Светлейший князь 2

В Усинск мы вернулись поздним вечером последнего дня сентября, завтра Покров и я естественно хотел быть на праздничной Литургии. Накануне я физически устал так, что в буквальном смысле рухнул в постель и спал очень глубоко и без сновидений. А утром первого октября, выйдя из своей юрты, я увидел, что всё вокруг бело. Выпал первый снег.

Ванча вернулся в Усинск как и мы, вечером тридцатого сентября и вместе с ним приехали Ермил и Анзат. Они сразу же пошли к отцу Филарету и вышли от него глубокой ночью. Наши женщины, помогающие в храме, сразу же взяли Анзат под свою опеку.

Снег растаял буквально за три часа, выглянуло солнце и когда мы все приступили к общей праздничной трапезе, было тепло и сухо. На поставленных на площади столах стояло праздничное угощение: яйца, молочные продукты и немного сыра. Оказывалось что отец Филарет целых две недели готовился к праздничной трапезе, естественно при самой действенной помощи Лукерьи и Кондрата.

Я до окончания трапезы старался просто молчать, утром перед Литургией я исповедовался, а затем причастился и испытывал просто физическую потребность помолчать.

Но сразу же после трапезы ко мне подошел Ермил со своей избранницей.

— Я, ваша светлость, через пару часов должен буду уехать обратно, служба есть служба. Анзат останется здесь, будет учиться жить среди нас. Батюшка её окрестит и через две недели обвенчает нас.

— Поздравляю, искренне рад за вас. Но вот только уехать через два часа у тебя вряд ли получится, — внес я коррективы в планы Ермила. — Заканчивай свои сердечные дела, через час нас ждут дела служебные.

На следующий день после испытания нового оружия я послал Прохора в Усинск. Ему была поставлена супербоевая задача, найти подходящее место в окрестностях Усинска для опытного стрельбища и его срочное оборудование.

Идеальное место Прохор нашел на Большом Рукавном острове, где Кондрат вырубал всё сплошняком. На испытания нового оружия я взял с собой Ерофея и четырех гвардейских сержантов, кроме Леонова, который принимал участие в испытаниях на заводском полигоне. Шишкина мы естественно тоже не стали дергать. Ерофей с ним всё проведет отдельно и персонально.

Василия Пулю я специально приказал вызвать для участия в испытаниях. На испытаниях естественно присутствовали и создатели нового оружия господа Маханов и Макаров.

Каждый сделал по три выстрела из винтовки и из казнозарядного ружья. Ерофей стрелял дважды, первым и последним. Когда стихли выстрелы почти десять минут все молча собирали донца стрелянных патронов и разглядывали привезенные Прохором прострелянные мишени. Похоже, что слов ни у кого не было.

— Ну что господа, чего молчим? — я специально подпустил в голос ироническую нотку.

— Нет слов, Григорий Иванович, — ответил за всех капитан Пантелеев.

— Тогда господа, говорить буду я. Первое. Кто не понимает, что такое военная или государственная тайна? — все промолчали. — Все понимают, тогда отлично. Мы здесь уже фактически создали свое собственное государство. И у нас уже есть свои тайны. Их разглашение есть преступление перед нашим обществом, то бишь государством. Наказание за это будет только одно — смерть. Наше новое оружие это одна из наших главнейших военных тайн. Вопросы есть? — я несколько секунд максимально проникновенно смотрел на стоящих передо мной капитана и его сержантов.

То, что мне не задали ни одного вопроса, честно говоря, было приятно. Тема очень неприятная и скользкая.

— А теперь о деле, — о деле говорить легче и намного приятнее. — Создатель оружия господин Маханов, патрона — господин Макаров. У нас есть ещё штуцера. В ближайшие недели их тоже переделают в винтовки, так мы впредь будем называть казнозарядные штуцера. Винтовками в первую очередь перевооружим капитана Пантелеева, лейтенанта Шишкина и сержантов, у меня пока будет казнозарядное ружьё. Винтовка номер один будет у капитана Пантелеева, — я коротко рассказал о нашем новом оружие, решив в ближайшие дни написать «Наставление по стрелковому делу».

В нем про наше оружие будет всё что надо знать личному составу гвардии. Капитан Пантелеев экземпляр «Наставления» получит первым и будет проводить занятия сначала с сержантами, а затем и простыми гвардейцами. Знать «Наставление» надо будет наизусть. При получении нового оружия каждый гвардеец будет сдавать экзамен по теории стрелкового дела.

