Свет во мраке

Новая Гасконь как всегда радовала глаз. Красочные цветы, богатые зелёной листвой деревья, обширные и просторные луга. Сам этот край излучал собой тишину, спокойствие и безопасность, которой сейчас многим так не хватало. В местах подобных этому не хочется думать ни о чём плохом, хочется размышлять лишь о чём-то хорошем, наслаждаясь закатами и рассветами. А красота и тех, и других, действительно радовала глаз.

Внутренний двор военного госпиталя, расположенного на небольшом расстоянии от города, украшали многочисленные деревья самых разных пород, и даже планет. По заведённой неизвестно кем традиции, в колониях всегда создавали сады из представителей земной флоры. Иногда их разбавляли образцами инопланетных цветов и растений, не смотря на то, что сторонники «Движения за защиту сохранности внеземной природы» периодически выступали против этого. Их люди уверенно считали, что нужно с куда большим вниманием относиться к защите местных лесов, наполненных самыми причудливыми и неясными человеку существами, где даже деревья передвигались с места на место и порой приходились опаснее многоглазых хищников. В колониальном округе Новая Гасконь, расположенном на «Шестой» планете, до сих пор сохранились подобные кровли густого леса, под сенью которых лучше не появляться без охотничьего ружья и надёжного проводника.

Территория госпиталя была окружена невысокой оградой с камерами наблюдения, а сам внутренний двор, кроме деревьев включал в себя также, вымощенную булыжником улицу и несколько на вид простых, но красивых мраморных фонтанов, струившихся чистой холодной водой. Несколько беседок раскинулись среди цветущих в эту пору деревьев, где-то совсем рядом слышалось пение птиц. Укрывшись в их тени, кто-то из раненных читал книги, другие просто прогуливались на свежем воздухе. Яркое солнце сильно припекало на улице и било в окна белого здания госпиталя, вынуждая людей включать на них стандартные режимы затемнения. Это спасало от слепящего света, но не сильно помогало против начинающей подниматься жары.

Тишину утра разорвал резкий гудок приближающегося армейского фургона, медленно заворачивающего в раскрытые решётчатые ворота. Несколько врачей в белых халатах и человек в солдатской форме быстро подошли к машине, как только она подъехала к главным дверям. Скоро из неё начали поспешно вытаскивать обмотанных окровавленными бинтами людей, укладывать их на носилки и заносить в главное здание. Те, кто мог идти самостоятельно, помогая друг другу, поднимались по ступенькам. Выбравшийся из фургона офицер уже о чём-то спорил с одним из врачей. Водитель мирно курил в сторонке. Кто-то что-то раздражённо закричал.

Прислонившись к одному из деревьев, Егор наблюдал за открывающейся процессией, которую ему уже приходилось видеть не раз. За последние две недели это был уже третий фургон, привозивший раненных в этот госпиталь, персонал которого трудился изо всех сил. Даже студентов с последних курсов, из местных медицинских университетов, отправили помогать в подобных учреждениях. Добровольцы нашлись быстро, на фронт хотели немногие.

Согласно принятому во всех колониях земному календарю, шёл февраль 2247 года. Ситуация постепенно ухудшалась, и это было видно невооружённым взглядом. Даже здесь, в простом военном госпитале. Прошлой ночью грузовики подвезли дополнительное оборудование, сотрудники госпиталя освобождали некоторые складские помещения под новые палаты, а хирурги из операционной с каждым днём становились всё более мрачными и уставшими. Разумеется, все надеялись, что до крайностей не дойдёт, что большой беды удастся в последнее мгновение как-то избежать. Но всё к этому шло, и люди постепенно, начинали готовиться к худшему. Егор разделял их настрой, он также надеялся на лучшее, хотел в него верить. Однако, он понимал всю серьёзность сложившейся вокруг ситуации. Самым сложным казалось то, что в госпиталь не поступали сведения из военной сводки и других новостей, и у Егора не было возможности узнать что-либо о мире вокруг. Единственными свидетельствами происходящих сейчас в этом самом мире событий, являлись только тихие разговоры врачей, время от времени пролетающие в небе истребители и армейские фургоны с раненными. И ничему из всего этого не было видно конца.

