Связь

Вступление:

Мрачное осеннее небо давит чугунными полными дождей воды тучами на бескрайний горизонт в Ривен Грин, Канзас, размывая лучи истекающего багрянцем солнца в мглистое полотно, окрашивая стеклянную гладь декоративного пруда в тревожно алый.

Мимо суетятся озабоченные людишки, укатанные в теплые несуразные одеяния, шумно обсуждая предстоящий праздник смерти.

А он уже здесь.

В очередной раз кто-то запнулся об мою вытянутую перед собой ногу, чертыхаясь, заставит меня разомкнуть слипшиеся от усталости веки, сконцентрировать безжизненный взгляд на хмурой физиономии случайного прохожего, посыпающей мою окоченевшую от холода плоть, нелестными высказываниями.

Вздрогнув от громкого баса:

- Ты первая падешь от его руки!

Не произвольно выпрямляю спину, морщась от пронзительной боли разливающейся пульсирующей волнами по всему телу.

Скамья тяжело взвыла и моего обожжённого плеча без позволения коснулась холодная ладонь Дезмонда.

На негодования старого знакомого мне остаётся молча улыбаться. С детским восторгом отдаваясь поработившему ознобу, то и дело переспрашивая себя:

- Мне ведь это не чудится?

Голосок предательски захрипел:

- Всевышние все же ошибаются. - Разглядываю тонкие ладони с длинными перебитыми пальцами, перепачканные черной сажей. С гнетущей тоской в глазах оглядываясь на нежданного гостя. - Я молила себя остановиться! Одуматься! – Легкие обжигает глубоким вздохом, - Как видишь, - через плотно сжатые трубочкой вишневые губы, выдох вырывается тонкой струйкой горячего воздуху с крупицами пепла. Пожимаю плечами, - ничего не вышло!

Крупный мужчина в строгом черном драповом пальто, запустив руку за пазуху, вынимает крошечный брегет на золотой цепочке. Хватаясь осоловелым взглядом в судорожно подрагивающую минутную стрелку, часовая и вовсе застыла над разбитым циферблатом, оголяющий хромированные механизмы. Мрачно выдает:

- Судьба смертного предрешена. Твоя показательная казнь никого не спасет. Его найдут и убьют! – Гневливо фыркает Дезмонд.

Во изнеможение растягивая окровавленные уголки пухлых губ с натугой бормочу через блуждающую в сознанье истерию: - Сотня лет не плохой срок для человеческой жизни, верно? – Издевательски кривя ослабленный голосок.

- Ты умудрилась лишиться древней мощи, покровительства, уважения! – Возмущенно перечислив еще пол десятка, совершенно уже ничего незначащих для меня слов, собеседник замолкает в жалящем недоумение, скудно выпалив: - ради одной никчёмной жизни?

-Нет.., - из-за всех сил цепляясь за многоточья. - Ради любви, - с восторгом кидаю, сквозь не привычную слабость.

- У тебя не будет иной жизни Линк! - В очередной раз напоминает, въедаясь голубыми глазищами в мою разорванную в мясо длинную шею, констатируя очевидное: – Тело умирает. - Лицо старого друга объяло тягучие уныние, а глаза заполнились серебреным блеском.

Ежась в жалких ошметках, оставшихся на мне, грузно сиплю, -да-а. – С хрипом схаркивая в сторону смачный сгусток черной, густой дряни, осевшей во рту мерзким послевкусием. - Мои внутренности напоминают овсянку, каждый вздох даться сложнее предыдущего. - Переведя дух, продолжаю: - теперь-то я знакома с болью воочию и та не кажется столь прекрасной и возбуждающий.

- Линк, я…

- Дез! – Резко обрываю старого друга. С трудом расстегивая заедающую молнию обугленной до дыр толстовки смертного, обнажая искалеченное тело с глубоким ножевым ранением под грудью.

Меня сию же минуту окружает шумное воронье. Сильно впечатлительные испуганно зажимают себе роты красными от легкого морозца ладонями, дабы не вскрикнуть от ужаса: - Она еще жива?! - Другие с интересом разглядывают мое некогда совершенное тело, сейчас напоминающее плохо перекрученный фарш.

Для зевак, сжавших меня в плотное кольцо, я всего на просто сумасшедшая, болтающая с призраком в предсмертной агонии. Что касается Дезмонда, люди слишком невнимательны, даже к архангелам, лишенным крыльев.

В мгновение ока павший самовольно касается моей раны. Долго и сознательно мусоля на подушечках пальцев сочившуюся из меня жидкость, прямо у себя перед носом, жадно принюхиваясь опьяняющему аромату бессилия заполняющая сосуд с ног до головы, шепчет: - Еще не кровь…

– Еще не смертная, - с усмешкой отвечаю, опуская взгляд на обнаженную грудь, торопливо покрывающаяся трупными темно-фиолетовыми синяками.

- Я должен вызвать орден! – Мрачно сообщает, заводя руки себе за спину, дабы не сломаться от моей человеческой не совершенности.

Предсмертный тяжелый шепот срывается с бледных губ: - Лучше поду от твоей руки мой старый друг, нежели от иных.

