Светка родилась в приличной еврейской семье, где папа Владимир Исаакович, инженер и член партии, работал в «закрытом» НИИ, а мама, Нетанья Яковлевна, которую все называли Натальей Яковлевной, трудилась акушером-гинекологом в роддоме № 3 Ждановского района Ленинграда, бывшем Мариинском, на проспекте Щорса 13, на Петроградке.

Не сказать чтобы семья Светланы была особенно религиозна, но по субботам родители предпочитали брать отгулы и проводить время дома, соблюдая «шаббат».

Старая бабушка Роза, ветеран войны, правоверная коммунистка, проживавшая в Москве, в Столешниковом, ругалась по этому поводу во время редких визитов семьи в первопрестольную, употребляя зачастую весьма крутые словесные конструкции, в которых самым мягким выражением было «мракобесие». При этом она не выпускала дымящейся «беломорины» из рта.

Своей национальности Света не придавала никакого значения. Ходила в школу, посещала уроки игры на фортепиано, кинотеатры и буквально запоем поглощала книги из библиотеки родителей.

Домашняя, покладистая, милая и добрая девочка с иссиня-чёрными волнистыми волосами и красивой фигурой никогда не испытывала насмешек со стороны одноклассников, училась на одни пятёрки и закономерно без проблем поступила на филологический факультет знаменитого Ленинградского государственного университета.

Свою первую любовь Светка встретила, как это часто и происходит, случайно, в кафе «Север» на Невском, куда зашла полакомиться знаменитыми на весь город пирожными «буше».

Он был высок и строен, с красивыми чертами лица, одет в неотразимую «форменку», отглаженные чёрные брюки с неправдоподобно острыми стрелками, начищенные до синих искорок ботинки и подпоясан ремнём с блестящей бляхой, украшенной якорем и звездой.

Курсант высшего военно-морского училища Вячеслав Исаев родился в семье потомственных офицеров флота. Папа его, капитан первого ранга Петр Семёнович, и мама Вероника Максимовна, учитель русского языка и литературы в школе, не представляли для Славика иного пути в жизни, чем служба в военно-морском флоте. Да и сам он не возражал против карьеры морского офицера, с детства зачитываясь книгами Станюковича, Новикова-Прибоя и Пикуля.

После восьмого класса школы Вячеслав поступил в Нахимовское училище, окончил его и был зачислен во «Фрунзевку» без экзаменов не столько по протекции отца, сколько благодаря блестящим оценкам.

Высокую и красивую девушку с длинными волнистыми волосами Славка сразу заметил в кафе и, руководствуясь суворовскими принципами «быстроты и натиска», тут же познакомился с ней.

Ребята стали встречаться: проводили свободное время в музеях, кинотеатрах, кафе, да и просто гуляя по красивым набережным, которых в городе Петра немало.

Гром грянул, как всегда, неожиданно. У Славки подходило время выпускных экзаменов и решений, определяющих его дальнейшую судьбу. Он, заранее предупредив домочадцев о знакомстве с невестой, пригласил Светлану в гости. Парень самонадеянно считал себя готовым к тому, что родители будут против его выбора будущей спутницы жизни, и к тому, чтобы этот выбор отстаивать.

Однако самый тяжелый разговор состоялся уже после окончания молчаливого, невесёлого застолья, когда Славик проводил Свету домой – и не с мамой, которая просто устроила истерику с криками: «Евреек в нашей семье не будет!», питьём корвалола и коньяка попеременно и хлопаньем дверями, а с отцом.

Пётр Семёнович расположился на кухне, налил в две рюмочки коньяка, выставил блюдечко с дольками лимона, посыпанного сахаром и молотым кофе, пригласил сына к столу и завёл разговор спокойно и основательно.

– Понимаешь, Вячеслав, – весомо произнёс каперанг, – Светлана девушка красивая, хорошая и добрая. Лично против неё я ничего не имею, как и против знакомства с её родителями. Но ты, будущий морской офицер, должен чётко понимать, что твоя ещё не начавшаяся и, надеюсь, блестящая карьера, закончится сразу же, когда в кадрах узнают о женитьбе на девушке с пятым пунктом в анкете.

– Пап, – попытался возразить Славка, – у неё отец коммунист и инженер в оборонном НИИ…

– Сын, – прервал Славкину речь Пётр. – Речь не о них, а о тебе. И с женой-еврейкой тебе будет распределение на самую занюханную базу торпедных катеров в самом отдалённом регионе Союза, где ты сопьёшься от безысходности и безнадёжности и вылетишь на пенсию, в лучшем случае, капитан-лейтенантом с кучей детишек и неясными перспективами.

– А ведь ты мечтал не об этом, – продолжил Славкин отец. – Ты мечтал служить стране, поступить в академию, дослужиться до адмиральских погон и, в конце концов, не посрамить поколения наших предков и славную фамилию Исаевых! Выбор за тобой, сын: или служба стране, или болото семейной жизни. Кроме того, тут мой сослуживец, контр-адмирал Гришин, нас в гости пригласил, а у него младшая дочка – твоя ровесница.

