Светопредставление

В Нашаре осенью не желтели листья, и на смену отцветшим бутонам одних цветов расправляли лепестки другие, чуть более блёклые. Всё равно отличить переход от лета к осени было легко — по тому количеству непредсказуемых ветров и дождей, что вихрились и брызгали на смену муссонам. На улицах деревеньки у озера и в небе над ней не было практически никого из-за ранней ночи, прохлады и мороси — времени и погоды, в которые здешним обитателям не слишком желалось расправлять крылья.

Мирдал сейчас гулял именно потому, что мог омыть свою душу в одиночестве, в котором ему редко удавалось побыть как наставнику ликдульского училища. Простыть он не боялся, одежды не носил, а кроме этого — что мешает гулять в ливень?

Выйдя на окраину Ликдула, златошёрстый дракон оглянулся на фонарь, более яркий, чем едва заметный свет его гривы и перьев, но уже не особо освещавший своим кристаллом разбитые тропинки в дикую поросль кустов и деревьев. Едва ощущаемый камень под лапами восемьсот лет назад был хорошей дорогой. Мирдал жил в то время — точнее, предыдущее сознание его тела: изначальный и законный владелец, личность, стёртая записью простых инструкций поверх. Поэтому было странно ходить здесь. Реинкарнациями и дежавю не удивишь никого, а как посещать места, что обязаны быть знакомы тебе, но ты их не признаёшь? Не можешь понять, насколько они изменились за восемь веков и три цивилизации, осознать это время? Разумные существа чаще помнили и того меньше, но Мирдал следовал словам мудрецов и оценивал себя лишь по сравнению с собой прошлым — только, вопреки духу совета, не в пользу себя нынешнего.

Солнечный дракон углубился в прогулке дальше, чем собирался вначале, захваченный видимой пустотой омываемого спокойным дождём леса, меланхоличным созерцанием и первым доступным воспоминанием о своём прошлом. В нём Мирдал был уже физически взрослый, но знал всё, что его окружает, лишь теоретически, видя только впервые. Его обнимала и вылизывала ему нос крылатая рысь, полностью белая, за исключением синих глаз без белка и со светящимися белыми зрачками — Арислодара, создательница его новой, тщательно выверенной личности, инструктированной помогать делу добра. Поразвлекавшись с Мирдалом телесно несколько часов и пообнимавшись с ним лёжа половину суток, она ему доверительно проурчала:

— Я тебя люблю больше, чем кто-то может любить во Вселенной, и не хочу тебя отпускать, но твоя планета из-за ошибок тех, одним из которых ты был раньше, в полной разрухе. Драконы потеряли источники магической энергии и теперь вампирят её у окружающих, навы вторглись извне реальности и создали орду жестоких насекомоподобных существ, а один искусственно созданный дух слишком много о себе возомнил, назвал себя Тьмой и пожирает разумных в своё гештальт-сознание. Тебе нужно отработать это всё и исправить, тогда все будут довольны и счастливы.

Мирдал тогда вскочил из подушечного гнезда, округлив глаза, тоже голубые, но более обычные на вид, не столь неземные, с чёрными зрачками:

— Это же важно! Стоило начать с этого… Верну драконам энергию, устрою спокойную жизнь насекомым, спасу людей от Тьмы!

Арислодара снисходительно улыбнулась и крылом опустила Мирдала к себе обратно:

— Это твой родной мир, а потому, как я люблю тебя — так и желаю, чтобы ты жил в мире порядка и процветания. Для этого придётся поправить многие его изъяны и помочь достойным существам встать на верный путь развития. Это произойдёт не сразу, вероятно, пройдёт не одна сотня лет. Или меньше, если сосредоточиться только на самых вменяемых существах. Кракалевны — орда инсектоидов, которых создали навы специально для разрушения, так что о них и думать нечего. Люди — это крайне хаотичные существа, несущие в себе зерно разрушения, консерватизма и религиозных догматов. Остерегайся их, так как в большинстве своём они лишь приведут этот мир к упадку и хаосу, если получат достаточно власти. Потому их следует держать под контролем и не давать им распространять своё невежество в будущем. Крылатые куда более обучаемы и цивилизованы… Потенциально. Даже если в эту эпоху они недалеко ушли от диких зверей.