Не званный гость, не теряя времени вскакивает скамье, уставляясь на меня в упор с неумолимым отвращением и пренебрежением, - хорошо, - чеканит старый, через наигранную горечь. Разводя могучие плечи назад, набирая полные легкие воздуха…

Глава 1

Белгород, центральная городская больница.

Едва удаться сдерживать рвотный позыв, после очередного перемещения! Всему виной предстоящее событие, выбившее из колеи, замесившее в такую грязь, что с первого раза не отмыться, а пока я пыталась выбраться из этого дерьма, по мне хорошенько проехались, причем несколько раз!

Силы буквально покидают меня, вытекая из всевозможных дыр, а их в моем сосуде не мало! Вместо бодрости, демонического азарта, меня переполняет тяжесть, уныние и ощущение полной безысходности.

Согнувшись вдвое, накинутым на лицо капюшоном, не подавая виду я разрываюсь на куски от собственной уязвимости. Над головой раздражающе гудят квадратные бледные лампы, нагоняя мрачности на пустой коридор городской больницы, напоминающий незыблемый переход в потусторонний дьявольский мир.

С одной стороны, так оно и есть…

Толстущие, белёсые стены изуродованные синий краской, давят безысходностью, а тяжелый обжигающий легкие запах хлорки, зависящий в воздухе, непоколебимым отчаяньем, шепчущем об эфемерном присутствие зла.

И это отнюдь не я.

Оставляя за собой крупицы антарктического снега, выбивающийся из-под подошвы, глушит звенящее цоканье высоченных ботфортов по желтой старой кафельной плитке. Я старательно пытаясь избавиться от следов своего недавнего преступления, тщательно обтирая перепачканные бурой кровью ладони о низ толстовки, напоминающей средневековый саркофаг для пыток: в ней так же жутко неудобно, и безумно холодно.

Столь не привлекательная тряпица принадлежала обаятельному блондину с довольно неплохо подвешенным языком, безусловно, богатым словарным запасом и ущербным внутренним миром. Щедрость красавчика в первое время удивляла, тот, каждую ночь дарил мне чёртовы звезды, «под конец я не знала, куда их девать». Негодяй клялся вечной любви, преданности, умолял раскрыться ему, оправдывая свое любопытство серьезными намерениями, а не порочным желанием ежедневно владеть по-дьявольски роскошным женским телом.

Свои внезапные исчезновения на не определенный срок и короткие появления я с пеной у рта оправдывала сверхважной работой на правительство. И моя легенда вполне справлялась со своей задачей.

Но…

В один из прекраснейших летних вечеров на малюсеньком клочке суше в Бореальном лесу. В тесных объятьях омиго, укутавшись в коричневый плед из шерсти старой больной овцы, я попиваю Просекко, «чей вкус мне до сих пор не ясен» с унынием лицезрев закат, заливающий багрянцем холодные верхушки могучих голубых елей. Ёжась в пухлых ручонках мужчины от холода.

- Что для тебя любовь Йогу? – Пролепетала полушепотом.

Жилисты пальцы мексикашки непринужденно ласкают мои мертвенно бледные ключицы, а широкая грудь, спрятанная под шелковой рубахой амарантово-пурпурного цвета, служит опорой для моей клеймённой спины.

- Ты! – С задором кидает, умывая мое хмурое личико голливудской улыбкой. – Я продам за тебя душу! – Не думая добавляет глупец.

Многих девушке вполне устроит столь красноречивый ответ, но не меня. Я слишком хорошо осведомлена о ценности той самой души и последствиях настолько необдуманного поступка.

Совой статус карателя я выслуживала безрассудным покорством умываясь кровью и потом несчастных жертв. Людям, так мало нужно для счастья: богатство, красота, бессмертие. В начале своего пути мне выпала прекраснейшая возможность ощутить на себе коварную власть демона перекрестка.

Заключая всякого рода бессмысленные сделки с малообразованными идиотами использующие свои души виде чеканной монеты, не осознавая, в ней-то и таиться истинное бессмертие и чистота. Душа - драгоценность оставшихся миров.

Но и среди глупцов встречаются весьма интересные экземпляры. Готовые продать душу за болтовню:

По ушам бьет громкие бесформенные звуки, не имеющие ничего общего с музыкой ни рифмы в стихах ни такт в мелодии. Сотни грешников плотно забились в малюсенькое душное помещение, освещённое десятками разнообразных неоновых прожекторов. Полуголые, потные и вонючие, они дергаются в коком-то необъяснимом, пугающем экстазе.

Ощущая на себе похотливые, озабоченные мыслишки людишек, жрущие меня в точности могильные червы, не брезгуя даже жутко не удобным узким платьем в пол, обтягивающим мой порочный сосуд. Я настойчиво протискиваюсь сквозь липкую толпу полудохлого мяса к высокой барной стойке, за которой суетливо крутиться довольно симпатичный коренастый барменчик.

- Buenas tardes! – Раздраженно выдыхаю, присаживаясь на высокий барный стул со стальной спинкой обтянутой красным дерматин, по ближе к зрелому темнокожему мужчине.