– Нет, ты не подумай, что мы решили вас сосватать, – продолжил Пётр, но твоя Светлана не единственная девушка в мире, к тому же Гришин в состоянии помочь с карьерой и тебе, да и мне…

Светка теперь часто рыдала по ночам, уткнувшись в подушку. Её Славка не звонил уже две недели и не приглашал встретиться. Всему виной то неудавшееся знакомство с его родителями, когда она поняла внутренним чутьём, что пришлась не ко двору семье любимого человека.

Окончательно добили остатки её надежды родители, вернувшись со встречи с семьёй потенциального жениха.

Вызванные родителями Славика на переговоры по «матримониальному вопросу» в ресторан, они пришли домой притихшие и задумчивые. Лишь мама, Наталья Яковлевна, женщина властная и гордая, сказала:

– Светик! Забудь про этого мальчика. Он всё равно не женится на тебе, ему карьеру надо делать! – и добавила несколько слов на идише, значения которых Светлана вообще не знала.

А папа, зайдя перед сном в спальню дочери, лишь погладил её по голове и сказал глухим тихим голосом:

– Все проходит, пройдет и это…

Светка решилась переговорить с Вячеславом и устроила наблюдательный пункт возле его дома. Но её надежды разбились вдребезги, когда она увидела Славку, выходящего из парадного под ручку с какой-то белобрысой дылдой. Оба радостно смеялись…

Приехав к бабушке Розе в Москву на каникулы, Светлана всё рассказала ей, рыдая в три ручья. Поползновения любимой бабули «немедленно позвонить кое-кому в ЦК» и «разобраться с этими морскими патрициями» она еле остановила.

Вместо этого, по просьбе Светланы, бабуля, сделав пару звонков старым друзьям, решила вопрос с переводом «деточки» из Ленинграда в МГУ, поскольку ходить по набережным и улицам, напоминавшим счастливое время и Славку, было выше Светкиных сил.

Родители в принципе не возражали, и в Столешниковом переулке в квартире старой коммунистки бабы Розы обосновалась студентка уже столичного университета.

Время шло, но рана, нанесённая предательством, не зарастала.

Однажды Светка случайно зашла в церковь, расположенную недалеко от парка Дружбы в районе Речного вокзала (ей нравилось проводить выходные дни в одиночестве, гуляя по московским паркам) и подумала, что ей надо бы креститься: может, тогда всё наладится.

Когда бабушка Роза узнала о решении внучки, то разразилась гневными обличительными речами по поводу «опиума для народа», «церковного мракобесия» и «дурочки», роняя пепел с папиросы на паркетный пол, но изменить решение Светки была не в силах.

Крещение состоялось, крёстной выступила одна из постоянных прихожанок церкви, но легче от этого не стало. В церковь Светка не ходила, свечки не ставила, не молилась, и единственным знаком принадлежности к православию стал маленький латунный крестик на верёвочке, впрочем, лежавший в тумбочке возле кровати.

Дни складывались в месяцы, время летело, учёба в университете подходила к завершению, наступила пора сдачи госэкзаменов, защиты диплома и распределения, а боль, поселившаяся в сердце – не утихала.

Однажды, теплым летним днём, Светка, как всегда в одиночестве, сидела на лавочке в парке имени Горького и читала книгу, когда на страницы упала тень от заслонившей солнечный свет фигуры.

Перед ней стоял молодой офицер с красными погонами на зелёном кителе. Она машинально отметила, что тот уступает красотой чёрным флотским мундирам, но на широких плечах смотрится весьма внушительно.

– Здравствуйте грустная незнакомка. – сказал лейтенант – Меня зовут Николай, я служу в Средней Азии и сейчас в отпуске. Училище закончил два года назад и скоро получу старлея. А как вас зовут, если не секрет?

– Я на улице с незнакомцами не разговариваю! – почему-то зло и отрывисто ответила Светлана.

– Так мы же познакомились, – растерянно улыбнулся лейтенант. – Я же Коля, я вам говорил уже.

Посмотрев в открытое и добродушное лицо Николая, на котором не было и тени нахальства, а лишь внимательное сочувствие, Светлана, неожиданно для самой себя, сказала:

– Светлана. И я еврейка! Ну, то есть я крещеная еврейка…

– Да? – удивился офицер, – ну и что?

Поддавшись мгновенному, неосознанному порыву, Светка рассказала незнакомому, в общем-то, парню всю свою нехитрую историю.

Николай молчал, хмыкал и качал головой, сощурив серые глаза и улыбаясь доброй улыбкой человека, готового помочь, защитить, прикрыть…

– А знаешь что? – спросил Коля, когда история любви и разочарований подошла к концу. – Выходи за меня замуж! Многого не обещаю, гарнизон у нас маленький, развлечений нет. Жизнь там трудная, климат очень тяжёлый, жаркий. Работы для жён офицеров – мало, в основном в школе учителями. Но мы ведь справимся?