Никаких новостей не поступало, все они останавливались где-то между офицерами и руководством госпиталя. Зато агитационные плакаты виднелись на каждом углу и в каждом коридоре. Если верить им, то боевые корабли были способны решить любой внезапный конфликт одним выстрелом, даже не заряжая орудия. Звучало это не плохо, но до сих пор себя не оправдывало. Кроме плакатов, было ещё великое множество самых разных слухов, о которых говорили врачи и раненные солдаты. Поговаривали о многочисленных диверсиях врага, о мертвецах, восстающих из могил и о новом супероружии, которое земные учёные старательно собирают в далёком тылу. Но всё это также не вызвало доверия и в итоге из всей возможной информации, у Егора не оставалось ровным счётом ничего. Приходилось просто смириться с тем, что сейчас ничего нельзя узнать.

Опираясь на свою деревянную трость и стараясь идти по более или менее ровной земле, Егор не спеша направился к входу в госпиталь. Резкая боль пронзила ногу, когда он в очередной раз попытался оставить трость и идти без неё, однако скоро стало понятно, что сегодня это у него не получится. Сейчас ему оставалось только ждать, когда рана окончательно заживёт и его, наконец, смогут выписать и вернуть в строй. Только после этого он сможет снова нормально ходить. Поднимаясь по ступенькам главного входа и придерживаясь за холодные перила, Егор попутно вглядывался в лица приехавших на фургоне раненных бойцов. Бледные, мрачные, у большинства совершенно пустые и бессмысленные взгляды. Многие из них были ещё совсем молодыми. Егор никогда не был доктором, но за то время, которое провёл в госпитале, научился без труда определять раны от плазменных ожогов, которых у этих людей было много.

В отличие от внутреннего двора, где температура уверенно поднималась вверх, за стеклянными дверями главного входа было свежо и даже немного прохладно. Сказывалась активная работа регуляторов температуры. В регистратуре, как всегда, было много народу и, главное, было шумно. Люди о чём-то спорили и ругались, снова что-то кричали. Знакомый офицер, прибывший на фургоне, вновь что-то требовал. Несколько медсестёр спешно заполняли зелёного цвета бумаги. Молодой сержант в армейской форме проводил регистрацию новоприбывших. Их становилось всё больше, кто-то уже давно сказал, что госпиталь не рассчитан на такое количество раненных людей. Споривший с офицером пожилой доктор в какой-то момент махнул рукой, и хмуро что-то сказав, принялся отдавать указания своему помощнику. Тот указания быстро записывал, и всеми силами старался выглядеть понятливым.

На этаже, где располагалась палата Егора ситуация выглядела ровным счётом такой же. Вокруг всё также много народу: врачи, медсёстры и пациенты госпиталя. Все они были частичками той душной, пропитанной кровью и медикаментами жизни, что складывалась в стенах подобных учреждений в подобное время. Именно от этой жизни Егор хотел поскорее сбежать, и не только он один. Голографический экран под потолком непривычно молчал, кто-то из сотрудников переустанавливал показатели на электронной доске объявлений. Красочный агитплакат на стене обещал добрые перемены, сомневаться в которых способен лишь истинный враг народа. Изображённый на плакате доблестный пехотинец олицетворял собой все лучшие качества настоящего героя, сжимая в руках огромную пушку и лучезарно улыбаясь окружающим друзьям, и уже побеждённым врагам. Глядя на него, Егор поймал себя на мысли о том, что за свою службу ещё ни разу не видел настолько довольного солдата на поле боя. Очередной приглушённый спор, раздавшийся совсем рядом, отвлёк его от мыслей о плакате и заставил посмотреть в другую сторону. Там из-за чего-то ругались молодой врач и медсестра, которая вдруг влепила ему пощёчину и после этого в слезах вышла. Врач остался в комнате с лекарствами, с пустым выражением на лице.

Продолжая опираться на трость, и попутно поздоровавшись с несколькими своими знакомыми, Егор добрался до своей палаты, находящейся практически в самом конце коридора. Когда же он открыл белую металлическую дверь, то к своему удивлению обнаружил у себя нежданного посетителя. Им оказался высокий, плечистый человек в форме с короткой стрижкой и довольно заметным шрамом чуть левее подбородка. Серые, казалось почти бесцветные глаза, почему-то сразу вызывали довольно неприятные чувства и ощущения. Они пронзали человека, подобно деловитому взгляду хирурга, только-только собирающегося начать делать опасную операцию, в которой его больше волновал некий, понятный только ему интерес и неудержимое любопытство, нежели вероятность выживания пациента. Тем не менее, Егор спокойно прошёл в свою палату, бросив быстрый взгляд на довольно объёмистую папку в руках посетителя.

- Капитан Франкрузаер, - поднявшись со стула и протягивая руку, представился незнакомец. – Офицер сил внутреннего обеспечения.