Какой бы образ не примерила душа от нимфы до старого потерявшего веру извращенца, их не зрелые рассудки и тела несут в себе грехи прошлых жизней, бережно утопленные в беспамятстве.

В мертвом свете ламп, упоенный хрустальной надеждой взгляд старикашки растерянно шарит по пьяным рожам посетителей, усердно кого-то выглядывая.

Я постараюсь быть деликатней, что бы осколки истины не ранили ему глаза.

- Hola! – Безынициативно отвечает смертный, рассматривая хрупкие ключицы сосуда. – Пару раз бессмысленно кивает мне, и тут же отворачивается, пригубив тяжелый стеклянный бокал, с шумом отхлебывает.

- Вы ждете меня. – Чуть громче проговариваю.

Все еще не понимая очевидного, старик сухо обрубает дрогнувшим от волнения голоском: - Вы ошибаетесь!

- Стоит поторопиться Боуди, - облокачиваюсь локтями на жутко не удобную спинку стула, - ночь коротка, а меня ждут еще полсотни глупцов.

- О-оу! – Не ловко тянет тот, наконец концентрируя на моем личике удивленный взгляд.

- Вы ангел! – Бездумно предполагает! Прицельно роняя два темно карих глаза в мое декольте, с трудом держащиеся в рамках кошмарно не удобного шёлкового изделия!

- Нет! – Надменно фыркнула! - Черт, нет! - Недобро морщусь. – Какие мать вашу ангелы? Эти крылатые ублюдки, при малейшей угрозе лишиться крыльев, не осмелиться нарушить устав. На это способны лишь мы.

- Мы? – Озадаченно переспросил мужчина заинтригованно поддаваясь вперед.

- Мы! – Загадочно вскидываю бровки на глянцевый от духоты лоб. – Демоны. Согласитесь, ненависть к правилам нас объединяет. – Добавляю с печалью на устах.

- Договор был иной! – Разгневанно вскликнул смертный, закрутив башкой по сторонам.

- В чем смысл вам лгать? – Безразлично объявляю, старательно обводя пальцем древесные кольца на барной стойке. – Я отвечу на все ваши вопросы!

- Лгать? – Удивленно захлопал глазищами, - милочка! - Миндальничает пройдоха, - вы дитя преисподние. – Осторожно буркнул старик. – Я хочу говорить с архангелом, - торопливо снимая повешенный на спинку стула черный пиджак от смокинга. – Иначе, сделке конец! – Блефует человек, выплевывая в воздух, лишний шум.

Какой же упрямый старикашка! Из груди вырвался сдавленный смешок, меня вырыгнула сама преисподняя, а до грехов Пастера, к счастью, не опустилась.

- Твоя душа принадлежит мне Боуди Дикинсон. – Обнажаю белоснежные клыки в язвительной улыбке: - Сегодня ты сдохнешь с моими ответами или без, выбирать тебе! – Резанула недовольной интонации по не много глуховатым ушам мужчины. Чую беседа будет долгая.

- Разыгрывайте меня! – Возмущённо уставился на меня в упор.

Десятилетие Нефилим готовился услышать правду, а теперь немеет от ужаса, оттягивает роковой момент. Все это время в нем царила напыщенная уверенность в своей невиновности, в одночасье разрушившаяся от одного моего взгляда.

- Ты боишься! - Утомленная глупой болтовнёй, не скромно зеваю во весь рот, - истина всегда пугает, - поясняю глупцу, эмоции захватившее власть над его рациональном сознанием, - будоражит. Но разве я здесь не для этого?

- Удивите меня, - заблеял невинной овцой собеседник.

- Скажу вам, вы удивили меня больше! – Я не могла не съехидничать, уж в этом моя черная сущность!

- Вы не имеете права судить! – Волком уставился на меня.

- Твоя жена скончалась от рака! – Предвзято произношу, - сын разгильдяй сдох от СПИДа в тюряге, на хере разукрашенного татухами шкафа! – По-твоему это не суд – приговор вынесен. Я твой чертов молоточек!

- Боже, перестаньте! - Умоляюще взвыл старик, хватаясь обеими руками за грудь. – Я этого не вынесу!

Рана слишком глубока, двадцать лет не срок, ничего не затянется на душе за это время и не пройдет. Максимум образует корочка либо коллоидный рубец, уродливый и болезненный, но в том и в другом случае, уязвимые от любого мимолетного наваждения!

- Я не позволю сдохнуть твоему телу, не ответив на все вопросы! - Холодно успокаиваю страдальца, схватившегося за сердце.

- Теперь ясен, выбор столь развратного заведения, - отдышавшись от сердечного приступа, с омерзением говорит болтун. – С кем имею честь беседовать? – Высокомерно обращается ко мне, обмахивая себя потными ладошками.

Черный плотный костюм собеседника стал тяжелым и влажным от пота, а идеально выглаженная рубаха с острым воротничком намертво прилипла к смуглой коже старика.

- Линк! – Звонко представляюсь, коварно улыбаясь.

- Какая ирония! – Кашляет в кулак. – Связь с вами стоит души!

- Ирония в том, что вы священник, - Хихикая поправляю его. – Как человек вашего ума снизошел до греха такого уровня.