От такого внезапного предложения Светка растерялась и готова была послать шутника далеко и надолго, но посмотрев в глаза Николая, произнесла неожиданно для неё самой:

– Хорошо, выйду. И когда? А что скажут твои родители?

– Да я сирота, – спокойно ответил Коля. – Вырос в детском доме в Хабаровске. Родни у меня нет. После восьмого класса поступил в Уссурийское суворовское училище и затем в ДВОКУ – Дальневосточное высшее общевойсковое в Благовещенске. Вот два года назад выпустился и служу теперь в Туркмении. А заявление в ЗАГС подадим прямо сейчас! Паспорт у тебя при себе?

Под напором урагана по имени Николай мало что соображавшая Светка, которую он, держа за руку, тащил за собой на буксире, безропотно поплыла в потоке событий, резко поменявшем её жизнь.

Подача заявления (с предъявлением отпускного удостоверения) прошла как по маслу, и регистрацию назначили уже через неделю.

Вечерние посиделки в квартире бабы Розы, сопровождавшиеся её советами, бурным одобрением Светкиного решения и разглядыванием фронтовых фотографий, закончились в спальне…

Срочно вызванные по телефону в Москву родители, ошалевшие от таких резких и непредусмотренных изменений в судьбе дочери, приехали на ближайшем поезде, предусмотрительно прихватив подарок – чайный сервиз «Мадонна», моментально получивший оценку бабушки Розы: «Мещанство!».

Мама Наташа и папа Володя, глядя на – впервые за долгое время – улыбающееся, радостное лицо дочери, благоразумно воздержались от комментариев о «скоропалительности и необдуманности решений молодёжи».

Купленные по пригласительному в салоне для новобрачных платье, букет цветов, кольца и прочие атрибуты будущей свадьбы прошли мимо сознания Светки, впервые ощутившей вкус к жизни и что-то кроме тоски по несбывшимся мечтам.

Свадьба прошла скромно, документы выдали быстро благодаря звонкам Розалинды Моисеевны. Заминка вышла только в ректорате университета, когда Светка принесла бумаги, подтверждающие, что она, являясь женой военнослужащего, освобождается от обязательного распределения.

Правда, Светкины одногруппницы, шипя вполголоса, не преминули высказаться, что мол «…еврейка и тут пристроилась, и от распределения откосила…», но это не имело для неё уже никакого значения.

Остаток Колькиного отпуска они, взяв билеты на самолёт до Ашхабада, провели в столице: гуляли по паркам и скверам Москвы, держась за руки как дети.

Средняя Азия поразила Светку жарой, сухим воздухом, напоминающим сауну, пылью и фруктами, которые на рынках продавались за сущие копейки.

Жизнь в гарнизоне, в служебной квартире, обставленной мебелью, на которой краской были написаны инвентарные номера, не поражала изысканностью ленинградского или московского быта, но текла спокойно и размеренно. Николай пропадал на службе, а Светка, теперь уже Светлана Владимировна, устроилась работать учителем русского языка и литературы в школе.

В положенное время Светка забеременела, но рожать в Средней Азии не решилась, собираясь переехать к бабушке Розе.

Однажды вечером, придя со службы, необычно серьёзный муж сказал за ужином:

– Светик, мне предложили поехать в Афганистан, и я согласился. Собирай, пожалуйста, вещи: я тебя отправлю в Москву. Не плачь, для ребёнка это вредно, а со мной ничего не случится, ты только верь в это и жди.

Светлана ждала. Ждала редких писем с обратным адресом «полевая почта», ждала, слушая выпуски новостей программы «Время», хоть и редко, но рассказывающие о строительстве школ и больниц в этой далёкой стране, ждала, слушая рассказы постаревшей и даже бросившей курить бабушки Розы о войне.

Подходило время родов, и, по уверению старой коммунистки Розы, вдруг вспомнившей древние приметы, именно мальчика, о чем она рассуждала с уверенностью и непоколебимой решительностью.

О ранении Николая и о том, что он лежит в госпитале в Ташкенте, Светлана узнала из его письма, и в ту же ночь у неё начались схватки.

Разрешившись здоровеньким и крепеньким малышом, которого в честь своего отца Светка решила назвать Володей, она узнала еще одну новость. Розалинда Моисеевна подняла старые партийные связи и добилась перевода Коли в московский Центральный военный госпиталь имени Бурденко. Так что свидание с мужем было не за горами.

Выходя из роддома, Светлана увидела возле стоящих во дворике такси и черной «Волги» (не иначе как затребованной неуёмной бабой Розой) всю свою семью: маму, папу, бабушку – и загоревшего, осунувшегося, опирающегося на тросточку Николая.

Светка гордо показала им ребёнка и впервые увидела, как, листая медицинские документы, плачет от радости железная Наталья Яковлевна, как сюсюкают суровый Владимир Исаакович и несгибаемая Розалинда Моисеевна, и как глупо улыбается, светясь от счастья, Колька, родной человек, ближе которого нет в её жизни.

Вернее – никого ближе двоих, Коленьки и Володеньки…

Загрузка...