Святоша

Конечно, все люди странные, и каждый странен по-своему, но Погуляев всегда считал себя страннее других. Он жил не как все. Не как все те окружающие его люди, которым не было дела до его странностей и которым, разумеется, он вовсе и не стремился рассказывать о своих странностях. Им незачем было знать. На висках Погуляева уже проступал вечный иней, но в душе он оставался таким же как и всегда. Каким уже был в школьные годы. Иногда ему даже казалось, что в школьные годы он знал куда больше, а весь жизненный опыт не только ничего не прибавлял, но, наоборот, отнимал. Но так казалось только иногда, в нечастые минуты душевной слабости. А потом всё быстро вставало на свои места.

В конце утренней прогулки Погуляев зашёл в магазин, в стандартную коробку Максимы. И тут же он превратился в такого как все. Как все ходил вдоль прилавков и высматривал таблички со словом «акция» или «уценённый товар». Магазин, как всегда, на две трети был заполнен; как всегда, две трети покупателей составляли бабушки-пенсионерки, и Погуляеву, как всегда, казалось, что эти бабушки с огромными и пустыми продуктовыми тележками, на которые они опирались, они, эти бабушки, вообще здесь живут, днюют и ночуют. Бабушки с тележками передвигались со скоростью черепах и перегораживали доступ к любому товару, интересовавшему Погуляева. Нет, он не злился. Он терпеливо стоял и ждал, когда откроется проход, и вот в это время, пока стоял и ж.дал, Погуляев снова думал, что эти старушки, наверное. вообще не уходят домой, они весь день патрулируют магазин в ожидании акций.

Погуляев уже месяц обходился без масла, пил чай с одним хлебом. Сегодня на полке для масла виднелась большая жёлтая табличка, и для Погуляева это был повод перейти с хлеба на бутерброды, он хотел добраться до масла, но две бабушки как специально скрестили свои огромные и пустые тележки — и ничего нельзя было поделать. И Погуляев отступил. Сделал несколько шагов назад, развернулся, думая сделать круг и подобраться с другой стороны — и тут он увидел её. Тому. Он увидел её первым и сразу же узнал, несмотря на столько лет. И так маленькая, она ещё нагнулась к нижней полке, у неё на висках тоже проступала седина, но во всём остальном она казалась такой же как и тогда... Она вдруг почувствовала интерес Погуляева, резко обернулась — и будто бы и не было сорока лет. Всё те же заискивающие глаза ластящегося котёнка, эти глаза сразу же, мгновенно зашептали Погуляеву как в сказке тысяча и одной ночи: я твоя раба, мой Господин, делай со мной что хочешь. И Погуляев забыл про масло, про все остальные возможные покупки, его лицо как будто само собой стало строгим, даже непреклонным, и весь остальной Погуляев тут же подтвердил решимость своего лица — развернулся и пошёл прочь из магазина.

Он вернулся домой, быстро сделал себе чай, достал из хлебницы два куска хлеба, наспех позавтракал и уселся в комнате на коврик в позе лотоса.

Сидеть так он намеревался до позднего вечера.