- это никому не понять, - угрю буркнул себе под нос, - вы похоже на невинное дитя, - восхищенно подмечает, затачивая мимолетный взгляд на дне пустого бокала.

- У-ур – Игриво мурлычу, царапая воздух пальчиками, точно кошечка. - В этой шкуре невинность - только мысль о ней. Я самое грязное и порочное существо на этой планете, хотя, - задумчиво загудела, - первенство по праву принадлежит моему отцу!

Взгляд священника, жаждущий сакральных знаний, тяжелой колесницей проехался по моей довольной физиономии:

- Раз я все равно сегодня умру, вас не затруднит ответить на пару моих лишних вопросов?

Предвидя зародившийся в чертогах его смутного разума бредовый вопрос, склоняю голову в уныние:

- Рай не скрыт за облачками, - напряжено растягиваются уголки сочных губ, о воспоминаниях столь прекрасного места. - Его чертогов достойны по меньшей степени фанатики, в большей абсолютные психи. – безжизненный шёпот, остаётся тлеть на устах.

- Где же? –Голодно уставился на меня?

- У каждого свой ад. Слыхали это выражение Мистер Дикинсон, - перетаскивая тоскливый взгляд, на возбужденную рожу собеседника, - рай, таже песня.

- Должно быть место! – Возмутился старикан, чуть ли не крича во всю глотку, - где вы климете грешников, наказываете не праведников, в конце концов куда отправиться моя душа?

- Ад, - бровь надменно приподнялась, - напоминает женскую душу, полная нескончаемой энергией, темной и удушающей. Она полыхает ядреным пламенем, а слезы горящие валуны, гроздями скатывающие по нежным щекам. Ее предали, подло вонзив нож в спину, и теперь ее святилище место вечной скорби и всецелого самобичевания, без права на исцеления.

- Боже, - шепнул Дикинсон, прикрывая в удивление ладонью рот, — это ужасно!

- Ад бок о бок ютиться с раем под сердцем нашего покровителя, и это не Ях...

- Что ни будь желаете? – Подносом нарисовался симпатичный парнишка, в черном фартуке и тканевой салфеткой в руках.

Смертный безвозвратно поглощён моим дух захватывающим повествованием, отвечая на автопилоте, бармену на вид не старше двадцати лет:

- Пожалуйста два пива! – Кидает не глядя. – Линк вы пьете?

- Не вижу в этом смысла! – Расстроенно пожимаю плечами, - нам не дано вкусить земных благ.

- тогда я выпью два, вы не против? – Обреченно заявиляет мужчина, смачивая сухие губы, темным шершавым языком.

Я безразлично хмыкаю в ответ.

- Как он выглядит? – Захрипел Дикинсон.

Меня до сих пор обжигают воспоминания о лике Божьем. Молитесь грешнике, ибо высохнуть слезы на его глазах и падёт ваш мир к ногам кумира!

- Ваши напитки сер, - бармен ставит перед нами два полных до краев бокала пива, полируя мой сосуд, искрящийся от восторга взглядом.

- Спасибо, - сквозь зубы кидает старик, обжигая юношу не приветливой интонацией.

- Всегда пожалуйста! – Ободряюще отвечает мальчишка, поворачивается спиной, приступая к полировке крошечных рюмок тканевой салфеткой, перед ним бетонная стена, разукрашенная пошлыми картинками голых женщин, к которой приколочена узкая деревянная полка, с выстроенными в ровный ряд бокалами.

- Утолите же мое любопытство! - С натугой просит грешник, -Бог действительно, таков, как о нем пишут в книгах? - В нетерпение повторяет свой вопрос.

- Вы священник мистер Боуди, - осудительно произношу, качая головой под несуразицу, играющую из колонок. – Кому вы служили пятьдесят восемь лет?

- Я знаю, знаю! – За оправдывался неверный, - но разве ваше любопытство утолила библия?

- Библия? – Возмущенно вскликнула! – Ваши истинные книги до сих пор не найдены и не расшифрованы. Бог – отец, жесток и справедлив! А вы посмели сделать из него няньку! – Демонстративно стучу кулачком по поверхности отполированной до блеска барной стойки. - Для этого есть ангелы, но и они устали с вами сюсюкаться, современный человек стал слаб, болен, у него отныне нет иммунитета перед соблазнами. Вы гниете в грехе, задыхаетесь в разврате, надеясь на благословение папочки?! – Эмоционально развожу руками воздухе.

- Умерь свой пыл Линк! - Осаживает меня бармен, трескучим от злости голосом.

- Какого хрена ты раскрыл свою пасть Адриан! - Скалюсь. – Изображай дальше несчастного трудягу! И не лезь, не в свое дело, - гневно, хмурю тонкие брови.

- Вы знакомы? – Ошеломлённо выпалил священник, - я думал…

- Не много. – Игриво перебивает парень, наваливаясь боком на край барной стойки.

- Знакомься! - небрежно кидаю грешнику, - твой ангеле хранитель, — вот причина твоей слабости перед грехами, твой хранитель пьяница!

- Есть такое! – Задорно рассмеялся ангел, приложив кулачок к моему плечу.

- Ты не в моему вкусе Адриан, - напоминаю тому, царапая симпотяшку суровым взглядом.