Приезжавшие на праздник заводские уехали ближе к вечеру, с ними поехал и Ванча. Перед отъездом он подробнейшим образом рассказал мне о сватовстве Ермила.

Посовещавшись с Ерофеем, мы решили временно перевооружить первым казнозарядным ружьем лейтенанта Шишкина, а не меня. К утру были готовы первые экземпляры «Наставления» и Ермил со своим капитаном следующим утром поехали на Севера.

Следующие две недели я безвылазно провел в Усинске. Основной нашей задачей была подготовка к зиме. Первый снег очень подстегнул всех и Лукерья предложила максимальное количество народа задействовать на продолжающемся сборе кедровых орехов.

Установившаяся сырая погода и начавшаяся массовая падалка орехов существенно облегчили заготовку. Количество упавших шишек было огромным, я такого не видел ни разу.

Мужчины, которые до этого сбивали шишки с помощью бревенчатого молотка — колота, также занялись их сбором. Лазание по деревьям для сбора орехов я запретил как дело очень опасное.

Кедр — порода в высшей степени ломкая. Даже толстые сучья подламываются почти мгновенно без предупредительного потрескивания и я несколько раз видел, чем заканчиваются падения с него.

В школе были объявлены двухнедельные каникулы, ореховая мобилизация не коснулась команды Степана Иванова, моего медицинской персонала и одной из бригад Кондрата, занятой подготовкой юрт к зиме, наших землепашцев и заводчан. Все же остальные, включая два гвардейских десятка, кроме сержанта Леонова, и даже отец Филарет со своими церковнослужителями занимались сбором орехов и их обработкой.

На месте сбора собранный урожай пропускали через специальную терку, состоящие из валка и зубьев. Шишки дробились и шелушились. После их просеивали через решето и провеивали. Для дальнейшей обработки орехов, Кондрат соорудил большие деревянные настилы и огромный навес.

Лучше всего сушить урожай на солнце, но начавшиеся частые осенние дожди сделали это невозможным и только навес спасал нас.

Под навесом наши плотники построили четыре сушилки. Это были деревянные срубы, сверху было закреплено железное полотно с небольшими отверстиями. На лист высыпали очищенные орехи, а во внутренней части сруба поддерживался слабый огонь. Сушили орехи, постоянно помешивая, так как перегретые орехи теряют полезные свойства. На сушку орехов на срубах Лукерья поставила команду отца Филарета.

Степан Иванов был занят по горло. Помимо текущих дел в канцелярии он писал наши совсекретные «Наставления» и занимался крайне важнейшим делом, производством патронных гильз.

Помимо этого Яков поручил ему провести серию экспериментов с различными опилками, Степан должен был получить из древесного сырья целлюлозу. Технология, которую должен создать Степан, была по сути примитивным механическим методом получения целлюлозы, специальных реагентов у нас еще не было.

Я же целиком и полностью сосредоточился на обучении своих коллег-медиков. Господь нас миловал и больных практически не было, но по-прежнему в редкую стежку мелкие травмы, сказывались мои жесточайшие требования по безопасности труда.

Иллюзий я по этому поводу не испытывал, мой прежний медицинский опыт говорил мне что в один «не прекрасный» момент произойдет взрыв различной заболеваемости, особенно инфекционной. Тем более не что подобное у нас уже произошло, несколько дней у нас был взрыв восстановления женских функции. Но это был очень положительный взрыв.

По четырнадцать часов в сутки мы занимались, занимались и занимались. Лекции, затем семинары, снова лекции. По необходимости и самое главное возможности, практические занятия.

Через неделю с завода привезли дополнительное медицинское оборудование: три градусника, три десятиграммовых шприца, десять игл, два стерилизатора, набор резиновых дренажей для лечения гнойных ран и просто кучу всяких пробирок, склянок и скляночек, лабораторных чашек Петри, пока я их продолжал так называть, и прочее.

Как решить проблему со своими кадрами я знал и более-менее успешно её решал, но более глобальной и более трудно решаемой была проблема лекарств. Что и как лечить это одно, а вот чем?

У меня по большому счету в моем распоряжении были несколько трав, да высококачественный самогон, доступный нам пока примитивный анализ однозначно говорил, что это по сути чистый спирт. Яков обещал мне что, он получит в ближайшее время некоторые лекарства, например йод, но это не решало наших проблем.

