Светлая Марта

Щенка она заметила у обочины рынка.

Маленький, замаравшийся в грязи комок рыжей шерсти, беспомощный, едва шевелящий лапками. Вокруг него, визжа и смеясь, прыгали мальчишки, пинали, бросали камнями.

Марта бросилась вперёд. Ветер трепал её белокурые волосы, глаза — ярко-синие, как весеннее небо, — сверкали гневом. Она была похожа на разъярённого ангела.

Она разогнала мальчишек, стукнув одного по уху, подхватила щенка на руки. Тот был лёгким, почти невесомым, как грязный обрывок жизни.

— Молчи, молчи... Тебя больше никто не тронет, — шептала Марта, прижимая его к груди.

Её пальцы дрожали. На губах выступил солёный привкус слёз.

****"

Дома она осторожно промывала щенка тёплой водой. Сестра, тонкая девочка с длинной косой, стояла рядом, глядя большими глазами. Мать, массивная, с усталым лицом, молча готовила обед.

— Как можно быть такими чудовищами?! — повторяла вновь и вновь Марта, не скрывая отчаяния. — Как у кого-то может подняться рука на такое милое, беззащитное создание?! Неужели родители не заложили ничего человеческого в этих мелких мерзавцев?

Она смотрела на мать, словно ожидая ответа на неразрешимую загадку.

Мать тяжело вздохнула:

— Люди бывают разными, дитя моё. Ты сделала всё правильно.

****

Щенок не дожил до утра.

Марта долго сидела над его крошечным телом, словно боялась, что если отвести взгляд, смерть окончательно заберёт его.

В уголках глаз застыли высохшие слёзы.

-- Я не смогла... Я была твоя единственная надежда выжить...прости меня. Прости.

— Иди на работу, Марта, — сказала мать тихо. — Я его похороню. А ты... ты должна жить. Работа отвлечёт тебя.

Марта поднялась, словно тяжело нагруженная пружина.

Вытерла лицо, поправила выглаженную, чёрную форму.

Пригладила золотистые волосы. И вышла за дверь.

*****

Чёрные строения, грязные бараки, проволока в три ряда.

Ворота скрипнули, впуская Марту.

В её движениях не было ни спешки, ни раздражения. На красивом лице непроницаемая маска холодного равнодушия.Всё было правильно. Всё шло как должно.

Перед ней стояла длинная колонна новых прибывших — грязные, исхудавшие люди, пахнущие страхом и потом. Женщины с младенцами, старики, дети.

Марта чуть заметно брезгливо поморщился и пошла вдоль них, будто осматривала товар.

Чужие лица были для неё, как пятна на стене: они не вызывали ни жалости, ни ненависти. Только скуку.

— Ты сюда. — Она ткнула пальцем в сторону. — Ты — туда. Ты — направо.

Женщина с младенцем, шатаясь, сделала шаг вперёд:

— Пожалуйста... пожалуйста, не разлучайте нас...мы не можем...

Марта ровно посмотрела ей в глаза.

И, не говоря ни слова, выхватила трость у стоящего рядом охранника и с силой ударила женщину по лицу.

— Я сказала: НАПРАВО!

Её голос был таким же холодным и звонким, как утренний лед.

*****

На обеде, сидя за деревянным столом среди других работников, Марта с лёгкой печалью рассказывала:

— Такой маленький был... такой тёплый... Рыженький....я держала его всю ночь. Думала, спасу. Но он умер у меня на руках.

Охранники слушали в молчании. На лицах искреннее сочувствие .Лишь один, рыжеватый парень с веснушками, не удержался:

— Странно слышать это от тебя... Ты же сама в прошлую смену спустила собак на того мальчишку... помнишь?

Марта удивлённо подняла на него синие глаза.

— И... что?

— Ну... это же ребёнок...А скольких ты отправила в печи и газовые камеры? А тут.... Всего лишь щенок.

Она усмехнулась, искренне, как смеются дети, не понимающие, в чём их обвиняют:

— Как можно сравнивать Божье создание — щенка — с... этим?

Она не сказала "дети".

Она даже не произнесла "люди".

Для неё они были чем-то иным. Чужим.

Как крысы. Как жабья икряная слизь.

Она вернулась к своей тарелке и спокойно принялась доедать суп.

****

А за проволокой, в грязи, в тени стены, на корточках сидел маленький мальчик лет шести.

Тонкий, с впалыми щеками, с тёмными, огромными глазами.

Он обнимал обрывок грязного одеяла, пряча в нём посиневшие руки.

Он тихо шептал себе под нос что-то — может, молитву, может, имя матери.

Он видел, как Марта — красивая, сияющая, светлая, настоящий ангел, — проходила мимо, не замечая его.

Как ветер трепал её золотые волосы. Как её сапоги оставляли чёткие следы на грязной земле.

В груди мальчика что-то сжалось, словно замёрзшее сердце сковал лёд.

Он не знал что ангелы бывают так жестоки.

Он знал только боль,голод и холод.

*****

Позже, в тот же день, Марта стояла у ворот внутреннего двора.

Перед ней снова стояла группа — одни дети.

Худые, грязные, с огромными испуганными глазами.

Некоторые едва держались на ногах.

" Это не жильцы".

— Всех в четвёртый сектор, — бросила Марта через плечо охранникам, едва взглянув на них.

"Четвёртый сектор" был эвфемизмом.

Каждый здесь знал: туда отправляли тех, кто уже не нужен.

Дети цеплялись друг за друга, плакали, кто-то звал мать.

Марта к ним не подходила. Она давно перестала воспринимать их крики как человеческие звуки.

Для неё это был фоновый шум — как лай собак за забором или скрип старой калитки, тиканье часов.

Вдруг у самых её ног прошмыгнул облезлый котёнок — чумазый, в слипшейся шерсти.

Котёнок жалобно мяукнул, переползая через камни.

Марта, склонившись, аккуратно подняла его двумя руками, прижала к груди.

— Бедный ты мой... — прошептала она, гладя его пальцами в белых перчатках. — Как же тебя сюда занесло?

Она оглянулась через плечо на охранников:

— Эй вы, болваны. У вас не нашлось кусочка колбаски для голодного котёнка? Не стыдно? Наверное он тут не один.Поищите его братьев и немедленно накормите.

Те молча кивнули.

А детей, что продолжали рыдать и спотыкаться, угнали дальше, за угол барака, где уже топились страшные печи.

Марта не обернулась.

Она несла котёнка в руках, словно хрупкую драгоценность.

-- Сегодня я всё же спасу хотя бы одно божье создание.

*****

Мальчик за стеной — тот самый шестилетний, что прятался в тени, — видел всё.

И в его измученном сознании, в груди, где ещё теплилась вера в спасение, что-то беззвучно надломилось. Он тоже любил котят. Он был очень рад что котёнка накормят .

Но он не мог понять почему он хуже котёнка?

Мир, в котором можно пожалеть кошку, но не ребёнка, был страшнее любого ада.

Он прижался к земле, стараясь стать незаметным, и впервые в жизни подумал, что, возможно, он действительно не человек.