- Егор Гровский, - рукопожатие капитана оказалось довольно сильным. – Спецназ «Окитава». Могу быть вам чем-то полезен?

- Думаю что вполне, - присаживаясь обратно, произнёс он, и слегка прищурившись, спросил. - Как ваше самочувствие?

- Спасибо. Неплохо, сэр, - Егор поставил трость возле тумбочки и сел на кровать, ожидая следующих вопросов.

- Без чинов, - капитан достал из папки несколько скреплённых листов и протянул их Гровскому. – Мне приказано провести психологический анализ вашей личности, для выставления оценки боеспособности.

- Но мне сказали, что после курса лечения я вполне смогу вернуться в строй, - Егор принял и просмотрел протянутые ему листы, которые оказались стандартным армейским психологическим тестом.

- Речь идёт не совсем о возвращении в строй, - Франкрузаер туманно произнёс эти слова. – Думаю, здесь больше подойдёт слово «переквалификация», которая отлично передаст вам частичный смысл происходящего, особенно если вы не будете задавать лишних вопросов. Оставим это прерогативу мне.

- Хорошо, - Егор достал цифровую ручку и начал заполнять тест, который знал практически наизусть.

В своё время точно такой же тест ему приходилось проходить при поступлении на службу в Военно-Космическую Разведку, а точнее в состав спецназа «Окитава», и несколько раз впоследствии по собственному желанию. Почти во всех случаях он ставил одни и те же ответы, не сильно меняя своё мнение относительно вопросов. Собственно он мог пройти этот тест с закрытыми глазами, точно помня, что и где отвечал раньше. И точно зная, что и где ответит сейчас.

- Я слышал, в этом месяце вашему отряду «Фальшион» неплохо досталось на орбите? – что-то листая в своей папке, осведомился Франкрузаер.

- Да, наш катер сбили при перелёте, - Егор перевернул лист и преступил к следующей партии вопросов. – Насколько я понимаю, информация о цели этой «переквалификации» является для меня закрытой?

- Зависит от результатов теста, - усмехнулся капитан. – Немного личный вопрос. Скажите, а ваш отец сильно вами гордился, когда вы попали в «Окитаву»?

Егор замер на очередном задании и внимательно присмотрелся к своему собеседнику. После некоторого размышления он выдал свой ответ:

- Да, он был доволен моими успехами.

- Вы получили Красную Ленту Отличия после окончания курса подготовки, - капитан сделал небольшую пометку у себя в папке. – А ещё в дребезги разгромили бар на учебной базе на Луне. Как думаете, такие достижения сына могут особенно сильно радовать отца?

- Между прочим, нас тогда было только шестеро против девяти, - заметил Егор.

- Ага, - Франкрузаер снова усмехнулся. – А ещё вы вырубили одно из них металлической кружкой, а после этого вместе с остальными виновниками торжества были арестованы. Помните?

- Я больше помню, как мы потом туалеты чистили, - Егор улыбнулся, вспоминая, как они с товарищами отпраздновали окончание курса подготовки в баре под названием «Прямые зеркала», где после окончания праздника, прямых зеркал уже не осталось.

- Ну что ж, возможно, - согласился Франкрузаер. – Кстати, а ведь ваш отец в тот день лично прибыл на базу, где вы проходили обучение. Как он отреагировал на случившееся?

- Должен признать, вы хорошо информированы, - заметил Егор, попутно переходя к последнему листку с заданиями.

- Не посмею с этим спорить, - капитан довольно кивнул. – Однако вы не ответили на мой вопрос. Что он сказал вам, когда увидел вас?

- Сказал что у меня отвратительный удар справа.

Как Егор и ожидал, тест он закончил быстро, однако, когда он уже ставил последний ответ и подводил итог, то неожиданно обнаружил нечто совершенно новое, чего раньше не видел в этом тесте. Этим нечто являлся новый вопрос, и при этом, он вовсе не был частью задания. Он не имел номера или вариантов ответа, не входил в шкалу оценок. Он был просто написан обычной ручкой синего цвета внизу листа как своеобразное заключение. Его текст был прост: «На что вы пойдёте, что бы спасти своих близких?»

- Извините, а что это здесь? – спросил Егор, показывая неофициальное обновление теста капитану.

- А! – Франкрузаер довольно улыбнулся. – Это так сказать, ярко выраженный пример моей самодеятельности. Небольшой вопрос от меня, и прошу ответить на него устно и прямо сейчас.