Среди моих учеников было несколько врачей и после выхода на пенсию, когда у меня появилось много свободного времени я как-то потихоньку стал вновь заниматься медициной. Я конечно широко не лечил людей, так от случая к случаю, давал небольшие советы. Главное я вновь, как когда-то, стал много читать различной медицинской литературы.

Мои ученики-врачи исправно снабжали меня литературой, а последние годы на помощь пришел интернет. С памятью проблем у меня никогда не было, а года за полтора до попадания вообще стал отмечать, что эпизодически происходили просто удивительные обострения памяти. Естественно помнил я не всё, например, часто не запоминал авторов книг и учебников.

Одним из моих пенсионных увлечений была лабораторная диагностика. Я от корки до корки проштудировал несколько руководств и сейчас хорошо представлял какое оборудование мне необходимо. Для Якова и Лаврентия, а именно он должен был сделать большую часть необходимых мне приборов, я составил подробнейшую бумагу что и как.

Еще в мою бытность врачом я много слышал о гомеопатии и после войны до моего ареста немного пытался её изучать. Потом кстати мне пытались это лыко в строку вставить, но как-то не сложилось. Скорее всего это тема для моих «кураторов» оказалось очень сложной.

Один мой ученик в конце 80-х годов увлекся гомеопатией и даже ездил учиться в Германию и во Францию. Он ежегодно минимум на пару недель приезжал на свою малую родину и всегда приходил ко мне в гости. Мы с ним подолгу беседовали и как-то незаметно за пару визитов своего ученика, я увлекся гомеопатией.

Благодаря ему я прочитал десятка три книг по гомеопатии и по словам моего ученика, вполне мог бы претендовать на место под солнцем в мире российской гомеопатии. Скептицизм официальной науки и медицины по поводу гомеопатии мне был хорошо известен, но я успешно применял некоторые гомеопатические препараты и имел свой взгляд на неё.

Главным в этом вопросе для меня было то, что эти препараты не вредили. Они могли помочь больному или их применение было бесполезным, но вреда от них не было. Всякие аллергии типа анафилаксии или какого-нибудь совершенно дикого применения препаратов я просто не рассматривал.

Поэтому я, естественно, подумал в первую очередь о гомеопатии, но здесь была просто огромная проблема.

Я пробовал сам готовить препараты, хорошо предварительно изучив все технологии, особенно тщательно проштудировав руководство доктора Вильмара Швабе.

Сразу же после моего попадания у меня произошла интересная трансформация с моей памятью, у меня просто открылась какая-то фотографическая память. Конечно, иногда мне приходилось напрягать свой мозг, чтобы что-то вспомнить, но пока еще не было ни одного случая чтобы я не вспомнил. Правда, памятуя слова отца Филарета, я резонно предполагал, что со временем фотографическая память меня покинет.

Но обещать, не значить жениться. Я без труда наметил для себя достаточно скромный список необходимых мне гомеопатических лекарств. Но ...

Технологии-то я знал, но главной проблемой была так называемая materia medica, по-русски говоря то, из чего готовить препараты. Очень многие нужные растения в наших местностях просто не произрастали.

Поразмыслив над этой проблемой, я решил попробовать заменить эти растения их «родственниками», произрастающими у нас. Арнику горную я решил заменить на арнику средную, эндемичный вид Восточной Сибири и российского Дальнего Востока. В наших краях она произрастала.

Горечавку жёлтую я заменил на перекрестнолистную которую я тоже нашел в долине. Я знал, что бриония белая или переступень белый, растет на другом берегу Енисея и резонно предположил, что ветер может занести семена и на наш берег. Так и оказалось. В устье безвестной речки южнее устья Уса Ванча, используя мой рисунок нашел нужное мне растение. Борец или аконит, болотный багульник и зверобой найти в долине труда не составило.

Моя супруга мне помогала как могла, и мы смогли сделать несколько препаратов: арнику монтану, брионию, аконит, ледум, гиперикум и генциану.

Арнику, ледум и гиперикум я успешно опробовал при лечении травм. Аконит и брионию я готовился применить при ожидаемых мною осенью и зимой всевозможных простудах. Особые надежды я возлагал на смесь брионии, аконита и генцианы, эти три препарата входили в состав одного из действенных гомеопатических «антигриппинов» 20-го века. Это лекарство я так и назвал «антигриппин».

Очень просто удалось решить проблему противовоспалительного препарата. Во время перехода я нашел к своему большому удивлению заросли белой ивы. Мы сделали запасы её коры, а самое главное нарезали черенков для укоренения и успешно их укоренили на небольших островах Уса ниже устья реки Терешкина. Следующим летом я надеялся начать там заготовку нужной мне коры.