- Присмотрись! – настоятельно рекомендует коротышка, поджимая тонкие губы в едва заметную бледную линию, - я блондин и у меня голубые глаза, - ехидно кидает в ответ.

Я измученно выдыхаю.

- Все-таки мне удастся поговорить с кем-то из святых! – Громко заликовал старик. Но музыка в зале громче.

- Боуди, - Адриан с непозволительно пренебрежительной физиономий произносит имя подопечного. – Я пятьдесят восемь лет, наблюдал, за безрассудным уничтожением данной вам земной души. – Без особого энтузиазма размещая на морщинистой липкой ручонки старикашки свою ангельскую холодную ладошку. – И она, - указывая на меня пальцем, - лучше из твоих злодеяний. Поверь мне!

- Отпусти мои грехи, умоляю! – Резко поддался вперед, вопя об очищение, умывая горячими слезами изможденное жизнью лицо, спрятанное под глубокими рвами морщин.

- Ты продал душу, как только твоя нога перешагнула порог божьего дома. – Нетерпимо объясняет ангел, отстраняясь от смертного. – После ответов на свои вопрос, твоя душа будет уничтожена! – Парнишка брезгливо обтряхивает фартука, до которого успел коснуться смертный.

Священник горько разрыдался: - Зачем же вы здесь? - Сбивчиво проговаривая сквозь накатившуюся истерику.

- Разве не ясно? – При попытке изящно скрести ножки в коленях, по ушам бьет треск разошедшегося шва на спинке платья, идею приходиться тут же отбросить прочь. Смущенно прочистив глотку, заканчиваю:

– Лицезреть твою смерть!

- Сколько раз я вытаскивал твою задницу из дерьма! – Монотонно бубнит крылатый, закатывая глаза. – Боуди ты самая мерзкая сущность, на моей практике. Линк! – Командным голосом обращается ко мне, - давай, - крутя перед носом несчастного старика салфеткой для полировки стаканов. – Кончай с этой мразью. – Торопливо удаляясь от нас в подсобное помещение.

- Прощу нет! Отче наш, сущий на небесах… М-мм!

- Черт! – Зажав старику ладонью рот, хорошенько обжигаюсь об святость вырывавшуюся из лживых уст. Все же заткнуть его у меня выходит. - Кстати, - щелкаю пальцами свободной руки ему под ухом, - Я не ответила на последний, самый важный вопрос! – Бедняга замолк, испуганно вцепившись в меня осоловелым взглядом. В глубине его темных глаз с легкой вуалью детской наивности, замерцало первобытное безумие, слезы хлынули рекой вновь. Мою руку защипало от покаянных слез пуще прежнего, стиснув зубы от боли, я продолжила: – Одна из твоих монахинь, соблазнительная, юная дева, поведала мне грустную историю. Разжимаю старику рот. Несмотря на возраст Боуди, его пухлые губы превратились в ломкую солому, кровоточащие алой сукровицей. Дыханье прерывистое и тяжелое, с яркой вонью гниющей под лопатками душонки. – Оказывается малолетняя голубоглазая шалава обвиняет тебя в педофилии! - Ад твой по праву! – Саркастически произношу, жадно ловя каждый ничтожный миг смерти старикашки. – Кстати. – Скривив издевательски не правдоподобную гримасу сожаления.

Священник побледнел за долю секунд. Теряя равновесие слетает вниз с высокого стула на пол, прямо под ноги крутившимся рядом людишкам. Раздаются испуганные возгласы челядей, сжавших беднягу в плотное адское кольцо.

- Невинный плод творения, - манерно спускаюсь к идиоту, - сгорает в очищающем адском пламени вместе со своей малолетней белобрысой мамашей, бессовестно замалчивающая твои злодеяния!

Дикинсон хватается за грудь, сминая дорогой пиджак из шерстяных нитей в кулаке изборожденный набухшими синими венами! Ненасытно выхватывая из влажного воздуха плотные куски, не в силах сделать и малюсенького вздоха.

Нависнув над хрипящим старикашкой, утапливаю его сморщенную в муках физиономию в пышном бюсте, шепча над ухом, - а вот это инфаркт! – Плавным движением кисти вытягивая из искрящегося под рукой воздуха атам жаждущий напиться принадлежавшей мне по праву души!

- Отдай свою душу мне! – Наконец решаюсь перевести взгляд с умирающего под натиском ночи горизонта на Йогу.

- Забирай! - Сладко напивает мне на ухо, - ты секси!

В этот момент горячее тело молодого человека, покрытое мышцами, становится инфантильным, раздражающим и по идиотский несуразным!

- Так просто! - Слегка приподнимаю бровь, не от удивления, скорее от бональщины ответа. Люди просто оказываются от души, не осознавая ее истинной ценности.

Ну что я могу на это сказать: «Мы победили!»

Я вынуждаю себя раскрыться.

- Йогу, - гордо поднимаюсь, обтряхивая подол летнего сарафана. - я демон, и мне придаться забрать твою душу, раз она тебе не нужна!