- Это тоже является частью «переквалификации»? – подозрительно поинтересовался Гровский.

- Нет, - после нескольких секунд ответил Франкрузаер. – Разве что только одним малым бортом. Скорее это является моим желанием составить о вас своё личное мнение.

Егор, уже в который раз внимательно присмотрелся к этому человеку. Почему-то Франкрузаер внушал ему целый набор самых разных чувств, от некоторого доверия и беспричинной подозрительности до полной уверенности, что этот капитан слишком много обо всех знает. Или, по крайней мере, знает слишком много о самом Гровском. Разумеется, он наверняка читал личное дело Егора, но не слишком ли много внимания он уделил простому человеку, к которому пришёл проводить обычные психологические тесты? Самое странное, что по неизвестной причине он казался Егору смутно знакомым, как будто они уже раньше виделись, или Гровский его где-то раньше видел. Или быть может, даже когда-то знал.

И, тем не менее, вопрос заставил Егора задуматься. На что можно пойти, чтобы спасти своих близких? Ответ на этот вопрос очевиден.

- На всё, - сказал Гровский.

- Любопытно, а если ради спасения одного любимого человека нужно пожертвовать другим? Даже на это? – Франкрузаер спросил с неподдельным интересом.

- Надеюсь, что до этого не дойдёт, - Егор немного замялся. – А почему вы об этом спрашиваете?

- Потому что хочу услышать ответ, мне казалось это очевидно.

- Да, очевидно. Но ваш вопрос, он одновременно и простой, и сложный. Мои близкие для меня самое дорогое и я действительно готов на всё, лишь бы защитить их. Однако рассуждать о том, кем из них я готов пожертвовать, а кем нет, мне кажется, что никто в здравом уме не способен на это.

- Поверьте мне, способны, и многие, - серьёзно сказал Франкрузаер. – Вопрос лишь в том, на что способны вы. Вся грусть состоит в том, что ответ на мой вопрос почти у каждого человека будет один, и он не всегда окажется откровенным. Сам себе, человек скажет нечто другое и уж точно гораздо большее, а я из тех, кто хочет знать именно это.

- Вы хотите, чтобы я ответил вам большее? – Егор внимательно наблюдал за ним.

- Именно, и для этого я упрощу вам задачу. Ребёнок на улице, плазменная бомбардировка, его стоит спасать?

- Конечно!

- А если для этого нужно жертвовать кем-то из своих солдат?

- Людей нужно спасать, и детей в первую очередь. Ведь это простая истина!

- Вот именно, это простая истина, и вы снова говорите мне только её.

- Потому что вы задаёте вопросы, на которые я не могу ответить иначе. Я говорю вам то, что думаю. То как я считаю.

Франкрузаер замолчал и, прищурившись, начал рассматривать своего собеседника. На какой-то момент он вызвал у Гровского ассоциацию с соколом, который сидя на ветке, неожиданно увидел внизу добычу, и теперь размышлял, стоит ли она того, чтобы за ней охотится. Причём добычей Егор чувствовал как раз себя.

- На моём месте кто-нибудь другой сказал бы, что мы живём в трудное время, - начал Франкрузаер. – Но, на мой взгляд, времена всегда были по-своему трудные. Человек ставит себе какую-то цель и добивается её, но в какой-то момент пути он понимает, что пришло время за неё заплатить. И момент этот, как правило, всегда не подходящий. Так или иначе, перед нами стоит выбор: платить или так и не осуществить свою мечту. И выбор этот не всегда простой. Я могу спросить вас о том, нужно ли убивать на войне и правильно ли делать это, но мы оба знаем, что вы мне тогда скажите. Очередная простая истина - это нужно, это единственный способ выжить и многое-многое другое. Однако вы верно сказали Гровский - вопрос простой и одновременно с этим сложный. Именно простые истины, как правило, оказываются самыми трудными для понимания. Ведь всё что вы ответили мне это - правда, но претворить в жизнь все эти красивые идеи о том, что людей нужно спасать, а близких оберегать, порой бывает необычайно трудно. И проблема здесь вовсе не во внешних обстоятельствах, страх всегда исходит изнутри. Вот только страх чего? Того что ты попытаешься что-то сделать, и не сделаешь этого, или, что попытаешься, но не захочешь. Чего вы боитесь Гровский: не спасти ребёнка на улице, или того что за его жизнь, вам придётся платить своей? Только честно.

- Если честно, то я боюсь и того и другого, - признался Егор.