Мирдал на миг застыл, пытаясь осознать всю вселенскую мудрость этих слов доброты и достоинства своей новой матери, близкой по духу своей безграничной любовью больше, чем родная, которой могло и не быть:

— Добро к тем, кто делает добро, важнее, чем ко всем остальным? Разве в нём не нуждаются больше те, в ком его нет, чтобы тоже стать добрыми? Потенциально мудрым и благим может стать каждый, не только драконы?

— Не думай об этом, — Арислодара зажмурилась и тронула жёлтый мохнатый нос Мирдала своим, чёрным и влажным, — Много безумцев натворили зло, пытаясь искать сложные и якобы правильные способы сделать как лучше, и твоя планета — пример того. Доверься моей мудрости миллионов лет, проверенной в тысяче миров. А теперь лети и сделай хотя бы этот материк счастливым. И жди меня, ещё навещу!

Не желая терять времени, Мирдал полетел, наивно полагая, что чем раньше начнёшь — тем раньше закончишь. Истребление инсектоидов даже на одном Хардоле заняло девять лет. И сейчас Мирдал жалел тех, кого убил, и жалел, что не стал с ними договариваться. Пусть они в то время действительно были неадекватно воинственны, но не более воинственны, чем драконы того времени. А сейчас, на двух других материках, в том числе в Нашаре, называвшие себя кракалевнами достаточно мирно сосуществовали с другими разумными видами… Во всяком случае, ссорились с ними не чаще, чем любые разумные друг с другом, даже внутри своего народа. А, встретив людей, Мирдал так и не понял, чем они не понравились Арислодаре. Но она, в конце концов, не запрещала спасать их, просто разрешила не помогать… И это было не единственное искажение, что Мирдал нашёл в её простом образе любви и счастья, от которых она сама и предостерегала, но понял это он ещё позже.

* * *

Прохлада от разбитых ветвями ветра и капель слегка сжала длинные тонкие уши Мирдала, в них чувствовались толчки сосудов от биения сердца. Выпав из воспоминаний, он повернул обратно к Ликдулу, и в этот момент заметил замшелые ступени с травой, растущей из стыков. Они поднимались по холму в небольшое заброшенное святилище — Мирдал знал, что оно тут есть, но не имел понятия, кому было посвящено. Слишком уж редко гулял вот так, без цели помимо отдыха, чтобы исследовать заброшки, и так уже наверняка обчищенные за века от всего, кроме собственных стен, скелета былых себя.

Но на этот раз в святилище горел свет. И Мирдал из любопытства изменил своим привычкам, и теперь поднимался по мокрым, разбитым и потрескавшимся, вытянутым в ширину плитам — в каменный домик, похожий на дольмен с большой аркой входа на фасаде.

От фонаря на алтаре к вошедшему Мирдалу обернулась Арислодара, мягко хлопая сухими крыльями и разгоревшись сиянием белой шерсти, так что жёлтый уют пламени за стеклом растворился в ровной дневной белизне:

— Мирдал… — улыбнулась она и подняла уши. — Двадцать три года с момента, как ты в очередной раз предал меня и всех по-настоящему добрых драконов.

Мирдал оглядел свою первую спутницу, пытаясь заметить хоть малейшее изменение с тех пор, как они друг друга покинули, но не нашёл ни одного. Внешне она оставалась всё столь же идеальна, чиста и привлекательна, пахла сиренью и озоном, жгла как солнце в зените белыми вертикальными зрачками синих глаз.

Арислодара махнула на мрамор стен и колонн лапкой с пушистыми пальцами, что прятали втянутые когти:

— А мы с этим храмом в нашу честь думали, что ты о нас совсем забыл, — она проворковала с меланхоличной теплотой, подходя к Мирдалу ближе, а он отступил обратно под дождь, вздрогнув от страха. — О! Зря ты боишься. Я не собираюсь тебя наказывать за твои оплошности. Я выше того, чтобы мстить, а ты не нагрешил, просто сломался и извратил то доброе существо, каким я тебя сделала.

Мирдал присел на пороге, обвивая хвост вокруг себя, дождь с крыльев скатывался по чуть пригнутым маховым перьям. Дракон-ангел попробовал горько усмехнуться, хотя ему всё ещё было страшно:

— И «чинить» тоже не будешь?