Дальнейший сценарий, мне прекрасно известен: выслушиваю грязные, унизительные оскорбления касаемо собственной адекватности, затем следует истерический смех обвинителя с требованием сию-же секунду ответить за свои слова, а если не выйдет, добровольно согласиться на лечение в психушке! Только к несчастью для него, тысяча лет в аду, научили меня отвечать за свои слова. Я хватаю орущего от возмущения парня за глотку с удовольствием, перемещая нас на северный полис. Там то его тело не сразу найдут.

Смертные невероятно отвратительно переносят телепортацию, мой амиго не исключение. Парнишка обсосала от страха, но вовремя собрался и схватился за ржавую бабочку все это время коварно прячущем в кармане растянутой толстовки.

- О-оу, - издевательски тяну, с кровожадной ухмылкой на милой мордочке.

Я не надеялась на положительный исход событий! Энергия юнца в компании со мной расходилась по швам, истончалась до кружевной старой бабкиной салфетки, его конец являлся вопросом времени.

Взгляд самоуверенного, высокомерного самца по-детски испуганный, ноженки предательски дрожат, голосовые связки сковывает менжа, настолько, что вырывшийся из глотки истерический крик: - Уйди от меня! - Напоминает испуганный щенячий писк. Парнишка закидывает руку за спину, затем резко выбрасывает вперед.

Я ловлю в паре миллиметров от собственной скулы парализованными от холода пальцами ледяное лезвие, подавлено рыча сквозь клыки: - Предполагаю, душу, без боя не отдашь!? - С хрустом в костяшках сминая оружие, точно лист бумаги, отшвыривая бесполезную железяку в сторону!

Парень в ошеломление шлёпается на мокрую задницу, пытаясь от меня отползти, - Линк, Ты монстр! – Верещит Йогу, швыряя в меня крохотные куски льда вперемешку с крупицами сыпучего снега.

- Пять минут назад я была секси? – Наигранно дую губки. Только черные, как сердце моего отца глаза с легким оттенком кровожадности, ликующе сверкают в ожидание сладкой пищи!

- Нет! НЕТ! – Кричит, срывая голос до неразборчивого хрипа. - Ты не можешь быть прекрасна!

Я стаю прямо над ним, Йогу истерически дёргаться на не большом ледяном островке, не на миллиметр, так и не сдвинувшись с места, страх за собственную шкуру с морозом сковал слабое сломанное человеческое тело. Воздух ярко заискрился под моей правой рукой, тягучий дым, плотно оплел кисть, и я с наслаждением вынимаю прямиком с адской наковальни звенящий от прикосновения с раскалённым от напряжения воздухом атам.

Мои тонкие, длинные пальцы, крепко сжали древнюю, как крест божий каменную рукоять кинжала.

- Шестисот семьдесят девятая душа, - угрюмо вздыхаю, опускаясь перед парнем на колени, - и снова не удача! – Голодно въедаясь в расширенные до размера чайных блюдец глаза любимого. Шёлковая рубаха, спрятанная под кофтенкой смертного, дрожит, от набата вот-вот разлетевшегося на кусочки сердечка. – Безумие прекрасно! – Прильнув к смертному, касаюсь ребром кулачка окутанный темно-фиолетовыми лентами дымящиеся едким смогом усыпанной мурашками и каплями пота груди Йогу. – Жаль, - громко цокнув, - разжимаю пальчики стискивающие атам, аккуратно упирающийся в левую грудину смертного, дьявольское творение быстро и самопроизвольно врывается в сердце жертвы острейшим лезвием заточенное молитвами праотцов. Пачкая мое шикарное, голубое коктейльное платье, брызнувший из раны кровью.

Меня вполне устраивало прежнее одеяние, только меня срочно затребовал учитель, не повиноваться не имею права. Появление в кровавом наряде многим людишкам, окажется не по вкусу. Пришлось примерить на себя черную бесформенную толстовку бывшего, кровь на ней менее заметна, а вот дырка виднеется прекрасно, не много обнажая часть моей левой груди.

Длинный темный коридор полный немой, коварной тишины, заканчивается резким тупиком со стальной дверью «спустя рукава врезанной в стену» Приблизившись к женщинам нежного возраста, оказываюсь в эпицентре настоящего пожарища! Кто пришел сюда по собственному желанию, кого убедили, вынудив на очередное преступление. Есть и те, чьи взгляды истерично рассекают пространство в лоскуты, в поисках иной двери.

- Без пятнадцати пять утра! – Раздраженно рявкаю в звонкую пустоту! – Натирая слезившиеся от едкого смога красные глаза. В полголоса задавая себя один и то же вопрос: - Причем здесь я?!

С места нервозно вскакивает блондинка в розовом, прилипая плечом к стальной двери: - я следующая, - шепчет, словно боясь быть услышанной.

Кашляя в ладошку от удушливого запаха жженой бумаги застрявший где-то в глотке. – демонстративно произношу, - не терпится убить сына? - Указывая кивком головы на плоский животик дамочки, скрытый под свободной вязаной кофточкой.

Сию-же секунду за спиной раздается лицемерный гневный шепот грешниц.

- Повтори-ка, неряшка? – Цедит та, обводя меня унизительным взглядом.

На мне ботфорты, ко всему прочему толстовка убитого провоняла саньем, а торчащие коленки разукрашены свежей кровью.

