Рисунок удался на славу. Юрка поднялся, сложил мелки в прохудившийся карман, и с улыбкой окинул взглядом своё творение. На асфальте теперь вместо ровной поверхности красовалась шикарная колдобина. Юрка мастерски вывел мелками тени, и теперь изображение было не отличить от настоящей ямы.
Послышался звук приближающегося автомобиля. Художник огляделся и шмыгнул в кусты. Машина притормозила перед нарисованной колдобиной, и Юрка тоненько захихикал, но тут же умолк, заметив, как из машины высыпали милиционеры. Они обошли творение на дорожном покрытии, даже потрогали его рукой, убеждаясь, что поверхность асфальта по-прежнему ровная, а колдобина — лишь иллюзия.
— Безобразие какое, — покачал головой один из них.
— Глядите, товарищ сержант, — произнёс другой и поднял мелок.
Рядом валялся ещё один кусочек мела. И ещё один чуть поодаль. И ещё. Дорожка из мелков вела прямиком к кустам, в которых прятался Юрка. Он начал отползать, но ветки предательски захрустели, и послышался свист милиционера.
— Стой, хулиган!
Из кустов Юрку спешно выволокли и погрузили в «Бобик». А система коммунистического мира выдала сообщение:
Ваш социальный рейтинг понижен до −285
Юрка занервничал. Если его рейтинг достигнет −300, могут и на принудительные работы отправить.
Автомобиль остановился возле отдела милиции. С тех пор, как коммунизм восторжествовал, стали не нужны ни судьи, ни адвокаты, ведь серьёзных преступлений никто больше не совершал, а хулиганов ловили и наказывали сами милиционеры. Потому Юрка быстро был препровождён в камеру, где ему и предстояло отбывать наказание за свой проступок. Однако его не особо это беспокоило. Ночевать в камере — всё лучше, чем под открытым небом. Всё равно больше суток-то никто держать не станет. В тюрьму-то нынче очередь. Кто ж от работы-то не хочет отдохнуть в тёплой камере. Юрка оставался единственным бездомным в коммунистическом раю. Время от времени он попадался милиционерам, и единственное, что его беспокоило, так это возможная отправка на принудительные работы. Ну, ещё поговаривали, что при рейтинге −500 переставали выдавать бесплатную еду, но такого в истории коммунистического мира ещё ни разу не случалось. Да и Юрке до таких показателей было ещё далеко.
Только бездомный художник задремал, как дверь в камеру открылась. На пороге стоял самый главный милиционер, который сам себя назначил.
— Так-так, — произнёс он и замолчал.
— Мелки отдайте, — попросил Юрка.
— Не положено, — отрезал представитель закона.
— Вы! — от возмущения у художника перехватило дыхание. — Вы же знаете, что я не могу не рисовать! Я требую мелки! — он затопал ногами, чтобы устрашить стража порядка, но тот никак не устрашался.
— Если бы ты рисовал что хорошее, я б, конечно, отдал. Но ты ж непотребства рисовать станешь. Ямы всякие на дорогах, а машинки из-за тебя тормозят, пробки устраивают. Вон сколько вреда от твоих художеств. Нет бы что хорошее нарисовал. Да хоть... хоть бабу голую! И то польза была бы. А то по телевизору-то их хрен дождёшься.
— Скучно, — вздохнул Юрка.
— Ах, скучно тебе! — взбеленился главный милиционер. — Тогда приговариваю тебя к пожизненному сроку!
— Это незаконно, — отмахнулся Юрка. — Больше суток нельзя. Очередь ведь.
— А тут я — закон. И ничего-то ты мне не сделаешь. Без мелков своих.
И главный милиционер оставил Юрку одного в камере. И без мелков.
Художник, конечно, поник, сел на койку. Скука накатила на него страшная. Без рисования он прожить никак не мог. Без еды и воды — пожалуйста, но лишить художника творчества — всё равно, что лишить воздуха!
И тут Юрка заметил в углу камеры уголёк. Маленький такой, чёрненький. А стены-то белые!
«Идеально», — подумал Юрка.
И он принялся рисовать. Обвёл контур двери, но саму дверцу сделал приоткрытой. И дорожку за ней нарисовал. И небо чёрное-чёрное, а на нём дырочки-звёзды россыпью.
«Глянут они через окошко в камеру, — думал Юрка, — а тут дверь нараспашку и небо над головой».
Дорисовал он рисунок и подивился, до чего ж на настоящую дверь похоже-то! Подошёл он к рисунку, шагнул на ступеньку да и потопал по дорожке, глядя как над ним простирается звёздное небо.
А всё потому, что настоящая свобода у художника всегда при себе, и никакими решётками её не ограничишь, ни в какие камеры не закроешь. Свобода творчества. А мира победившего коммунизма вообще не бывает, потому что это утопия. И рейтинг этот — вообще фигня какая-то.
Самый главный милиционер иногда заглядывал в камеру и смотрел тайком, как под звёздным небом всякое хулиганство рисует художник. Ему и самому хотелось туда уйти, да только кто ж тогда самым главным-то будет в мире победившего коммунизма?