— И не собираюсь. Я потеряла к тебе интерес после того, как поняла, что я тебе не по нраву. Если захочу — создам для себя кого-нибудь ещё. А вот ты без меня не можешь, правда? — она наклонилась так, чтобы продолжить смотреть ему в глаза. — Ты ведь вернулся ко мне, сюда, в храм, что должен был быть твоим, будь ты его достоин. Зачем? Поддался ностальгии? Хочешь извиниться? Стереть свою неправильную личность ещё раз, чтобы не причинять зла?

Мирдал тоже поднял на неё голову:

— Встретил тебя не по своей воле. Впрочем, как и всё, что делал в то время, как жил с тобой. Значит, это тебе что-то нужно, раз ты явилась?

Арислодара улыбнулась добрее, чем Мирдал заслуживал с таким обращением, и попросила:

— Расскажи подробно обо всём, что происходило те двадцать три года, что я пропустила. После того, как твои ученики заставили меня убраться с Хардола, хотя все драконы меня там любили и благодаря мне были счастливы до того, как ты выставил меня злодейкой. Я слышала только, мир стал значительно хуже с тех пор, лишённый моего покровительства, ведомый твоими не столь совершенными желаниями. Я приняла твой выбор стать самостоятельным, но стоил ли он того? Ты не умеешь быть ответственным за всю планету.

— Потому что хочу, — Мирдал резко встал, — чтобы был ответственен каждый, — он вздохнул, медленно скользя кисточкой по грязному полу, на котором Арислодара не оставила следов. — С постоянным надзиранием и тем более — с промывкой мозгов собственного опыта не будет.

— Ты всегда врал, что я велела менять сознание крылатым поголовно, — легкая, чуть горькая улыбка тронула уголки её губ. — выставляя меня тираном, правителем зомби. На самом деле я велела менять сознание лишь самым опасным преступникам вроде убийц, верующих и тех, кто мешал развитию страны. И это милостивей, чем убивать их на площадях для острастки, как твоя ненаглядная Инанна, которой ты отдал Хардол.

— Отдал Хардол Инанне твой подчинённый, демиург Радвер, — хотя уши Мирдала прижались и крылья дрожали, голос стал твёрже, — но сейчас Хардолом правит его сын, Далезор, вместе с Антеей — холодной страной, куда в своё время бежали Светлые «религиозники». Раз сбежавших хватило на целую страну, что стала сильнее Хардола, сколько было их убитых и промытых собратьев по вере?

Тут Арислодара пояснила:

— Противников порядка и развития, тех, чьи разумы погрязли в религиозной лжи и прочем невежестве — всегда будет достаточно. Путь развития — всегда непонятен и противен тем, кто придерживаются консервативных мыслей. Антея стала сильнее Хардола только после того, как порядок был нарушен действиями Радвера, и вся мощь, которой ранее располагали, перестала существовать и быть под единым началом. До того момента Анты не представляли даже доли угрозы и были лишь отшельниками. У Хардола было достаточно сильных и обученных воинов, чтобы ни одна из стран, кроме Ардина, не представляла реальной угрозы или соперничества.

— Но эти воины без тебя ничего не представляли? — Мирдал обхватил крыльями голову. — Что же, в мирное время они были хороши, признаю! Инанна казнила принародно восемь драконов, что тоже плохо. Атеисты Хардола уничтожили семь измерений душ, что возносились в течении восьми столетий за счёт того, что верно исполняли заповеди прошлых демиургов. Не вижу разницы с истреблением религией своих конкурентов.

— А религиозный Далезор умыл кровью север Триречья, прежде, чем Инанна достаточно испугалась и отдала ему земли и жителей, — продолжая смотреть на Мирдала, Арислодара сделала многозначительную паузу, но Мирдал сам заполнил её:

— Не оправдываю ни его, ни Радвера, ни Инанну, ни себя. Ни тех безумных фанатиков Покона, которые ещё раньше, при тебе, осаждали собственные города и запустили монолит «самоисполнявшихся заповедей», который автоматически убивал всякого, кто их нарушит. И люди, запустившие магическую чуму, что поражала только волшебных существ, поступили скверно. Но это не значит, что все верующие ответственны за фанатиков, а все люди за расистов.

