В ушах ещё звенел пронзительный детский голос, когда Виктор заглянул в комнату Ирмы. Окно было вынесено напрочь, в подоконник хлестал дождь.

Закрыв коробок трясущимися руками, Виктор принялся старательно раскуривать сигарету. «Это не ребенок, — думал он ошеломленно. — Дети так не говорят. Это даже не грубость, — это жестокость».

— И даже не жестокость, а просто ей все равно, — закончил он мысль вслух.

— Твоя дочь растёт психопатом, — лицо Лолы шло красными пятнами, яркие губы дрожали, словно она собиралась заплакать, но она, конечно, не думала плакать, она была в бешенстве. — Она лишена эмпатии. Это не ребёнок, это аццкая сотона.

«Да, — подумал Виктор, — и с этой женщиной я жил. Я гулял с нею в горах, я читал ей Бодлера «Цветы Зла». Я покупал ей героин и травку. А потом родилась Ирма…»

— Тебе, конечно, не до того, куда там, — говорила Лола. — Столичная жизнь, всякие балерины, артистки... Я все знаю. Не воображай, что мы здесь ничего не знаем.

— И деньги, конечно, бешеные, и любовницы, и скандалы, — продолжил Виктор. — Балы, шампанское, концерты, вечера, и гонорарии, и хруст французской булки…

— Дело не в деньгах, я знаю, что не деньги сейчас все решают, — Лола уже успокоилась, красные пятна пропали. — Я знаю, ты по-своему интеллигентный человек, с поганой душонкой, с тухлыми мыслями, с гнилым нутром, но не злой. Ты всегда помогал нам, и в этом отношении никаких претензий я к тебе не имею. Но теперь мне нужна не такая помощь. Забери от меня эту тварь, господом Богом молю! Она сожгла кота, она получает двойки. Она убила Кенни!

— Сволочь, да, — покорно кивнул Виктор, ухитряясь глядеть на сидящую Лолу снизу-вверх.

«А ведь в девицах она была тихая, молчаливая, таинственная, — думал он. — Есть такие девицы, которые от рождения знают, как себя надо вести. Она знала. А теперь потеряла берега. Дать бы ей в рыло, да Заратустра не позволяет».

— Пойми, — продолжила тараторить Лола, — я ведь не говорю, чтобы ты взял её на себя. Но у тебя же связи есть, знакомства, ты все-таки известный человек, ты помоги её устроить! Есть же у нас какие-то привилегированные заведения, пансионы, специальные школы.

— Пансион, — сказал Виктор. — Да конечно. Пансион. Сиротский приют... Нет-нет, я не шучу. Об этом стоит подумать.

— Ах, как ты мне надоел! — сказала Лола с неожиданной злостью. — Если бы ты только знал, как ты мне надоел.

Виктор затушил сигарету о кулак, прожевал окурок, стиснул зубы и подошёл к Ирме.

— Пойдём, — он взял дочку за руку. — Идём сейчас же!

Они шли, и шли, и шли. Дождь кончился. Начался туман. Под каблуками забугрилась булыжная мостовая. Запахло угольным дымом и подгорелой овсянкой.

— Пришли, — сказал Виктор, пинком распахивая дверь.

В большой комнате на скамьях подле корзин скрючились дети. Из дальнего очага смердело тлеющим бурым углём.

С ближней к дверному сквозняку скамейки встал и подошёл к ним бледный, чахлый ребёнок, малорослый и несомненно тощий.

— Здравствуй. Ты новенькая? — спросил дистрофик. — Давай трепать пеньку вместе. Меня зовут Оливер Твист.

Загрузка...