- Но если человек отдал жизнь за ребёнка, то здесь выступает ещё одна простая истина. Жизнь ребёнка дороже, ведь это ребёнок, - Франкрузаер говорил медленно и проникновенно, словно постепенно выводил какую-то свою мысль. – Заметьте, ещё одна простая истина, исполнить которую, решиться не каждый, но дело сейчас не в этом, а в том, что это правильно. Ведь вы согласны?

- Спасти чужую жизнь дело достойное, разумеется, я согласен.

- Вот именно, человек должен всегда стараться поступать правильно, именно это должно быть его высшей целью, той, которая стоит над другими. Верно?

- В каком-то смысле да.

- Тогда вот вам вопрос, а точнее задача, ответ на которую должен быть полным и искренним, и который в первую очередь вы должны дать себе. У вас есть враг, хладнокровный и жестокий убийца, который угрожает вашей семье. Вы убьёте его, по той причине, что у вас не было выбора, либо он был, но вы им не воспользовались. Это сейчас не важно. У этого убийцы есть сын, ему шесть лет. И вы хорошо понимаете, что когда он вырастет, то захочет вам отомстить и тогда ваша семья вновь окажется под угрозой. Теперь вопрос, убьёте ли вы этого ребёнка, чтобы обезопасить в будущем свою семью? Что скажите мне на это?

Франкрузаер замолчал и выжидающе посмотрел на Гровского, словно для него было жизненно важно услышать этот ответ. Егор в свою очередь вновь всмотрелся в лицо этого человека. Кто он вообще такой? Откуда у него такие вопросы? И чего он хочет ими добиться? Его слова казались пугающими, но в них проглядывался определённый смысл. Цель оправдывает средства. Страшные вещи порой нужно делать, чтобы достичь положительного результата. Вот что он хотел услышать и поэтому начал с разговора о близких людях. На что ты способен, чтобы их защитить? Если веришь в то, что человек должен поступать правильно, что человек должен помогать другим, что он не может причинить вреда невинному. Готов ли сделать это, готов ли предать самого себя, чтобы спасти тех, кого любишь?

- Вы хотите знать готов ли я переступить через всё то, во что я верю, чтобы достигнуть цели? Готов ли заплатить цену равную предательству собственных идеалов, чтобы победить? – глядя в глаза капитану спросил Гровский. – Поэтому написали на листке именно этот вопрос, и именно так повернули его во время разговора.

- Да, - Франкрузаер кивнул. – Всё именно так. Я жду ответа.

- Нет, - неуверенно покачав головой, ответил Егор. – Я скажу, нет. Относительно вашего вопроса, я не буду убивать ребёнка. И я не буду предавать то, во что верю. Потому что тогда уже моя цель теряет свой смысл.

- Значит, вы готовы не на всё, - заметил Франкрузаер. – И у вас есть определённые ограничения.

- Человек всегда должен оставаться человеком, это одна из самых важных вещей. Он должен стремиться поступать правильно, вы ведь сами об этом говорили, - напомнил Егор.

- Верно, я об этом говорил. Значит, в ваших глазах цель не всегда оправдывает средства?

- Не всегда.

- Что ж мне нравится эта точка зрения, - заключил капитан и вдруг произнёс. - Остаётся только понять, способно ли средство оправдать свою цель.

После этих слов Франкрузаер поднялся и, забрав у Егора бумаги с психологическим тестом, начал приводить свою папку в порядок.

- Скажите, а вы действительно во всё это верите? – спросил Франкрузаер уже собираясь уходить.

- Конечно, в противном случае я не стал бы вам всего этого говорить.

- Быть может и не стали бы, ведь это ваш выбор.

- Значит, свой я уже сделал. Надеюсь, что помог вам составить своё личное мнение.

- Определённо. В противном случае, я попрошу вас ответить ещё раз.

С этими словами Франкрузаер спрятал папку в небольшую кожаную сумку, всё это время лежащую возле его стула, и направился в сторону двери. Какое-то время Егор смотрел ему в след.

- Товарищ капитан, я хотел спросить, - он окликнул офицера, когда тот был уже у самого порога. - Если информация об этой вашей «переквалификации» закрыта, то и результаты её останутся такими же? Просто интересно, какую роль сыграет во всём этом мой тест?

- Тест? – Франкрузаер повторил это слово так, как будто в первый раз его слышал. – Я думаю, его роль будет не очень значительной.

- А что же тогда будет важным?

- Ваш ответ на мой особый вопрос.

- И каков тогда результат?

- Положительный.