- Ты не имеешь права ее осуждать! – Позади меня раздаться невнятное блеяние, одной из оставшихся в живых жертв аборта.

- Сама! – Мне в грудь довольно резко упирается коротенький пальчик блондинки, - каждых шесть месяцев небось сюда бегаешь!

- Вообще то, - саркастически улыбаюсь, обнажая белизну острейших клыков, - гораздо чаще. - Мое расслабленное лицо вмиг серьёзничает.

- Больная! – В унисон загудели женщины, и та, что предо мной тоже.

- tuum anima mea ad me - Кристина, - хватаю дешевую шкуру за груднички.

Невнятный шепот испуганных душонок, переродился в панические вопли о помощи!

Дверь резко распахивается, и мне в нос упирается безбровое длинное лицо с двумя черными глубоко посаженными глазами: - Наконец-то! – С облегчением выдает учитель, ошпаривая меня гневным взглядом.

Не успеваю красочно оправдаться, в рукав толстовки впивается худущая лапа, силой затягивая внутрь кабинета, захлопывая следом дверь!

Вот и ад!

Агрессивный белый свет бьет по глазам, напоминая ослепляющий фонарь Хорона. Только лодки здесь другие, маленькие и стальные. В центре не большого кабинета за широкой тонюсенькой ширмой прячется старенькое гинекологическое кресло, рядом на шатающихся ножках расположен столик с небрежно валящимися не обработанными от крови медицинскими инструментами. В правом углу, под окном, завешанным скрипучими жалюзи, стоит раздувшийся от влаги фанерный стол с кучей медицинских карт.

- Знакомься! – Учитель задорно подталкивает меня вперед, - Игорь Иванович, гинеколог!

- Здрасти, - робко шепчет мужчина азиатской внешности, скованно протягивая мне теплую морщинистую ладошку.

Я бы ответила да мое внимание на мертво приковал к себе прелестный постер с розовощёким младенцем, завернутым в махровое полотенчико, черт знает, о чем гласит надпись сверху данного шедевра, уверенна, что-то из рода: «- мама я хочу жить!»

Хохоча во весь голос, Ювист резко сдергивает с меня глубокий капюшон толстовки, освобождая взъерошенную копну темных волос, - даже знать не хочу, почему от тебя воняет мочой! – С идиотской улыбкой нарезая возле меня круги, точно голодный шакал.

Я учтиво увожу взгляд в сторону гинекологического кресла, с омерзением вдыхая запах скорби и боли, витающей в проседающем рваными швами воздухе.

- Черт! - Из легких вырывается судорожный вздох, а грудную клетку переполняет чувство очередного приступа тошноты.

- Линк, – Полушепотом одергивает меня наставник. Наконец решив остановить свое бессмысленное кружение, замирает у меня за плечом. – Ты прекрасно осведомлена чем я рискую, выбираясь на поверхность.

- Велиал! - Пищу в ответ, сглатывая горечь, в четных попытках укротить рвотный позыв.

- Тс-ссс, - На губах оказывается скрюченный палец учителя, - Без титулов! – Шепотом просит, мучительно долго наглаживая не принадлежащие ему уста, длинным когтем способным вскрыть бронированный сейф с той-же непринуждённой легкостью, как банку лимонада.

Ювист подозрительно кивнул в сторону докторишки, стоящего все еще с протянутой рукой. – У него для тебя кое-что есть! - Блеет мне на ухо.

- Игорь Иванович. - Скованно проговорил вновь старик, испуганно делая ко мне крошечный шажок.

- Смертный? – Чувство абсолютного величия изящно приподнимает тонкую черную бровь на лоб. Не вольно кривя губы в лицемерной ухмылке, натянуто произношу:

- Здравствуйте! – А на лице выражение полного непонимания происходящего.

Внимательно осматриваю маленького пузатого старикашку с ног до головы: на затылке, лезет старческая седина, глаза темно-серые с легкой поволокой, скрывающие в себе несправедливо много тоски и разочарования в жизни! Лицо окутывает тонкая паутина историй, складывающаяся в глубокие тяжелые морщинки. И каждый раз, при-попытки заглянуть чуть дальше его грудной клетки, мое естество неприятно разрывается на куски, предупреждая: «Держись от него подальше»!

С недовольной физиономией все же приходится принять жест приветствия грешника.

- Что вы делаете? – Испуганно заверещал врач, вылупившись на темно-фиолетовы ленты, вырвавшиеся из кончика моих пальцев, плотно окутавшие узкий манжет белого халата, заставляя тот расходиться на ниточки.

- Ты сдохнешь, а душу уничтожат, без права на воскрешение, в курсе? – Едко бросаю, осудительно шлифуя взглядом обнажившуюся дьявольскую метку старика, красующуюся на сморщенном запястье.

— Это не твое дело! – Резко осаживает мой запал Ювист, торопливо освобождая руку до смерти перепуганного самозванца. - Ты должна короноваться! – Вонзая острые когтищи мне в щечки, силой принуждая опустить голову до уровня своих иссохших губ. Скрепя сточенными клыками, - до того, как Тигана, займет незаслуженное место! – Громко сглатывая язычки пламени, вырывающиеся из сухой смердящей гнилью глотки! – Пока, ты пытаешься выдумать себе иной смысл существования, чертовка облюбовала покои царя! Знаешь, чем нам грозит, твоя глупость? Рождением грязнокровки!