— Я предпочла не рисковать появлением того зла, которому ты стал свидетелем в моё отсутствие. Любой религиозник может стать фанатиком, значит, лучше избавиться от всех религий. И я сделала правильно. Только в моё правление крылатые жили счастливо, не боялись рожать много детей, выросло целое поколение драконят, не знавших войны в детстве, — Арислодара строго буравила взглядом Мирдала, но тому было, что ответить:

— То же самое можно сказать и про Нашар, и про Антею. Но они пережили к этому времени уже столько конфликтов, что научились останавливать новые — внутренние в том числе — быстрее и с меньшим числом смертей, чем раньше. У антов в среднем детей в семье даже больше, чем при твоём правлении, заповеди просят минимум девять, а хорошо бы шестнадцать. И при этом анты не казнят и не переучивают атеистов, они живут в Триречье до сих пор и переселяются в Антею. В Нашаре редко доводят до таких чисел… но там предпочитают качество количеству. Так что была ли ты права? Была. Ошибалась ли? Ошибалась. В конце концов, будь твой вариант управления лучшим, он бы продолжил существовать и поныне, как бы его ни пытались расшатать. Не ученики Ликдула, так другие бы этим занялись. А будь твой режим полным злом — его бы прервали гораздо раньше.

Арислодара сверкнула зрачками в синеве, как маленькой молнией:

— Расшатать и разрушить можно любой строй. Разница в том, что Хардол был перестроен в краткий миг времени по сравнению с другими странами. И, естественно, порядок вещей там просто не успел окрепнуть. Поэтому при мгновенном исчезновении всех тех, кто этот порядок строил, появилась смута, произошёл откат многих полученных достижений. Так как не нашлось того, кто достойно продолжил бы начатое дело.

— Есть два варианта, чтобы существо не болело — напичкать его препаратами или укреплять иммунитет. Первый вызывает зависимость и опасность не предусмотреть что-то. Второй требует подвергать разумному риску, чтобы справляться всё лучше. Так же и выбор, сразу загрузить в сознание требуемые установки, телепатией ли или просто жёсткой идеологией счастья, или позволить учиться на своих ошибках. Так что — естественно, мы ошибались, — развёл крыльями золотой. — Болели, ломались, резали друг друга. Падали, и не все поднимались. Тоже больно было смотреть на это. Зато сегодня поконники уже не убивают неверных, как двести лет назад, или как сто лет назад убивали верующих атеисты. А в Нашаре власти научились присматриваться к религиям и отдельным драконам, проверяя, кто безобиден, а кто опасен, с достаточной надёжностью, чтобы в конце концов пострадало меньше, а счастливых стало больше. Мир не стал хуже, Арислодара. Он стал… сложнее. Как старый дуб — корявый, с трещинами, но живой. Гораздо живее и сложнее, чем мы были под твоей безупречной заботой.

— Ты назвал меня по имени впервые за эту жизнь, — наклонила Арислодара голову набок с лёгким удивлением. — Грустно, что это произошло сейчас, а не раньше. А ещё — не путай понятия: не обязательно быть поломанным, чтобы быть живым. Прекрасные геометрически правильные и гладкие кристаллы тоже живые.

Мирдал развёл ладонями слегка:

— Но они слишком похожи друг на друга. Второй такой не добавит во Вселенную ни красоты, ни интереса, ни урока. Даже в Ликдуле мы учим друг друга не готовым методам, мы учим думать и выбирать. Без принуждения. Без программы в голове или партии. Ну а ещё — исцелять друг другу телесные и душевные раны, чтобы ошибки не убивали и не заставили потерять свою главную ценность — опыт. Это ли не лучшее, что можно было создать? Пусть и «несовершенными желаниями»?

Арислодара пробормотала, будто обращалась сама к себе:

— Да, такой мир куда более странный и чудесный, чем он представляет. Но, судя по его тону и морде, он сам не полностью доволен им? Ты слишком похож на смертных, чтобы быть настолько полезным инструментом для помощи окружающим, насколько сам хочешь. И слишком неразумный, чтобы самому наслаждаться жизнью. Смысл мудрости не в набивании шишек самостоятельно, при этом избегая источников мудрости извне. Смысл мудрости в том, чтобы анализировать информацию, в том числе полученную извне, чтобы не приходилось самостоятельно набивать шишки и была возможность за счёт своего ума — и в том числе чужого опыта — сократить количество набитых шишек на своей голове. Я не рассчитывала, что вы научитесь мудрости, не набив этих шишек. Но многих бы вы избежали, если бы не отвергали чужой опыт. Впрочем, меня обижают не мазохистские попытки набивать шишки там, где не нужно… А то, что из всех пар не предпочли идеальную.

