело. Словно очнувшись от бреда бессонной ночи, Аня смотрела, как Сергей умиротворенно спит в её постели. Хмель давно прошел, желание плакать тоже. Суровая реальность требовала решения, и она его приняла. Оставалось дождаться пробуждения. Было ли ей жаль? Пожалуй, да, но больше она жалела себя. Она поняла, что лучше одиночество, чем бесконечное притворство. Зачем она вообще поддалась? Честнее было бы сказать, что не готова. Отпустить на все четыре стороны, и пусть делает, что хочет. А теперь всё противно, даже от себя. Она исправит ошибку, а потом, когда этот чужой человек уйдет, наконец-то спокойно уснёт.

* * *

Глеб смотрел, как наверху носятся машины. Нет, после тихого городка это не пугало, наоборот, казалось слишком привычным, родным. Глеб наслаждался. Его не мучили вопросы, и не потому, что их не осталось, а потому что они перестали вызывать тоску. Да, он многое забыл, и ему многое предстоит узнать заново, но сперва он найдет родную женщину. Глеб еще раз оглянулся по сторонам и решил довериться интуиции: пойти туда, куда тянуло сердце.