Но все это были цветочки, ягодками будут мои опыты по созданию пенициллина. Я отлично знал историю создания пенициллина и решил попробовать. И как только с завода привезли первое нужное оборудование я немедля приступил к экспериментам. Для моей медицинской лаборатории Кондрат рядом с госпиталем поставил еще одну юрту.

В субботу 9-ого октября отец Филарет окрестил Анзат, она получила христианское имя Афанасия, но звать её стали сокращенным именем Фаня.

Через неделю, 16-ого октября, Ермил и Афанасия обвенчались. Накануне приехали урянхайцы во главе с Мергеном. Я заранее попросил Ванчу обязательно быть в Усинске, чтобы не возникло каких-нибудь недомолвок в разговорах.

Мерген был в великолепном состоянии духа, он сразу же сказал мне, что зайсан оказался очень доволен его охотой и разрешил ему и дальше охотится в наших пределах.

Против замужества сестры Мергена зайсан не возражал. Мерген уже очень сносно говорил по-русски и помощь Ванчи как переводчика мне почти не потребовалась. Я этому уже особо не удивился, зная просто о феноменальных успехах его сестры в освоении русского языка. Помимо стимула к освоению чужого языка, у Фани с братом были еще и недюжинные способности.

Мерген очень внимательно смотрел по сторонам, был виден его огромный интерес к нашей жизни. Усинск, в отличие от Железногорска уже был небольшим русским городком, несмотря на то, что почти кругом были юрты. Но дух его был чисто русским.

А вот наши Севера на меня производили впечатление американского Среднего Запада, естественно это было мое восприятие. Я долго не мог понять почему и только когда увидел любопытство Мергена, понял почему. Усинск это было основательно и надолго, а наши Севера это был русский фронтир.

Ванча приехал с Петром Сергеевичем и Фомой Васильевичем, Яков же остался на заводе.

— Петр Сергеевич, мы вроде договаривались что вы все приедете, что задержало Якова и Василия Ивановича? — у нас была предварительная договоренность на следующий после венчания провести Совет, а затем собрав народ Усинска, рассказать о наших успехах, соблюдая естественно нашу «государственную тайну» и доизбрать в Совет Якова Ивановича и Савелия Петрова. Потом провести затем такие же сходы на Северах и в Мирской стороне.

— Не до того теперь ему, Григорий Иванович. Нашли они жилу-то.

— А почему Степан не доложил?

— Так как же он доложит, доклад-то мы везем, — вступился за внука Фома Васильевич. — Жилу нашли только сегодня утром.

Я вопросительно посмотрел на Ванчу, который стал доставать из своей сумки бумаги Якова.

— Бумаги Степану отдашь. Лучше расскажи.

— Мы нашли интересное место на речке, второй от Терешкиной, — В 19-ом веке её назвали Золотой. Мы, чуть попозже назовем её так же. — Яков Иванович углядели там что-то в воде и мы сразу стали мыть. Намыли три золотых крупинки и много пирита. Дело уже было уже вечером. Стали искать место для ночевки и я провалился в какую-то яму. Весной вода берег размыла, а потом заросло все травой и порослью кустов, я и не заметил. Яков Иванович утром в яму спустились, а там, где я как на санках скатился, выход жилы оказался. И копать не надо, почти на поверхности. Яков Иванович велели передать, что это то, что надо, очень много песка. Он там с двумя мужиками остались, мне велено к вам ехать для доклада. В этом месте руду с песком легко будет добывать.

— Ну вот, господа, теперь ваша очередь.

— Ванча привез два пуда руды. Василий Иванович попробует её плавит. У нас один из мастеровых был штейгером на руднике, знает, как руду плавить, — дополнил господин инженер.

— Давай, ваша светлость, в эту как её звать-то, как ты говоришь, — Фома Васильевич протянул мне руку с открытой вверх ладонью. — Забываю я всё это слово.

— Демократия, Фома Васильевич, — пришел на помощь Петр Сергеевич.

— Да, правильно. Вот в нее давай не будем играть. Я с народом и так поговорю. Степке я наказывал, чтобы приглядывал за настроениями. Смутьянов, недовольных и обиженных, по-моему, нету. Так что руководи всем сам. С нужными людьми ты советуешься, через колено никого не ломаешь. Петр Сергеевич со мной согласен, народ на заводе тоже как один согласные.