Не готова я еще стать матерью бедующего тирана!

- Плохо-о! - Ужасно напряженно выдаю, тревожно хмуря мордашку во всю пластичность кожи! – Я б... – не успеваю договорить.

- Плохо? – Раздраженно перебивает Велиал. - Грядёт Армагеддон, без истинного наследника, мы падём, как жалкий скот! Возьми наконец-то себя в дрожащие ручонки, - весьма точно подмечает демон, скорчив морду напоминающую старую гнилую картофелину, окидывая меня притязательным взглядом. – Исполни свое предназначение! – Требовательно рявкает на ухо!

Я виновата роняю взгляд в пол, растерянно всматриваясь в бурые пятна крови на черных лакированных насох ботфортах, мысленно проклиная поселившиеся во мне смятение, сжимая пальцы в кулаки, дабы те не тряслись от разыгравшееся во мне волнения.

- Выслужись перед нашим отцом! – С пеной у рта продолжает наставник, - докажи всему аду, именно ты достойна семя владыки! - Толкает в плечо старикашку и тот, потными мясистыми пальцами вынимает из растянутого кармана белого халата вибрирующий живой энергией свиток! – Многие демоны готовы на диверсии с интригующий ноткой драматизма добляет учитель, - пока, эта великая роль, принадлежит тебе!

Лучше бы мне принадлежала жизнь…

Демонов не учат задавать вопросов, нам говорят- мы делаем. И плевать на всю абсурдность ситуации. Ни подписи, ни договоров, и наличие бессмысленного совета не к чему! Моим безапелляционным соглашением на сделку является прикосновение к клочку пергамента! Пока я не выслужилась до венца, моим верным спутником является немое покорство.

- Ты не в том положение воротить носом, - Раздается властный голос учителя, в каждой моей чертовой извилине.

- Возьми же! – Твержу про себя, бесследно растворяясь в предчувствие чего-то дурного, насильно топя себя в фальшивой уверенности, принимаю задание из рук смертного, ярко зеленая пульсация свитка гаснет прямо на глазах, превращаясь в палящий столб дыма, оставляющий на моих пальцах холодный матовый блеск.

Опасение, скребущее острыми когтищами мой стан, бесследно опало и я с облегчением выдохнула, - Я не суккуб! – Растерянно хлопаю глазищами, не рискуя вчитываться в суть задания.

- Трудяги, - жалобно скулит Ювист, разводя руки по сторонам, - им приходиться выходят на задания группами, знаешь, как сложно развратить современного человека, гниющего в блуде и похоти?!

- Черт с тобой! – Побеждено взмахиваю руками над головой. Собираясь оставить столь неприятно для меня компашку, слышу в след:

- У меня для тебя угощение, - по-волчьи скалит пасть высший демон. Щелкает сухими пальцами в воздухе и между нами, на холодном вздутом линолеуме в клубах иссиня-серого дыма разворачивается черное, бархатное покрывало, - какой букет! - Серебрит, вожделенно втягивая в широкие ноздри, запах жжённой бумаги, имеемо так пахнет убитая детская душа при аборте.

Уста обуяет ничего не значащая ухмылка. Мысленно заплутав среди ошметков крошечных тел не рождённых. Целое кладбище на куске тряпки, отличие лишь в том, что у них никогда не появиться надгробья. Мягко раскрою ладонь и в тут же секунду сожму горячую, пылающую рукоять ритуального атама.

- Слишком далеко ушла! - Упрекну себя, прежде чем, вознести над убиенными, жаждущие утолить животнический голод лезвие.

Атам окутает оглушающий молебный шепот мертвых, слышимый лишь демонами. Густая темно-фиолетовая пелена с пульсирующими ало-красными прожилками заструиться по острию клинка вниз к вкусному завтраку, вбирая в себя невинные душонки, одну за другой, покрывая мои ладони тонким слоем теплого мраморного пепла.

Мое искалеченное тело нальется новой силой, излучая яркий ослепляющий блеск.

- Какое двуличие! - Осудительным тоном пронесётся в уме поспешный вывод, не знакомого мне до этого момента докторишки, потирающий оголенную кисть, торчащую из распущенного до локтя рукава! Но я не рискну обвернуться.

Поглотив последнюю душу, передо мной останется кусок ткани, обугленный до дыр.

Подняв голову, увожу орущий об сожаление взгляд в сторону учителя. Нервозно кусая кроваво-красные губы в надежде унять ор детских душонок молотами мотающееся во мне от ребра к ребру.

- Самобичевания удел грешников, - С долей иронии напоминает Белиал! - Не позволяй бледным солнечным пятнам заполнить твою сущность. - Широко улыбаясь белыми пеньками.

- В моей сущности, тьмы больше, чем песка в пустоши! – Огрызаюсь! – Я выполню это незамедлительно! - Рявкаю, в точности цепная шавка с опущенной к земле мордой!