Мирдал фыркнул, теперь уже точно не боясь:

— Ты идеальная, но не лучшая. Одну из лучших ты убила, чтобы не слишком летал за горизонт за чужим хвостом.

— Всех остальных бросил ты или они тебя бросили, — бывшая защитница этих земель вздохнула. — Так что их верность тебе, как и верность твоя им — спорная. Они не будут столь постоянны, как я. Я могла бы любить и через тысячу, и через три тысячи лет, твои нынешние увлечения могут любить тебя лишь миг по таким меркам времени. И, вероятно, за жизнь изменят свои предпочтения, как и все смертные. Их жизнь сгорит, как спичка, так как они не вечны и старость стороной их не обойдёт. А если ты им подаришь бессмертие — они останутся смертными по характеру. Даже та, которую ты предпочёл, прогнав меня из Харадола двадцать три года назад… Ламира… и та улетела работать послом в навь, лишь бы подальше от опостылевшего ей тебя.

Мирдал выдал горловой смешок, больше похожий на рык:

— Сомнительной надёжности информация насчёт последнего. А если и так, тогда от жены по изменам мало отстал. Конкретно в этом, не стану спорить, плохой пример своим детям. Прости за все ошибки, что совершил, — стал он серьёзным.

Владелица храма некоторое время смотрела на Мирдала, не мигая и думая. Наконец, решила всё же сказать то, что собиралась с самого начала:

— В твой мир приходит беда, с которой кто-то несовершенный не сможет совладать, а я не желаю, раз меня здесь больше не любят. Через три дня падут барьеры между мирами, и твой дом станет ареной разрушения. Раз в тысячу лет сверхъестественные существа невообразимой силы соревнуются друг с другом, и победитель присоединяется к богам, становясь одним из нас. И на этот раз местом проведения «царя горы» выбрали Ликдул, его окрестности и столицу Нашара, Утгард. Всех, кто остался с тобой и кого ты любишь, тебе следует вывезти подальше от Ликдула. Ну или, по крайней мере, привести их сюда, под мою защиту. Или ты считаешь, что мог бы спасти всех, даже не обладая моими силами?

Мирдал замер, потом произнёс тихо и ровно:

— Спасибо, что предупредила. Этим ты тоже помогла. Что же, увидишь, насколько твои дети повзрослели и научились справляться сами.

— Помогу я не только словами, — Арислодара подошла так близко, что их ауры смешались, — у меня есть для тебя несколько прощальных подарков. Хотя, возможно, не таких уж прощальных? Как насчёт встречаться раз в месяц в этом храме? После того, как испытания закончатся, разумеется.

— Нет, — отвёл Мирдал ладонь, за которую Арислодара хотела его взять. — Но если выживу… прилечу рассказать, как «несовершенный» перехитрил твоих божков. А дары оставь тем, кто тебя действительно почитает, у тебя осталась ещё тысяча измерений. Мы уже вышли из твоей золотой клетки.

Арислодара улыбнулась, но теперь не благодатно, а солнечно, дерзко, с осколком былой наивности, как чаще сам Мирдал делал:

— Без обязательств с твоей стороны. Если вы выросли, это не значит, что мне запрещено вас баловать.

Мирдал выходил через арку, но обернулся на пороге:

— Мир действительно более странный и чудесный, чем мы представляли. Вчера примирил демона с ангелом, а сегодня помирился с создательницей. И всё — без контроля разума. Но можешь не тревожиться. Нашар устоит. Потому что Ликдул научил его падать — но не ломаться.

Улыбаясь на прощание, Арислодара махнула крылом. Она исчезла в ворохе белых искр, снаружи жаркий и сильный ветер прогонял тучи и остановил дождь.

Мирдал замер, золотые ресницы прикрыли на мгновение бледно-голубые глаза. Тонкие пальцы с длинными когтями непроизвольно растопырились в жесте, готовом рвать. С Арислодарой он помирился… но явилась она слишком вовремя, если не организовала эти «божественные игры» сама.

Но Нашар сам создавал себе уже столько проблем, что «подаренную» переварит не хуже. Решаются они одинаково, а решать они умеют.